Текст книги "Левая Политика, № 16 2011. От сект к партии"

Автор книги: Борис Кагарлицкий

Соавторы: Ирина Юрьева,Елена Галкина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Повторяю, нужно идти снизу, и такое движение неизбежно приведёт к созданию межрегиональной и даже общероссийской организации. Никто в Москве не имеет права объявлять себя центром, навязывать свою стратегию и тактику регионам. Регионам зачастую виднее, как им развиваться, главное, чтобы такое развитие происходило.

Создание новой левой партии необходимо и неизбежно. Подталкивать этот процесс, однако, неразумно, бессмысленно. В лучшем случае сегодняшнее коммунистическое движение может породить новую политическую партию к следующему избирательному циклу, то есть к 2017–2018 году. Может быть, и не успеем, это не трагедия, я думаю. Это будет означать, что общество не созрело для новой политики. Или, напротив, тот кризис, о котором говорил Борис Юльевич, многократно интенсифицирует развитие ситуации, и те низовые коммунистические движения в регионах, о которых я говорил, окажутся, вполне возможно, в авангарде социального протеста на местах, социальный процесс ускорится, а с ним и процесс создания партии пойдёт быстрее. Не исключаю, что придётся торговаться с режимом по поводу регистрации этой партии, а может быть, к тому времени режим и сам будет заинтересован в том, чтобы такая партия появилась. Я не буду гадать, я только уверен в том, что мы должны быть к этому готовы, и что создание низовых коммунистических организаций необходимо. Ещё год назад мне казалось, что это будет очень долгий процесс, но Геннадий Андреевич Зюганов, надо отдать ему должное, всячески ему помогает и способствует тем, что исключает людей в регионах и разгоняет партийные комитеты, выдавливая тем самым здоровые элементы из КПРФ. Сегодня уже есть Питерская «Аврора», создана «Аврора» в Нижнем Новгороде, есть «Ставропольский Союз коммунистов», есть «Союз коммунистов» в Красноярске. Сегодня идут процессы, которые неизбежно приведут к созданию подобных структур в Москве после разгрома московской организации КПРФ. И я думаю, что челябинцы тоже к этому же придут, у них полгода назад тоже был погром. Это уже достаточное число регионов, чтобы можно было говорить о всероссийской тенденции. Там, где центральное руководство КПРФ вмешивается в дела региональных организаций, исключая авторитетных коммунистов, пытаясь повлиять на идеологию и деятельность организации, там, где оно продаёт мандаты, неизбежно появляется группа недовольных, причём группа недовольных не по коммерческим, а по принципиальным соображениям. Если находится пассионарный лидер, а группа по численности и активности может обособиться от КПРФ и начать самостоятельную Деятельность, начинается процесс создания новой коммунистической организации. Каждая из этих групп может распасться через какое-то время, не выполнить исторической задачи, если она на местах не будет Решать те задачи, о которых я уже сказал: социальная база, кадры, идейно-теоретическое обновление, организация. Вот то, о чём я хотел вам рассказать, больше не задерживаю ваше внимание, спасибо.

Далее слово было предоставлено Межуеву Борису Вадимовичу (заместителю главного редактора «Русского журнала», заместителю генерального директора Фонда гражданских инициатив «Стратегия-2020», доктору философских наук, г. Москва)

Борис Межуев: Мне кажется, сейчас перед левыми стоит задача даже не развития, а создания левой среды. Сегодня, как мне представляется, левая среда разрушена, и те процессы, которые будут происходить с ней в ближайшие годы, будут ещё более сложными и катастрофическими. Я начну издалека. В 2007 году в журнале «Смысл» я опубликовал текст под названием «Кто на новенького», посвящённый феномену постоянно возникающих новых партий в российской политической жизни. Начиная с 1999, когда появился Союз Правых сил (СПС), потом «Родина», потом «Справедливая Россия», мы всё время видим, что, собственно, реальное значение, даже не политическое, а, скорее, политико-культурное, общественно-культурное значение, имеет не столько побеждающая на выборах партия – в 1999 году «Единство», в 2007 – «Единая Россия», в настоящий момент – «Народный фронт», – сколько новая партия. Новая партия выражает те общественные ожидания, на которые, в конечном счёте, ориентируются политические режимы. СПС в 1999 году выражал собой суть того, что происходило в последующие годы.

Такую же роль играла «Родина» в 2003, задав антиолигархическую повестку дня, в определённой степени анти-иммиграционную. И даже «Справедливая Россия», несмотря на то, что политически себя эта партия особенно ярко не проявила, но в каком-то смысле она сумела угадать поворот к интеллигентской правозащитной риторике, в определённой степени популистской, предварив победу прогрессистов в Соединённых Штатах Америки и в какой-то степени даже предварив определённые действия нынешнего Президента.

Конечно, мы видим, что на повестке дня сегодня, безусловно, правая партия. Правая партия, которая собирает вокруг себя всё больше самых разных, даже неожиданных сторонников. И мне кажется, что чем дальше, тем больше эта коалиция вокруг «Правого дела» будет расти. К сожалению, увеличены сроки легистратуры, то есть мы будем шесть лет иметь дело со следующей Государственной Думой и, соответственно, ротация этой новой партии будет гораздо более сложной. Но сразу с победой той или иной партии возникает её конкурент. Так, например, националисты были конкурентами правых в «нулевые» годы, как впоследствии «Справедливая Россия» стала конкурентом «Родины», предварительно вобрав её в себя. И следовательно, должен возникнуть конкурент и у правых. Вопрос, таким образом, заключается в том, сможет ли возникнуть некая левая среда, которая после и, может быть, до 2012 года, могла бы создать ясную, внятную общегражданскую альтернативу этой побеждающей правой силе. Что собой представляет эта правая сила понятно уже сегодня. Это не что иное, как прикрытие различных неолиберальных реформ, которые будут осуществляться, вероятно, с лета 2012 года. Что это за реформы, тоже понятно: пенсионная реформа, продолжение реформы ЖКХ, здравоохранения и тому подобное. Но одновременно это будет гораздо большее по своему значению политическое объединение, которое вберёт в себя очень многое, тем более, мы видим сегодня, что многие левые туда вступают. Кстати, я бы не делал особую ставку на левую культуру, потому что левая культура прекрасно приватизируется правой политикой. Начиная с конца 90-х годов, мы видим, что правая политика во многом существует за счёт левой культуры, феномен Марата Гельмана, по-моему, прекрасно это подтверждает. Никакая левая культура в каком-то таком сектантском смысле левую политику в России не сделает. Нужны ясные, понятные, общегражданские инициативы. В чём же они могут заключаться, на мой взгляд?

Здесь необходимо разобраться и понять, что представляет собой неолиберализм. Главная ошибка всех, кто пишет о неолиберализме и в России, и в Америке, и в Европе заключается, на мой взгляд, в узко экономической трактовке этого явления. В такой постановке вопроса понимание может быть вполне правильным, но обязательно не полным. Обычно неолиберализму инкриминируют экономические недостатки, торможение экономического роста, сбои в социальной политике. Но, на мой взгляд, этого недостаточно, это не объясняет, например, давно интересующий меня и моих коллег феномен отсутствия ротации в российском экономическом истеблишменте. Что бы ни случилось, какой бы кризис не произошёл, какая бы катастрофа не разразилась, ничего в российском экономическом истеблишменте не меняется. Остаются всё те же примерно люди, точно одни и те же идеи и концепции побеждают, одна и та же экономическая доктрина господствует, всё время одни и те же экономические рецепты считаются наилучшими. Ничего не меняется, и даже те люди, которые пытаются что-то изменить, вынуждены интегрироваться в это постоянное, устойчивое поле экономической аристократии. Дело, как мне кажется, в самом феномене капиталистического общества.

Капиталистическое общество по сути своей таково, что неолиберализм будет существовать в нём всегда. Капиталистическое общество фундаментально, по сути своей несправедливо. Я говорю сейчас даже не о системе неравенства, а именно о системе несправедливости. Как только капиталистическое общество само начинает двигаться к чуть большей справедливости, по крайней мере, в распределении материальных доходов, оно тут же сталкивается с кучей собственных проблем: замедлением экономического роста, инфляцией и т. п. И неолиберализм – это своего рода попытка подстегнуть экономическое развитие за счёт снижения элементов справедливости. Понятно, что общество, в котором люди, производящие необходимые для всех блага, всегда оказываются беднее, чем те, кто задействован в сфере рекламы, маркетинга, финансовых спекуляций и т. п. Такое общество по сути своей не может считаться справедливым и нравственным. Создать полностью справедливое и нравственное общество внутри капитализма невозможно. Можно ли радикально поменять эту систему, как это было в эпоху СССР, вот тут большой вопрос. С одной стороны, советское общество было более справедливым, но менее свободным. Вопрос о том, можно ли совместить справедливость и свободу, представляется мне открытым, и я не знаю, кто мог бы на него сегодня адекватно ответить. У меня нет представления даже о коммунистической утопии, которая могла бы решить эту проблему.

Тем не менее, в нашем, постсоветском, обществе мы имеем дело с обратной ситуацией. В силу отсутствия для наёмного труда и интересов наёмного труда всякой возможности быть представленным и на политической сцене, в нашем обществе господствует несправедливость, господствуют элементы неолиберализма и так далее. Это общество в силу определённых политических институтов делает невозможной адаптацию капиталистической системы к, условно говоря, человеческой нормальности, это общество препятствует появлению системы, в которой можно выражать интересы не только бизнеса, капитала, государственной системы в целом, но и интересы наёмного труда.

В этом смысле, мне кажется, левая коалиция, левая идея должна предлагать демократическую альтернативу. Я не большой поклонник Ленина, но у него одна мысль была абсолютно правильной и оказалась, как ни странно, справедлива и для России начала 20 века, и для России начала 21 века. Мысль Ленина заключалась в том, что буржуазия в России (сегодня мы говорим «бизнес-класс», что по сути то же самое) не способна реализовать требования буржуазно-демократической революции, не способна установить буржуазную демократию. Несмотря на то, что нынешний бизнес-класс и российская буржуазия начала 20 века – это совершенно разные по своему человеческому составу слои, группы, тем не менее, эта характеристика справедлива для обеих этих групп.

Сегодня самые радикальные требования либеральной оппозиции практически не включают в себя требования буржуазной демократии. В этих лозунгах может содержаться что угодно: правая партия в Думе, защита права собственности, смена идеологии. Но на вопрос: а хотите ли вы демократии, в лучшем случае последует уклончивый ответ. Эта наступающая правая сила сама по себе России демократии не принесёт. Она прекрасно понимает, что если пойти на серьёзные демократические преобразования, нужно будет пойти на изменение социально-политической и экономической модели. Я имею в виду чисто буржуазную, парламентскую демократию, я не говорю о какой-то иной – рабочей или об экономической демократии. Я не то, чтобы не верю в демократические альтернативы парламентской демократии, но я пока не вижу, как такая не буржуазная демократия может быть поставлена во главу угла реального политического процесса. Но задача буржуазно-демократических преобразований не ставится во главу угла авангардом, и даже арьергардом, правой оппозиции. Главный лозунг правой оппозиции – возвращение в Ельцинскую эпоху. Поэтому возникают удивительные паллиативы, нельзя поставить вопрос о парламентской демократии, но давайте поставим вопрос о децентрализации страны. Децентрализация компьютеризация – это хорошо, об этом можно и нужно говорить. Но вопрос о том, что победившая на выборах в Думу партия должна формировать правительство и, следовательно, правительство должно зависеть от мнения избирателя, не может быть даже поставлен. Это невозможно как для официоза, так и для его оппонентов.

Это действительно проблема, что буржуазия с её зависимостью о: государственной протекции, от государственных льгот, очень зависит от власти, связана с ней и потом) соответственно, откровенно боится избирателя. Поэтому в России первоочередная задача левых, на мой взгляд, заключается в том, что взять на вооружение простую идею создания в России парламентской демократии, внутри которой только и может реально существовать левая партия. Эту идею необходимо продвигать и осуществлять любыми способами – посредством политической пропаганды, посредством того, что мы с моими коллегами называем политической критикой, посредством особой журналистики, массовых левых движений. В сегодняшней системе такая партия может даже победить, быть господствующей, иметь конституционное большинство, но от этого никак не будет зависеть политика правительства, которая определяется совершенно другими факторами, абсолютно другие люди и интересы на неё влияют. В таких условиях ни левое, ни правое не может существовать. Вообще публичная политика теряет всякий смысл, сохраняя смысл только как PR-сопровождение действий власти или не только власти.

Собственно эту идею мы с рядом коллег и пытались реализовать во время нашей деятельности, так сказать, рядом с властью. Во-первых, нам казалось, что эпоха Медведева – это определённый шанс, который, кстати, не был реализован, не был использован, хотя мы на него работали, ничего не получилось. Шанс был в связке с американскими событиями, где к власти шли силы, называющие себя прогрессистскими, которые пытались реализовать альтернативную неолиберализму программу, пусть не просто непоследовательно и наполовину, а, скорее всего, откровенно неудачно. И всё-таки соотнесение нынешнего российского президентства с американским позволяло надеяться на то – что удастся сдвинуть социально-экономическую политику от неолиберализма в сторону умеренного прогрессизма. Эта была первая задача, которую мы с моими коллегами ставили перед собой, используя возникший у нас «Цех политической критики», мы надеялись на серьёзную общественную поддержку. Отсюда тема «интеллектуального класса», в какой-то степени возвращающая нас в шестидесятые годы, когда интеллектуальный класс, как в Америке, так и в России, казался гегемоном исторического прогресса. Не случайно и американский, и российский президенты всё время делали в своих выступлениях отсылки к 60-м годам. Обама вспоминал спутник, Медведев говорил о физиках и лириках, звучали всё время ностальгические нотки – какая была хорошая эпоха, полная надежд и т. п. Казалось, что возник некоторый зазор, существующий между трендом публичной политики и неолиберальными политическими силами.

И вторая возможность заключалась в том, чтобы сдвинуться в сторону публичной политики, парламентской политики за счёт активизации правящей партии. Именно эта идея была положена в основании статьи, которую мы с Михаилом Ремизовым опубликовали в газете «Газета» под названием «Охота на медведей». Партия не должна быть ширмой для действий власти, она должна иметь своё лицо, свою собственную программу, отличную от неолиберальной, и защищать её. Возможно, это будет уже партия, не захватывающая конституционное большинство, но это будет партия, представляющая собой полноценный политический субъект, способный активно отстаивать свою собственную политическую позицию и стратегию. К сожалению, была избрана другая стратегия избирательной кампании, в которой оказалось сложно реализовать эту идею.

Сегодня, вероятнее всего, в результате нового электорального цикла мы будем иметь иную политическую повестку, внутри которой, несомненно, правые обретут видимость, даже если они наберут 8 %, а не 10 или 20. Всё равно эта восьмипроцентная политическая партия именно потому, что это новая партия, на ней сосредоточены элитные устремления, на ней сосредоточены общественные устремления, станет центром политического процесса, на неё все будут ориентироваться.

И задача заключается в том, чтобы, отказавшись от разделяющих левых культурных, религиозных, идеологических шор, создать левую среду, объединённую двумя принципами. Первый – это принцип справедливости, то есть попытаться вернуть российскому обществу идею справедливости. Нужно сказать, что сегодня российское общество – это общество, полностью отдалившееся от справедливости, полностью лишённое нравственности, совести. Общество, в котором любой преуспевающий человек считается правым именно потому, что он преуспевает, он, с точки зрения общества, по праву, согласно своим способностям, владеет своим богатством, и согласно такому же праву нищий является нищим. Наше общество ближе к маркизу де Саду и бесконечно далеко от классической русской литературы.

Одновременно левые должны предложить альтернативу, должны продвигать идею, что невозможно воспринимать любые экономические и политические рекомендации как абсолютно безальтернативные, как чисто технические. Здесь может быть отведена большая роль политической журналистике, которая должна каждый раз, каждым своим действием демонстрировать, что любое экономическое решение, любой политический или социальный рецепт не является техническим предписанием, отчуждённым от идеологии, а является следствием определённой доктрины, определённой системы взглядов. Такой журналистики сегодня в России нет, к сожалению, или она не достигает своей цели. И создание такой журналистики может стать, на мой взгляд, очень важным фактором создания и укрепления левой среды. Это та задача, над которой нам, как мне кажется, нужно серьёзно работать ближайшие три года.

Выступление Анны Очкиной посвящалось механизмам неолиберального наступления на общество.

Анна Очкина: Прежде чем говорить о сопротивлении неолиберализму, о преодолении этой политики, нужно понять не только то, чем неолиберализм является теоретически, чем он является в экономическом или в этическом отношении, о котором говорил Борис Межуев, но и то, что технически происходит. Нужно понять то, что же происходит с обществом под влиянием неолиберальных реформ, которые сейчас интенсифицировались, очевидно, что сегодня пошла мощная новая волна этих реформ. Прежде всего, по поводу справедливости. В основе неолиберальной идеологии лежит идея о том, что экономическая эффективность (понимаемая, прежде всего, как рыночная эффективность) всегда противостоит социальной справедливости. То есть, если вы под воздействием общественного мнения делаете шаг в сторону справедливости, попросту не даёте какой-то части общества умирать с голоду, то вы уже теряете в экономической эффективности. Неолиберализм исходит из того, что любые затраты на людей, любые затраты на нетрудоспособных граждан, затраты на улучшение условий жизни слабо защищённых слоёв общества, словом, любые вложения в людей вредны с точки зрения рыночной экономики, это, своего рода, «затратный навес над экономикой». Это главный тезис неолибералов и главный лозунг, под которым все реформы и происходят. Поэтому с точки зрения неолиберальной идеологии социальные блага (здравоохранение, образование, культура и т. п.) понимаются как услуги, большинство которых необходимо Распределять по рыночному принципу. Образование, например, уподобляется производству гамбургеров: вы чувствовали голод и съели гамбургер, вы захотели представить себя в наиболее выгодном для себя свете на рынке труда, вы получил Разование. Отсюда следует и требование к системе образования ориентироваться прежде всего на потребности рынка. Отсюда же – и коммерциализация социальной сферы в целом, это закономерный (и желаемый) результат неолиберальных реформ, следствие переориентации социальной сферы на платёжеспособный спрос, на рыночные потребности.

Всё очень стройно и по-своему красиво. Не вписывается сюда система социальной помощи. Социальная помощь, социальное обеспечение по определению не может распределяться по этим принципам, потому что спрос на неё не может быть платёжеспособным: в социальном обеспечении нуждаются люди, не имеющие средств к существованию или очень ограниченные в средствах, именно их бедностью потребность в социальной помощи и обусловлена. Но даже в неолиберальной экономической теории и идеологии есть представление о том, что если какие-то граждане постоянно будут умирать с голоду, это нарушит стабильность общества, что-то пойдёт не так. Так что социальная помощь всё-таки признаётся необходимой, но она принимается неолибералами как неизбежное зло, как затраты, осуществляемые под давлением. И тогда появляется идея адресной помощи, то есть предоставление социальных благ бесплатно только тем, кто в них нуждается. Ни в коем случае не будет для всех бесплатных или дешёвых детских садов, вузов и т. п., мы дадим только тем, кому реально нужно. Остальные граждане должны приобретать социальные блага, в основном, на рынке и по рыночным правилам.

Однако на практике адресная помощь оказывается и неэффективной, и затратной. Она нуждается в больших административных затратах: вы должны строго отслеживать тех, кто нуждается в социальной помощи, эти люди вынуждены собирать большое количество документов, подтверждающих бедственное положение и т. п. Всегда возникает проблема исключения из системы адресной помощи людей, чьё социально-экономическое положение немногим, но всё же по формальным критериям (среднедушевой ежемесячный доход семьи, например) лучше положения тех, кто имеет право такую помощь получать. Какой смехотворно малой и не принципиальной ни была бы разница, малообеспеченные люди, реально нуждающиеся в помощи и поддержке, из реципиентов адресной помощи исключаются.

Интересен пример с безработицей. Адресная помощь безработным неэффективна абсолютно, прежде всего, потому, что ориентирована только на так называемых официальных безработных, то есть зарегистрированных в службах занятости. То есть даже с объектом помощи есть проблема, помощь оказывается не совсем тем, а порой и совсем не тем.

В России существует две статистики безработицы – статистика Служб занятости, так называемая официальная безработица, и та, которую выявляют обследования Росстата по Международной организации труда (МОТ). Согласно последней статистике безработных в России в 3–3,5 раза больше. Но дело не только в существенных количественных различиях, это просто разные группы населения. Значительная часть безработных (около 60 % согласно социологическим опросам) не регистрируется на бирже, предпочитая находить работу самостоятельно. Наиболее экономически активные и обладающие относительно более высокой квалификацией люди, как правило, не регистрируются как безработные. А вся государственная помощь как раз оказывается официальным безработным, то есть меньшей части людей, реально нуждающихся в помощи по трудоустройству. Официальная безработица в России, кстати, невысока. Кроме того, определённая доля официальных безработных в работе реально не нуждаются, будучи заняты в неформальной экономике. Таким образом, частично адресная помощь безработным оказывается невостребованной, потому что предлагается тем, кто в ней реально не нуждается, а значительной группе людей, кровно заинтересованных в помощи по трудоустройству такие государственные услуги оказываются недоступными.

Другой пример неэффективности адресной помощи – демографическая политика, которая сегодня в России существует отдельно от социальной, даже противостоит ей и, следовательно, не работает. Государство предпринимает и финансирует определённые шаги по стимулированию рождаемости, а потом то же государство закрывает детские садики и гробит школьное образование. Получается противоречивое послание населению: «вы можете иметь много детей, вам поможет материнский капитал, только вот потом, когда они подрастут, у ваших детей не будет детских садов, в школах будет сплошная БЖ и т. п.». Противоречиво ведёт себя в данном случае государство, население это послание трактует однозначно.

По ряду демографических показателей, например, средняя и ожидаемая продолжительность жизни, мы не достигли уровня 60-х годов. При этом подкашиваются реформами именно те сектора и сферы здравоохранения, которые могли бы обеспечить эффективную борьбу с наиболее значимыми для современного общества причинами смерти – сердечно-сосудистые заболевания и онкология. Без своевременной диагностики, профилактических мероприятий снизить смертность из-за этих заболеваний невозможно, но именно такие медицинские услуги сегодня всё больше становятся платными. Вся диагностическая и профилактическая сфера сегодняшней медицины становится либо платной, либо неэффективной.

Но ещё печальнее то, что неолиберальное наступление на здравоохранение и медицину сопровождается жутким бюрократическим контролем. Бюрократический контроль всё время растёт не просто одновременно, а во многом именно вследствие рыночной переориентации социальной сферы. Всё ограничил, которые налагались на сферы образования, здравоохранения, культуры и т. п. со стороны общества из соображений социальной справедливости, то есть для того, чтобы обеспечить единое образовательное пространство, единые стандарты лечения, потребления и т. д., отменяются. При этом вводятся новые не жёсткие ограничения, цель которых одна – поставить всех, работающих в социальной сфере в зависимость от бюрократа: любого, начиная с вашего непосредственного начальника и заканчивая министром. Возникает система тотального бюрократического контроля по совершенно формальным, по сути, волюнтаристски сформированным критериям, никак не относящимся к существу задач социальной сферы, к существу её общественной функции.

Однако эти формальные критерии необходимы государству для определения размеров финансирования учреждений социальной сферы, так как безусловное финансирование по потребностям прекращается, чему во многом посвящён закон ФЗ-83. Государство вынуждает производить отчёты, которые становятся важнее с точки зрения признания итогов работы удовлетворительными, чем содержательная деятельность. Неважно, как вы лечили, главное, сколько человек вы успели принять в час. Неважно, как вы научили, главное, как вы отчитались, насколько ваши методические материалы соответствуют утверждённым формам. Не важен вклад университета или лаборатории, или твой личный вклад в науку, важнее то, сколько статей вы опубликовали. Гораздо выгоднее в таких условиях научиться очень быстро печатать, чем думать о том, что именно печатать. На самом деле, если послушно и тщательно следовать всем бюрократическим нормам и формам, работать некогда. Но при этом бюрократический контроль становится всё жёстче и жёстче, зависимость государственного финансирования растёт, происходит не что иное, как принуждение к коррупции и нарушению профессиональной этики.

Нужно сказать, что во всём этом неолиберальном кошмаре есть и хорошая новость: всё это ещё и не работает. Пытаясь сократить социальные расходы, одновременно делая вынужденные ситуативные денежные вливания для ликвидации «узких мест», государство запутывает управление социальной сферой, вызывая возмущение и беспокойство даже низовых бюрократов, которых раздражает невозможность выполнять противоречивые и безумные указания. Ни в коем случае нельзя считать их левыми, но власть неолиберальными реформами даже этот слой сумела обеспокоить и обескуражить. Нередко они бы и рады выполнить указания сверху, да часто эти указания аналогичны приказу вскипятить воду на льду. Даже при самой большой лояльности и самом высоком рвении такой приказ не выполнить.

И в заключение хотела бы добавить, что мониторинг протестного поля в Росси показывает: социальнотрудовые проблемы (задержка заработной платы, низкая зарплата, незаконные увольнения и т. п.) люди предпочитают решать индивидуально, в том числе и в судебном порядке. Например, в Приволжском * федеральном округе – лидере по зарплатным долгам за второй квартал – не было ни одной забастовки, связанной с этими долгами. А судов было очень много, люди решали вопрос в индивидуальном порядке. А вот самые заметные протесты, организованные самими гражданами, а не партиями, связаны с нехваткой мест в детских садах.

Собственно, почему я свела обсуждение текущего момента к состоянию социальной сферы? Дело в том, что недовольство качеством работы социальной сферы и сокращением доступности социальных благ становится всё более заметным консолидирующим фактором социального протеста в России. Здесь очень ограничены возможности индивидуальных решений, здесь нужно вспоминать о солидарности и апеллировать можно только к государству, и нечего делать, кроме как требовать блокировки, прекращения неолиберальных реформ. Этот факт необходимо учитывать, им нужно пользоваться, ведя информационно-аналитическую и пропагандистскую деятельность.

–

После завершения пленарного заседания началась работа по группам. В группу «АКТИВИСТЫ» вошли члены различных левых групп и организаций. Итог обсуждения социально-экономической и политической ситуации в России выглядит следующим образом. Прежде всего, все участники обсуждения подтвердили необходимость интеграции левых сил через совместную деятельность. По их мнению, поле для такой деятельности, и пропагандистской, и протестной, открывает сегодня постепенно вступающий в силу закон ФЗ-83. Однако возникает необходимость определиться с социальной базой, для левых чрезвычайно актуален вопрос – что такое пролетариат сегодня, насколько он совпадает с классическим марксистским определением, насколько является – и потенциально, и реально – субъектом социального протеста? Активисты признали, что сегодняшний рабочий не является политически активным, не склонен к солидарности и упорной борьбе за свои права. Очевидным для многих является и то, что авторитет левых сегодня недостаточен для того, чтобы они могли выступить организующей силой, могли возглавить социальный протест. По мнению активистов, сегодня в России создание единой левой партии преждевременно из-за идеологических разногласий в левой среде из-за неопределённой социальной базы левого движения, недостаточного авторитета левых. В качестве одного из вопросов тактики обсуждалась актуальность борьбы на выборах. Этот вопрос оказался дискуссионным. Действительно, многие активисты признали, что сегодня левым идти на выборы Рано, у них нет достаточных сил – кадрового потенциала, авторитета, Устойчивой связи с социальной базой. Участники дискуссии подчёркивали, что сегодня в российском обществе не до конца осознаётся обострение экономического и социального кризиса, нет чёткого понимания неизбежности обострения социальных проблем. Однако была высказана идея о том, что динамизм политической ситуации приведёт к тому, что завтра левым идти на выборы будет поздно. И всё-таки наиболее актуальной тактикой для левых было признано создание социальной коалиции, ядром которой станет левый актив. Консолидация коалиции возможна в ходе борьбы с наиболее одиозными социальными инициативами правительства, вызывающими возмущение большинства населения. Такая работа будет способствовать развитию и закреплению движения. И левое ядро консолидируется в процессе создания этой коалиции.