Текст книги "Левая Политика, № 16 2011. От сект к партии"

Автор книги: Борис Кагарлицкий

Соавторы: Ирина Юрьева,Елена Галкина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Социальный кризис и будущее левых сил

Стенографический отчёт

9-10 июля в подмосковном посёлке Дубровский состоялась конференция «Социальный кризис и будущее левых сил», организованная Институтом глобализации и социальных движений (ИГСО) при поддержке Фонда Розы Люксембург.

Конференцию открыл Борис Кагарлицкий (директор ИГСО, Москва), поблагодарив Фонд Розы Люксембург за помощь, без которой было бы невозможно её проведение. Определяя цели конференции, Кагарлицкий подчеркнул, что среди её участников – эксперты, активисты левых политических организаций, представители социальных движений. Необходимо обсудить возможности и методы взаимодействия и наладить отношения, добиться взаимопонимания между представителями трёх перечисленных сообществ в совместной работе, которая должна привести к формированию новой общественной повестки дня. Задача в том, чтобы определить тот спектр, в котором сейчас консолидируются общественные силы, противостоящие неолиберальному наступлению на социальные права, которое наметилось в связи с принятием закона ^ф3-83, в связи с предстоящим принятием нового Закона об образовании, в связи с предложением нового Федерального государственного образовательного стандарта и т. п.

С одной стороны, задача конференции – собрать левых активистов, тех, которые сознательно и постоянно участвуют в левом движении (Борис Кагарлицкий подчеркнул, что речь идёт о реально работающих левых активистах, а не тех, кто формально признаёт левый характер своих взглядов, но вспоминает о своей «левизне» преимущественно перед сном, никак не проявляя это в своей повседневной деятельности). С другой стороны, организаторы ставили перед собой задачу включить в работу людей, которые связаны с социальными движениями, акциями социального протеста, и которые находят сегодня всё больше точек соприкосновения. Б. Кагарлицкий также подчеркнул, что для левого движения принципиально стоит вопрос о том, насколько активно, конструктивно и стратегически оно может взаимодействовать с социальными движениями широкого профиля. Этот вопрос особенно отчётливо обозначился в последнее время. И, наконец, организаторы конференции сочли необходимым собрать экспертов, тот интеллектуальный актив, который всё чётче на левом фланге сейчас обозначается, причём он обозначается всё более резко в последнее время, тут нужно сказать спасибо господину Фурсенко с его реформами и попытками разгромить образование, которые заставили многих людей «выйти из окопов». Часто эксперты, ранее занимавшие чисто академическую, интеллектуальную, теоретическую позицию, начинают понимать свою позицию как политическую, начинают определяться. Организаторы не хотели ставить жёстких идеологических рамок, стремясь собрать людей, исходя из их практических позиций, но позиций, реально являющихся политическими. То есть вопросы о законе ФЗ-83, о законе об образовании, стандартах, социальных процессах в России в целом – именно это является сегодня реальными политическими вопросами, а не разброд между партиями. И задача заключается в том, чтобы наладить эффективную и качественную работу между группами. Как конкретно это будет, пока неизвестно, работа только начинается, но будет предложена форма работы, позволяющая надеяться на то, что всё получится.

Пленарное заседание под названием

«Кризис и неолиберальное наступление. Вызовы текущего момента»

вела Анна Очкина (заместитель директора ИГСО, Пенза).

Она объяснила, что обсуждение актуальных вопросов социально-политической ситуации в России будет проведено по группам, условно обозначенным как «эксперты», «активисты» и «практики». Такая форма позволит, по мнению организаторов, отойти от стандартной для конференции формы монологических докладов и спонтанных, часто не взаимосвязанных выступлений, когда каждый стремится в основном высказать свою точку зрения без какой-либо связи с другими, и выйти на обсуждение наиболее актуальных острых вопросов, выработав по ним некую общую позицию в группе. Обсуждаться эти позиции будут на общем заседании, что позволит участникам разных групп ознакомиться с позициями друг друга, критически проанализировать их. Затем Очкина предоставила слово Б. Кагарлицкому

Борис Кагарлицкий. Я думаю, что всем здесь присутствующим примерно понятно, о чём идёт речь, когда говорят о новом этапе. Официальные круги сегодня говорят о выборах, им очень интересно, как они распишут, разделят места в Государственной Думе. Они ещё до конца не договорились, кому и сколько мест отписать, как эти места распределить. Думаю, для политиков официального толка сегодня очень большая проблема, кому сейчас нужно срочно записываться в «Правое дело», потому что ясно уже, что «Правому делу» отписали большое количество мандатов, но не очень понятно, как эти места будут распределены. Например, мне недавно рассказывали, что сейчас среди политиков, которые числятся за «Справедливой Россией» возник большой ажиотаж, люди выясняют, кому из умеренных левых разрешат переписаться в крайние правые, но не всем разрешают, и они стоят в очереди, не всех же берут. У людей возникают большие проблемы, многие не могут распланировать свою деятельность, они не знают, левые они или правые, как себя вести. Им должны сказать, но в Администрации не определились ещё, им не сообщили, какую роль в этом балагане они играют на данный момент. Нас эта суета не интересует, так же как и вопрос о президентских выборах. Мы не в той весовой категории, не в том положении, чтобы даже это обсуждать. Они в них запутаются и без нас. Не решат, но именно запутаются.

Для нас новый этап сводится к двум позициям. Первая позиция – гипотетическая, но чётко просматривающаяся. Мы явно находимся накануне нового экономического кризиса со всеми вытекающими отсюда последствиями. Думаю, что присутствующий здесь Василий Колташов сможет рассказать об этом подробнее, представив наши экономические наработки. На конференции есть специальная секция для этого. Речь идёт о том, что происходит в стране, об экономической и социальной ситуации. Среди материалов конференции, которые будут розданы или разосланы участникам, есть «14 тезисов» – набросок антикризисной или, если кому-то так больше нравится, переходной программы. В зависимости от идеологических симпатий можно так или иначе расставить акценты. Но это нечто наиболее общее.

Более конкретные соображения состоят в том, что кризис на экономическом уровне, безусловно, возвращается. Мы видим его симптомы в Европе, мы видим его симптомы в Греции, Португалии, Италии, Великобритании и т. п. Нас, конечно, больше всего волнует Россия. Для российских элит ключевой вопрос сегодня только в одном: насколько долго смогут продержаться нынешние цены на нефть. Так вот, это первый момент, о котором мы можем здесь поговорить, потому что кризис довольно быстро может сломать нынешнюю тенденцию, резко обрушив цены на нефть. Причём обрушить в самый неподходящий для этого момент, тогда как власти надеются сохранить сегодняшнее положение дел как можно дольше или хотя бы до лета 2012 года, но совершенно не очевидно, что это получится. Совершенно не очевидно, что цены на нефть удержатся на сегодняшнем уровне – около 100 с небольшим долларов за баррель, допустим, до лета 2012 года. У властей могут возникнуть серьёзные проблемы с финансированием их программ, с распределением ресурсов и вообще с продолжением имеющейся политики. Нужно готовиться к сценарию радикального обвала цен следующего года, за которым последуют серьёзные и драматические события уже в сфере социальной и политической. Мы прекрасно помним 2008 – начало 2009 года, помним Пикалево и другие проявления кризиса, и мы сейчас прекрасно понимаем, что сегодня повторения сценария 2008 не будет, проявление нынешнего кризиса не станет механическим воспроизведением тех же самых событий, а обернётся чередой гораздо более драматичных, жёстких и конфликтных ситуаций. Но сценарий падения цен и возвращения экономического кризиса – это гипотеза. Обоснованная и серьёзная, имеющая все права быть рабочей гипотезой, но всё-таки это сценарий, предположение.

Но есть и второй не менее серьёзный момент, есть тенденция, которая сегодня очень чётко просматривается. Даже при нынешних высоких ценах на нефть сегодня в России средств на социальные нужды не хватает, и не хватает потому, что вся политика, проводимая и российскими, и всеми другими властями, и международными властями, сводится к тому, что пожар тушится керосином. Все мы знаем политику США – качественное смягчение кризиса. Вместо того, чтобы решать структурные проблемы, разбираться в причинах кризиса, отказываться от политики неолиберализма, которая и привела к кризису, кризис заливают деньгами, печатаются деньги, закачиваются в экономики только для того, чтобы смягчить кризис. Эти деньги попадают на спекулятивные рынки. Это повышает цены на нефть, но растут цены и на продовольствие. Да, цены на нефть растут, и это российской экономике помогает, но одновременно мы видим, что цены на продовольствие подскочили, да ещё как, а это уже фактор социального кризиса. Добавим ещё неурожай, который был в России в прошлом году, и нет никаких гарантий, что в этом году неурожая не повторится. Однако даже если в текущем году урожай в России будет хороший, необходимо понимать, что при нынешнем росте цен на продовольствие продавать его в России будет менее выгодно, чем на мировом рынке, и продовольствие из России будет вывозиться, тем более что, например, эмбарго на вывоз зерна из России снято. Соответственно тенденция к росту цен на продовольствие будет сохраняться. Но это лишь один аспект.

Второй аспект заключается в том, что чем больше денег выделяется на эти меры по спасению экономики, тем менее эффективно эти деньги тратятся. Мы видим небывалый рост коррупционных скандалов, и дело не только в том, что больше информации стало просачиваться в Интернет. Можно, конечно, предположить, что раньше всё было так же, но сегодня появились блоггеры, появился Алексей Навальный, которые стали вытаскивать на свет факты коррупции и привлекать к ним общественное внимание. Но мне кажется, что это всё-таки не так, и рост коррупции является реальным фактом. Это, кстати, регистрируют и чиновники. И дело не в том, что плохие люди, которых вдруг стало больше, решили поворовать напоследок. А дело в том, что чем больше таких бессмысленных средств вкладывается в экономическую политику, чем больше бессистемно тушится кризисный пожар, тем больше случайных денег просто гуляет по стране и по экономике, и тем больше денег пропадает. И тем больше находится людей, которые хотят и могут их украсть. Но ещё мы сталкиваемся и с ситуацией нарастающей неэффективности государственных расходов. Это со своей стороны регистрируют неолибералы, которые всегда утверждают, что государство неэффективно. Но проблема как раз обратная: сейчас именно неолиберальная модель экономики способствует тому, что государство становится всё менее эффективным, так как разлаживается механизм вмешательства государства в экономику, механизм государственной деятельности в экономике. Государство становится ещё более неэффективным и дорогим. Регистрируя эту неэффективность, неолибералы требуют следующего пакета своих реформ, что опять-таки делает государство ещё более неэффективным и ещё более дорогим. Чем больше реформ и реорганизаций, тем больше нужно денег. Классический либерализм требовал маленького и дешёвого государства. Неолиберальная политика приводит к тому, что государство становится относительно маленьким в собственно социальной сфере, но оно разрастается за пределами социальной сферы (бюрократия, силовые структуры и т. п.) и при этом становится всё более дорогим и всё менее эффективным с точки зрения развития общества. Мы получаем всё более дорогого и всё более ленивого ночного сторожа. Даже ночного сторожа, который не работает, но ест. Результатом этого становится то, что при 80 долларах за баррель Россия имела профицит бюджета, а при ста пятнадцати примерно долларов за баррель

Россия имеет дефицитный бюджет. Власти всё время оправдываются тем, что у них очень много социальных расходов, но на самом деле социальные обязательства властей в значительной мере сворачиваются. То, что власти предъявляют нам в качестве социальных обязательств, не является таковым по отношению к населению, это дорогостоящие программы, связанные с реструктурированием бюрократии, то есть это социальные обязательства государства перед самим собой. Или это социальные обязательства государства перед крупным бизнесом, те программы, по которым стимулируется работа бизнеса из государственных средств. Классический пример – Сколково. Инновационные программы, на которые бизнес получает деньги через Сколково – это не что иное, как диверсификация производства и вывод его из России. Эти программы бизнес и так осуществил бы, но теперь они могут делать это за государственный счёт. Попросту говоря, бизнес использует государственные дотации для решения собственных проблем, а государство при этом ничего не развивает, оно просто передаёт деньги людям, которые по неолиберальной логике, умеют с деньгами обращаться. А эти люди вывозят деньги из страны.

С одной стороны, государство перегружено социальными обязательствами, часть из которых только оформлена как социальные обязательства, но реально на социальную сферу денег не хватает катастрофически. Например, депутатский запрос от ЕР о том, сколько денег было потрачено на ФГОС, тот самый, который вызвал возмущение граждан. На разработку этого «гениального» документа было потрачено, по свидетельству Министерства финансов, 1 миллиард рублей отдельной строкой. Возникает проблема, когда на социальные проблемы, социальные нужды, значимые с точки зрения обывателей, жителей страны, денег катастрофически не хватает, и это при довольно высокой цене на нефть. А если она снизится до 60 или 40 долларов? Теперь уже понятно, что именно социальные расходы будут сокращаться в первую очередь. По существу, российское правительство уже начало проводить тот же самый курс, который проводят и правительства в Западной Европе – курс жёсткой экономии на социальной сфере. Сегодня в России проводится жёсткий вариант неолиберальный политики, но он подан в несколько иной форме, и он подан, прежде всего, как структурные изменения. На мой взгляд, российский вариант хуже европейского, потому что не только расходы режутся, а целенаправленно разрушаются структуры, работающие с населением. В целом расходы, может быть, и не режутся, но адресно уничтожаются конкретные элементы социальной сферы, ориентированные на решение определённых проблем. Например, на детей в целом, может быть, меньше денег и не стало, но нет денег на детские сады, потому что ломается конкретная структура, занимающаяся дошкольным образованием. Оборотная сторона адресной помощи: кому-то адресно помогают, в то же время кого-то адресно заставляют голодать.

Ситуация с образованием тоже понятна, понятно и то, почему появился такой идиотский ФГОС. Елена Сергеевна Галкина, которая подробнее на соответствующем заседании расскажет о проблемах образования и в том числе о ФГОС, справедливо заметила, что дурацким и нелепым этот стандарт выглядит только в глазах педагогов, а на самом деле это очень своевременный с точки зрения текущей социальной политики российского государства документ. Это документ, который должен подогнать практическую структуру образования и его нормы под закон ФЗ-83, снимающий обязательства перед социальной сферой с государства. И если стандарт не подогнать, причём быстро, в течение нескольких месяцев, то закон станет невыполним. ФЗ-83, с одной стороны, и ФГОС, с другой, – это единая программа принудительного внедрения невежества в России.

Существует, кстати, и соответствующий запрос на определённую систему образования и от бизнеса, которую очень точно сформулировал господин Прохоров ещё до того, как стал лидером «Правого дела». Он сказал, что у нас неправильная структура образования: 80 % выпускников школ получают потом высшее образование, только 10 % молодёжи остаются на уровне полного среднего образования, и только 10 % – с неполным средним. А нужно, сказал господин Прохоров, чтобы было ровно наоборот. Это «наоборот» можно понять двояко: либо имелся в виду радикально зеркальный вариант, при котором 10 % получают высшее образование, 10 % – полное среднее, а остальные – «церковноприходскую школу». И тогда, объяснил господин Прохоров, они не будут отказываться от тех предложений на рынке труда, которые мы им сделаем. Сразу становится понятно, какие предложения собирается сделать нам создатель ё-мобиля. У нас будет ё-мобиль, который будет ездить по ё-дорогам, будет много ё-работников, обслуживающих всё это. Менее радикальный вариант, который тоже прочитывается, – это 20-20-60, в котором предполагается сохранение довольно высокого процента поступающих вузы, но при этом число людей, не получающих высшее образование, удваивается, как и число людей, не получающих полное среднее образование. Это более умеренная, но тоже достаточно радикальная для нашего общества программа. Тем более, что атаки на высшее образование не сопровождаются даже попытками создания качественного профессионального обучения. Если бы речь шла о параллельном создании эффективной системы профессионального обучения, если бы были хорошие технические колледжи, то всё было бы не так драматично, но ничего подобного нет. То есть сначала мы закроем дорогу тем, кто хочет получать высшее образование, а потом будем думать, что с ними делать дальше. Так что в образовании складывается очень драматичная ситуация, которую необходимо разрешать, причём быстро. Если не будет сопротивления, то, как мне кажется, все замыслы правительства по разгрому образования осуществятся.

В социальной сфере в целом, во всех областях мы попадаем в ситуацию структурного разгрома тех сфер, которые работают с населением и которые реально пользуются спросом населения. И речь идёт не только о коммерциализации. Вспомним основной лозунг левых: «Нет коммерциализации образования, нет рыночной реформе!». Но для практических участников разрушение социальной сферы может принимать форму дефицита, как с детскими садами, когда каких-то структур социальной сферы нет, причём нет даже за деньги. Например, государственный садик закрыт, а частный открыть нельзя, так как платёжеспособный спрос недостаточен. Или последствием реформ становится чудовищная бюрократизация социальной сферы, так как государство требует отчётов за использование выделенных средств, выдвигает большое количество формальных критериев финансирования.

Необходимо создание широкого общественного движения для того, чтобы остановить антисоциальные реформы. Извините, я перехожу к риторике и классическим левым лозунгам. Нас могут спросить, что мы можем предложить взамен. Наша позиция такова: мы можем предложить свою конструктивную программу, создать некий демократический механизм её обсуждения и реализации, согласования социальной политики, но сначала перестаньте разрушать, остановите уничтожение. И что бы там нам ни говорили о неконструктивном характере борьбы против разрушительной социальной политики, и что бы нам ни говорили о необходимости конструктивной, позитивной альтернативы, нужно стоять на одном. Любая позитивная программа будет всерьёз рассматриваться и обсуждаться тогда, когда сама власть поймёт, что её программа сорвана, и сорвана необратимо. Когда нам сейчас говорят: предъявите позитивную, конструктивную программу, – это демагогия. Позитивная программа становится политически осмысленной, когда остановлена программа деструктивная. А деструктивным моментом, фактором деструктивной политики становится сама власть.

Второй момент: для эффективности такой политики нужен широкий социальный блок. И здесь встаёт большая проблема для левого актива. Левое движение, несмотря на привычную для него апокалипсическую риторику, к возвращению кризиса и соответствующим потрясениям не готово. Российская квадратура круга – как сделать хорошую левую организацию. И всё время возобновляются попытки сделать такую хорошую левую организацию – то из КПРФ, то из троцкистских организаций. И потом возникает вопрос – а давайте всё это объединим. Строго говоря, ИГСО много лет этим и занимается, предоставляя площадку для встреч и дискуссий различным партиям и движениям. Хороший пример – РСД, чуть ли не единственный пример в мировой истории, когда троцкистские организации вместо того, чтобы разделиться, объединились. Это замечательный пример, это можно только приветствовать, но, тем не менее, не очевидно, что это является решением проблем страны и движения.

Сама постановка вопроса, что сначала нужно создать хорошую левую организацию, а потом вырастить эффективную левую политику, которую можно будет распространить по всей стране, не верна. В этой концепции нет ничего порочного, но она не работает уже много лет, значит, задача должна решаться по-другому, с другого конца. Нужно создавать широкий блок социальных сил, широкую коалицию социальных сил, в которой левые будут активно участвовать, но участвовать не как статисты с плакатами, а участвовать организационно, вырабатывать программу, стратегию, идеологию, осуществлять координацию деятельности, консолидацию социальных движений. Одновременно будет консолидироваться и сама левая политическая база, сам левый актив. Левое движение будет консолидироваться, конструктивно работая с широкими социальными движениями. Такой задаче подчинена и текущая конференция: мы хотели собрать людей в рамках подобной широкой коалиции и, с одной стороны, работать над созданием такой коалиции, а, с другой стороны, консолидировать в рамках этой коалиции левых, причём консолидировать их через деятельность, через деятельность конструктивно-политическую, через вклад в социальные преобразования. Это конструктивная задача, которая, на мой взгляд, может решаться и будет решаться. Другой вопрос – насколько успешно. Надеюсь, что этому успеху будет способствовать и наша конференция. Спасибо.

Далее слово для доклада было предоставлено Семёну Борисовичу Борзенко, члену оргбюро коммунистического движения «Аврора», редактору сайта коммунистической оппозиции КПРФ «КомПитер» (Санкт-Петербург).

Семён Борзенко: Тему моего выступления организаторы сформулировали так: «Возможно ли возрождение коммунистического движения в России?». Мне думается, что правильнее говорить не о возрождении, а о комплексной модернизации, потому что коммунистическое движение в России никогда не умирало. Оно существовало весь постсоветский период, но за прошедшие с 1991 года двадцать лет оно зашло в тупик, и возможность выхода из этого тупика, повторюсь, для российского коммунистического движения состоит в глубокой, глубинной и – подчеркну особо – комплексной модернизации.

Я хотел бы остановиться на нескольких ключевых, на мой взгляд, аспектах этой комплексной модернизации. Первый аспект состоит тоже из двух взаимосвязанных моментов. Первый – это поиск социальной базы современного коммунистического движения, второй – укрепление, обновление кадрового состава, актива. Повторяю: это две стороны одной медали, эффективным решение кадрового вопроса может быть только при расширении социальной базы, кадры – это прямая производная определения социальной базы. С другой стороны, без активных кадров вы, даже хорошо представляя себя потенциальную социальную базу, вы до этой социальной базы просто не достучитесь. Эти вопросы необходимо решать параллельно.

Социальная база коммунистического движения сегодня не очень понятна. Сегодня традиционные коммунистические организации, не только КПРФ, но и РКП, и даже, к сожалению, независимые коммунистические организации, создающиеся сегодня в России, основным социальным объектом своего обращения, на мой взгляд, предполагают советских, постсоветских обывателей, советское мещанство. Содержание обращения, лозунгов этих партий сводится к призывам вернуться к советским реалиям в том или ином понимании: к ранним или поздним советским временам, в любом случае – вернуться назад. Так или иначе, эти организации (а я могу адресовать этот упрёк и себе) не идут дальше советской держав-ности. Это, в общем-то, совершенно понятно: сегодня классовая дифференциация нашего общества ещё не завершена, традиционный избиратель левых в России сегодня – это постсоветский мещанин, который, безусловно, страдает, он чувствует себя обманутым, многие из этих людей в 1991 году поддерживали Ельцина. Сегодня, повторюсь, они чувствуют себя обманутыми, они чувствуют себя лишёнными социального наследства, оставленного их отцами и дедами, чувствуют себя лишёнными великой державы, в которой были социальная защищённость и социальные перспективы. К сожалению, советское время, несмотря на всё хорошее, что в нём было, негативно повлияло на социально-политическую активность масс. Советское время убило в нашем человеке, в нашем трудящемся какой-либо навык классовой борьбы, этого навыка сейчас просто нет. Понимания сущности и целей классовой борьбы сегодня нет даже у наиболее активных трудящихся. Разумеется, их можно разово объединить против действий, например, муниципальных властей, их можно разово консолидировать и спровоцировать на протест против наиболее агрессивных, наиболее диких действий администрации на отдельных предприятиях. Но это, повторяю, очень одномоментно, спорадически и локально. Когда с трудящимся начинаешь говорить о классовой солидарности и классовой борьбе как естественном состоянии общества, то понимания этого у большинства не встречаешь. Я думаю, что никто из присутствующих в зале, в том числе представители свободных профсоюзов, не только не будут возражать, но скажут об этом лучше и резче, чем я.

То же самое с кадрами. Основная кадровая база активов организаций – позднесоветская бюрократия, сосредоточенная в основном в КПРФ. Другой тип кадров – левая интеллигенция, в том числе и постсоветская, так как среди этих людей довольно много молодых. Но, к сожалению, вот что получается: формируется коммунистическая организация, коммунистическая левая группа в том или ином регионе и целиком оказывается состоящей из левой интеллигенции. На собраниях, на мероприятиях такой организации не часто встретишь представителей рабочего класса. Это и есть проблема социальной базы. Как только социальная база коммунистического движения более чётко определится в классовом смысле, сразу будут появляться новые кадры – наиболее активные представители этой социальной базы.

Второй аспект, на котором я хотел бы остановиться – это идейно-теоретическое обновление. За последние двадцать лет в левой среде произошло колоссальное размывание марксистского сознания. Это проявляется сегодня во всём, но главное, что наши левые потеряли навык применять марксистскую методологию при поисках ответов на социально-политические вызовы времени. Возникает новая социальная проблема, появляется какой-то экономический вызов, меняется что-то в обществе, в государстве, и левые начинают блуждать в тумане, вместо того, чтобы воспользоваться марксистскими наработками, марксистскими навыками социального анализа, творчески применяя их к анализу и объяснению новых явлений. Разумеется, современное общество радикально отличается от общества 19 века, от общества 20 века, но, тем не менее, марксистская теория и методология не утратили своей актуальности Другое дело, что невозможно механическое применение готовых формул и шаблонов, необходим творческий подход. И вот именно в этом и состоит сегодня первоочередная задача левой интеллигенции, которая должна не руководить левым движением, а, по большому счёту, его интеллектуально обслуживать. Но она, к сожалению, эту задачу полноценно не выполняет. Конечно, в КПРФ левой интеллигенции уже почти не осталось, руководство партии интеллектуалов последовательно выдавливает, так как те задают слишком много неудобных вопросов. Но и в других организациях, увы, левая интеллигенция с задачей творческого применения марксистской теории к анализу актуальных сегодня проблем и вызовов не справляется. Но если мы не научимся адекватно и эффективно применять марксистскую методологию в своей теоретической и практической деятельности, то так и будем блуждать в тумане, периодически впадая в реакционный социализм, который высмеивал ещё Энгельс, в мистицизм а ля товарищ Никитин и т. п.

Третий аспект, не менее важный, чем предыдущие два – это левая культура. По моему глубокому убеждению, любая идеология должна базироваться на определённой духовной сфере. Если вокруг определённой идеологии, вокруг определённой политической силы не формируется своё культурное поле, то и идеология, и политическое движение обречены. Например, движение революционных демократов, Разночинцев было бы невозможно без, скажем, критического реализме. Оно было бы невозможно без таких людей как Чернышевский, Добролюбов, Белинский, Писарев и тп. Эти люди создавали определённое культурное поле. Определённое культурное поле создавали классики соцреализма, и именно это обеспечило сталинскую модернизацию. Мы часто недооцениваем этот момент. Может ли сейчас кто-то из присутствующих сказать, что сегодня является специфически современной левой культурой? Поздние советские классики, рассказывающие о том, как они сочувствуют левым и страдают от развала Советского Союза? Либо, напротив, леворадикальные проявления: группа «Война», музыкальная группа «Барто»? Что же такое всё-таки сегодня левая культура? На этот вопрос нет ответа. Пока левое движение не будет формировать и развивать левую культуру и, с другой стороны, пока левая культура не будет вызревать в обществе сама, в свою очередь подпитывая движение, коммунистическое движение не найдёт надёжной и серьёзной поддержки в обществе. Без зрелой левой культуры, базирующейся на определённой системе ценностей, левое движение никогда не сможет развиться, утвердиться в обществе, найти контакт со своей социальной базой. Этим вопросом необходимо специально заниматься, в том числе и теоретически. Мы неоправданно им пренебрегаем.

Четвёртый аспект, который невозможно обойти, – это новые организационные формы. Про КПРФ можно говорить много, но мне этого делать не хочется. Сегодня КПРФ должна восприниматься коммунистическим движением как источник ресурсов. В тех регионах, где в руководстве КПРФ находятся, скажем так, правильные люди, а таких регионов немало, там коммунистическое крыло КПРФ имеет возможности развиваться, которыми активно пользуется и в рамках КПРФ, и даже немного выходя за эти рамки. Люди могут получать ресурсы в виде депутатских мандатов, мест помощников депутатов, помещений, возможности публиковаться в партийной прессе и т. п. Но это, повторяю, речь идёт о возможности использовать ресурсы КПРФ для развития коммунистического движения. Мы должны сегодня оставить КПРФ в покое и думать больше о том, что мы можем сделать за её рамками. По моему глубокому убеждению, одна из ключевых проблем создания чего-то такого нового левого, но не КПРФ, состояла в том, что эти попытки предпринимались сверху, исходя, в основном, из Москвы. Собиралось некоторое количество московских товарищей, преимущественно левых интеллектуалов, писали программу, объявляли себя новой коммунистической организацией и предлагали товарищам из регионов просто присоединиться к ним. Из этого, как правило, ничего путного не получалось. Более эффективный и перспективный подход здесь, на мой взгляд, состоит в том, чтобы создавать низовые движения, исходя из возможностей региона. По мере роста и развития таких региональных организаций будет возникать объективная потребность в межрегиональной координации своих действий, сначала на уровне информационного обмена, потом на уровне встреч, совместных акций и, в конце концов, взаимодействия региональных организаций.