Текст книги "Левая политика. 2010 № 13 -14. Варварство, социализм или..."

Автор книги: Борис Кагарлицкий

Соавторы: Сергей Соловьев,Василий Колташов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Марксистские теоретики начала XX века верили, будто капиталистические отношения стихийно вызревают внутри феодализма, тогда как социализм утверждает себя «сверху» после взятия пролетариатом политической власти. Либералы с удовольствием поддерживали это заблуждение, видя в подобной формуле доказательство «демократизма» буржуазного порядка в противовес антидемократизму и авторитаризму «социалистических экспериментов». Конечно, в самом социалистическом подходе заложена потребность в сознательном и планомерном «строительстве» новых отношений – ведь его суть в контроле общества над собственным развитием. Но ложным является как представление о том, что капиталистическая система якобы сама складывается «снизу», так и представление о том, что социалистические порядки, отношения и структуры начинают формироваться лишь после победоносной революции и захвата власти передовой партией. Государство со средних веков играло огромную роль в установлении капиталистических порядков, причём само это государство не было ещё однозначно буржуазным, за него боролись, контроль над ним оспаривался различными классами и группами. Точно также и социалистические отношения начинают возникать внутри капитализма, порой стихийно, порой через реформы, которые правящие классы вынуждены принимать под давлением обстоятельств и под ударами низов.

На протяжении XX века капиталистическая система смогла выжить, «приняв в себя» большое количество элементов социализма. Смысл неолиберальной контрреформы состоит именно в том, чтобы эти элементы вычистить, ибо их постепенное накопление стало грозить стратегическому господству капитала. Количество может перейти в качество.

Буржуазная реакция пользуется откатом революционной волны XX века, крушением СССР и поражением внешнего вызова. Но торжество реакции оборачивается распадом общества как такового, ибо оно уже не может жить в условиях классического капитализма, более того, вернуться в прошлое не хотят и не могут сами носители неолиберальной идеологии, пытающиеся, например, сохранить такое порождение социал-демократических реформ, как потребительское общество. В итоге неолиберализм упирается в неразрешимое противоречие, а продолжение этой политики грозит разрушить уже не только достижения трудящихся классов, завоёванные на протяжении XX века, но и сами основы современного общественного бытия, подорвать его механизм воспроизводства и уничтожить саму буржуазную цивилизацию. Отсюда деградация и варваризация капиталистического общества, кризис образования и упадок гражданской морали. Неолиберализм в своём реакционном пафосе вынужден бороться не только против социализма, но и против наследия прогрессивного либерализма, без которого невозможна ни буржуазная демократия, ни свобода личности, ни современная культура.

Преобразование капитализма не может придти иначе, чем через борьбу политических и социальных сил, не заинтересованных в сохранении нынешней системы, исключённых из её механизма власти и не разделяющих господствующую идеологию. Иными словами, слева. Но если только антисистемным силам дано развязать процесс преобразований, ведущих систему к обновлению, то вполне закономерно, что эти силы могут – и непременно постараются – покончить с этой системой как таковой.

Любая реконструкция капитализма содержит в себе «риск» крушения капитализма. Именно эта возможность превращает эпоху реконструкции в эпоху революций. На протяжении XX века это происходило неоднократно. Если не будет радикального социального проекта, не будет и реформы капитализма. Но проект приобретает общественную значимость только через реализацию, пусть частичную. Социалистические эксперименты XX века закончились поражениями и провалами, но они оказали грандиозное влияние на историю именно тем, что были осуществлены на практике. Куда более красивые и более верные (с точки зрения абстрактной теории) проекты, оставшиеся на бумаге, не возымели и сотой доли того влияния на общественное сознание, какое имели практические попытки, пусть и окончившиеся трагически.

Единственный выход из тупика капитализма – это социалистические революции. Как показал опыт XX века, нет никакой гарантии, что итогом революции окажется победа социализма как общественного строя (точно так же, как буржуазные революции не приводили даже в случае победы к повсеместному распространению капиталистических общественных отношений). Но иного пути для прогрессивного развития человечества просто нет.

Социализм XX века оказался врачом у постели больного капитализма. Пытаясь лечить пациента, врач может ненароком убить его, но в нашем случае всё было ровно наоборот. Пытаясь убить капитализм, социализм на практике сделал его сильнее. Но попытавшись избавиться от опасных социалистических «лекарств», неолибералы поставили капиталистическую систему на грань гибели, а вместе с ней и человеческую цивилизацию. Ведь никакой иной цивилизации, кроме буржуазной у нас пока нет.

Рано или поздно капитализм всё равно либо убьёт сам себя, либо его убьют революции. Но механизм саморазрушения капиталистической системы, запущенный неолиберальной реакцией, отнюдь не приводит нас к торжеству новых общественных порядков. Скорее, наоборот. Он должен быть так или иначе остановлен.

Для этого нужна не только социалистическая политика и соответствующая теория, для этого нужна социалистическая практика. Уничтожит она капитализм или пока лишь реформирует его – это уже вопрос, на который ответит история. Но всё равно выход из кризиса лежит через антисистемную социалистическую политику.

Другой вопрос, кто станет носителем этой политики в условиях разложения традиционного рабочего класса, которое наблюдается в большинстве «старых» индустриальных стран. Однако разложение привычной социальной структуры рабочего класса не означает ни исчезновения индустриального пролетариата как такового, ни отсутствия перспектив для формирования нового социального блока, объединяющего «мир труда». И если такое объединение будет происходить в достаточно непривычных формах, то это лишь открывает огромные перспективы для социального творчества и организационной, и политической инициативы, эксперимента и новаторства. Нет никакой уверенности, например, в том, что новое политическое действие будет осуществляться в привычных и «классических» для нас формах политической партии, что все наши союзники будут идеально соответствовать нашему теоретическому идеалу, а наши собственные действия – дистиллировано чистой социалистической идеологии. Но именно в том и состоит вызов, чтобы расширить рамки социалистической стратегии, не жертвуя ни её целями, ни её принципами, ни её идеалами.

Нет причин паниковать из-за того, что к началу кризиса не сложились политические или идеологические предпосылки для его преодоления. Они будут созревать и формироваться по ходу кризиса, причём именно затяжной характер кризиса этому способствует. Вопрос не в том, насколько у левых есть объективные возможности для действия, а в том, что они могут и должны делать в сложившихся обстоятельствах.

Слабость левых сил может быть преодолена лишь практическим действием, направленным на формирование широкого «исторического блока», не сводимого к привычным для них рамкам индустриального пролетариата (от имени которого пытается говорить радикальная интеллигенция). Роль левых состоит в активной работе по формированию этого блока на политическом, культурном уровне, даже на уровне повседневной жизни, что прекрасно понимали социалисты и коммунисты начала XX века, но чего не хотят понимать левые интеллектуальные снобы нашего времени. И опираясь на стихийно развивающиеся процессы оборонительной самоорганизации масс, мы должны – вполне в духе известной ленинской книги «Что делать» – работать над развитием в этом движении социалистического сознания. Нас не должно смущать то, что борьба начинается повсеместно как оборонительная. Ведь мы защищаем то, что завоёвано прошедшими десятилетиями труда и борьбы. Мы защищаем в конечном счёте достижения той же буржуазной цивилизации и буржуазной демократии.

Странным образом сложившаяся ситуация заставляет вспомнить последнюю публичную речь Сталина, его своеобразное завещание, где говорил генералиссимус не о чем ином, как о ценностях западной демократии:

«Раньше буржуазия позволяла себе либеральничать, отстаивала буржуазно-демократические свободы и тем создавала себе популярность в народе. Теперь от либерализма не осталось и следа. Нет больше так называемой «свободы личности», – права личности признаются теперь только за теми, у которых есть капитал, а все прочие граждане считаются сырым человеческим материалом, пригодным лишь для эксплуатации. Растоптан принцип равноправия людей и наций, он заменён принципом полноправия эксплуататорского меньшинства и бесправия эксплуатируемого большинства граждан. Знамя буржуазно-демократических свобод выброшено за борт. Я думаю, что это знамя придётся поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперёд, если хотите собрать вокруг себя большинство народа. Больше некому его поднять.

Раньше буржуазия считалась главой нации, она отстаивала права и независимость нации, ставя их «превыше всего». Теперь не осталось и следа от «национального принципа». Теперь буржуазия продаёт права и независимость нации за доллары. Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт. Нет сомнения, что это знамя придётся поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперёд, если хотите быть патриотами своей страны, если хотите стать руководящей силой нации. Его некому больше поднять».

Странно, конечно, призывать Сталина в союзники, говоря о значении демократизма, но жестокий и прагматичный хозяин Кремля в 1952 году обращаясь к западным коммунистам, давал им урок практической политики, которой мы не вправе пренебрегать и в XXI веке. Буржуазную цивилизацию не спасёт никто, кроме противников капитализма. Если неолиберализм не будет остановлен, то разрушены будут те условия буржуазного прогресса, на которых базируются также демократия и социализм. Но если борьба будет успешной, она откроет путь к новой череде анти-капиталистических преобразований, в ходе которых будут формироваться новые общественные отношения.

Только произойдёт это не мирно, при помощи избирательных бюллетеней и учёных дискуссий, а драматически, через потрясения, перевороты, войны и революции.

ИНТЕРВЬЮ

Точка невозврата пройдена

Сергей Соловьёв

На протяжении почти 10 лет журнал и группа «Скепсис» выступают одновременно в качестве одного из центров российской левой мысли и в качестве активистского объединения, выступающего против клерикализации образования, релизиозно-фундаменталистского мракобесия. Участники группы защищают музеи, отстаивают ценности Просвещения, призывают общество мыслить критически. Интервью у главного редактора журнала «Скепсис» Сергея Соловьёва брала Анастасия Кривошанова.

Сергей, расскажите, что представляет собой редакция журнала и сайта «Скепсис», каковы цели, с которыми создавался журнал?

Редакция «Скепсиса» сложилась на основе группы однокурсников в МПГУ и вышла из содружества этой группы с сайтом Атеизм. ру. Изначально журнал носил антиклерикальный характер, поскольку именно тогда – в конце 90-х начале 2000-х годов – началась очередная кампания по преодолению сохранившихся светскости и рационализма в российском обществе и государстве. Насаждение православия и религиозности вообще становилось частью официальной пропаганды. Многие из участников нашей группы столкнулись с этим и в качестве студентов, и одновременно – в качестве школьных учителей. То, что тогда происходило, не вызывало ничего кроме отвращения, и именно на этой почве мы нашли общий язык с создателями сайта Атеизм. ру. Начало было несколько сумбурным, но в результате появился первый печатный номер журнала, и затем уже самостоятельно стали развиваться журнал и сайт, которые существуют до сих пор. Уже после первого номера стало понятно, что невозможно ограничиваться одной атеистической тематикой, что клерикализация является следствием тех социально-экономических процессов, которые не совсем верно называют реставрацией капитализма в России.

И «Скепсис» стал поднимать целый ряд вопросов, но, пожалуй, самой главной задачей стала попытка создать очаг сопротивления тому, что один из наших авторов – Илья Смирнов – назвал состоянием регрессанса. То есть сопротивление агрессивному навязыванию пассивности, невежества и иррационализма. Если правящий класс стремится отучать молодёжь самостоятельно мыслить, то наша задача – развивать критическое, анти-догматическое отношение к окружающей действительности.

В соответствии с этой целью тема атеизма и антиклерикализма органически дополнилась анализом «реформы» образования, где слово «реформа» – это эвфемизм, который просто означает приведение образовательной системы в соответствие со сложившейся экономической системой периферийного капитализма. Такое количество думающих людей для этой социально-экономической системы, как мы хорошо видим на примере стран «третьего мира», просто не нужно. Затем, это проблема национализма и его использования в рамках официальной идеологии в соответствии с давнишней стратегией «разделяй и властвуй». Кстати, проблема национализма непосредственно связана с уже упомянутой «реформой» образования. Только что, в декабре 2010 г., наблюдая подростков-националистов на улицах Москвы, мы видели прямое следствие образовательной «реформы». Разумеется, если в течение двух десятилетий целенаправленно разрушать школьное образование, уделять всего 3–5 уроков истории Великой Отечественной войны, поощрять издание огромными тиражами массы коричневого, откровенно фашистского чтива, вводить в школьный курс религиозные дисциплины, пронизанные ксенофобией, – то такой результат был неминуем. Конечно, это не единственная причина роста национализма, но одна из важнейших. Масса подростков просто лишена возможности критически проанализировать пропагандируемые националистические лозунги, а также их последствия.

Таким образом, «Скепсис» поставил себе задачу разоблачать навязываемые мифы. Например, в области переписывания истории, где государство создаёт основы для идеологического конструирования. В сфере анализа современных социально-экономических процессов в постсоветской России и процессов глобализации, которые в СМИ, в учебниках, в университетских курсах описываются так, как будто речь идёт о параллельной вселенной.

И хотя мы совершенно сознательно с самого начала не ограничивали себя жёсткими идеологическими рамками, тем не менее критерии отбора материалов для публикаций сформулированы очень чётко, собственно, это научные принципы. Мы с самого начала заявили: общественных наук вне политики не бывает. И тот факт, что журнал занимается просвещением, одновременно не может не подразумевать определённой – левой – политической позиции.

На этом этапе у нас произошёл очень показательный раскол со многими нашими старыми коллегами-атеистами. Например, один из наших авторов, который публиковался в «Скепсисе» в самом начале нашей деятельности, после выхода второго номера и начала работы сайта обвинила нас в том, что мы списываем свои позиции с «совковых учебников», что быть левым – это вообще очень плохо. И произошёл этот раскол по очень понятной причине: такие люди воспринимают ситуацию, связанную с религией и наукой в России, в отрыве от остальной массы социальных проблем. Религия, мол, это плохо, а то, что население нищает – это нормально, это «объективные» законы рынка, так сказать. Образование и наука разваливаются, невежество торжествует, но зато проводимая реформа образования идёт в правильном направлении, а коммунисты и левые вообще – это кровавые монстры, которые разрушили великую Россию. Причём человеку даже в голову не приходит: чтобы сейчас было возможно рассуждать о крахе этой системы образования и науки, как минимум надо, чтобы эту систему кто-то построил.

Всё это не означает, что в «Скепсисе» (на сайте или в журнале) публикуются только те тексты, которые на сто процентов совпадают с точкой зрения редакции. Надо сказать, что и в редакции точки зрения не всегда совпадают. Среди наших авторов есть те, кто по большей части с нами не согласен, но в конкретных вопросах мы единомышленники. Кроме того, некоторые из них по цензурным причинам просто не могли опубликовать свои материалы в других изданиях. Одна из функций «Скепсиса» на данный момент – преодоление информационного и интеллектуального вакуума, который существует в России.

Как вы представляете себе своего читателя? На какую аудиторию вы ориентируетесь?

Прежде всего, это критически мыслящие люди, начиная от старшеклассников, студентов, ощущающие социальную несправедливость. Тексты на «Скепсисе» в основном посвящены общественным дисциплинам, но это отнюдь не значит, что мы ориентированы только на гуманитариев. Аудитория достаточно широкая и недостаточно определённая, но, с нашей точки зрения, сейчас невозможно выбрать узкую целевую группу, страту, класс в качестве аудитории и объекта целенаправленной пропаганды.

И здесь мы сталкиваемся с важнейшей проблемой. Сейчас в России отсутствует традиция, причём не столько традиция протестных действий, сколько традиция, которую можно назвать традицией русской радикальной интеллигенции. Она была прервана в сталинские времена физическим либо моральным уничтожением того слоя, который вёл свою историю от декабристов до большевиков и других социалистов.

Почему это важно? Приведу пример. Давайте вспомним историю одной революции XX века – Кубинской. Когда знаменитое партизанское движение на Кубе начиналось, то партизаны приходили в какие-то сёла и встречались со старыми крестьянами, которые помнили про борьбу Кубы за независимость против испанцев. Они воспринимали повстанцев Кастро и Че просто как новый виток той же самой борьбы. Открываешь «Воспоминания бойца-сандиниста» Омара Кабесаса – та же самая ситуация. Он встречается с одним стариком-крестьянином, который в своё время был проводником у Сандино, и старик спрашивает: «Где ваши маузеры»? То есть он сразу воспринимает новых повстанцев как продолжателей традиции борьбы, он сразу воспринимает их в определённом контексте, ему не нужно объяснять всё с самого начала: кто, зачем, против кого и за что борется. И таких примеров можно привести очень много: начиная от русских крестьян и рабочих начала XX века, понимавших социалистов, которые их агитировали, и заканчивая, скажем, сапатистами. И это не просто какие-то лирические моменты, это принципиально важная вещь – есть контекст, в котором воспринимается борьба за свободу. А у нас в стране этот контекст оказался разорван, причём, вполне сознательно – сталинизм намеренно боролся с революционной традицией, не говоря уже о современной бюрократии, которая здесь оказывается прямой наследницей сталинизма, несмотря на столь различные декорации. И отсутствие этого контекста, этой традиции сказывается буквально на всём, что происходит в сфере политики. Проблема социальной пассивности, которую наши левые столь часто и мучительно обсуждают, – именно отсюда. Это может показаться некими абстрактными рассуждениями, на самом деле это не так, тут совершенно конкретные вещи. Когда ты себя называешь социалистом или коммунистом, тебя воспринимают во вполне определённом контексте, и чаще всего это вызывает резкое неприятие у людей, чьи интересы, казалось бы, социалисты и коммунисты должны защищать. Большинству вспоминаются Сталин, Берия, ГУЛАГ, «совок», уравниловка и т. д., в частности, тем же рабочим, студентам…

Восстановление революционно-демократической традиции – это достаточно сложная задача. И, возвращаясь к вопросу об аудитории, – «Скепсис» полностью разделяет вывод о докружковой стадии развития левых в России (об этом много пишет Александр Тарасов). И для выхода, для преодоления этой докружковой ситуации, в России сейчас необходимо восстановление этой традиции. А для этого, в свою очередь, помимо борьбы с официозной пропагандой, необходимы ответы на вопросы: что из себя представляет современная мировая система и российское общество; по каким социально-экономическим законам они функционируют; что в марксизме (как самой мощной до сих пор системе социально-экономического анализа) устарело, а что пригодно для изучения современного общества и т. д. Вот вопросы, которые нас волнуют. И те, кого все эти вопросы по-настоящему интересуют – это и есть наша аудитория. У нас нет готовых ответов, но мы стараемся стимулировать их поиск. Поэтому – в идеале – наш читатель должен становиться и нашим корреспондентом, автором, переводчиком… Отбор текстов для сайта довольно жёсткий, но мы всегда стараемся найти почву для взаимодействия с теми, кто нам пишет. Правда, мы не платим гонораров, и никто из редакции не получает зарплаты. «Скепсис» делается на средства его участников – таким образом мы полностью избавлены и от попыток влияния на редакционную политику, и от обвинений в коррумпированности. Но отсутствие гонораров не мешает нашим авторам делать качественные материалы.

К вам присоединяются люди, имеющие сходное мировоззрение, общие ценности, это означает, на мой взгляд, что у них есть некий стартовый уровень, который выше среднего. Что делать с остальными, как просвещать тех, кто не находится на этом уровне? Как сделать так, чтобы массы пробудились? Как возникает то «сомнение», с которого, согласно девизу «Скепсиса», «начинается свобода»?

Приведу конкретный пример из переписки с читателем. Он пишет, что его очень интересуют события, которые происходят в Латинской Америке, он много информации почерпнул на сайте. Раньше он слушал «Эхо Москвы» и знал, что президент Колумбии Велес Урибе – это храбрый человек, который на вертолёте сел на площадку перед домом наркобарона… А потом он читает сайт scepsis.ru и выясняется, что в Колумбии как-то всё не совсем так, что Урибе – американская марионетка, а в Колумбии, оказывается, уже полвека идёт война, действуют «эскадроны смерти», напрямую связанные с наркомафией.

Он слушает «Эхо Москвы», слышит про экономическое чудо в Чили при Пиночете, потом опять-таки, не намеренно, просто разыскивая информацию в интернете, натыкается на наши статьи и выясняется, что там с экономическим чудом что-то немножко не так, как говорили по радио. Он пишет нам… У него возникают вопросы, конкретные вопросы. И не на все эти вопросы у нас есть готовые ответы. Но, по крайней мере, у нас появляется площадка для дискуссии. В данном случае, конечно, идеальный вариант, когда студент начальных курсов начал задавать вопросы, осознал, что ему морочат голову. Неважно кто – «Эхо Москвы», РТР, школьный учебник… Чтобы определить, где нам промывают мозги, нужен ориентир, нужен научный способ мышления. Вот собственно его мы и пытаемся сформировать. Но надо признать, что работать в этом направлении становится всё сложнее. В начале 2000-х студенты сами писали творческие работы, а сегодня девяносто процентов делают только компиляции и не потому, что не хотят, а просто не умеют иначе. Вот конкретный пример того, к чему привела реформа образования с Единым Г. И на самом деле в этом и заключалась одна из задач данной реформы, не только ЕГЭ, а «реформы» образования в целом. Бороться с ней или, скажем, с действием телеящика, мы не можем. Но тем, кто задаёт вопросы, кто сам понял, что нужно их задавать, мы можем помочь, именно они – наша аудитория. И именно они впоследствии будут решать, как «пробуждать массы». Сейчас, как я уже говорил, мы на докружковой стадии. Поэтому, прежде чем говорить об абстрактной массе, давайте поймём, что мы можем сказать, а также – какова классовая структура современного российского общества, как она развивается. Это не исключает необходимости контрпропаганды «в массах», но не стоит рассчитывать, что она будет производить быстрый эффект.

Итак, нужно восстановление традиции борьбы за свободу. Какими методами?

Для начала надо эту традицию знать – а ведь она полузабыта! Следовательно, её нужно пропагандировать. Именно для этой цели был создан дочерний сайт, посвящённый Варламу Шаламову. Шаламов – это не просто один из писателей, который писал о ГУЛАГе, о сталинизме, пусть и самый талантливый из всех. Это человек, который был сознательным борцом против сталинизма, который через ГУЛАГ пронёс идеалы русского освободительного движения, который никогда не отделял себя от революционной традиции, от традиции русской радикальной интеллигенции. И он продолжил эту борьбу со сталинизмом после лагеря, но при этом никогда не становился на позиции отрицания революционной традиции. Это знаковая фигура, которая для нас символизирует преемственность – тонкую ниточку преемственности. Когда же в качестве символа антисталинизма выступает фигура Александра Исаевича Солженицына («орудие холодной войны», по определению Шаламова), который был сознательным антикоммунистом, который именно революционеров винил во всех бедах России, и который является автором целого ряда мифов о советской и о дореволюционной России, то перед нами очередной пример «промывки мозгов». И не случайно, что Солженицын тормозил издание Шаламова за рубежом, вступал в совершенно неприличную полемику с публикаторами шаламовского наследия в России уже в 90-е годы. Потому что здесь перед нами две принципиально разные идеологические (и литературные, но это здесь не столь важно) позиции. Но это только один пример.

Сейчас – как под воздействием официоза советских времён, так и благодаря современной пропаганде – российская революционная традиция либо дискредитирована, либо просто малоизвестна. Знания, а вслед за ним и научного анализа опыта России и СССР в XX веке, действительно крайне не хватает левым (причём не только в России). Опыт-то наш, а многие отечественные левые ориентированы прежде всего на современный западный опыт, который для российских условий просто малопригоден. А вот опыт, существующий в нашей стране, оказывается как будто ненужным, устарелым, неактуальным, хотя, прежде чем его объявлять ненужным, для начала хорошо бы его изучить. И действовать затем на основе этого опыта.

Хорошо, к западным левым вы явно относитесь критически. Тогда опыт каких стран «третьего мира» кажется интересным?

Ответ не будет оригинальным. Важно то, что происходит в Латинской Америке, так называемый «левый поворот», которому уделено немало места в № 5 печатного «Скепсиса». Тем более что, как показывает практика, после некоторой паузы этот поворот продолжился. И здесь очень интересно сравнивать Восточную Европу, включая Прибалтику, Польшу, Венгрию, в том, как совершенно по-разному бывший соцлагерь, выполнявший все неолиберальные заветы, и Латинская Америка реагируют на кризис.

В постсоветский период в России в интеллектуальной жизни возобладала местечковость, мы видим, что процент международных новостей в прессе сегодня на порядок меньше, чем в советское время. Если человек целенаправленно не использует интернет, то он просто не в курсе происходящего в мире, особенно за пределами США и Европы.

Но если про Латинскую Америку так или иначе говорят все левые, то ситуация в других странах «третьего мира» не менее интересна, и о ней у нас знают мало. «Скепсис» стремится находить материалы о том, что происходило и происходит в Азии. Это очень сложный и интересный регион, и немногие могут похвастаться тем, что достаточно знают о социальных процессах в нём, тем более – о революционных движениях. И тут большое поле деятельности, прежде всего, для переводчиков. У нас есть тексты об Индии, Непале, и мы стараемся следить за развитием ситуации в этих странах. Недавно мы начали поиски текстов об Африке, так как благодаря СМИ этот континент превратился в массовом сознании в чёрную дыру, в которой ничего не было, нет и не будет. Тут очень много работы, одним словом. Россия сейчас куда ближе к «третьему миру», чем к «золотому миллиарду», хотя в Москве и Питере даже у левых частенько возникает иллюзия обратного. Но важен не только практический опыт, важна и теория. Так, у нас уже более-менее воспринята европейская левая мысль. А вот, например, социологи и экономисты из Латинской Америки, изучающие «периферийный капитализм», пока что остаются в России практически неизвестными.

Несколько слов о том, что является приоритетным: бумажное издание или интернет-сайт?

Это просто разные виды деятельности, разные средства. Интернет-издание, конечно, регулярно читает намного больше людей. Но представление, согласно которому в России уже все (или почти все) имеют доступ в интернет, всё-таки неверно. Есть регионы, где интернет остаётся достаточно дорогим для наших потенциальных читателей, где его может вообще не быть, где студенты, например, не могут себе позволить такую интернет-жизнь, как москвичи или питерцы. Поэтому бумажный журнал остаётся необходимостью. Кроме того, интернет-издание и закрыть сравнительно легко, а вот ликвидировать разошедшийся тираж журнала гораздо сложнее.

В «бумажное издание» мы стараемся отбирать материалы, которые меньше всего устаревают и которые «закрывают» конкретную тему, отражают нашу позицию, наш взгляд на определённую проблему. Так, номер по «реформе образования», как мне кажется, практически исчерпывающе показал происходящее – и все наши прогнозы, увы, оправдались. Другое дело, что на печатные номера зачастую не хватает сил (отсюда – нерегулярность), потому что сайт требует их немало. Недавно мы начали в сотрудничестве с некоторыми издательствами выпускать книги, причём по разным сюжетам. В 2010 году вышли две книги, подготовленные участниками «Скепсиса». Во-первых, собранная Дмитрием Субботиным книга «Эйнштейн о религии», развеивающая спекуляции вокруг «религиозности» учёного и разбивающая «доказательства» якобы равноценности религии и науки. Во-вторых, переведённая Еленой Бучкиной «Теория литературы» английского марксиста Терри Иглтона, представляющая практически неизвестную в России традицию западного марксистского литературоведения и социальной литературной критики. Есть издательские планы на 2011 год – ив связи с марксистской теорией, и, например, антифашистской пропагандой, причём речь идёт не только о переводах.

Вернёмся к вопросу о клерикализации. Откуда вообще возникла эта волна, захлестнувшая наше общество?

Начать следует с констатации факта: клерикализация – это идеологический процесс. Это идеологическое оформление существующего политического режима. И этот факт большинство, в том числе и большинство левых, понимает совершенно недостаточно. Не случайно Маркс в своё время говорил: «Всякая критика начинается с критики религии». Когда мы начинали свою деятельность, очень многие относились к этому так: что вы ерундой какой-то занимаетесь, подумаешь, какие-то попы, есть куда более важные темы… Потом «Основы православной культуры» (иными словами – «Закон божий») стали вводить в провинции почти повсеместно. Сейчас идут отчёты о ситуации в Белгородской области, где уже есть философско-теологический факультет, готовящий преподавателей ОПК, правда, заметим, подавляющее большинство по специальности не устраивается. Но идеологическая обработка в школах и вузах уже поставлена на поток – и, судя по последним заявлениями деятелей ЕдРа, процесс будет продолжаться.