Текст книги "Сборник статей и интервью 2003г (v1.2)"

Автор книги: Борис Кагарлицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

ВЗРЫВЫ В ЧЕЧНЕ ОТКРЫВАЮТ ПРЕДВЫБОРНЫЙ СЕЗОН В РОССИИ

У нынешней власти ахиллесова пята не одна, их, кажется, все четыре

Если в Чечне в очередной раз объявляют о «почти окончательном» установлении мира, значит, надо ждать стрельбы и взрывов.

Чем вызвано обострение ситуации в Чечне? На первый взгляд все понятно. Еще несколько месяцев назад московские чеченцы предупреждали, что главным итогом кадыровско-путинского референдума станут рост насилия и эскалация боевых действий. Перед референдумом жителям республики объясняли: если вы проголосуете за конституцию, прекратятся зачистки, с вами начнут наконец обращаться как с нормальными гражданами России. Люди хотели мира, и даже полевые командиры боевиков понимали, что насильственные акции во время референдума не будут популярны среди населения Чечни.

Референдум прошел весьма мирно. Но по принятии конституции зачистки и насилие над жителями не прекратились. Все шло обычным чередом. Кроме одного: чеченское общество в очередной раз почувствовало себя обманутым и обиженным.

В такой ситуации боевики просто обязаны были продемонстрировать свою силу. Под ружьем у Масхадова – примерно две тысячи человек, они вполне могут доставить российским войскам и администрации неприятности в любое время и в любой точке республики, тем более что еще тысяч десять составляет резерв, который может быть задействован для крупномасштабных акций.

Но избрана все же была нетрадиционная тактика нападений на блокпосты. Подрывники-камикадзе в Чечне уже неоднократно использовались, но все же это не основной метод действий для чеченского сопротивления. Арабские радикалы избрали самоподрыв в качестве главного средства борьбы из-за того, что их отряды оказались совершенно бессильны в противостоянии с израильскими или американскими войсками. Напротив, чеченское сопротивление, воспитанное офицерами советской школы, вполне уверенно чувствует себя в контактном бою с регулярной армией.

Именно это и наводит на новые вопросы. Почему террористические акты произошли в Надтеречном и Гудермесском районах республики? Политически это, конечно, ясно. Если можно в Надтеречном районе – самом лояльном, самом благополучном и безопасном – запросто взорвать местную администрацию вместе с ФСБ, значит, федералы действительно ничего в республике не контролируют. А взрыв во время религиозного праздника в Иласхан-Юрте был просто покушением на Кадырова.

И все же не очень понятно, как провезли грузовик со взрывчаткой с горных чеченских баз в равнинный Надтеречный район, миновав множество блокпостов. Или взрывчатку загружали прямо на месте? Тогда откуда? Как бы ни были сильны боевики, баз в равнинной части Чечни у них нет. Создавать их там было бы просто рискованно: оборудовать трудно, а потерять можно в два счета. Значит, взрывчатка не со склада боевиков поступила?

У кого еще есть взрывчатка в республике? Правильно, у федералов. Но тут речь идет не просто о продаже неприятелю десятка гранат и нескольких тысяч патронов. Тут тонна тротила. Такая сделка редко может пройти незамеченной…

Взрыв во время мусульманского религиозного праздника выглядит тоже как-то не по-чеченски. Можно сколь угодно ненавидеть Кадырова, но место для покушения выбрано самое неподходящее, массовые жертвы среди мирных жителей гарантированы, а эффект – нет.

Почерк обеих акций явно не масхадовский. Вполне возможно, что боевики, организовавшие эти операции, действовали самостоятельно по отношению к командованию сопротивления. Но были ли они самостоятельны по отношению ко всем российским структурам?

И, наконец, последнее. Наряду с сообщениями о больших террористических акциях в Чечне в прессе появилась информация о подрывах бронетранспортеров, гибели солдат, об обстрелах. Это как раз вполне в духе команды Масхадова. Но такого рода вещи происходят в Чечне еженедельно. Просто обычно о них нам не сообщали. А тут вдруг нас стали оповещать о всех неприятностях.

Похоже, нашим политтехнологам и информационным олигархам очень нужно, чтобы тема Чечни вернулась на первый план российского общественного мнения. И это факт из той же серии, что и телепередачи о падающем рейтинге президента Путина. Выборы на носу.

Чеченская война привела Путина к власти, но неспособность власти добиться победы или мира становится ахиллесовой пятой нынешней администрации.

Впрочем, скоро мы обнаружим, что вопреки логике у нынешней власти ахиллесовых пят не одна и даже не две, а значительно больше…

НА ПОЛИТИЧЕСКОЙ БИРЖЕ РАСТЕТ СПРОС НА ОППОЗИЦИЮ

Вопрос о том, кто на ближайших парламентских выборах будет противостоять партии власти или тем, кто хотел бы быть таковой, в России снова является открытым. Еще в большей степени открыт вопрос, кто на президентских выборах следующего года будет конкурировать с самой властью (читай: с Путиным). Иными словами, за полгода до выборов мы так и не знаем, есть ли в России реальная оппозиция, и если есть, то кто это?

Ни одно движение, ни одна партия в том виде, в котором они нынче существуют, не могут считаться нормальной оппозицией. Одни не являются таковой ввиду своей слабости, и это надо признать, как бы ни было мучительно больно. Примеры таких политических образований – Социалистическая партия, РОСДП (социал-демократы), «Духовное наследие» и целый сонм маргинальных левых движений европейского образца. Особняком среди них – «ЯБЛОКО», представленное фракцией в Госдуме. Другие партии не могут считаться оппозиционными, потому что попросту подыгрывают власти, называя это то конструктивизмом, то центризмом, как, например, СПС и КПРФ.

Разумеется, те, кто неспособен по отдельности конкурировать с пропрезидентскими партиями, могут попытаться, объединившись, создать оппозиционный блок.

В минувший понедельник такая попытка – сформировать из левопатриотического пространства структуру, претендующую на конкуренцию с партиями власти, – была предпринята. Научно-практическая конференция «От противостояния – к социальной ответственности» собрала представителей КРО, КПРФ, Военно-державного союза, Евразийской партии, Партии труда, Российской коммунистической рабочей партии (РКРП) и других. В роли неформального лидера новых патриотов – Сергей Глазьев.

Конференция оставила больше вопросов, нежели ответов.

Во-первых, не совсем ясно отношение левых тяжеловесов к самой идее объединения. Зюганов, чье присутствие было анонсировано, прислал вместо себя секретаря ЦК по сельскому хозяйству Владимира Кашина, а в исполкоме НПСР утверждают, что вообще не имеют отношения к этой конференции. В этом явно сказывается давно назревший конфликт между Зюгановым и Семигиным.

Во-вторых, за кадром остался вопрос о балансе у нового блока собственно левых идей и державно-патриотических. Председатель Военно-державного союза Леонид Ивашов уже заявил, что коммунистическую и социалистическую идею поддерживают около 22% населения, а вот державно-патриотическую – 59%. И предложил идти на выборы двумя блоками – «красным» и государственническим.

Это разделение, на первый взгляд ослабляющее оппозиционный блок, в действительности не лишено резона. Государственно-патриотические идеи представлены у партии власти ничуть не хуже, чем у левой оппозиции. Патриотическая риторика в России давно стала инструментом бюрократии и чиновничества, используется исключительно в их интересах, а народность патриотизма носит виртуальный характер и обеспечивается преимущественно националистами, в число которых можно с оговорками включить и коммунистов.

В-третьих, само по себе консолидированное выступление левых на думских выборах не может быть конечной целью объединения. Роль нынешней Думы в современной России – легитимизация инициатив, спускаемых из администрации президента. Целью может быть только выдвижение единого кандидата на выборах президентских. Таковым вряд ли может стать Геннадий Зюганов. Он не воспользовался хорошими шансами на победу в 1996-м, и теперь его время ушло. Но и Сергей Глазьев утверждает, что не претендует на звание «лидера всех оппозиционных сил», поскольку «личные амбиции – главное, что нам сегодня мешает».

Мы постарались найти ответы на эти вопросы.

С партией власти у нас все ясно. По крайней мере, считается, что ясно. «Единая Россия» себя на это место назначила, и пока иного приказа из Кремля не поступало – так тому и быть. А вот с оппозицией все куда менее понятно. На протяжении первых трех лет правления Путина «оппозиционные» политики соревновались по части демонстрации своей лояльности к президенту. В последние несколько месяцев ситуация вдруг начала меняться. Сказывается приближение парламентских выборов? Вряд ли. Скорее политические круги предчувствуют изменение общего положения в стране.

С первых же месяцев «путинской эры» было видно, что жить этому проекту предстоит ровно столько, сколько продержатся высокие цены на нефть. Однако вопреки предсказаниям скептиков (в числе которых был и автор данной статьи) мировые цены на топливо оказались на редкость устойчивыми. В итоге у Кремля появилась возможность поддерживать стабильность и даже создавать видимость «наведения порядка», не делая совершенно ничего. Именно в этом самоуверенном и многообещающем ничегонеделании как раз и состоит сущность «путинской модели». Политиков можно было заменить бюрократами, а стратегические решения – мелкими административными перестановками и аппаратными интригами.

Увы, с окончанием иракской войны поползли вниз цены на нефть. Разумеется, ничего катастрофического пока не происходит. Но российские элиты слишком хорошо знают реальное положение дел. Они понимают, насколько все у них шатко. Потому растет нервозность. Предвыборные интриги – лишь ее частное проявление.

В стране неожиданно появился спрос на оппозицию. И тут выясняется, что за прошедшие годы наши депутаты совершенно позабыли, что это такое. Даже притвориться оппозиционерами толком не могут. Ясно, что не опереточному Жириновскому изображать народный гнев против режима. Союз правых сил очень любит критиковать правительство. Но еще больше наши правые либералы любят заседать в правительстве.

«ЯБЛОКО» на протяжении прошедших лет сохранило облик интеллигентной благопристойности. Все знают, что «яблочники» – приличные люди, которые в силу этого в коррумпированном правительстве не участвуют, а если участвуют, то выходят из партии. Но амплуа приличного политика, взятое на себя Григорием Явлинским и его партией, плохо совмещается с ролью политической альтернативы, которой требуются напор, яркие лозунги, массовость и воля к власти.

Итак, остаются опять коммунисты, которых Анатолий Баранов когда-то назвал ведомством по оказанию оппозиционных услуг населению. Беда в том, что услуги были совершенно некачественные – как у всякой монополии. Но в отличие от либеральных публицистов я не уверен, что в данном секторе положение резко улучшится с появлением у КПРФ конкурентов. Хотя бы потому, что КПРФ на сегодня – естественная монополия. Конкуренции не предвидится. Но что-то делать надо! Хоть в общество прав потребителей обращайся!..

Некоторый проблеск надежды возник во время красноярских выборов, когда Сергей Глазьев завоевал неожиданно большое количество голосов (по некоторым оценкам, победа была у него просто украдена). К Глазьеву по старой советской традиции потянулись ходоки из сибирских регионов, приглашая его баллотироваться у них на губернаторство. Но Глазьев для КПРФ не вполне свой. Мало того что не член партии, он вообще человек из другого круга. Собственно, в этом одна из причин его успеха. Но для партии развивать такой успех означает радикально менять собственные методы и даже идеологию. В понедельник Глазьев сделал важный политический шаг. Он собрал конференцию, на которой прозвучали слова о необходимости создания нового оппозиционного блока. Не столько альтернативного КПРФ, сколько дополняющего коммунистическую оппозицию широким спектром левых политических сил. Но вот вопрос: где эти силы? Состав зала, перед которым выступал Глазьев, наводит на мрачные мысли. Из множества мелких групп, по большей части аутсайдеров и неудачников, вряд ли удастся создать мощное движение. Разумеется, малочисленность той или иной команды еще не обязательно признак слабости. Можно быть маленькими, но смелыми и гордыми. Увы, беда наших маргинальных левых групп в том, что как раз смелости и гордости им не хватает. На протяжении последних лет команды, оставшиеся за рамками КПРФ, не смогли завоевать моральный авторитет (единственное, что действительно может компенсировать политическую слабость). Сегодня эти группы стремятся всплыть на поверхность, цепляясь за Глазьева. Но есть риск, что вместо этого они сами утащат его на дно.

Короче, если Глазьев действительно хочет преуспеть, ему и его окружению предстоит строить движение практически заново, опираясь не столько на отработанные в 1990-х годах кадры, сколько на политический ресурс самого общества, где оппозиционные и левые настроения все более сильны. Его дальнейшая политическая судьба зависит от того, решится ли он пойти по такому пути.

Конечно, вопрос о власти в России решается не на выборах. Избирателям и в 1996-м, и в 2000 годах лишь предлагали узаконить решения, принятые без их участия. И все же выборы, особенно парламентские, могут выразить настроения общества, продемонстрировать, что в стране происходят перемены, с которыми власти придется считаться. Даже в наших, не вполне демократических условиях нужна оппозиция, способная во весь голос сказать то, что начальство не желает слышать. В противном случае единственно подлинным выразителем недовольства становится господин «Против всех».

Борис КАГАРЛИЦКИЙ

ОНИ ПРЕДПОЧТУТ СИНИЦУ В РУКАХ

Мне инициатива Глазьева не совсем понятна. Мы имеем ситуацию, когда КПРФ фактически монополизировала всю левую часть политического спектра. В этих условиях создание каких угодно блоков, куда не войдут зюгановские коммунисты, бессмысленно. Шансов же, что коммунисты войдут в блок, нет абсолютно никаких.

Вспомните, НПСР был создан, чтобы собрать все политические организации патриотического толка вокруг КПРФ. Они находились в поле зрения Зюганова, обсуждали второстепенные вопросы, но как только дело доходило до выборов, КПРФ сразу же все брала в свои руки. Составлением предвыборных списков занимался непосредственно аппарат КПРФ.

Глазьев мог бы стать лидером левых только при одном условии: если это решение вызреет в недрах компартии. Но коммунисты уже давно не стремятся к новым политическим завоеваниям, в первую очередь им важно сохранить все, что у них имеется.

Парламентские выборы не зря предваряют президентские. Зюганов до сих пор является непререкаемым лидером. Так что на президентских выборах мы, скорее всего, снова будем видеть кандидатом от левых сил Геннадия Зюганова.

Юрий ГОРБУНЮК, главный редактор бюллетеня «Партинформ»

КОММУНИСТЫ НИ ЗА ЧТО НЕ ОТКАЖУТСЯ ОТ ЗЮГАНОВА

КПРФ всегда руководствовалась ленинской идеей широкого общенародного фронта, ядром которого является коммунистическая партия. По этой логике и был сформирован НПСР. В последние годы в Кремле предприняли определенные усилия, чтобы развалить это объединение, и им удалось внести раскол между руководством Компартии и аппаратом НПСР. Курировал работу по этому направлению лично замруководителя администрации президента Владислав Сурков. Недаром Геннадий Андреевич постоянно повторяет эту фамилию. Сурков для него – главный враг.

НПСР без коммунистов – ничтожная организация. Ну кто такой Семигин по сравнению с Волошиным или Зюгановым? Сейчас коммунисты создают себе другую левоцентристскую коалицию. И Глазьев ее делает не под себя, а под лидеров Компартии.

Туда войдут несколько десятков, может, даже сотен мельчайших левоцентристских группировок, коммунисты войдут в нее на последнем этапе. Интрига проста: разрушение одной и создание другой левоцентристской коалиции во главе с коммунистами.

Вторая интрига: Зюганов-Глазьев. Конечно, противники коммунистов предпочли бы, чтобы лидером стал Глазьев, но сами коммунисты никогда на это не пойдут. Их поочередно сдали Горбачев, Ельцин, Рыбкин, Селезнев, и поэтому они молятся на Зюганова и всегда поддержат именно его. Чтобы они решились заменить его, должно произойти нечто экстраординарное.

Сам Глазьев колеблется. С одной стороны, за уход от Зюганова ему обещают золотые горы, с другой – он прекрасно видит, какова судьба, например, Ивана Рыбкина.

Кремль постарается, конечно, продемонстрировать, что своих «красных» союзников он в беде не бросает. Думаю, что Селезнева будут поддерживать только для того, чтобы показать, что люди, ушедшие из Компартии, не будут выброшены. Однако уверенности в этом пока ни у кого нет.

Мы с вами видим, что предпринята попытка в очередной раз создать гибрид коммунисто-социалистов и патриотов. Симбиоз только на первый взгляд противоестественный.

Патриотизм – это вполне нормальная идеология левых в странах догоняющего развития. Но Путин на выборах 2000 года перехватил у них эту идеологию. Однако, перехватив, он оказался не в состоянии противостоять экспансии американцев на постсоветском пространстве. Его правительство связано с олигархической компрадорской буржуазией. И теперь коммунисты вновь становятся едиными носителями патриотической идеологии. Сергей МАРКОВ

ПАРТИЗАНЩИНА-2

Что все-таки делать в Чечне, где война приобрела «частный характер»

В начале второй чеченской войны я написал статью «Партизанщина». Из-за нее было потом много споров. Если коротко, в ней приводилось несколько общих правил партизанской войны, главное из которых состояло в том, что армия должна сломить сопротивление очень быстро, желательно в течение нескольких месяцев. Если первая, решающая, кампания не приносит полной победы, противостояние затягивается, война становится образом жизни для территории, где разворачивается конфликт. Партизанщина начинает воспроизводиться, как и любое иное общественное явление. В итоге никакие военно-политические меры уже не дают ожидаемого успеха. Власть пробуксовывает, делает заявления о полной и окончательной победе, за которыми следуют новое обострение боевых действий, новые жертвы и разрушения.

Четыре года второй чеченской войны полностью подтвердили этот прогноз. Не сумев разгромить формирования Масхадова в решающем наступлении осенью 1999 года, Российская армия позволила им уйти в горы и начать затяжное сопротивление, которое до сих пор не сломлено и уже не будет сломлено. В любой партизанской войне на определенном этапе наступает равновесие. Армия не может искоренить сопротивление, а то, в свою очередь, не может изгнать со своей территории войска. Несколько десятков убитых и раненых еженедельно оказываются «нормой» для обеих сторон. В Чечне уже к 2002 году возник подобный баланс сил.

В принципе, такой затяжной конфликт может продолжаться много лет, но лишь при одном условии. В стране, ведущей контрповстанческую войну (или «антитеррористическую операцию», если так вам больше нравится), общество готово терпеть происходящее бесконечно долго. Либо свои потери удерживаются на «приемлемом» уровне, либо большинство населения поддерживает цели войны, либо, что чаще всего случается, общество вообще не очень задумывается о происходящем. Потери же «чужих», включая мирных жителей, перестают восприниматься как политическая проблема. Как население, живущее партизанщиной, привыкает к «зачисткам», перестрелкам и вылазкам боевиков, так и большинство жителей страны, пытающейся подавить это сопротивление, теряет чувствительность к новостям из «горячей точки».

Поняв это, наиболее агрессивные стратеги сопротивления готовы «оживить интерес» к проблеме, нападая на объекты и захватывая заложников за пределами привычной зоны боевых действий. Ирландская республиканская армия взрывала супермаркеты в Англии, палестинские радикалы устроили нападения самоубийц на израильтян, экстремистски настроенные чеченские бойцы «подарили» нам «Норд-Ост». Какова в подобных эпизодах роль спецслужб для нас – в данном случае не важно. Главное – то, что подобные методы поставленной цели не достигают, скорее наоборот: они объективно играют на руку тем, кто стремится к продолжению войны. Появляется обоснование: видите, с ними по-другому нельзя…

И все же рано или поздно войну приходится заканчивать. И другого пути, кроме переговоров с противной стороной, просто нет. Политическое решение – это как раз такое решение, которое дает возможность обеим противоборствующим силам решить свои вопросы без стрельбы.

Ясное дело: неизбежен компромисс. Но что заставляет политиков идти по такому пути? Как правило, общество, истерзанное войной, готово поддержать мирное решение. Лидеры повстанцев знают, что, даже если мир не совсем в их интересах, отказ от серьезных поисков мира означал бы потерю лица перед населением. А без поддержки на местах они долго не продержатся. Поэтому они всегда готовы сесть за стол переговоров – хоть в Зимбабве, хоть в Ирландии, хоть даже в Колумбии. Тем более – в Чечне. Но что заставит пойти на переговоры государственных мужей?

Одно из двух: либо смена власти, либо страх перед ее потерей. Если власть меняется, новое начальство сразу стремится доказать свою дееспособность, решив какую-то застаревшую проблему. Де Голль, вернувшись к президентству во Франции, немедленно занялся Алжиром. Получилось не сразу и не так, как хотелось, но войну он закончил. Лейбористы в Англии, получив большинство в Вестминстере после девятнадцати лет правления консерваторов, тут же вспомнили про Северную Ирландию. Смена власти в Индонезии привела к уходу из Восточного Тимора. Можно продолжать. Следующий после Путина правитель России чеченскую проблему непременно урегулирует. Вопрос не в том – как, а в том – когда…

Другое дело, если война, не сильно будоражившая сознание народа, вдруг выходит на передний план политической жизни. Отчего? Да отчего угодно. Может быть, потери перевалили через «болевой порог»; может быть, пресса стала более откровенно писать; может быть, выросло недовольство властью по всему комплексу проблем. Или, наконец, кто-то в рядах элит манипулирует общественным мнением, стремясь досадить высшему начальству и решить собственные проблемы.

Как, почему, в чьих интересах – уже неважно. Ибо вопрос о мирном урегулировании обретает самостоятельное звучание. Именно так может случиться с чеченской проблемой в 2003-2004 годах.

Вот тогда-то и встает вопрос о сценариях урегулирования. Российская общественность крайне болезненно относится к возможности присутствия миротворческих сил на нашей территории. Говоря откровенно, понять беспокойство патриотов можно. Но только должно быть ясно и другое: в таком случае умиротворение Чечни придется покупать ценой еще более значительных уступок другой стороне. Для того, чтобы боевые отряды прекратили воевать и легализовались, например, в качестве политической оппозиции, им нужны гарантии.

Путь к миру в Чечне лежит через прекращение огня, переговоры и демократический процесс. Только после того, как сначала на местном, а потом на республиканском уровне будет сформирована легитимная власть, с ее представителями можно вести переговоры о статусе Чечни. Без участия сепаратистов никакой политический процесс легитимным не будет и остановить войну не поможет. Другое дело, что честные выборы наверняка покажут, что говорить от имени всех чеченцев масхадовцы так же не могут, как и федералы. В чем, собственно, и состоит демократия. Симулировать демократию с помощью подтасованных референдумов, исключающих участие оппозиции, означает как раз блокировать политическое решение. А оно необходимо.

Даже в ходе израильско-палестинского конфликта оказалось необходимым создание администрации автономии, с которой израильской власти приходится считаться. Англичане позволили ирландским республиканцам баллотироваться в североирландское собрание, участвовать в управлении территорией. Российской власти рано или поздно придется начать разговаривать с политическим крылом сепаратистов. Чем больше будет в этом случае политики, тем меньше стрельбы. Отсюда, кстати, не следует, что Москва обязана принимать любое требование Ичкерии. Для того и нужны переговоры, чтобы свои позиции отстаивали обе стороны. И сепаратисты, со своей стороны, вынуждены будут идти на уступки, искать компромиссные решения. Но в основе урегулирования могут быть только демократия и прямое участие народа республики в формировании собственного будущего. Выборы легитимных чеченских представителей, способных говорить с Москвой от имени народа, возможны лишь в условиях прекращения огня и предварительной договоренности сторон. Рано или поздно это все равно придется делать.