Текст книги "Переводчик «Переводчика»"

Автор книги: Борис Терехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Ирина давала мне какие-то бессмысленные советы. Наум и вовсе нес полную околесицу.

Разбилось стекло, и множество осколков со звоном разлетелось по всему полу. Диана, по-змеиному извиваясь, начала влезать в мансарду. Острые осколки, торчащие из рамы, рвали в клочья нижнее кружевное белье ожившей покойницы и вонзались в ее матовое тело. Но Диане это было безразлично. Это ни на мгновение не отвлекло ее от намеченной цели. Намеченной целью были мы – я, Ирина и Наум.

От частых толчков комод сдвинулся, что позволило приподняться люку. В образовавшуюся щель просунулась оголенная мускулистая рука Артура…

Я лихорадочно, с жаркими молитвами, потряс рукописью. Наконец она разгорелась сильнее – ярким потрескивающим пламенем. Обжигая пальцы, я бросил остатки рукописи в миску с яблочными огрызками. И вскоре вся она превратилась в огромную груду черного чадящего пепла.

Снова я – Валентин Стоун. Или Гарри Засолов

Я проснулся, открыл глаза, потянулся и посмотрел на настенные часы – стрелки приближались к полудню. Ничего себе – не слабо поспал. Как в далеком-далеком детстве, незамутненном взрослыми делами и проблемами.

За окном было пасмурно и неприветливо. Судя по влажным стволам деревьев и поникшим цветам на клумбе, совсем недавно пролил обильный дождь.

И тут я вспомнил о событиях вчерашнего дня.

Вспомнил – и, содрогнувшись, выругался! Неужели вся эта бесовщина случилась со мной наяву? Неужели весь этот кошмар, с убийствами и ходячими мертвецами, – правда?

Нет, честное слово, лучше было бы мне вообще ничего этого не вспоминать, и продолжать безмятежно спать в своей теплой мягкой постели. Но разве теперь подобное возможно?! Разве теперь удастся мне снова заснуть?!

Надев спортивный костюм, я боязливо, на цыпочках, подошел к смежной комнате. Помедлил и, с душевным трепетом, заглянул в нее. Никаких трупов – ни живых, ни мертвых – в комнате не было! Кушетка стояла совершенно нетронутая! Незастеленная и непомятая! Нигде не валялось орудие убийства – злосчастной монтировки! Будь она трижды проклята! Нигде не валялись и грязные испачканные простыни! Отсутствовали даже пятна крови на полу!

Да и на веранде царил относительный порядок…

Я вздохнул с облегчением. Однако у меня моментально возник вопрос: почему исчезли все следы ужасных ночных событий? Куда они к шутам подевались? Испарились, как пар?

Бутылка с недопитым ирландским виски и та пропала!

Но не мог же мне полностью пригрезиться весь вчерашний день? Естественно – нет! Как его вычеркнешь из собственной памяти?! При всем желании не получится.

Выйдя из дома, я не увидел на краю своего участка ни «ауди» Дианы, ни «жигулей» Наума. В высшей степени странно! Ладно, допустим, что Гольц спозаранку отправился к себе на дачу. Но кто, черт возьми, укатил на автомобиле Дианы?! Ничего не понимаю!

В недоумении я присвистнул и подергал мочку уха. Таким способом я хотел прояснить свою память. Затем сорвал с дерева яблоко и, стряхивая с него дождевые капли, поднялся в мансарду. Здесь тоже все было как всегда. В мансарде витали привычные запахи сосновых досок, гниющих овощей и фруктов, да моего терпкого мужского одеколона. Комод, продавленный стул и столик с компьютером – находились на своих обычных местах. Оконное стекло не было разбито…

Только вот в миске с яблочными огрызками лежала большая горка пепла!

Ага, значит, моя память меня все же не подвела. Кое-что потихоньку стало проясняться. Итак, я сжег рукопись, и мы, по выражению Ирины, возвратились в нормальный мир. Но от всего пережитого, видимо, я лишился чувств. Хлопнулся в обморок. Еще бы, столько испытал за вчерашний день!

Далее, Наум и Ирина перетащили меня вниз на мою постель. Отдохнули, допили виски, привезенный Дианой. Вставили новое стекло в раму и прибрались в доме…

Хотя с какой стати им было все это делать? В особенности, Науму? Не в его правилах было заниматься уборкой в чужом доме. К тому же поздней ночью. Впрочем, последние события могли существенно изменить его характер. Да – конечно, могли. Но не столь же радикально, не до такой же степени.

Желая проветрить мансарду, я распахнул окно и заметил на соседнем участке Ирину. В неописуемо ветхом балахоне она копошилась на грядке, у компостной кучи.

Я быстро спустился вниз и поспешил к ней.

– Здравствуй, Ирина!

Она выпрямилась и дружески улыбнулась. Откинула тыльной стороной ладони со лба прядь волос и, аккуратно огибая лужи и вылезших из земли дождевых червей, приблизилась к изгороди, отделявшей наши участки.

– Добрый день, Валентин!

– С возвращением в нормальный мир!

– Спасибо.

– Что это ты затеяла? – спросил я.

– Дождь закончился, и я решила прополоть капусту.

– Ну и дельце ты сегодня себе выбрала.

– А что, Валентин, в нем удивительного? Дело, по-моему, самое обыкновенное. Вон сколько сорняков везде вылезло. Все уже забили, – показала она кивком на грядку.

– Нет, я вовсе не возражаю против прополки. Сорняки, как и вредные насекомые – это зло. С ними необходимо всеми силами бороться, – согласился я.

– Особенно с колорадским жуком, – сказала Ирина. – Замучили они меня этим летом.

– Кстати, какой у тебя сорт капусты?

– «Лосиноостровская». Восемь.

– Это, кажется, из среднеспелых сортов. Но, на мой взгляд, «Амагер» лучше. Он более урожайный и дольше хранится. «Зимовка» тоже ничего.

– Ну, то поздние сорта. Не дождешься, когда они созреют, – заметила Ирина. – В следующем году я хочу попробовать посадить савойскую капусту.

– Попробуй, конечно. Но с капустой масса возни. Проще и дешевле покупать ее на рынке.

– Естественно. Но зато выращивать самой интереснее, – возразила она. – Для здоровья, опять же, намного полезнее. Нет никаких нитратов и ядохимикатов.

– Не спорю, – кивнул я, с досадой подумав, что наш разговор пошел явно не в ту сторону. Потек по какому-то сельскохозяйственному руслу. Меня же эта тема в настоящий момент нисколько не занимала. Любая капуста была мне сейчас глубоко безразлична.

– Но удивительно, Ирина, что ты взялась за прополку после всего вчерашнего, – произнес я.

– А что с нами случилось вчера? – изменившись в лице, поинтересовалась она.

– Слушай, ты разве ничего не помнишь?

– Объясните, Валентин, что я должна помнить?

– Ну, здрасьте! Как же, Ирина! Очнись, дорогая! – воскликнул я. – Вчера с нами приключилось множество всякого невероятного и умопомрачительного. Во-первых, у меня была Диана со своим мужем Артуром. У них еще забавная фамилия – Штукка. Но они не иностранцы. Штукки сильно повздорили и разругались. Позже к нам приехал Наум Гольц. Я звонил ему с тобой по мобильному телефону. Ночью мы сидели втроем в моей мансарде и читали один американский рассказ. Потом сожгли его и возвратились в нормальный мир. Ну, вспомнила?

– Вчера вы не приглашали меня в гости.

– Верно, не приглашал. Ты сама пришла.

– Зачем? – спросила она.

– Услышала шум.

– Ошибаетесь. Я не приходила к вам вчера. Ни под каким видом. Поэтому никого из ваших друзей я не знаю – ни Дианы и Артура Штукка, ни Наума Гольца. Я затемно вернулась из города и сразу легла спать. Спала, правда, неважно – всю ночь снилась всякая ерунда. Со мной это обычно бывает перед сменой погоды.

– Значит, Ирина, ты… – замялся я, – извините, вы ничего-ничего не помните?

– Естественно, что нет. Это, Валентин, все ваши глупые фантазии. Простите, мне некогда – мне надо пропалывать капусту. А вам, я считаю, следует сейчас пойти к себе и хорошенько выспаться, – со строгими нотками в голосе произнесла она, счистила палочкой с резиновых сапог комья грязи и направилась к своим грядкам.

– Что ж, пока, – пробормотал я.

Обескураженный и совершенно сбитый с толку, я поплелся к дому. Вот тебе, бабушка, и нормальный мир! С приятным возвращением! Получается, что у Ирины вчерашний день, точнее, сегодняшняя ночь совершенно выпала из памяти. Впрочем, нельзя исключить, что она умело притворялась. Просто не желала оказаться вновь участницей этой криминально-мистической истории. Все могло быть.

Несчастный я человек! Запутался вконец!

По моей тропинке, брезгливо ступая лапами по влажному песку, шел кот Мурзик. Вот кому было наверняка прекрасно известно обо всех вчерашних событиях. Только он никому ничего не расскажет. Если лишь одной своей любимой деревенской белой кошке.

– Валентин, а я к тебе! – окликнула меня от калитки Варвара Марковна. На сей раз, появилась она весьма кстати. У меня затеплилась надежда, что с ее помощью я сумею разобраться во всем происходящем.

– Спасибо, Валентин! Ты очень выручил моего сына, – проговорила она, протягивая мне пачку сигарет. – Мы перед тобой в огромном долгу.

– Пустяки, Варвара. Дело соседское, – выдавил я тень улыбки. – Но теперь просьба к вам.

– Слушаю.

– Скажите, пожалуйста, вы помните новую синюю иномарку? Она стояла вчера здесь, на моем участке. У нее еще багажник неплотно закрывался.

– Нет, Валентин, хоть убей, не помню. Что, какие-нибудь неприятности? – оживилась она.

– Не совсем. Я просто кое-что уточняю.

– Ну, конечно, конечно. Уточняй.

– А помните: высокую, модно одетую женщину, с распущенными каштановыми волосами? Она была со мной.

Варвара поджала губы, подозрительно покосилась на меня и отрицательно мотнула головой.

– Тоже нет.

– Может, вы не обратили внимания?

– Нет. Это вряд ли. Говорю же: я не видела новую синюю машину и твою знакомую с каштановыми волосами, – твердо заявила она. – Я бы не позабыла. Чего-чего, а память у меня пока не отказывает. Но ты, Валентин, не расстраивайся. Такое и с моим сыном случается. Бывает, втемяшит что-нибудь себе в башку и ходит – всех доканывает. Главным образом после запоя. Но с тобой другая история. Я думаю, что это тебе от одиночества лезут в голову разные шальные мысли.

– Вероятно, – согласился я, поняв, что Варвара в объяснении моей ситуации мне не помощница.

– Ты будь уж осторожнее – не поддавайся этим мыслям. Сопротивляйся им, – посоветовала она. – До добра они не доведут.

– Я постараюсь.

– Да, чуть не позабыла. Недавно мой сын подружился с француженкой – с настоящей, из самой Франции. Из Бордо. Ремонтировал у нее унитаз, какой-то сложной иностранной конструкции. Она, француженка, поселилась в нашем городском доме, в квартире по соседству.

– Как любопытно, – приободрил я сам себя.

– Еще как! – просияв, подтвердила Варвара. – И этой француженке из Бордо хочется познакомиться со сведущим человеком. Чтоб тот, стало быть, посоветовал – перевод какого писателя лучше сделать. Нашего нынешнего писателя.

– Ага, понятно.

– Потому как в Бордо у нее остался дружок-переводчик. Мой сын рассказал о тебе – она заинтересовалась. Поэтому потолкуй с ней. Уважь человека. Женька договорится о встрече. Очень вежливая, симпатичная француженка. Прямо как из кино этого… Ну, как его имя? Ага, из кино Люка Бессонна.

– Обещаю, что я обязательно встречусь с ней. В ближайшие же дни, – заверил я. К счастью, начал накрапывать дождь, подаривший мне благовидный предлог раскланяться с Варварой.

Я прибежал в дом и поздравил себя с тем, что превратился в кретина. Законченного. По крайней мере, в глазах обеих своих соседок. Разве стала бы иначе Ирина посылать меня спать среди бела дня? А Варвара – рассказывать эту бредовую историю про вежливую француженку со сломанным унитазом сложной конструкции?

Ладно, кретин так кретин. Никуда от этого не денешься. Народу виднее.

Но что у меня получается? Варвара помнила о взятой у меня вчера пачке сигарет, а о Диане и ее автомобиле – нет. Она начисто позабыла все, что было каким-либо образом связано с рассказом Блейна-младшего. Впрочем, как и Ирина. Что позволяло уже строить определенные предположения.

Я немного посидел в кресле на веранде, машинально отгоняя от корзины с яблоками назойливую стайку мушек-дрозофил. Повздыхал-поохал – и, набравшись решимости, достал из кармана пиджака, висевшего на вешалке, мобильный телефон и позвонил Диане.

Прошло несколько секунд, и мне ответил ее низкий, красиво поставленный голос:

– Валя, родной, безумно рада тебя слышать. Как ты? Как твои дела?

– Отлично, Диана, отлично, – промолвил я, изо всех сил пытаясь скрыть охватившее меня волнение. Причины для него были. Еще какие! Ведь я разговаривал с женщиной, которую считал мертвой! Которая, не далее как сегодня ночью, в жутком оскале тянула ко мне руки и царапала ногтями по стеклу! Которая, подобно змее, лезла в разбитое окно моей мансарды!

– Как поживаешь ты сама? – спросил я, желая быстрее избавиться от этих кошмарных воспоминаний.

– Изу-ми-те-ль-но, – на распев произнесла она.

– Ничего не беспокоит?

– Валя, что может меня беспокоить?

– Ну, так. Мало ли, – неопределенно произнес я. – Значит, у вас там все живы-здоровы?

– Я тебя умоляю – конечно. И живы, и здоровы. Как зубастые акулы империализма. Но, пожалуйста, не пугай меня. Почему ты вдруг этим заинтересовался?

– Да чепуха. Ночью привиделся дурной сон, – замялся я. – Диана, кстати, как там твой автомобиль? Вроде бы ты жаловалась на багажник, что он неплотно закрывается.

– Ты, родной, меня с кем-то путаешь. Я даже обиделась. С чего бы мне жаловаться? У нового немецкого автомобиля не бывает неисправностей. Его же делали не наши мастера – золотые Сонькины ручки, – назидательно сказала она. – Валя, прости, мне недосуг с тобой разговаривать. Мы с Артуром собрались в поход по магазинам. Скоро осень – нужно слегка приодеться. Вечером я тебе перезвоню.

– Погоди, заключительный аккорд – твои волосы, окрашены сейчас в какой цвет?

– Ты, Валя, упадешь – были окрашены в натуральный фиолетовый! Вообрази, я была как вылитая Мальвина – подружка Буратино. Встал? Я имею в виду – с пола.

– Разумеется.

– Ну, ты представил?

– Примерно.

– Но сейчас они у меня каштановые. Нечего эпатировать нашу публику. Ну, счастливо! Пока!

Мне, наверное, следовало радоваться, что все целы и невредимы. Что все осталось, как и раньше, без малейшего намека на изменения. Но меня одолевали самые противоречивые чувства. И, прежде всего, я ощущал себя кем-то грубо и жестоко обманутым.

Нет, надо было найти ответ, что же произошло в действительности. Иначе нечто подобное могло повториться со мной в любой момент.

В общем, абкляч. В филателии это слово обозначает сквозную печать, связанную с хроматографическими свойствами бумаги. Так вот, и со мной случился форменный абкляч. Я был пропечатан насквозь, но совершенно неизвестно кем. И зачем?..

Тонко, как мышь, пропищал мобильный телефон. Звонил Наум – именно тот человек, с которым мне бы следовало побеседовать сегодня в самую первую очередь, едва лишь я очнулся ото сна.

– Засолов, голубчик, где тебя черти носят?! – прокричал он в трубку. – Где ты пропадаешь?! Никак до тебя не дозвонюсь: то не отвечаешь, то на хрен занято.

– Привет, Гольц. Ты давай не кипятись. Я только что разговаривал с Дианой.

– Ясно. Ну и как? – сбавляя громкость, спросил Наум. – Как госпожа Штукка?

– С ней все в идеальном порядке. Она и Артур не хворают. Собираются поехать вместе в магазин за покупками, – раздельно произнес я.

– Гм, как бальзам на сердце. Я рад за них. Недавно тоже говорил с Регинкой по телефону. Мадам цветет и пахнет. Про своего любовника ни полслова. Изъясняется исключительно японскими стихами из «Манъексю». «Долина Ману с мелкою травою…» И дальше в том же роде. Между прочим, Засолов, посылает тебе горячий дизайнерский поцелуй.

– Благодарю. Одного дизайнерского поцелуя Регины мне как раз и не доставало, – с горькой усмешкой заметил я.

– Возможно, что да.

– Наум, скажи честно, ты помнишь о вчерашних событиях?

– А ты, Валентин? – в свойственной ему манере ответил он вопросом на вопрос.

– Угу.

– Вот и я – угу. И до отвращения отчетливо. Хотя лучше было бы похоронить их в собственной памяти.

– Конечно. Но не выходит.

– И у меня, – сказал Наум. – Я вообще не понимаю, как очутился дома. Прикинь, Валентин, просыпаюсь сегодня утром в своей кровати, как ни в чем не бывало.

– Да, чувство омерзительное. Словно над тобою кто-то на славу поиздевался. Никто ведь ничего не помнит: ни Диана, ни Ирина, ни другая моя соседка Варвара. Ни твоя Регина, как ты говоришь. Никто, кроме нас двоих. Короче, тех, кто читал этот рассказ.

– Да, но Ирина его слушала.

– Видно, это не одно и то же. Она слушала, но сама-то не читала и не переводила, – резонно возразил я. – Ладно, хорошо хоть, что все мы остались в живых.

– И что отныне нам больше не грозит никакой суд, – присовокупил Наум.

– Но зато нам обоим маячит палата для умалишенных.

– Ну, не совсем. Ясно, что во всем виноват этот проклятый рассказ Блейна-младшего. Сразу, как мы его уничтожили, он прекратил оказывать на нас воздействие. Нам, чудакам, нужно было избавиться от него в самом начале.

– Мы этого не знали. Да и то сжечь его додумались не мы, а Ирина, – заметил я.

– Точно, смекалистая девушка. Но, Засолов, оцени какова вещичка! Прямо мороз по коже! Я не про Ирину, а про рассказ. Его, к примеру, можно использовать как инструмент устранения отдельных неугодных лиц, – усмехнувшись, произнес он. – Шучу. Строго по секрету, у тебя сохранилась его копия?

– Откуда, Наум? Я не снимал копии – не видел в том надобности. Но в моем компьютере есть его начальная часть. То, что я успел перевести.

– Прошу, Валентин, ты будь с ней аккуратнее. Осмотрительнее. Всякое может случиться, – выдержал Гольц многозначительную паузу. – Ты меня понимаешь?

– Приблизительно.

– Тогда давай. До скорого. На неделе встретимся. Как скажет Регинка: «На острове этом Карани, где срезают жемчужные травы морские нам с тобой не разминуться».

– Само собой, не разминуться. До свидания, – простился я с Наумом, взял несколько яблок и поднялся в мансарду. Сел в раздумье за компьютер, протер тряпицей клавиши и экран монитора. Затем, включив его, отыскал свой вчерашний перевод и бегло перечитал. Во время разговора с Гольцем ко мне пришла интересная мысль.

В рассказе упоминалось, что Гарри Стоун занимался переводом одного французского произведения. В нем герой, в свою очередь, также делал перевод, но только уже с русского языка. Получается, что сама вещь изначально была наша, отечественная.

Но кто ее автор?

Вчера Ирина дважды сказала, что уверена – всю эту историю сочинил я сам. Как ни абсурдно звучит, но, возможно, что она была права. Под Стоуном я подразумевал себя, Валентина Засолова. Под Мелиссой – Диану. Под ее любовником – Артура. Под Джейн – Ирину. Под Кайлом – Наума. Под соседкой Салли – Варвару. У каждого литературного персонажа имелся свой живой прототип.

Значит, я сочинил рассказ и отдал его для перевода дружку француженки, знакомой сына Варвары Марковны. Ведь вовсе не случайно она так стремилась со мной встретиться – это было уже заложено в сюжете. Через того француза-переводчика мой рассказ попадает к Блейну-младшему. Далее же, с помощью Наума Гольца, вновь возвращается ко мне – его создателю. Круг замыкается. И рассказ начинает воздействовать на мою реальную жизнь.

Несомненно, налицо явное нарушение законов времени и пространства. Нарушена и причинно-следственная связь. Парадоксально, но следствие порождает причину, а не причина – следствие. (Совсем как бывает в квантовой механике.) Вчера делается сегодня. Однако разве то, что случилось со мной, не выходит за рамки обычного представления о мире? Разве не оказались нарушены уже все мыслимые законы?

Итак, решение было принято. Нужно было садиться и писать.

В своем рассказе я, конечно, должен сохранить всю основную канву событий. Вот именно – всю, без всяких изменений. Что произошло, то произошло. Зато дальше, с этого самого места, я вправе сочинить все что угодно. И финал у меня обязательно будет благополучным. Никто не погибнет и не пострадает. Более того, каждый обретет свое счастье. Естественно, не заоблачное – не сотворенное из мыльных пузырей – а заслуженное. Счастье, вытекающее из логики развития собственного характера и особенностей индивидуального поведения.

Но главное – все, что я напишу, в ближайшее же время воплотится в реальности.

Артур и Диана заживут спокойной размеренной семейной жизнью. В мире и согласии. С мелкими радостями и крупными приобретениями. Артур наладит отношения со всеми своими компаньонами и откроет еще несколько больших продуктовых магазинов. Диана, ради развлечения, пойдет учиться на какие-нибудь экстравагантные курсы. Африканской кухни или восточных единоборств. Да, и перекрасит волосы, скажем, в ярко-рыжий цвет. И, чтобы подстраховаться, сходит на прием к врачу-гинекологу.

Наум вернется на прежнюю должность в журнале, заработает много-много денег и женится на Регине. Или на хозяйке придорожного кафетерия? Хотя вряд ли. Скорее всего, он так и останется холостяком. В общем, решать что-либо за Гольца я не берусь.

Варвара избавится от значительной части собственных недомоганий и похудеет. Сына Женьку она положит на лечение в хорошую наркологическую клинику.

Ирина продолжит успешно трудиться в коммерческом банке и станет, наконец, приличнее одеваться на садовом участке. В следующем году она вырастит на зависть соседкам великолепную савойскую капусту и соберет богатый урожай иных овощей и фруктов.

Меня же пригласят на новую перспективную работу с высоким окладом. Я не заболею и скоропостижно не скончаюсь. Моя дача не сгорит, городскую квартиру не обворуют, а машину «Ниву» не угонят. Деньги, отложенные на черный день, в сбербанке не обесценятся. Я брошу курить и займусь спортом. Ну, хотя бы, буду совершать утренние пробежки…

Потом, почему бы мне не начать посещать дорогие рестораны и не отдыхать на модных курортах? Не попробовать, черт возьми, играть в казино и на скачках? Всего этого не делал по простой причине – из-за недостатка средств.

Что касается моих взаимоотношений с Ириной, то о том, как они сложатся, мне предстояло еще основательно поразмыслить.

Я отвинтил колпачок своей китайской ручки с золотым пером, откусил яблоко и старательно вывел на чистом листе бумаги название рассказа – «Переводчик».