Текст книги "Мифическая война. Миражи Второй Мировой"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Миф добровольного присоединения к СССР Бессарабии и Северной Буковины

Главный миф, связанный с добровольным присоединением к Советскому Союзу Бессарабии и Северной Буковины, ранее являвшихся частью территории Румынии, заключается в том, что это присоединение произошло согласно ясно выраженной воле местного населения и вне всякой связи с секретным дополнительным протоколом к пакту Молотова – Риббентропа, согласно которому Бессарабия была отнесена к советской сфере интересов.

В действительности данные территории присоединены под угрозой применения военной силы, и воля местного населения о присоединении к СССР никогда не была выражена. Бессарабия была присоединена к Румынии согласно Бухарестскому договору 1918 года с Германией и ее союзниками и Сен-Жерменскому договору 1919 года с Австрией. До 1918 года Бессарабия входила в состав Российской империи и Российской Республики, а Буковина была австрийской провинцией. СССР не признавал присоединение Бессарабии, хотя не раз изъявлял готовность признать Бессарабию румынской территорией, если Румыния согласится отказаться от требования возвращения румынского золотого запаса, который был передан на временное хранение в Россию в 1916–1917 годах после оккупации большей части территории Румынии войсками центральных держав. В 1924 году на левобережье Днестра, по которому проходила тогда советско-румынская граница, была создана Молдавская АССР, в которой этнические молдаване (румыны) составляли меньшинство и которая рассматривалась как плацдарм для возвращения Бессарабии и будущего создания Молдавской ССР. В августе 1928 года Румыния присоединилась к пакту Бриана – Келлога, в котором участвовал и Советский Союз и который предусматривал отказ от войны как от средства внешней политики государства. Согласно секретному дополнительному протоколу к пакту Молотова – Риббентропа СССР получил Бессарабию в сферу своего влияния. Однако о Северной Буковине ни в одном из секретных советско-германских протоколах речи не было, но Гитлер после оккупации этой территории Красной Армией не стал поднимать шума, поскольку еще не был готов к войне с Советским Союзом. 9 апреля НКИД заявил протест румынским властям по поводу якобы имевших место 15 обстрелов советских пограничных постов с румынской территории и начавшегося минирования мостов через Днестр. В мае была объявлена частичная мобилизация румынских войск. 11 мая штаб Киевского военного округа отдал приказ провести набор мобилизационных комплектов карт румынской пограничной зоны. 1 июня Германия предупредила Румынию о том, что будет соблюдать нейтралитет в случае советско-румынского вооруженного конфликта, хотя и продолжала поставлять Бухаресту в обмен на нефть трофейное польское оружие. В тот же день Румыния предложила СССР расширить товарооборот, но получила отказ. 9 июня по приказу Наркомата обороны для подготовки операции против Румынии было создано управление Южным фронтом во главе с генералом Г.К. Жуковым, а на следующий день советские войска начали выдвигаться к границе.

23 июня Молотов заявил германскому послу Шуленбургу о намерении СССР в ближайшем будущем присоединить к себе не только Бессарабию, но и Северную Буковину и обещал учитывать германские экономические интересы в Румынии. Шуленбург заявил, что, поскольку Буковина не фигурировала в секретном протоколе, он должен запросить Берлин. 25 июня в Москву поступил ответ от имени Риббентропа. Он заявил о неожиданности претензий на Буковину, просил учесть интересы проживавших там и в Бессарабии немцев, но заверил, что Германия будет соблюдать пакт о ненападении. В то же время Риббентроп выразил готовность повлиять на Румынию в плане мирной уступки этих территорий, чтобы Румыния не превратилась в театр военных действий. В тот же день в войска Южного фронта поступила директива о проведении политработы в период войны с Румынией.

26 июня 1940 года советское правительство в ультимативной форме потребовало от Румынии передать СССР Бессарабию и населенную преимущественно украинцами Северную Буковину. 27 июня в Румынии была объявлена мобилизация, но Бухарест, по совету Берлина, в ночь на 28-е ультиматум принял. Утром 28 июня Красная Армия, не встречая сопротивления, вступила на территорию Бессарабии и Северной Буковины и 30 июня вышла к новой границе на реке Прут. Ввод войск растянулся на шесть дней и был замедлен из-за частых поломок советских танков и автомашин. 3 июля новая граница с Румынией была окончательно закрыта с советской стороны. Те румынские солдаты, которые не успели пересечь Прут, были обезоружены и пленены.

Никаких собственных органов власти, которые просили бы о приеме этих территорий в состав СССР, в Бессарабии и Северной Буковине не создавалось. На них сразу же была распространена деятельность молдавских и украинских советских и партийных органов. 2 августа 1940 года была образована Молдавская ССР, включившая 6 из 9 уездов Бессарабии и 6 из 14 районов Молдавской АССР. Остальные территории Бессарабии и Молдавской АССР, а также Северная Буковина вошли в состав Украинской ССР.

Первоначально население не проявляло враждебности к советским войскам. Однако насильственная коллективизация, закрытие церквей, дефицит товаров и репрессии против интеллигенции и представителей имущих классов изменили ситуацию. Весной и летом 1941 года из Бессарабии и Северной Буковины было депортировано около 30 тыс. человек «антисоветских элементов». 1 апреля 1941 года первый секретарь Компартии Украины Никита Хрущев сообщал Сталину: «Часть крестьян ближайших четырех сел Глыбокского района Черновицкой области направилась в районный центр – село Глыбокое с требованием отправить их в Румынию. Толпа насчитывала около одной тысячи человек, преимущественно мужчины. В середине дня 1 апреля толпа вошла в село Глыбокое, подошла к зданию райотдела НКВД, некоторые несли кресты, было одно белое знамя (которое, как объяснили сами участники этого шествия, должно было символизировать мирные намерения). На одном кресте была приклеена надпись: «Смотрите, братцы, это те кресты, которые покалечили красноармейцы»… Около 19 часов 1 апреля толпа в 500–600 человек в Глыбокском районе пыталась прорваться в Румынию. Пограничники открыли огонь. В результате, по предварительным данным, около 50 человек убито и ранено, остальные разбежались. За границу никто не прорвался».

Сталин ответил Хрущеву: «Вообще из Вашего сообщения видно, что работа у Вас в приграничных районах идет из рук вон плохо. Стрелять в людей, конечно, можно, но стрельба не главный метод нашей работы».

С началом Великой Отечественной войны большинство мобилизованных молдаван (румын) Бессарабии и Северной Буковины добровольно сдались в плен румынским войскам. Здесь румыны взяли более 80 тыс. пленных, которых тут же распустили по домам и частично призвали в свою армию. Стоит также отметить, что в годы Великой Отечественной войны из 2892 человек, участвовавших в советском партизанском движении в Молдавии, этнических молдаван было только семеро. Коренное население Бессарабии явно рассматривало возвращение в лоно Румынии как благо по сравнению с советской оккупацией, предоставив возможность партизанить против немцев красноармейцам-окруженцам и присланным сюда советским и партийным работникам. А известная песня про «смуглянку-молдаванку», собирающую молдаванский партизанский отряд, написанная в 1940 году как раз в связи с присоединением к СССР Бессарабии, – не более чем поэтический образ, ничего общего не имеющий с действительностью.

Миф о том, что Сталин боялся Гитлера

Один из наиболее распространенных мифов как советской и российской, так и зарубежной историографии заключается в том, что накануне Великой Отечественной войны Сталин боялся Гитлера, любой ценой стремился отсрочить германское нападение на СССР и поэтому до последнего момента не приводил в боевую готовность войска приграничных округов.

В действительности причины неготовности к отражению германского вторжения заключались как в системных причинах низкой боеспособности и боеготовности Красной Армии, связанных с советской тоталитарной системой, так и с тем обстоятельством, что Сталин готовил ее не к обороне, а к нападению на Германию. Еще 26 февраля 1940 года, когда Англия и Франция рассматривали возможность вступления в советско-финскую войну на стороне Финляндии и готовились отправить экспедиционный корпус на помощь финнам, Балтийский флот получил директиву считать вероятными противниками не их, а коалицию в составе Германии, Италии, Венгрии и Финляндии. Сталин думал напасть на Германию после начала генерального наступления вермахта на Западе, которое ожидалось весной 1940 года. Поэтому он торопился закончить войну с Финляндией, отказавшись от захвата этой страны. Освободившиеся войска, в том числе вся авиация, ускоренными темпами перебрасывались к западным границам. Были казнены пленные польские офицеры в Катыни. В случае начала войны с Германией их пришлось бы освободить и передать польскому эмигрантскому правительству в Лондоне – союзнику в борьбе с Гитлером. Создания же неподконтрольной СССР польской армии Сталин не желал. До начала июля 1940 года был отодвинут срок демобилизации призванных на финскую войну. Сталин рассчитывал, что к тому времени вермахт увязнет на линии Мажино. В тот момент 97 советским стрелковым и кавалерийским дивизиям и 17 танковым бригадам Гитлер мог противопоставить лишь 12 ослабленных пехотных дивизий. В ночь на 7 мая 1940 года Сталин был на дружеской вечеринке у заместителя начальника своей охраны Александра Эгнаташвили. Жена Эгнаташвили, чья сестра жила в Америке, спросила: «Неужели мы будем воевать с Америкой?» Сталин в ответ поднял бокал вина и торжественно провозгласил: «Мы не будем воевать с Америкой. Мы будем воевать с Германией, а Англия и Америка будут нашими союзниками». Однако Франция рухнула в две недели, еще до конца мая. Поход на Запад Сталин отложил. Хрущев вспоминал: «Я был у Сталина во время капитуляции Франции. Он выругался сочно, по-русски, говорил: видите, Гитлер развязал себе руки на Западе».

Теперь Красной Армии могли противостоять основные силы вермахта, а в случае успеха открывалась возможность оккупировать всю Западную Европу. Для этой цели Сталин стал разворачивать механизированные и воздушно-десантные корпуса. Однако одновременно он формировал 29 механизированных корпусов, в каждом из которых должно было быть более тысячи танков. Для такого большого количества корпусов не хватало ни опытных кадров, ни средств связи и средств тылового обеспечения, и мехкорпуса оказались плохо управляемыми и мало боеспособными. С октября 1940 года предпринимались меры по формированию польской дивизии Красной Армии из «правильно политически мыслящих» военнопленных. По свидетельству маршала Жукова, в начале 1941 года «в ответ на мой доклад о том, что немцы усилили свою воздушную, агентурную и наземную разведку, И.В. Сталин сказал:

«– Они боятся нас. По секрету скажу вам, наш посол имел серьезный разговор лично с Гитлером, и тот ему конфиденциально сообщил:

– Не волнуйтесь, пожалуйста, когда будете получать сведения о концентрации наших войск в Польше. Наши войска будут проходить большую переподготовку для особо важных задач на Западе».

Сталин считал, что Гитлер сам боится советского нападения и поэтому концентрирует войска на границе.

В марте 1941 года был подготовлен план стратегического развертывания на Западе, предусматривающий нанесение главного удара в Южной Польше. На нем первый заместитель начальника Генштаба генерал Николай Ватутин оставил резолюцию, что наступление Юго-Западного фронта должно начаться 12 июня 1941 года. Однако пропускная способность советских железных дорог была в 2,5 раза ниже, чем германских, и сосредоточить войска к указанному сроку не успели. В середине мая был разработан план превентивного удара, обосновывавшийся тем, что «Германия имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар». Однако к отражению такого удара не готовились, что позволяет предположить: слова о возможной германской агрессии были лишь пропагандистской риторикой. Точно так же в 1939 году нападение на Финляндию готовилось как «контрудар», хотя о финском нападении на СССР мог думать только сумасшедший. В майском плане реальным было только намерение «упредить противника и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие войск». 152 советские дивизии должны были разгромить 100 немецких дивизий на фронте Краков – Катовице. В действительности здесь советским войскам противостояла бы всего 31 дивизия, тогда как во фланг наступающим советским войскам ударила бы самоя мощная германская группа армий «Центр».

Судя по срокам выдвижения войск, наступление было намечено на июль 1941 года. 4 июня Политбюро приняло решение сформировать к 1 июля 1941 года польскую дивизию Красной Армии из «лиц, знающих польский язык». Точно так же за месяц до нападения на Финляндию начал формироваться финский корпус Красной Армии. Немцы же в мае 1941 года приступили к формированию украинских батальонов «Роланд» и «Нахтигаль». К 1 июля к границе должны были выдвинуться все дивизии советских приграничных округов, а к 20 июля все советские самолеты должны были быть окрашены в летний маскировочный цвет. 20 июня Главный военный совет утвердил проект директивы о политработе в войсках, где подчеркивалось: «Каждый день и час возможно нападение империалистов на Советский Союз, которое мы должны быть готовы предупредить своими наступательными действиями». Немецким же солдатам за 7 часов до вторжения в Россию их командиры говорили: «Товарищи! Советский Союз намерен 18 июля напасть на наше Отечество. Благодаря фюреру и его мудрой дальновидной политике мы не будем дожидаться нападения, а сами перейдем в наступление». В действительности срок 18 июля был выдумкой пропагандистов Геббельса. О подготовке советского нападения Гитлер не знал, равно как и Сталин понятия не имел о плане «Барбаросса».

Гитлер, как известно, подписал директиву о проведении в жизнь плана «Барбаросса» 18 декабря 1940 года, вскоре после того как неудачей завершился ноябрьский визит Молотова в Берлин. Там ему было предложено присоединиться к Тройственному пакту Германии и Италии, получив в качестве сферы влияния Иран и Индию («территории, лежащие к югу от границ СССР в направлении Индийского океана»). Уже после возвращения Молотова в Москву через германское посольство был передан ответ. Советский Союз ставил своим условием присоединения к Тройственному пакту признание за ним сферы влияния в Финляндии, Болгарии, Румынии и Турции. Ответом Гитлера стала операция «Барбаросса».

Мы, вероятно, никогда не узнаем, было ли серьезным предложение Гитлера Сталину присоединиться к Тройственному пакту или это предложение было всего лишь «акцией прикрытия». Если верно первое предположение, то Гитлер мог отказаться от нападения СССР в 1941 году, если бы Сталин присоединился к Тройственному союзу на германских условиях. В случае же если верна вторая версия, нападение на СССР в 1941 году произошло бы независимо от того, на какие условия согласился бы Сталин. Точно так же невозможно достоверно установить, всерьез ли Сталин готов был присоединиться к союзу Италии, Японии и Германии, если бы Гитлер выполнил его условия, или его согласие присоединиться на определенных условиях к Тройственному пакту, или это была только «акция прикрытия» планируемого на 1941 год советского нападения на Германию.

В документах не сохранилось предполагаемых сроков начала наступления Красной Армии. Здесь мы имеем дело с событием несбывшимся, тогда как германское нападение – свершившийся факт. Но даже если бы случилось чудо и Сталину удалось начать атаку, как и планировалось ранее, 12 июня, за 10 дней до германского нападения, это не изменило бы ни ход, ни исход столкновения с Гитлером. Значительно более низкий уровень подготовки Красной Армии все равно привел бы ее к поражению и быстрому переносу боев на советскую территорию. Война и тогда воспринималась бы нашим народом как Отечественная.

Сталин твердо знал, что Красная Армия превосходит вермахт по численности личного состава, что танков и самолетов у советских войск гораздо больше, чем у противника, и они по качеству не уступают немецким. «Кремлевский горец», в армии никогда не служивший (если не считать короткого пребывания в запасном полку накануне революции), верил, что по боевой выучке красноармейцы и их командиры не уступят германским солдатам и офицерам. А вот это-то и было роковым заблуждением. Адмирал Н.Г. Кузнецов писал в первом издании своих мемуаров «Накануне», вышедшем в 1966 году: «И.В. Сталин представлял боевую готовность наших Вооруженных Сил более высокой, чем она была на самом деле. Совершенно точно зная количество новейших самолетов, дислоцированных по его приказу на пограничных аэродромах, он считал, что в любую минуту по сигналу боевой тревоги они могут взлететь в воздух и дать надежный отпор врагу. И был просто ошеломлен известием, что наши самолеты не успели подняться в воздух, а погибли прямо на аэродромах». В последующие издания эти слова не попали. Вероятно, цензоры спохватились, что сообразительные читатели могут прийти к крамольным выводам: раз Сталин преувеличивал боеготовность Красной Армии, то вполне мог думать и о нападении на Германию.

Миф о том, что в начале Великой Отечественной войны вермахт имел численное преимущество над Красной Армией

В советской историографии с момента начала Великой Отечественной войны господствовал миф, согласно которому успехи немцев в 1941 году были обусловлены внезапностью нападения и значительным численным превосходством, которым обладал вермахт над Красной Армией, особенно по числу танков и самолетов. При этом утверждается, что германская армия вторжения вместе с союзниками насчитывала 5,5 млн человек, тогда как противостоявшие им части Красной Армии вместе с пограничниками насчитывали только 2,9 млн человек.

Вторгшаяся в СССР германская сухопутная армия насчитывала около 3,3 млн человек. Из них в дивизиях первого эшелона, которые пересекли границу непосредственно 22 июня, насчитывалось 2,5 млн человек. Их поддерживали 3680 танков и штурмовых орудий и около 2 тыс. боевых самолетов. Если бы Красная Армия первая напала на Германию и имела успех или если бы, наоборот, германское вторжение было бы отражено Красной Армией в первые же дни, потенциальные германские союзники Финляндия, Румыния, Венгрия, Словакия и Италия вряд ли бы вступили в войну с СССР.

Вместе с немцами 22 июня вторглись румынские войска, насчитывавшие 342 тыс. человек. Румынские ВВС располагали 124 боевыми самолетами. 25 июня войну СССР объявила Финляндия. Это произошло после того как 480 советских самолетов подвергли массированной бомбардировке финские аэродромы, на одном из которых располагались немецкие самолеты, а также Хельсинки и другие финские города. Советская авиация потеряла 71 самолет, повредив один финский. Но бомбардировка была лишь предлогом, так как на территории Финляндии находились немецкие войска и ее вступление в войну было предрешено. 10 июля финская армия, насчитывавшая после мобилизации около 220 тыс. человек, начала активные боевые действия. ВВС Финляндии насчитывали 295 самолетов, из них 213 – боевых. В июле на советско-германском фронте появились венгерские и итальянский корпуса, насчитывавшие соответственно 40 тыс. и 62 тыс. человек. Венгерская авиация на советско-германском фронте насчитывала 42 боевых самолета, итальянский корпус поддерживали 83 боевых самолета. Румынские, венгерские и итальянские войска имели лишь по несколько десятков легких танков. В немецком наступлении участвовала также одна словацкая бригада (5 тыс. человек, 30 танков) и 67 словацких боевых самолетов.

Противостоявшие им войска Красной Армии насчитывали 4,1 млн человек. Этой цифры ее численность достигла благодаря тому, что в апреле 1941 года было дополнительно призвано около 400 тыс. лиц, ранее освобожденных от призыва, а в мае – июне войска пополнились еще 800 тыс. резервистов, призванных на учебные сборы. Правда, многие из 800 тыс. запасных еще не успели прибыть в свои части и не представляли собой боеспособной силы. В советских западных приграничных округах насчитывалось 12,8 тыс. танков, включая 1475 новейших Т-34 и КВ, и 10 743 боевых самолета, включая 1317 машин новых типов (МиГ-1, МиГ-З, Як-1, ЛаГГ-З, Пе-2, Як-2, Як-4, Ил-2). Численность советских и неприятельских войск, даже с учетом немецких союзников, была примерно равной. По числу же самолетов и по числу и качеству танков многократный перевес был на советской стороне. Но немецкие войска владели инициативой и на направлениях главных ударов создали значительное превосходство в людях и артиллерии. Люфтваффе же в первый же день завоевали превосходство в воздухе, что во многом нейтрализовало советский перевес в танках.

Играло свою роль и то, что уже к февралю 1941 года все немецкие танки были оснащены либо радиостанциями, либо радиоприемниками. Так, в легкой танковой роте радиостанции устанавливались на трех Pz.II и пяти Pz.III, а приемники – на двух Pz.II и двенадцати Pz.III. В роте средних танков приемопередатчики имели пять Pz.IV и три Pz.II, а приемники – два Pz.II и девять Pz.IV. В Красной Армии же к 22 июня в западных округах числилось 1993 однобашенных линейных Т-26, 1528 однобашенных радийных Т-26, 1499 танков линейных БТ-7, 1212 радийных БТ-7. Линейные танки не имели ни радиостанций, ни приемников и должны были ориентироваться на маневры командиров и на сигналы, подаваемые флажками. На 1 июня Красная Армия имела также 671 линейный танк Т-34 и 221 – радийный. С учетом этого доля линейных танков в приграничных округах превышала 58 %, что делало советские танковые соединения слабоуправляемыми.

Немецкая группа армий «Юг» наступала на Киев, группа армий «Центр» – на Москву, группа армий «Север» – на Ленинград, а отдельная армия «Норвегия» – на Мурманск. Гитлер рассчитывал сокрушить советское сопротивление за 3–4 месяца, т. е. до наступления осенней распутицы во второй половине октября и зимних морозов, к которым вермахт не был подготовлен. За этот срок немецкие войска должны были выйти на линию Архангельск – Астрахань, откуда Люфтваффе следовало постоянными бомбардировками парализовать промышленность Урала. Здесь же должен был быть создан, как говорилось в директиве Гитлера, «заградительный барьер против Азиатской России». Но даже к концу декабря немцы были еще очень далеко от линии АА, да и с этой линии, при отсутствии у Люфтваффе стратегических бомбардировщиков, невозможно было бы парализовать уральские заводы и заставить Сталина отказаться от продолжения борьбы.

Красная Армия была застигнута врасплох. Внезапности немецкому командованию удалось достичь благодаря широко развернутой дезинформационной кампании, призванной убедить Сталина, что летом 1941 года вермахт собирается высадиться в Англии. Переброска войск на Восток подавалась как оборонительное мероприятие против возможной агрессии со стороны Красной Армии или как дезинформация, призванная успокоить англичан. К тому же почти все танковые и моторизованные дивизии, а также основные силы авиации были переброшены на Восток в последние 10 дней перед вторжением. 13 июня в официозе нацистской партии «Фелькише беобахтер» была опубликована статья министра пропаганды Йозефа Геббельса «Крит как пример», где был прямой намек на скорую высадку немцев в Англии. Номер был конфискован цензурой, но с таким расчетом, чтобы часть тиража успела достичь иностранных посольств. Ответом стало Заявление ТАСС, где утверждалось, что слухи о возможной советско-германской войне лишены оснований и что Германия, равно как и СССР, скрупулезно соблюдает договор о ненападении. Сталин рассчитывал, что Гитлер сделает дежурный ответ о том, что Германия, дескать, тоже соблюдает пакт о ненападении. Однако Гитлер предпочел вообще никак не отреагировать на Заявление ТАСС, чтобы не расхолаживать собственные войска. На руку ему сыграло и то, что срок нападения, первоначально намеченный на 15 мая, из-за антигерманского переворота в Югославии и кампании вермахта на Балканах был перенесен на 22 июня. Поэтому те донесения советской разведки, где 15 мая называлось как возможный срок германского нападения, Сталин счел дезинформацией.

В первый день войны было уничтожено 1200 советских самолетов, а за первый месяц – около 10 тыс. машин. Вместо того чтобы, прикрывшись арьергардами, быстро отвести основные силы западных приграничных округов на линии укреплений на старой границе, советские механизированные корпуса на второй день войны по директиве наркома обороны маршала Семена Тимошенко и начальника Генштаба генерала Георгия Жукова нанесли контрудары. Сталин рассчитывал разгромить армию вторжения и на ее плечах вторгнуться в Германию и Польшу. Главный удар, как и предусматривал нереализованный план нападения на Германию, наносил Юго-Западный фронт. У него танков было в 5,5 раза больше, чем у противника, и одних только Т-34 и КВ было столько же, сколько всех танков у немецкой группы армий «Юг». Развернулось встречное танковое сражение в районе городов Луцк, Ровно и Дубно. Господство Люфтваффе в воздухе и низкий уровень подготовки советских танков и танкистов привели к тому, что механизированные корпуса Юго-Западного фронта были разбиты и отступили, потеряв более половины бронетехники. Командир одного из корпусов, генерал Дмитрий Рябышев, вспоминал: «…Корпус, совершая напряженные «сверхфорсированные» марши без соблюдения элементарных уставных требований обслуживания материальной части и отдыха личного состава, был подведен к полю боя, имея до 500 км пробега… 40–50 % материальной части были оставлены на маршрутах движения дивизий. Оставшаяся материальная часть после таких скоростных маршей оказалась для боя не подготовленной в техническом отношении». Положение Красной Армии на этом направлении осложнилось еще и тем, что восстали жители Львова. Повстанцы вступили в бой с советскими тыловыми частями и освободили из тюрьмы заключенных, которых НКВД должен был расстрелять при отступлении. Также против советских войск активно действовали отряды «лесных братьев» в Литве, Латвии и Эстонии.

Советское командование ожидало, что основная группировка немецких войск сосредоточена на юго-западном направлении и именно здесь собиралось нанести «превентивный» удар. На самом же деле главный удар по плану «Барбаросса» наносился группой армий «Центр» в Белоруссии, поэтому оборонявшийся здесь Западный фронт в первые же дни войны оказался в катастрофической ситуации. Его основные силы были окружены у Белостока и Минска. В плен попало более 300 тыс. красноармейцев. Сталин, Тимошенко и Жуков и начальник Главпура Лев Мехлис решили свалить всю ответственность за катастрофу на командование фронта. Командующего Западным фронтом Дмитрия Павлова 22 июля вместе с несколькими подчиненными приговорили к расстрелу. На суде Павлов заявил: «Мы… сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступления в период военных действий, а потому, что недостаточно готовились в мирное время к этой войне». Он объяснил, почему советская авиация в первый же день была накрыта бомбами на аэродромах: «Допустил преступную ошибку, что авиацию разместили на полевых аэродромах ближе к границе, на аэродромах, предназначенных для занятия на случай нашего наступления, но никак не обороны». Бедняга-генерал не уточнил, что не он, а нарком обороны и Генштаб определяли, где именно дислоцировать самолеты.

3 июля 1941 года впервые с начала войны к народу обратился Сталин: «Целью этой всенародной Отечественной войны против фашистских угнетателей является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма, – подчеркнул он и добавил: «Нужно, чтобы советские люди… перестали быть беззаботными, чтобы они мобилизовали себя и перестроили всю свою работу на новый, военный лад, не знающий пощады врагу… Враг жесток и неумолим. Он ставит своей целью захват наших земель. политых нашим потом, захват нашего хлеба и нашей нефти, добытых нашим трудом. Он ставит своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма, разрушение национальной культуры и национальной государственности русских, украинцев, белорусов, литовцев, латышей, эстонцев, узбеков, татар, молдаван, грузин, армян, азербайджанцев и других свободных народов Советского Союза, их онемечение, их превращение в рабов немецких князей и баронов. Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР». Сталин вместо прежних интернационалистских лозунгов на первый план выдвинул русские национальные лозунги. Вместо «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» появилось «За Родину! За Сталина!». Были реабилитированы героические страницы русской истории, добрым словом вспомнили многих русских полководцев, в том числе князей и царей. Как писал поэт Николай Глазков, «Господи, вступися за Советы, Охрани страну от высших рас, Потому что все Твои заветы Гитлер нарушает чаще нас».

Но отступление продолжалось. Немцы к середине июля заняли Белоруссию, Западную Украину, Литву и Латвию, румыны вернули Бессарабию и вышли к Одессе, а финны продвигались в Карелии. Не удалось с ходу взять Киев, захватить Эстонию и прорваться к Ленинграду.

За это время вермахт и его союзники захватили территорию, примерно равную по площади той, которую они уже заняли в ходе боевых действий в Польше и Франции. Убитыми, ранеными и пленными за этот период Красная Армия потеряла даже значительно больше солдат, чем, например, польская армия в ходе месячной кампании вермахта в Польше. Однако ничто не свидетельствовало о близости капитуляции Красной Армии. Сказались огромные размеры советской территории, многочисленность населения и, не в последнюю очередь, стойкость тоталитарной системы, которую, из-за отсутствия организованной внутренней оппозиции, не могли разрушить даже тяжелейшие военные поражения.