Текст книги "В небе Кавказа"
Автор книги: Борис Ковальковский
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Ах, Кубань, ты – наша родина!
Седой старик, чем-то очень напоминавший Николаю собственного отца, долго смотрел подслеповатыми глазами на летчиков, потом подошел и сказал:
– Вот вы и вернулись, а мы вас так ждали! – И заплакал. А когда успокоился, пригласил: – Зашли бы вы, хлопцы, ко мне в хату, милости просим!
– Некогда! Некогда, отец! В другой раз!
– Жаль, очень жаль! Но я все-таки буду ждать!
– Вот видишь, как мы нужны людям, – сказал Николаю командир эскадрильи капитан Шаренко. – Истосковались они по родной армии-защитнице.
Лавицкий подметил, что капитан говорит словами призыва, с которым обратился Военный совет фронта к бойцам и офицерам. В этом призыве указывалось, что освобождение Северного Кавказа приведет к коренному улучшению положения нашей армии.
В начале 1943 года обстановка на Северном Кавказе несколько улучшилась. Этому способствовала победа наших войск и разгром крупной гитлеровской группировки под Сталинградом. Однако напряжение воздушных боев на Кубани не спадало, хотя часть авиации гитлеровские генералы перебросили с Кавказа под Сталинград.
Друзья вспоминали о подвигах их товарищей, об ударах по моздокской группировке противника.
– А помнишь, Коля, как наше командование обхитрило фрицев?
– Это когда они клюнули на макеты наших танков?
– Вот именно! Здорово получилось. Ох, и бомбили они тогда наш ложный передний край на Терском хребте. Да еще хвалились в печати своими успехами.
– Да почему же было не бомбить! Ведь с воздуха им прекрасно виделась такая картина: почти сотня танков грузилась на платформы на станциях Серноводск и Грозный. Их везли на Карабулак и там выгружали. Сделано было все чин-чином. Тут сами мы могли ошибиться.
– Ну, допустим, сами-то мы не прохлопали. Летаем ниже, видим лучше!
– И все-таки были случаи. Помнишь, как мы чуть не приземлились на аэродроме под Грозным? Только когда опустились, увидели, что аэродром-то ложный. Всюду были макеты – и самолеты, и заправочные машины, и землянки.
– А как же? Забыть это невозможно. И спасло нас то, что аэродром был в сплошных воронках. Постарались фрицы. Кстати, как ты сказал: «Везли на Карабулак!»
– Да. Карабулак. Карабулаки – такое было давно вымершее племя. В переводе с русского это слово означает – черный родник. Нефти, говорят, здесь много: Испокон веков черпали ее из колодцев, смазывали ею колеса, даже лечили больных.
* * *
Назревали новые бои.
Распутица на Кубани и связанный с нею выход из строя большинства полевых аэродромов ограничивали действие наших самолетов. В то же время стационарные аэродромы на юге Украины и в Крыму позволяли противнику проводить воздушные операции с высоким напряжением. Враг усиленными темпами создавал так называемую «Голубую линию» на Тамани. День и ночь в воздухе проносились самолеты врага. В распоряжении фашистов были хорошие дороги, по которым мчались машины, транспортеры, двигались обозы. Нашим войскам из-за бездорожья боеприпасы, горючее и продовольствие доставлялись с перебоями. Все это часто просто переносилось на руках.
Сильная оборона немцев вокруг Краснодара включала в себя также все оборонительные сооружения, в свое время построенные советскими войсками и оставленные еще в августе 1942 года. Рвы и противотанковые сооружения, окопы и минированные участки дорог – все это надо было взять с боем.
С учетом сложностей наше командование вело подготовку к предстоящим боям.
В период наступления на Краснодар в феврале 1943 года 45-й истребительный авиационный полк базировался на аэродроме под Невинномысской. Как только подсох грунт, летчики полка стали совершать полеты, знакомясь с воздушной обстановкой и расположением запасных аэродромов. У станицы Поповической базировался 16-й истребительный авиационный полк. Часто действовать приходилось вместе. Между полками была отлично налажена связь.
Командир 16-го полка подполковник Исаев приказал старшему лейтенанту Фадееву:
– Завтра в 8.30 вылетите на задание с пятью экипажами. Получите позывные у начальника связи. Знакомить вас с воздушной обстановкой будет старший лейтенант Глинка. О встрече договоритесь заранее.
Фадеев повторил приказание. Позвонил Глинке, и они договорились о встрече над указанным пунктом в 8 часов. 38 минут.
Был поздний вечер. Николай Лавицкий вышел из КП и направился к месту, где расположились авиационные эскадрильи. Заглянул в комнату, в которой спали его боевые друзья. А там, за окном, привалившись спиной к зачехленному мотору, снятому с истребителя, сидел шофер бензозаправщика и, перебирая клавиши трофейного аккордеона, тихонько пел:
Под весенним ветром развезло дороги,
А на Южном фронте оттепель опять.
Тает снег в Ростове, тает в Таганроге…
Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.
Лавицкий выбрал в избе свободное место, расстелил плащ-палатку и лег. Однако, несмотря на усталость, уснуть сразу не мог. В сознании снова и снова проносился сегодняшний день – еще не долетев до фронта, он уже начал воевать. А вот как это произошло.
Сплошная облачность. Редкие окна. Обстановка была такая, что встреч с противником вроде бы и не предвиделось. Но вот в просвете облаков на секунду-другую показался «Ю-87». Показался и сразу исчез.
– Вижу «лапотника», – передал он по радио ведущему. – Атакую!
И резко довернув истребитель, взмыл вверх почти на полном форсаже мотора.
– Осмотрительность! – предупредил ведущий. – Не увлекайся. Знай, под нами город!
– Есть осмотрительность!
«Юнкерс» шел выше облаков, стараясь улизнуть.
– Это разведчик, – передал Лавицкий, и стал приближаться к вражескому самолету.
Фашист явно уклонялся от боя. Все чаще нырял в облака. Но вот облака несколько расступились, и Николай увидел, что находится выше и левее «Ю-87». Хотя условия были не совсем подходящие, он все же решил атаковать врага. Но как это сделать лучше всего? Зайти в хвост? Навряд ли это удастся. Не приведет к успеху и лобовая атака. Решил набрать высоту, ударить сверху из пулеметов и пушки. Он так и сделал. Послал очередь, очередь и еще раз очередь. Короткую. Короткую. Длинную. Враг стал огрызаться. Бил длинными очередями, но мимо. «Струсил, – подумал Николай, – ну, а раз так, сбить самолет будет легче».
«Ю-87» пошел на разворот, и летчики на время потеряли друг друга из виду. Поиск. Снова выбор места для атаки. Но вот «Ю-87» подставил правый бок фюзеляжа. Свастика и черный крест на киле. Дистанция сокращается. Вокруг рвутся снаряды нашей зенитной артиллерии. «Уходить или не уходить? Нет, не уйду, пока не уничтожу гада».
Новый боевой разворот, и вот оно решение: атаковать «Ю-87» справа и сверху. Так он и поступает. Длинная очередь прошила правую плоскость самолета, и тот вспыхнул.
Над городом распускались парашюты. Фашистские разведчики отлетались!
Когда истребитель приземлился, Лавицкий подошел к командиру эскадрильи и доложил:
– Сбил «юнкерса».
– Поздравляю!
– Разрешите быть свободным?
– Вы свободны. Но теперь уже вы мой заместитель. Пока летали, вас повысили в должности.
Завтра Николаю предстояло в ознакомительном полете встретиться с летчиками соседнего полка Федоровым, Гороховым, Погребным, Трудом, Ершовым и ведущим всей группы старшим лейтенантом Дмитрием Глинкой.
– С вами, – сказал комэск, – полетят Борис Глинка, Павел Берестнев, Василий Сапьян. Высота 4 тысячи метров. Рация – на прием. Вылет в 8.30. Время московское. Вопросы есть?
– Есть! Назовите позывные!
«Борода» – Вадим Фадеев, «ДБ» – Дмитрий Глинка, «ББ»– Борис Глинка, ваш позывной тот же – «Примак».
Утро. Ровно в 8.30 в воздух поднимается четверка истребителей 16-го истребительного авиационного полка, а с соседнего аэродрома вылетают истребители Бориса Глинки, Павла Берестнева. Николая Лавицкого и Василия Сапьяна Они уже не первый день дерутся вместе над широкой и мутной Кубанью.
Под крылом – желтая лента реки. Она искрится в разливах, прячется в отрогах гор. Николай видит внизу торопливый бег машин, танков, мелкие точки подвод и квадраты колонн пехотинцев.
На высоте около трех тысяч метров направлялись к фронту «горбатые» – штурмовики в сопровождении истребителей Чуть-чуть правее к «Голубой линии» торопились наши бомбардировщики, а над ними шли «ЯКи», «аэрокобры», «киттихауки».
В шлемофоне раздался голос ведущего:
– Впереди шесть «худых».
Фашистские летчики нагло лезли в драку. Советские от боя не уклонялись. Фадеев сбил одного «МЕ-109». Самолеты снова приняли боевой порядок, и Дмитрий Глинка повел группу в сторону Крымской прикрывать наземные войска от бомбардировщиков противника.
Наши летчики чувствовали себя более уверенными, так как истребительная авиация еще в период зимнего наступления на Северном Кавказе была почти полностью вооружена новыми самолетами «ЯК-1», прозванными «мечтой истребителя», и другими, такими как «ЯК-7», «ЛА-5». Кроме того, у нас на вооружении были самолеты американского в английского производства: бомбардировщики «Б-20», «Б-3», истребители «Р-39» – «аэрокобра» и «спитфайр».
Все лучше велось управление боем. В стрелковых дивизиях находились авиационные представители, которые взаимодействовали с фронтовой авиацией военно-воздушных сил. Для наведения истребителей и управления ими в боях у линии фронта использовались пять радиостанций. В четырех километрах от линии фронта расположилась радиостанция 4-й воздушной армии, которая, по существу, была и командным пунктом.
Лавицкий неоднократно сквозь различные шумы в эфире слышал позывные дивизии и мотострелковых бригад – «Фикус», «Астра», «Лимон» и другие. И это радовало. Сообща ковалась победа, и результаты оказывались лучшими, хотя враг принимал все меры к тому, чтобы не пропустить наши войска. После большого отступления он стал основательно укрепляться на рубеже восточнее станицы Крымской, по линии Свистельников – Анастасиевская – Ханьков – Круглый – Красный – Семенцовский.
Костяком обороны стала станица Крымская. Этот населенный пункт немцы сделали мощным узлом сопротивления. Здесь впервые за все время битвы за Кавказ они применили глубоко эшелонированную траншейную оборону. Каменные дома превратили в опорные пункты. Огневые средства их располагались вдоль насыпи железной дороги и по господствующим высотам.
19 марта 1943 года Лавицкий с группой «киттихауков» и «аэрокобр» вылетел на прикрытие переправы в район станицы Петровской. Этот район опекала немецкая, итальянская и румынская авиация. Видимость была хорошей. Поэтому ежеминутно надо было ожидать встречи с противником.
Прямо по курсу наши летчики обнаружили «Фокке-Вульф-189». Выше и правее «рамы» висели восемь «мессершмиттов».
Решение принять бой созрело сразу. Пары шли в общем боевом порядке и только ждали команды.
– Набрать высоту, – приказал Лавицкий, – идем в атаку.
Для врага натиск наших самолетов был неожиданным. Но «мессершмитты» после первых двух атак собрались в боевой кулак и, ощетинившись очередями, старались прикрыть «раму».
Дело в том, что внизу кипело сражение, а она корректировала огонь.
– Правее – два «мессера», – донеслось в шлемофоне предупреждение со станции наведения.
Николай даже не сумел представить все это, как на его истребитель набросились сразу два вражеских. Опасность заметили ведомый Лавицкого и группа Кудри.
На аэродроме, где шло управление боем тоже заволновались. Тревожное ожидание передавалось от командира к командиру. Каждая весть из эфира привлекала внимание.
– Набрать высоту! – понеслась отсюда команда. Ока была немедленно принята. Через секунды послышался густой бас ведущего:
– Впереди – «мессеры». Подтянитесь. Атакуем!
Сюда до КП доносится треск пулеметных очередей, гул моторов и короткие, но более звучные, редкие очереди пушек.
– Горит «мессер», – послышалось в эфире.
Потом через несколько минут снова голос:
– Сбит второй!
Спустя десять минут была произнесена фраза:
– Кокнули еще двоих!
– «Раму», «раму» не упускайте! – приказал Лавицкий и со своим ведомым ринулся в атаку.
Сбить этот двухфюзеляжный самолет не так-то легко. Хорошо бронированный, он обладал достаточной маневренностью, был основательно вооружен. Но сейчас в бою против наших истребителей, насевших на него сразу справа сверху и слева, не мог устоять. К тому же «мессершмитты» были отвлечены. И это решило исход боя. «ФВ-189» упал в районе переправы.
Группа Лавицкого вернулась на свой аэродром без потерь, вписав в счет полка четыре сбитых «мессершмитта» и одну «раму».
Когда они приземлились, Николай поинтересовался:
– А где летчики с истребителей? Хотелось бы взглянуть на них. Считайте, с ноября прошлого года не видели живого фашиста.
– А на кой черт он тебе нужен, этот фриц?
– Он сейчас не тот, что был. От него уже прелью пахнет, обовшивел и не бреется, – сказал Кудря и углубился в изучение невесть откуда появившейся дырки на шлемофоне. – Понимаешь, если бы еще тридцать миллиметров влево, считай – нет Кудри.
Вот так всегда. Идет бой – люди сосредоточены. Каждый делает свое дело без лишних слов: выполняет команды, ведет бой не на жизнь, а на смерть. А приземлились – разговорились, пошли шутки, хлопают друг друга по плечу, толкаются, ну прямо ребята резвые. Жизнь бьет ключом.
А под Анастасиевской идет бой…
– Вставайте, товарищ лейтенант, – дежурный трясет Лавицкого за плечо. – Подъем!
Он мигом вскакивает, приводит себя в порядок. Несколько часов сна хорошо взбодрили. За последние дни отдыхать приходилось мало. Фашисты, не располагая достаточными силами сухопутных войск, все надежды возложили на свою авиацию. С аэродромов Крыма и Тамани они посылают лучшие истребительные эскадры «Удет», «Мельдерс», «Зеленое сердце», привлекают к действиям бомбардировщиков, базирующихся в районе Донбасса и на юге Украины, Чтобы давать им отпор, отпор должный, наши летчики трудятся с большим напряжением. И нередко получается так, что отпускаемое для отдыха время уходит на осмотр вместе с техниками боевых самолетов. В день бывает по 5–8 вылетов.
22 марта 1943 года звено Лавицкого прикрывало действия своих штурмовиков в районе северо-западнее станицы Анастасиевской.
В разрывы облаков входили вражеские машины: одна, две, три, четыре… Да сколько же их тут? Ну?
Сердце стучало, отсчитывая удары в такт словам:
«…шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…» Прикинул: «Один против пятерых. Трудно придется…»
Мысль прервала огненно-красная трасса пуль, протянувшаяся над самым винтом. «Неплохо бьют, гады! А мы что, хуже?» И Николай увидел, как навстречу нашим штурмовикам понеслись узкие, с длинными и тонкими фюзеляжами истребители «МЕ-109», а чуть дальше повисло два тупорылых «Фокке-Вульфа-190». «А верно назвали „мессеров“ „худыми“. Кто-то точно подметил».
Николай покачал истребитель с крыла на крыло и передал по радио сигнал:
– Внимание, атакуем!
Выбрав цель, он набрал высоту и устремился на врага. За Лавицким следовал ведомый.
– Берем в клещи крайнего!
– Есть взять в клещи крайнего!
Истребители на предельной скорости несутся с двух сторон навстречу вражескому самолету, а потом начинают его охватывать. Дистанция как будто бы подходящая. Лавицкий нажимает на гашетку. Очереди проходят рядом с «МЕ-109», не задевая его. Этот промах почти стоил ему жизни.
– Держись, Коля! Держись! – слышится голос ведомого. – Прикрываю!
Николай помнил правило: «Перед атакой посмотри назад, убедись, не атакует ли тебя противник». Но сейчас для этого просто не было времени. И если бы не ведомый, истребитель Лавицкого был бы сбит.
Воздушный бой – это множество различных комбинаций, положений, неожиданностей. Иногда за несколько секунд коренным образом меняется обстановка, и надо все это вовремя обнаружить. Нельзя ни в коей мере недооценивать силы врага. Об этом правиле фашисты забыли. Победа, как им показалось, сама шла в руки. «Мессершмитты» потеряли строй и стали гоняться за нашей тройкой. Но вот одна из немецких машин клюнула носом, задымила и, сорвавшись в отвесное пике, пошла вниз.
– Коля, есть один. Сбили! Кажется, штурмовиков это работа.
Истребитель качнуло вправо, потом влево. Лавицкий почувствовал, что зенитный снаряд, разорвавшийся где-то на расстоянии, осыпал машину осколками. Николай выровнял ее и увидел, как наши «ИЛы» утюжили передний край обороны противника. От взрывов бомб и снарядов просто не видно было линий окопов и траншей.
Лавицкий приблизил своего «ЯКа» к штурмовикам, которые выходили из боя и подключались для борьбы с «мессершмиттами». Теперь, следуя за одним из «МЕ-109», Николай постепенно набирал высоту, одновременно отсекая ему путь очередями трассирующих пуль и не давая возможности приблизиться «Фокке-Вульфу-189». В конце концов это дало пользу, тот не стал прикрывать «ФВ-189», ушел в сторону и присоединился к другим «МЕ-109», ведущим бой против тройки наших «ЯКов» и «горбатых». И только истребитель это сделал, как Лавицкий зашел со стороны солнца и длинной очередью поджег «раму». Вражеская машина задымила, вошла в штопор, и скоро на земле раздался взрыв. Клубы дыма рванули вверх.
Но некогда было наблюдать за результатами.
– Сзади «мессеры», – предупредили Николая со станции наведения. Николай сделал «горку». До этого его самолет и «МЕ-109» оказались в таком положении, которое не давало ни одной из машин преимущества. Лавицкий остановился на том самом выборе, который оказался наилучшим. Быстро вошел в пике, увлекая за собой «мессершмитта», потом развернул машину и увидел, что то же самое делает и фашист.
Исход боя решали секунды. Лавицкий первым открыл огонь. Он заметил, как под плоскостью «МЕ-109» стали пробиваться небольшие язычки пламени, а через пять-шесть секунд истребитель раскололся на части в воздухе. Николай взглянул на бензиномер: горючее на исходе. Нора уходить.
– «Примак»! «Примак»! Я – «Тигр», – раздалось в наушниках, – Немедленно на посадку. Вас прикроют.
Николай повертел из стороны в сторону головой. С соседнего аэродрома навстречу врагу мчались «аэрокобры» и «киттихауки».
– Ах! Как это все кстати. Молодец «Тигр»!
В том бою были сбиты четыре «МЕ-109» и два «Фокке-Вульфа-189». Лично Лавицкий один за другим уничтожил два самолета. Такие случаи в полку были редкостью!
Позднее, проводя среди летчиков беседу об искусстве ведения воздушного боя, командир полка И. М. Дзусов заметил:
– У лейтенанта Лавицкого получается как у умелого охотника: вскинул ружье – и птица падает вниз. Тут своего рода талант. В нашем полку все больше становится таких самородков. И что примечательно: теперь не фрицы, а мы господствуем в воздухе.
Кстати, Николай не разделял такого мнения: талант! Просто не боялся тяжелого труда. Все дала тренировка, слетанность с ведомым, понимание друг друга. Вспомнил учебу в авиашколе. Стрелял он там по конусу очень плохо, особенно ночью, Из шестнадцати пуль попадал одной-двумя. Потом стал делать 5–10 пробоин. Тренировка помогла. Обо всем этом рассказал Лавицкий. И удивился, что все так хорошо восприняли его обычную беседу. После нее к Лавицкому подошел летчик Безбабнов и пожал руку:
– Спасибо за учебу, товарищ лейтенант! Спасибо за тот бой, что мы выиграли над Невинномысской.
– К чему все это, Безбабнов? Делаем мы с вами одно дело: бьем фрицев.
Не сказал Николай, скольких усилий стоило ему удержаться тогда в состоянии равновесия, не выругаться, когда необстрелянный летчик допустил оплошность. Коротко произнес:
– Задал ты, парень, мне тогда задачу!
Аэродром под Невинномысской командование полка считало промежуточным. Командир установил боевое дежурство в готовности № 2 (летчики сидят в кабинах, техсостав находится около самолетов). Одной из таких дежурных пар во второй половине дня и оказалась пара Лавицкий – Безбабнов. У Безбабнова не было ни одного боевого вылета, и это создавало общую неуверенность.
Недолго тогда пришлось «сидеть» Лавицкому в боевой готовности № 2. В районе аэродрома появился разведчик «Ю-88». Николай и Василий Безбабнов взлетели «по-зрячему» – на видимого воздушного противника. Экипаж разведчика, не ожидавший наших истребителей в этом районе, начал делать замысловатые маневры. Была сильная облачность, и самолет мог уйти.
Именно в такой, довольно-таки сложной обстановке состоялось боевое крещение Василия Безбабнова.
Выйдя на исходную позицию в задней полусфере, Николай приказал ведомому сблизиться с «Ю-88» и уничтожить его прицельным огнем.
Безбабнов стал выполнять приказ Лавицкого, но поразить противника ему не удалось, хотя самолет ведомого – «киттихаук»– имел шесть крупнокалиберных пулеметов. Безбабнов повторил маневр. Но «юнкерс» продолжал маневрировать, приближаясь к спасительной облачности.
Можно было упустить противника. Лавицкий отдал приказ своему ведомому занять место сзади сбоку, подошел к «Ю-88» на дистанцию 50–70 метров и буквально расстрелял его длинной очередью. «Юнкерс» загорелся и упал.
– Вот так, Вася, надо бить врага.
– Постараюсь!
Николай Лавицкий не только учил молодежь, но и сам постоянно совершенствовал искусство воздушного боя, перенимая приемы Александра Покрышкина, братьев Дмитрия и Бориса Глинки, Григория Речкалова, Вадима Фадеева.
В марте – апреле, кстати, всех летчиков познакомили с тактическими приемами этих широко известных асов. Тщательно штудировался опыт взаимодействия в бою, выявлялось, как сохранить преимущество в высоте, использовать вертикальный маневр.
На коротких совещаниях-летучках летчики узнавали о положении дел на соседних фронтах, подводили итоги боев в частях и эскадрильях.
Иногда доклады делали опытные летчики. Николай Лавицкий выступал на тему «Исправное оружие и хорошее его состояние обеспечивают успех в бою», приводил многочисленные примеры из своей практики. А опыт его все время обогащался.
27 марта 1943 года Лавицкого вызвали к начальнику штаба. Там уточнялись данные о воздушных боях с 20 февраля по 20 марта. Его личных боевых заслуг становилось все больше и больше. Он сделал семь боевых вылетов: один на перехват, три на отсечку противника от возвращавшихся самолетов нашей авиации, три вылета на прикрытие войск. Провел два воздушных боя и лично сбил четыре самолета.
Спустя неделю во время построения лейтенант Лавицкий получил свою третью награду – орден Отечественной войны I степени.
К тому времени на его боевом счету оказалось 12 сбитых самолетов противника.
Была у него привычка – после каждого боя в блокноте кратко излагать ход его. Такой своеобразный дневник он завел еще с начала войны и продолжал вести его все время.
Сегодня он сделал очередную запись.
– Чем занимаешься. «Примак»? Опять статистика?
К Лавицкому подошел Павел Берестнев.
– Нет, просто делаю заметки для будущих мемуаров! А что?! Интересно будет после войны вспомнить, где, когда и что произошло! А как у тебя, старина?
– Все так же! На непогоду ломит поясницу. Но вида не подаю!
Николай знал, что крепится Берестнев – только бы не сняли с полетов! Сильна была жажда жизни и действий у этого человека. Он никогда не говорил о своих заслугах, искренне убежденный, что лично сделал очень мало для общего дела, и в то же время восхищался победами друзей. Вот и сейчас он вдруг сказал Николаю:
– Читал свежий боевой листок?
– Нет, не видел еще!
– А ты посмотри, посмотри!
Лавицкий издали, подходя к боевому листку, увидел написанное крупными буквами: «Воевать так, как воюют Покрышкин, братья Глинки, Лавицкий, Берестнев, Кудря!»
– Ну, уж тут подзагнули наши редакторы.
– Как это подзагнули?
– Да так. Мое имя ставят рядом с именами Александра Покрышкина и братьев Глинки.
– А что, нельзя ставить?
– Нет, нельзя. Все-таки нельзя. Ты только вдумайся, как воюет Покрышкин!
И Лавицкий начинает подробно рассказывать о воздушном бое, в котором Покрышкин сбил известного немецкого аса, о мельчайших перипетиях этого воздушного сражения.
Постепенно, разговор перекинулся к тому, что в последнее время обстановка стабилизировалась.
– Сколько мы еще простоим у Поповической?
– Вероятно, пока не будет взята нашими войсками Крымская.
Впереди были новые битвы.