Текст книги "Дневник Толи Скворцова, путешественника и рыболова"

Автор книги: Борис Орешкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Ну, пропал наш дипломат! – усмехнулся Виктор. – Тетка Ульяна нас не простила, и сидит теперь бедный Женька в холодной.

Подойдя к нам, капитан сбросил с плеча небольшой мешок с чем-то довольно тяжелым и устало опустился рядом с костром. На наши нетерпеливые вопросы отвечала Татьяна. Оказалось, что, когда до Никулкина осталось совсем немного, Женька, не будь дурак, неожиданно сиганул в кусты, и, сколько его ни звали, он к ним так и не вышел. Татьяна и капитан пришли к тетке Ульяне без Женьки. Она уже вернулась из Выселок. Ее муж тоже приехал из города. Он посмеялся над проделкой сына и Женьки, разрешил плыть на челне дальше и еще передал Виктору письмо и вот этот мешок от его отца.

– Выходит, отец Виктора побывал за это время в Никулкине? – спросил я.

– Выходит, так, – согласился со мной капитан.

– Тогда понятно, почему исчез Кучум. Он встретил хозяина и, конечно, увязался за ним! – догадалась Оля.

Пока мы переговаривались, Виктор распечатал письмо и начал его читать. На его курносом, добродушном лице появилась улыбка. Свернув записку, он молча сунул ее в карман.

Прежде чем плыть дальше, мы сели обедать. Все очень проголодались, и котелок с пшенной кашей, сдобренной шкварками, моментально опустел. После этого мы попили чаю с сухарями, и только тогда Оля рассказала Татьяне и капитану о катастрофической нехватке продуктов.

– Ничего! – беспечно сказал насытившийся капитан. – Будет день, будет и пища. В Заполье есть магазин. Там и купим что нужно. Экономить продукты нечего. Человек должен питаться четыре раза в день. И после каждой еды отдыхать.

Ознакомив нас со своими взглядами на питание, он развалился в тени палатки и почти сразу уснул.

А я злился и нервничал. Куда исчез Женька? Нельзя же плыть дальше, ничего не узнав о нем! И как можно спать среди бела дня, когда столько нерешенных вопросов?!

Ровно через час капитан проснулся, сделал зарядку, умылся и сказал, что можно плыть. За это время я под предлогом осмотра местности обошел всю округу, но Женьки не нашел. Он как в воду канул. Мне очень хотелось высказать капитану все, что я о нем думаю, но этого нельзя было делать. Мы в экспедиции, в походе. Дисциплина прежде всего. Поэтому я молчал. И Витька тоже молчал. Мы с ним даже не переглядывались, хотя оба не одобряли поведение капитана. Впрочем, Витькиной озабоченности хватило ненадолго. Как только мы сели в челн и он взял в руки кормовое весло, настроение у него сразу улучшилось, и он опять заулыбался. И это при том, что у человека нога ранена…

Без всяких приключений проплыли мы вниз по реке еще километра четыре. А дело уже шло к вечеру. Пора было подумать и о ночевке. Опять надо было собирать дрова, разводить костер, готовить еду. День прошел, как говорится, в пустых хлопотах, совершенно зря. Если измерять расстояние напрямик, то с утра мы продвинулись вниз по реке всего на каких-нибудь пять-шесть километров.

Виктор выбрал хорошее местечко в устье безымянного ручейка и пристал к берегу. Солнце опустилось уже так низко, что от кустов легли на скошенные луга длинные тени. Мимо нас на двух байдарках проплыли туристы. Парень в ковбойской шляпе бренчал на гитаре, свесив босые ноги в теплую вечернюю воду. От нашего костра запахло дымком и вареной лапшой с консервами.

Капитан с помощью найденной где-то проволоки ремонтировал свои лопнувшие кеды. Татьяна кашеварила. Виктор марганцовкой промывал свою рану. Я записывал в дневнике события дня. А Оля просто сидела у костра и о чем-то думала. Лицо у нее было грустное.

– Наверное, он пошел домой через вторую Боровину, – тихо сказала она, и я понял, что все это время мы потому и были такими нервными, что каждый про себя думал о нашем пропавшем Женьке. Во всяком случае, Оля о нем думала. И я тоже. И Виктор, потому что он сразу понял, о ком идет речь, и тоже вступил в беседу:

– Нет, Женька не так глуп, чтобы одному, на ночь глядя идти лесом в Песково. Небось, в Никулкине у кого-нибудь ночевать попросился.

– А все-таки нехорошо мы с ним поступили! – вздохнула Оля. Он же ради нас всех старался. А мы его…

Я хотел ей напомнить, что она тоже голосовала за наказание Женьки, но промолчал. Это было бы не по-человечески. А Женьку мне тоже теперь было жаль. Не такой уж он слабак и рохля, как мне казалось. Все-таки есть у человека характер!

– Надо Женьку искать, – громко сказал я.

– Ничего с ним не станется, – возразил капитан. – Он ведь не заблудился, сам удрал. Сам и вернется, когда есть захочет.

– Ужин готов! – объявила Татьяна, и капитан галантно помог ей снять с огня котел с горячей лапшой. Каждый достал свою ложку, и мы уселись в кружок, готовые приняться за лоснившуюся жиром лапшу с мясными консервами. И тут кусты невдалеке от нас раздвинулись, показался Женька и требовательным голосом произнес:

– Я тоже хочу лапши!

Мы все повскакивали с мест и бросились к Женьке. Каждый старался потрепать его по стриженой голове или по плечу, дернуть за ухо. Только наш капитан невозмутимо оставался на месте. Всем своим видом он говорил: «Вот видите! Захотел есть и пришел. Я его знаю!»

Женька даже растерялся от такой радостной встречи. Мы посадили его рядом с Виктором, дали ему ложку и некоторое время молча и с умилением смотрели, как он ест. Потом и сами присоединились к нему.

После ужина Татьяна и капитан отошли немного в сторону от лагеря и сели на берегу рядышком, словно два голубка. Виктор задумчиво ковырял палкой в песке. Оля плотно закуталась в одеяло, сжалась в комочек и молча смотрела в угасающее пламя костра. Я бесцельно строгал ножом палочку. Разомлевший от еды Женька клевал носом у входа в палатку.

После захода солнца мы загасили костер, сложили вещи в палатку и стали готовиться ко сну. Завтра мне предстояло дежурить с Олей.

Глава 6
ПЕШКОМ И НА ЛОДКЕ

Утро на реке. – Два маршрута. – Красная слуда. – Малый омут. – По второй Боровине. – Непромокаемые спички. – Сковорода из газеты. – Путешествие продолжается.

Однажды в школе я опоздал на целых двадцать минут. И не придумал ничего лучше, как сослаться на будильник, мол, забыл его завести и потому проспал. Тогда наш физик Евгений Осипович сказал, что настоящий мужчина должен уметь вставать в любое время без всякого будильника. Назначит себе встать в пять часов утра – и встанет. Назначит в три – и встанет в три. И еще он сказал, что эту способность нужно развивать с детства.

Я вспомнил об этом и накануне вечером несколько раз сказал сам себе: «Я должен проснуться в шесть утра». Запечатлев хорошенько эту цифру в мозгу, я крепко заснул.

В первый раз я проснулся в три часа ночи. Было еще темно, и я с трудом разглядел циферблат и стрелки часов. Во второй раз я проснулся в пять часов утра. Вставать было рано. Я повернулся на другой бок и тут же снова уснул. В третий раз я проснулся в пять часов тридцать минут. До назначенного времени оставалось всего полчаса. Я решил больше не спать, но глаза у меня сами собой закрылись и я снова капельку вздремнул.

Когда меня разбудила Ольга, было без пяти минут шесть. Все мои старания пропали даром! Ведь если бы она подождала еще немного, может быть, я бы и проснулся в назначенное время. Но она все испортила, бесцеремонно дернув меня за ногу.

– Вставай! Тоже мне… дежурный.

Она явно хотела сказать «горе-дежурный», потому что сделала паузу перед словом «дежурный». Но не сказала. И у меня сразу прошла досада от моей неудачи. Я быстро натянул на ноги носки и кеды и вылез из палатки вслед за Ольгой. Было туманно и холодно. За Боровиной на полнеба раскинулась утренняя розовая заря. Но само солнце еще пряталось за стеной темного леса. Ужасно хотелось спать.

– Толь, – понизив голос, почти шепотом сказала мне Ольга. – Давай наловим рыбы! А когда все будет готово, разбудим их прямо к завтраку! Идет?

Как тут было не согласиться? Хотя, если говорить откровенно, я бы предпочел снова нырнуть в палатку и поспать еще хотя бы минут пяток. Но… дело есть дело. Не мог же я отдежурить хуже Татьяны! К тому же просьба исходила не от кого-нибудь, а от самой Оли. Это тоже кое-что значило.

Я взял удочки, банку с червями, и мы пошли вверх по реке. Еще с вечера я заприметил там подходящие для ловли места. Показав Ольге, как надо насаживать червяка на крючок и как забрасывать удочку, я со второй удочкой ушел на разведку. Надо было отыскать для Оли наиболее уловистое место. Вскоре оно нашлось, и я, выудив одного за другим двух порядочных окуней, вернулся, чтобы привести на это место Олю.

Она стояла на берегу, держа в руках удочку, леска которой запуталась в ветках осокоря. Пришлось мне заняться самым неприятным для рыболова делом – распутывать чужую леску, когда на твоей закинутой удочке, может быть, уже сидит рыба! Но я набрался терпения, хотя мне тысячу раз хотелось порвать леску. Ведь именно в таких ситуациях человек воспитывает в себе силу воли…

На распутывание лески ушло четверть часа лучшего для ловли утреннего времени. Наконец удочка была приведена в порядок, и мы с Ольгой поспешили к найденному мной уловистому месту. Как я и предполагал, на моей удочке действительно сидел окунь. При хорошем клеве окуни часто попадаются на удочку сами, без подсечки. Уж очень они жадно хватают наживку. А сегодня клев был отменный. Окуни брали один за другим. И хотя Ольга визжала и прыгала от радости каждый раз, когда выбрасывала удочкой на берег пойманную рыбку, клев все равно продолжался. Правда, только у нее… У меня как отрезало.

Обидно было смотреть, как девчонка, никогда до этого не державшая в руках удочку, вытаскивает у тебя на глазах одного за другим вполне хороших, граммов на сто, окуней, а у тебя – ни одной поклевки!

Конечно, нужно было принять в расчет, что я уступил ей самое хорошее место. Но в такое прекрасное, мягкое, немного пасмурное и тихое утро рыба должна была клевать везде. Я прошел метров сто по берегу, пробуя закидывать в разных местах. Но результат был тот же. Не поймав ни одной рыбешки, я вернулся к Ольге. За это время она выловила еще четырех окуней.

Тогда я, несмотря на то что это и непозволительно для настоящего рыболова, закинул свою удочку совсем рядом с ее удочкой. Поплавки наши стояли почти вплотную. Да, я знал, что нельзя мешать более удачливому рыболову. Но что мне оставалось делать?! Ведь это было мое, мною найденное место! А на других клева не было. Так неужели я не могу немножечко поудить на этом местечке?

Но, наверное, даже у самых лучших девчонок нет чувства справедливое

– Убери сейчас же свою удочку! – сердито сказала Ольга и даже попыталась отпихнуть меня своей худенькой ручкой. Я отодвинулся, но удочку свою все же оставил на прежнем месте. Но если уж не везет, то не везет. Мой поплавок и здесь продолжал неподвижно дремать на воде. А в нескольких сантиметрах от него поплавок Олиной удочки вдруг дернулся и сразу ушел под воду. Она изо всех сил рванула удилище вверх, рыба мелькнула в воздухе и тяжело шлепнулась позади нас на траву. Ольга, бросив удочку, с радостным визгом кинулась к добыче.

Я был вне себя от возмущения. Ну кто же так ловит?! Разве я так учил ее подсекать? А забрасывание! Едва поглядев на болтавшийся на крючке обрывок червяка, она двумя руками, через голову, как кнутом, изо всей силы хлобыстнула удочкой по воде. И даже удилище в воду макнула. Позор рыболова! По всем законам рыба должна была испугаться и уйти с этого места. Но поплавок ее удочки снова ушел под воду, и она опять с победным визгом выдернула на берег окуня.

Я сложил свою удочку и сел на берегу, наблюдая за Ольгой. Потом от нечего делать пересчитал наш улов. В наполненном водой полиэтиленовом мешочке оказалось пятнадцать вполне приличных окуней и плотичек. Неплохо! Причем мною были пойманы всего четыре рыбешки. Остальные поймала Ольга.

Ох и возгордилась же она! Когда мы вернулись к палатке, она вполне серьезно заявила, что отныне снабжение экспедиции рыбой берет на себя. И что так называемые «специалисты по рыбной ловле» оказались на поверку жалкими шарлатанами. Это был камешек в мой огород. Но я-то знал, какое горькое разочарование ждет ее впереди…

Я принялся разжигать костер, а Оля начала чистить рыбу. Костер легко развести, когда дрова сухие. Если же они мокрые или покрыты росой, как было в это раннее утро, то разжечь их не так-то просто. Удивительное дело: иногда достаточно крохотной искорки, незатушенного окурка или небрежно брошенной спички, чтобы начался огромный лесной пожар, а в другой раз целый коробок спичек изведешь, пока костерок наладишь.

Я пустил в ход газету, бересту, наломал самых мелких и на вид совершенно сухих веточек, но все было напрасно. Костер не разгорался. Я наглотался дыму до слез и рези в глазах, пока раздувал его. На будущее я решил обязательно накрывать с вечера дрова от росы полиэтиленовой пленкой. Наконец дрова в костре немного подсохли и костер принялся. Я положил сверху побольше смолистых сучьев, придавил их поленом и пошел помогать Оле чистить рыбу. Вдвоем мы быстро закончили это неприятное дело. Потом я повесил над костром котелок с водой, и мы стали ждать, когда он вскипит.

Над рекой медленно плыли и растворялись в воздухе серые космы тумана. На луговой траве сверкали капельки утренней росы. Освещенные только что поднявшимся солнцем розовые облака неподвижно стояли в голубом чистом небе.

Мы с Ольгой грели у огня промокшие ноги и молча любовались всем этим. Какая красотища – раннее утро! А ведь есть люди, которые спят так долго, что ни разу восхода солнца не видели. И никуда кроме дач да черноморских курортов отдыхать не ездят. И даже не знают, как здорово сидеть у костра рано-рано утром на берегу тихой реки. Вот так, как сейчас сидим мы с Олей.

Где-то далеко-далеко, наверное в Никулкине, кричат петухи. Костер потрескивает и стреляет углями. Аппетитно булькает закипающая уха. А вода в реке течет тихо-тихо, и так хорошо вокруг, что и сказать нельзя.

Я сидел на толстом березовом полене, а Оля, приспособив перед собой на рюкзаке круглое зеркальце, причесывалась. Все-таки она молодец: ни разу за весь поход не расхныкалась и не пожаловалась. Я вспомнил, как ее не хотела отпускать мама. И невольно усмехнулся.

– Ты что? – встревоженно спросила она.

– Да так… Посмотрела бы сейчас на тебя твоя мама!

– Да-а-а… Нос облез, брови выгорели. Ужас…

– Ерунда! Ты зато вон какой стала…

– Какой?

Я замялся. Мне хотелось сказать, что она и с облупленным носом все равно красивее всех. Но разве об этом скажешь?

– Ну, закаленная, что ли, – сказал я. – Настоящая путешественница. Рыбу ловить научилась. Костер наладить умеешь. Да и вообще…

– Что «вообще»? – продолжала допрашивать меня Ольга.

Я молчал. Она спрятала зеркальце и села рядом со мной. Я хотел отодвинуться, но полено было коротким. Пришлось остаться. Наши плечи соприкасались. Мы сидели и молчали. У меня ужас как сильно стучало сердце. Потом она спросила:

– Ты на меня не сердишься?

Я удивился. За что я мог на нее сердиться?

– Ну, за то, что я тебя горе-рыболовом назвала. За то, что подшучивала. Не сердишься?

Я набрался храбрости и посмотрел на нее. Но она глядела куда-то вдаль, и только щека ее немного порозовела.

– Нет, не сержусь.

Мне было хорошо. Я бы, наверное, целый час мог просидеть на этом полене. Мы опять замолчали. Потом Оля тихо сказала:

– Вот и хорошо, что не сердишься. Я ведь знаю, что ты лучше всех мальчишек… рыбу ловить умеешь.

Последние слова она добавила после паузы. И можно было считать, что их вообще не было, что они совсем и не произносились. Пока я соображал все это, Оля вскочила, посмотрела на свои часики и весело крикнула:

– Подъем! Пора будить этих лентяев!

Так кончилось это замечательное утро, и мне осталось лишь гадать, что именно хотела сказать Оля той паузой и для чего вообще все это было сказано. Но сказано-то было! Я заорал «Подъем!» так громко, что и мертвый, должно быть, стал бы на ноги.

Из палатки вынырнул заспанный капитан. Я плеснул ему в лицо холодной водой из кружки, он бросился на меня, но я увернулся со смехом. В лагере стало шумно и весело. Капитан всех погнал к реке чистить зубы и мыться.

– Гигиена – залог здоровья! – сказал он на полном серьезе. – Умываться нужно три раза в день, а чистить зубы утром и вечером.

Мне давно уже осточертели изрекаемые им прописные истины. Но сердиться на него я не мог. Я не мог сегодня вообще ни на кого сердиться. Мне было очень весело. И я сам не знал, почему. Но такого прекрасного утра не было еще в моей жизни.

После завтрака, обсуждая дальнейший маршрут нашего путешествия, мы решили разделиться на две группы. Места эти Виктору были знакомы. Он не раз ходил сюда, ко второй Боровине, за грибами и ягодами.

– Хочу в лес! – заявила Татьяна. – Хочу собирать грибы, дышать сосновым воздухом. На реке скучно. А в лесу мы, может быть, еще какое-нибудь редкое растение встретим.

– Я тоже сторонник сухопутного маршрута! – немедленно поддержал ее капитан. – Вы плывите по реке, а мы пойдем через вторую Боровину и встретимся у Большого омута.

Женька тоже предпочел идти лесом.

– Там хоть ягод поесть можно! – сказал он. – И грибов насобираем. К обеду похлебку сварим.

Совершенно неожиданно для меня предпочла идти лесом и Оля. Мне почему-то тоже вдруг захотелось пойти сухопутным маршрутом, вместе со всеми. Но не мог же я оставить Виктора одного! Хотя с челном он отлично управлялся, гребя рулевым веслом, но все же оставлять раненого товарища в полном одиночестве, было, разумеется нельзя. Мало ли что может случиться? Например, челн сядет на мель. Как его стаскивать одному да еще с больной ногой? Нет, о том, чтобы мне идти вместе со всеми, и речи быть не могло.

Тогда я попытался уговорить Олю плыть вместе с нами.

– Мы опять рыбу ловить будем! – сказал я. Но она даже не посмотрела в мою сторону. Только сморщила свой облезший носик и волосами тряхнула:

– Подумаешь, рыба!

Молча и грустно наблюдали мы с Виктором, как складывали они рюкзаки в наш челн, как весело переговаривались, предвкушая прогулку по лесу налегке, без вещей.

– Какие же вы путешественники, если без груза идете? – с насмешкой сказал я. – Так не бывает. Это не путешествие, а прогулочка. Забирайте свои рюкзаки! Мы не повезем их за вас.

Но они даже внимания на мои слова не обратили. Мысленно они были уже там, в сосновом лесу, с его манящим запахом грибов и земляники. Освободившись от рюкзаков, они тут же забыли про нас с Виктором. Мы были для них только экспедиционными носильщиками, вернее лодочниками, перевозящими грузы.

Стоя на дне челна, я смотрел вслед уходящим. Неожиданно Оля обернулась и быстро, тайком от всех, весело и озорно показала мне язык. Самое интересное, что ничего обидного в этом не было. Все-таки удивительный народ, эти девчонки!

Я оттолкнулся веслом от берега, и мы с Виктором поплыли вниз по реке.

– Далеко ли Большой омут? – спросил я, потому что в этих местах никогда еще не бывал.

– Километрах в шести отсюда, – ответил Витька. – Это ежели напрямую, лесом идти. А вниз по реке, по ее извилинам, вдвое больше получится.

– К обеду доплывем?

– Может, и раньше…

Чтобы не терять зря времени, мы с ним решили по пути ловить на дорожку. Когда в лодке много народу, ловить на дорожку нельзя: слишком тесно и шумно. А когда плывешь вдвоем, то почему не попробовать?

Виктор стал грести медленнее. Я достал спиннинговую катушку с прочной леской диаметром 0,6 миллиметра, привязал к ней стальной поводок с грузилом и блесной. Лодка наша плыла теперь совсем бесшумно. Виктор без единого всплеска опускал в воду перо весла, плавно, но достаточно сильно делал гребок и затем так же бесшумно, аккуратно и быстро вынимал его из воды и делал новый замах.

Нужно было не только грести, но и править тем же веслом. А это нелегко. Каждый гребок должен заканчиваться коротким, но сильным толчком в поперечном направлении от нормы, чтобы лодка не уходила в сторону от намеченного пути.

Виктор отлично умел грести в одиночку. Он направлял челн именно по тем местам речного русла, где могли держаться подводные хищники: щука, жерех, крупный окунь. Правда, для каждого из них нужна своя блесна. Жерех, например, любит узкую, никелированную, напоминающую уклейку. Окунь лучше берет на мелкие блесны и вести их следует у самого дна. А на быстром течении, где могут стоять голавли и жерехи, блесну, наоборот, нужно вести у самой поверхности воды.

Но ведь мы не занимались специально ловлей на дорожку. Мы ловили по пути, на всякий случай. И поэтому, не меняя блесны, проводили ее у дна по самым глубоким местам в расчете на обыкновенную щуку. Тем более что на дорожку чаще всего попадаются именно щуки. Виктор и вел челн там, где они охотятся: вдоль границы водорослей, под нависшими кустами, около коряг и по глубоким местам с медленным течением.

Виктор мастерски делал свое дело, а я помогал ему, то укорачивая, то удлиняя леску, чтобы блесна шла у дна и при этом не цеплялась за него.

Так мы доплыли до следующего поворота реки, где течение било в крутой, обрывистый берег красного цвета различных оттенков.

– Вот она, Красная слуда! – кивнул головой в направлении обрыва Виктор. – Тут, в круговерти, мы с отцом в прошлом году знаешь какого жереха зацепили? На три килограмма!

Шнур дорожки натянулся. Я вздрогнул, готовый к подсечке. Но сразу же понял, что это был просто зацеп: за леску никто не дергал. Пришлось остановиться, натянуть леску в обратную сторону, и только тогда блесна отцепилась. На ее якорьке висели водоросли, раковина-беззубка и кусочек темной древесины. Я очистил крючок и снова пустил блесну за борт.

После следующего зацепа мы с Виктором поменялись местами. Теперь он, держа в руках спиннинговую катушку, вел блесну, а я правил челном. Мы добросовестно и настойчиво проводили блесну и у дна, и под обрывистыми берегами, и под нависшими ивовыми кустами. Все было напрасно. Тогда я сменил на дорожке никелированную блесну на медную. Но и это не помогло. Поклевок не было.

Потеряв интерес к ловле, мы медленно плыли вниз по течению. По словам Виктора, на полдороге к Большому омуту был еще Малый омут. Там решили остановиться и половить рыбу удочками. Ведь наши сухопутные путешественники придут из лесу голодные. Ягодами не очень-то наешься! Вот нам и нужно добыть пропитание.

Малый омут оказался почти круглым по форме. Река здесь делала крутой поворот, и течение медленно кружилось на одном месте, в самом центре омута.

– Тут глубина страшенная! – сказал Виктор. – Метров десять, не меньше.

Мне самому захотелось измерить глубину омута. Я положил весло, взял у Виктора катушку и стал быстро подматывать леску, чтобы потом с ее помощью, прицепив к концу грузило, точно измерить расстояние от поверхности воды до дна. Вдруг леска натянулась. Опять зацеп! Я дернул за леску со всей силы.

– Полено! – сказал Виктор. – Поворачиваем назад, отцепимся.

Я снова передал ему катушку и взял в руки весло. У нас на реке Оредеж сплавляют лес. И не только бревнами, но и в виде метровых поленьев. Многие из них, намокнув, опускаются на дно. Так что зацепить крючком за такое полено пара пустяков.

Виктор медленно, с трудом подтягивал леску. Вдруг нас сильно качнуло. Виктор едва не упал в воду. До сих пор удивляюсь, как он не выпустил из рук катушку! Но Виктор не выпустил. Он мгновенно поставил ее на тормоз-трещотку, и теперь катушка пела у него в руках, как бракованная пластинка, – на одной и той же высокой ноте. Потом Виктор зажал катушку руками. Визг ее прекратился, леска натянулась, и челн медленно начало разворачивать против течения…

Все это время я только смотрел на Виктора, на бешено трещавшую в его руках катушку, на леску, уходившую в воду, и бездействовал. Но потом спохватился и стал веслом помогать разворачивать челн в нужную сторону. Надо было во что бы то ни стало не позволить рыбине завести леску под корягу или под днище челна. Стоит леске запутаться, зацепиться за что-нибудь, и она оборвется. Ведь относительно тонкая спиннинговая леска выдерживает рывки рыбы благодаря своей эластичности и катушке, которая позволяет смягчать силу рывков, сдавая рыбе несколько метров лески.

Вдруг леска ослабла. Виктор выпрямился и стал снова наматывать леску. Рыба приближалась к нам. Потом леска вдруг пошла в сторону и катушка опять запела. Больная нога давала о себе знать, и Виктор передал катушку мне, а сам снова схватил весло.

Борьба продолжалась. Мы то подводили попавшуюся рыбину, то вынуждены были отпускать ее метров на десять, а то и на двадцать от челна. Наконец нам удалось подвести ее настолько близко, что можно было увидеть рыбу сквозь воду. Это была громадная, сантиметров в восемьдесят длиной, щука. Мы хорошо видели ее широкую, словно приплюснутую, крокодилью голову, а туловище и хвост только угадывались в воде. Щука постояла, глядя на нас секунду-другую, тяжело раздувая жабры. Потом рядом с нами будто что-то взорвалось: нас с ног до головы окатило водой, а щука, взбурлив хвостом воду, ушла на глубину. Я едва успел отпустить шпульку катушки. Ручки ее больно ударили меня по пальцам.

И тут началось! Щука моталась, а мы орали на всю округу. Челн качался и крутился посреди омута. В конце концов удалось подвести щуку к лодке. Я перегнулся через борт, чтобы схватить ее за глаза. Но в это время челн с ходу ткнулся носом в берег и я полетел в воду вниз головой. Щука была совсем рядом, я инстинктивно обхватил ее руками. И тут же с головой погрузился в воду. И хотя дна не достал и воды наглотался, но щуку все же не выпустил.

Вынырнув, я почувствовал: меня что-то тянет к берегу. Это Виктор, сохраняя спокойствие даже в эти критические минуты, стоя в челне и вращая катушку, медленно, но верно подтаскивал меня вместе с щукой к берегу. Я вовсю работал ногами, прижимая к груди нашу великолепную добычу. У самого челна, приткнувшегося к берегу, я наконец достал ногами дно и, совершенно обессиленный, с помощью Виктора перевалил тяжелую скользкую рыбину через борт. Теперь мы немного пришли в себя.

– Ух! – сказал Виктор. – Ну и зверюга попалась! Никогда еще не видел такой!..

В пылу борьбы он совсем забыл про свою больную ногу, намочил в воде повязку, и она обагрилась выступившей сквозь бинты кровью. Надо было перевязать рану, и я хотел сразу заняться этим, но Виктор меня остановил.

– Сперва разденься и выжми одежду. В мокром да еще на ветру простудишься. И будет у нас тогда два больных сразу! – добавил он шутливо, прыгая на одной ноге по берегу.

Совет его был, как всегда, разумный. Я быстро разделся, выжал майку, рубашку и джинсы, разложил их на траве сушиться и только после этого взялся за перевязку.

Рана была большая. И я опять про себя чертыхнулся в адрес тех, кто разбивает бутылки на берегу реки. Понять не могу, что за удовольствие бутылку разбить?! Да еще в воде. Это меня просто бесит. Терпеть еще не могу любителей делать надписи на стенах и деревьях…

Виктор тоже, оказывается, думал о разбитой бутылке. Когда я смазывал рану йодом, он, морщась от боли, сказал:

– Надо было в том месте осколки из воды выбрать. А то еще кто-нибудь напорется.

Перевязав рану сухим бинтом, я снова занялся щукой. Вытащил ее из челна на берег, положил на траву, и мы принялись разглядывать добычу. Щука была темного, почти черного цвета на спине и золотисто-серая в рыжеватую крапинку с боков. Плавники и хвост тоже темные на концах и рыжеватые у основания. Вся она была толстая и круглая. Нам нечем было ее измерить, а тем более взвесить. Но на глаз в ней было килограммов девять-десять живого веса.

– Нет, на пуд не потянет, – произнес Виктор, критически рассматривая добычу. – Но хороша… Вот у девчонок-то визгу будет!

Мне захотелось сбегать в лес и поскорее привести сюда всех членов экспедиции, чтобы они полюбовались невиданной рыбиной. Но нужно было плыть дальше. Да и где их найдешь в лесу!

Я снова оттащил щуку в челн, уложил ее на дно, прикрыв свежей травой от солнца и мух. Потом мы оттолкнулись от берега и поплыли по реке к назначенному месту встречи или рандеву, как говорят моряки.

Я посмотрел на часы и удивился, что, пока мы возились со щукой, прошло так мало времени. Я поднес часы к уху, посмотрел на секундную стрелку. Часы стояли. Ну конечно! Ведь я бултыхнулся с часами на руке.

Я бросил грести, снял часы с руки, открыл их с помощью лезвия ножа, подул на механизм, удаляя из него воду. Но часы по-прежнему стояли. Это были мои первые в жизни часы. Подарок родителей. Мне было очень их жаль. Глядя на меня, Виктор тоже расстроился.

– Влетит теперь? – сочувственно спросил он.

– За что? Не мог же я думать о часах, когда попалась такая щука! А часы, может быть, еще починить удастся.

Незаметно мы доплыли до второго, Большого омута. По берегам его росли ольховые кусты, а перед нами, на воде – густые заросли желтых кувшинок с круглыми листьями. Мы пристали в том месте, где в омут впадал безымянный крохотный ручеек, разделявший первую и вторую Боровины.

Выбравшись на берег, мы с Виктором оглядели скошенные луга. Наших сухопутных путешественников нигде не было видно. Чтобы они сразу могли найти наш лагерь, я воткнул в землю шест, привязав к нему майку. Потом мы вынесли из челна имущество и поставили палатку. Потом вскипятили чай, съели по сухарю и стали дожидаться возвращения остальных членов экспедиции.

Прошло не менее двух часов, когда, наконец, донеслось долгожданное «А-у-у!». Я выдернул из земли шест с майкой и стал им размахивать. Появившиеся из лесу капитан, Татьяна, Женька и Оля помахали нам руками.

Когда наши сухопутники подошли к лагерю, они прежде всего бросились пить воду. Первой оторвалась от кружки Оля:

– Давайте обед готовить. Ужас как есть хочется… Рыбы наловили?

– Да так, кое-что, – как можно равнодушнее ответил я.

Наш завхоз тотчас деловито полезла в челн за рыбой.

– Как думаешь, далеко будет слышен ее визг? – тихо спросил я Виктора.

– В Заполье, пожалуй, услышат, – ответил он, предвкушая зрелище.

Но Оля не завизжала. Откинув траву и увидев огромную зубастую щучью морду, она тихонько охнула и тут же быстренько стала выбираться из челнока на берег.

– Что это? – спросила она, глядя на нас широко открытыми глазами. Веселого розыгрыша не получилось. Оля и в самом деле испугалась. Она в жизни не видывала таких больших щук. Зато наш капитан смело шагнул вперед, потрогал щуку и подозрительно посмотрел на меня и Виктора.

– Неужели сами поймали?

– Нет, в магазине купили! – усмехнулся я. – В сельпо.

Более обидного вопроса нельзя было придумать. И более глупого. Неужели он не видел, что из пасти щуки торчал металлический поводок, привязанный к леске, которая вела прямо к моей спиннинговой катушке? Или, считал он, мы с Виктором не способны поймать крупную рыбу? Я очень рассердился. Но вокруг уже раздавались ахи и охи. Разговоров и восторгов было столько, что я понемногу успокоился и обмяк. Справедливость в конце концов восторжествовала. Нас с Виктором так хвалили, что мы даже начали понемногу критиковать себя. Нам просто повезло, говорили мы, на нашем месте любой поймал бы такую громадную щуку. Да и в самом деле, разве это не так?