355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Абакумов » Неизвестная война. В небе Северной Кореи » Текст книги (страница 3)
Неизвестная война. В небе Северной Кореи
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 04:51

Текст книги "Неизвестная война. В небе Северной Кореи"


Автор книги: Борис Абакумов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

На «Сейбрах» и «Тандерджетах» были двигатели «с дожогом», то есть с форсажем, что позволяло им после торможения быстро набирать скорость. Часто, бывало, смотришь за «Сейбром» или «Тандерджетом» – идет темный дымный след, значит, удирает «во все лопатки» – включил форсаж. Этого совершенства у нас тогда не было, а тормозные щиточки наших самолетов, а не щитки, как у «Сейбра», больше играли символическую роль – они не были приспособлены для выполнения маневра в бою. Как-то мы высказывали своё неудовлетворение работой щитков в боевых условиях группе конструкторов, приехавших к нам, но нам ответили, что это связано с переделкой и усовершенствованием модели: на это надо время и в данный момент закрывать конвейер на заводе нельзя. Значит, нам оставалось драться на этих же машинах.

Бои шли каждый день. Боевые вылеты стали чаще, видимо, противник решил навязать свои условия силой, посылая в бой более 300 самолётов в один вылет. Наши адъютанты эскадрильи В. Миданович, Н. Башканков и А. Чекалин не успевали оформлять как следует боевые документы на описание воздушных боев и обработку докладов летчиков. Не хватало времени, опыта и сноровки.

Начальники штабов полков тоже приобретали опыт работы, как говорится, «на ходу», правда, Токарев знал хорошо свою, работу и раньше. В общем, учились работать в новой боевой обстановке и по-новому. Мелкие бои которые состояли из одной-двух атак не описывались и не фиксировались если не было сбитых самолётов с подтверждением с земли. Они проходили как само собой разумеющееся, как обычный рядовой полёт.

Однажды, после 6 апреля, вылетели мы по тревоге парами для прикрытия моста. Радиолокационные станции определили группу противника, которая шла в наш район. Была многоярусная облачность, нижний слой облачности слегка разорван. Я парой выскочил в район моста между первым и вторым слоем облаков, считая от земли, но противника не обнаружил. Слышу, Иван Никитович, наводит нашу пару на пару или четверку Ф-80 «Шутинг сатаров». Завязался бой. Мне не видно где, но чувствую, что где-то недалеко от меня. Смотрю во все глаза – кругом облачная пелена, горизонта и противника не видно. Слышу, ведущий нашей пары просит кого-нибудь помочь ему, а я его не вижу. Мой ведомый, А.П., передает мне по радиосвязи «Вон они! Вон!» Я его спрашиваю: «Где? Дай ориентиры». Молчание. Потом опять: «Вон они! Вон!», а я их не вижу. Говорю ему: «Выйди вперёд и укажи цель». Вышел, но не показывает… Ну, думаю, что же это такое? Розыгрыш, что ли, или так, выхваляется мой ведомый, хочет, чтобы по радио слышали на КП… Бой кончился благополучно, но на душе было пасмурно, в чём же дело? Ну и задал же он мне загадку. Я не вижу, а он видит но не хочет показать, где противник? Вот это вопрос! А противник, оказывается был под первым ярусом облачности, как потом выяснилось.

Пришлось снова на разборе полета повторить правила передачи информации о противнике ведущему ведомым и наоборот – с обязательным указанием чётких координат, которые ориентируют по направлению полёта, «справа или слева» – дается на глаз направление по горизонту в градусах, а затем «выше или ниже» траекторию полёта и тоже в градусах. Пример: «Противник слева – 30, выше – 20», и всё сразу становится ясно, куда бросить свой взгляд, а далее даётся количество и тип. Если виден горизонт и ориентиры, бросающиеся в глаза, то можно использовать их и привязать цель к ориентирам. А. П. это знал! Но что-то схитрил.

Раннее утро 12 апреля 1951 года. Мы на аэродроме. Технический состав ещё задолго до нашего прибытия опробовал двигатели и подготовил самолёты к боевым вылетам. Надо отдать должное этим труженикам авиации. Федор Михайлович Круглякса и Виктор Иванович Казанцев – инженеры авиационных полков, всегда нацеливали технический состав на содержание боевой техники в образцовом порядке. Техников самолетов не приходилось уговаривать. Они видели, как их командиры экипажей – лётчики – тоже выматывались за день, да и риск у них был на пределе. Я, например, доверял своему технику самолёта Анатолию Леонтьевичу Микрюкову полностью, как говорится, больше, чем себе. У него была большая дружба с техником Аркадием Ивановичем Вдовухиным и это мне очень нравилось – на земле тоже очень нужно иметь чувство локтя товарища, а это чувство у них было развито особенно. Ни от одного лётчика я не слышал жалоб за всё это время на техсостав. Все они работали просто здорово! И командиры, и рядовые. Особенно им доставалось в подгонке подвесных баков китайского производства, которые никак не подходили под наши узлы крепления и всё время сифонили горючим в полете, демаскируя полёт группы.

…Прекрасный рассвет в этих местах. Лёгкий, прохладный ветерок щекотливо забирается за воротник. Днём будем очень жарко и влажно – чувствуется близость моря.

Дальние посты наблюдения и локационные станции начинают сообщать воздушную обстановку. Первые сообщения говорят о том, что денёк будет «жаркий»!

На аэродроме стоит напряженная тишина. Лётное поле, окаймлённое с северо-востока невысокими сопками, ещё дышало утренней прохладой. По краю его ползали заправщики, в капонирах работал техсостав, и привычный взгляд выхватывал откуда-то часть плоскости, то фюзеляж реактивного истребителя, пробитые пулями, которые срочно ремонтировались.

…Командный пункт информирует, что в наш район на небольшой скорости движется очень большая группа самолетов противника– тип неизвестен. На КП Иван Никитович Кожедуб принимает решение – выслать разведку. И вот с бетонной взлётной полосы аэродрома с оглушительным рёвом, особенно ощутимым в этой утренней тишине покоя, уходит в воздух шестерка МиГов. Секунда, две, и… всё смолкло, только марево воздуха, разогретого выхлопной струей двигателей, ещё колышется над бетонкой.

Мы все сидим в кабинах – готовность номер один! В наушниках шлемофона сквозь хаос «эфирной» морзянки четко слышатся доклады лётчиков воздушной разведки. Оказывается, обнаруженная группа самолётов противника шла на малой скорости для маскировки и была не что иное, как американские истребители типа «Сейбр» Ф-86. Шли они в плотном строю, что создавало на экранах наших локаторов имитацию полета бомбардировщиков. Невольно подумаешь с уважением о наших товарищах, работающих на КП, какие только американские хитрости им не приходилось разгадывать. Много интересного мне рассказывали потом Алексей Плешаков, Николай Куралов и Александр Троицкий, которые там работали. Замысел американцев стал ясен и на этот раз: они хотели вызвать на себя наших истребителей, связать их боем, а тем временем настоящие бомбардировщики вышли бы с моря на боевой курс для уничтожения моста. И, действительно, разведчики сообщили, что над морем обнаружена группа бомбардировщиков, следовавшая «колонной ромбов» в направлении дельты реки Ялуцзян.

Американские «Летающие крепости» были прикрыты плотным кольцом реактивных истребителей прикрытия типа Ф-84 и Ф-80. Первая группа истребителей противника, обнаруженная нашими разведчиками, набрала скорость вышла на прочёсывание района. Наши разведчики пошли в атаку на колонну бомбардировщиков. Лев Иванов поджигает одну «Летающую крепость», ведя огонь по моторам. Его напарник, Кочегаров Саша, добавляет порцию снарядов. Бомбардировщик нехотя разваливается на куски и огненным факелом идет к земле.

Итак, мы все в воздухе. Кожедуб с командного пункта руководит боем, нацеливает всех нас на подходящие в район моста бомбардировщики. В общей сложности в налёте участвовало 150 истребителей и 48 «Летающих крепостей». С нашей стороны поднялось в воздух 44 истребителя – всё, что мы имели на аэродроме. И, вот уже первые факелы огромных машин потянули дымные следы к земле. Бой разгорелся на всём маршруте следования бомбардировщиков. Американские истребители, не торопившиеся выручать своих собратьев, носились по внешнему кольцу этой огненной орбиты и ждали удобного момента – кого бы из наших «подхватить» на прицел. С земли наблюдал этот бой наш технический состав. «Зрелище было впечатляющее, – рассказывали они, – бомбардировщики рвутся к мосту, наши МиГи их атакуют, сделав блестящее кольцо вокруг них и вытеснив истребителей противника на внешнюю орбиту, которая с земли казалась окрашенной в тёмный цвет. Самолёты противника имели темно-серый цвет, а наши блестели, как солнечные зайчики».

Моя четвёрка вышла выше строя бомбардировщиков и сразу ринулась в атаку сверху. Я в прицел брал сразу два Б-29 по стороне их ромба. В первой атаке дистанция открытого огня у меня была 1100 метров, выход из атаки – 400 метров, последующие атаки по дистанции были вполовину ближе к цели, даже от струи винтов бомбардировщика переворачивали машину на спину. Я видел, как мои снаряды вспарывали плоскости обеих машин, когда они попадали в один створ под трассу. Бомбардировщики не выдерживают наших атак и сбрасывают многотонные бомбы, не доходя до цели. Вздыбленная земля медленно оседает пыльным облаком, дым достигает 2000 метров. Мы увлеклись боем и вошли в зону зенитного огня нашей артиллерии, самолёты вздрагивали от близких разрывов снарядов. Один из бомбардировщиков резко отворачивает от боевого курса и, отстреливаясь всеми башнями, идёт в сторону нашего аэродрома. Наш аэродром прикрыть некому. Немедленно перевожу свой самолёт в атаку на противника, находящегося в развороте. Сблизился очень близко с бомбардировщиком и вынес точку прицеливания вперёд, закрыв немного цель носом своего самолёта. Дал очередь из всех пушек и сразу же опустил нос самолёта, чтобы видеть цель и трассу – недолёт, метра на три трасса отстала от хвоста Б-50 (модификация Б-29 «Летающей крепости») и пошла в сторону аэродрома. Смотрю, летят снаряды прямо на бетонку. Потом мне рассказывали: «Когда снаряды стали рваться на бетонке, все, кто был в этом районе на земле, бросились к щелям и в укрытия, а потом сделали вывод, пренебрегать укрытием в боевой обстановке не следует». При атаке я прошёл близко за хвостом бомбардировщика. Меня перевернуло на спину струей воздуха от винтов. Я доворачиваю свой истребитель во внутреннюю сторону разворота и перехожу в атаку ещё раз. Ведомого рядом давно не вижу. Взял поправку в прицеливании и выпускаю весь боекомплект из трех пушек в хвост противнику, хвост разваливается на глазах. Экипаж оставляет «Летающую крепость» и спускается на парашютах. Один парашют чуть было не попал под удар моего самолета. Я успех резко отвернуть машину – вверх и в сторону. Бой продолжался. Мелькали истребители перед глазами: где небо, где земля – всё смешалось в этой адской карусели. Боекомплекта у меня больше нет, но из боя выходить нельзя. Передаю на КП: «Орехов нет» (это условно означает, что снаряды кончились). Кожедуб командует: «Из боя не выходить!» Делаю ложные атаки по истребителям непосредственного прикрытия. Вижу, пара «Тандерджетов» пытается зайти в хвост нашей паре МиГов. Я поспешил на помощь своим: зашел тоже в хвост паре противника. Сблизился с ним настолько, что заклёпки можно было на швах считать. Они заметили и стали «вилять» – хотели сбросить меня со своего хвоста. Дистанция для стрельбы вполне подходящая, а мне стрелять нечем. Для успокоения совести перезаряжаю оружие, думаю: «Хоть какой-нибудь „завалявшийся“ снарядик найдётся», – но пушки молчат! Увлёкшись этой немой погоней, я не сразу заметил, что ко мне хвост пристроилась пара «Сейбров». Они в начале моей атаки по «Тандерджетам» находились значительно выше меня, и я на них сначала не обращал внимания. Как вы знаете, у истребителя всё оружие направлено вперед, сзади его нет, сзади истребитель беззащитен. «Сейбры» с дистанции метров 300 открыли огонь по моему МиГу. На каждом самолете у них имелось по шесть крупнокалиберных пулеметов. Это я сразу почувствовал, когда забарабанили пули по поверхности моего МиГа. Я сделал резко полубочку и энергично вывел машину из пикирования на высоте 800–900 метров. «Сейбры», следуя за мной, на выходе из пикирования провалились ниже меня и немного отстали. Мой покалеченный МиГ с сильным правым креном нёся к аэродрому, плоскости была огромная дыра от вырванного корпуса компаса. «Сейбры» пытались меня догнать. Вот и аэродром. Слышу, Кожедуб информирует с КП: «Одиночка! Одиночка! Сзади пара „Сейбров“!» Отвечаю: «Вижу!» и делаю резкий разворот вправо в зону зенитного огня прикрытия аэродрома. «Сейбрам» это не нравится и они отстают. Я благополучно приземлился. Мой техник А. Л. Микрюков осмотрел машину и обнаружил восемь пробоин. Ребята, ещё разгоряченные боем, весело обмениваются впечатлениями, я присоединяюсь к ним и тоже принимаю участие в этом захватывающем разговоре. Фотоплёнку моего фотопулемета при первой же очереди из всех пушек сорвало с перфорации и она в дальнейшем не фиксировала мою стрельбу и дистанцию выхода из атаки. Я был лишен фотоконтроля. Обидно, что такими несовершенными фотопулеметы были снабжены наши машины. Для следующего вылета мне дали самолет И. Н. Кожедуба, его самолет был выкрашен в дымчатый цвет, и к нему с опаской присматривались «Сейбры» в бою, происшедшем во второй половине этого же дня.

В первом бою американцы не достигли успеха. Мы сбили 13 «крепостей» и 6 истребителей противника, примерно до десятка Б-29 получили повреждения. По поступившим впоследствии данным, несколько вражеских самолётов разбились при посадке в районе Сеула. У нас было подбито противником три самолёта, которые приземлились на свой аэродром. Однако американское командование сообщило, что они сбили 35 наших самолет «МИК», так они их называли. За эту ложную информацию оно вскоре было смещено со своих постов.

Во второй половине дня мы опять вылетели по тревоге. Нас нацелили в район, куда подходила большая группа «Сейбров», эшелонированных по высоте и в глубину. Противник, видимо, хотел взять реванш за утренний бой. Встреча с противником произошла на левом развороте нашей группы от моря. Противник использовал для себя выгодный момент – разворот нашей группы и атаковал нас. Ведомая пара – Федя Яковлев и Петя Зыков – на этом развороте у меня куда-то провалились. Смотрю, справа и слева наши потянули на вертикаль, а «Сейбры» – за ними. Ну, думаю, началось! Осмотрелся. Мой ведомый А.П. на месте. Продолжаю левый разворот и вижу, сзади с внешней стороны с небольшим снижением подходит группа «Сейбров» к моей паре, а внизу, подо мной ниже метров на 1000 идёт МиГ-15 без манёвра, и его атакует пара противника, переходя друг к другу змейкой. Ведомый передал мне: «Сзади „Сейбры“». Я отвечаю: «Вижу!» Вдруг, справа ко мне пристраивается третий МиГ. Смотрю по бортовому номеру – это должен быть Зыков – ведомый Феди Яковлева. Что делать? Если самому броситься на помощь МиГу, идущему внизу, то всю группу «Сейбров», находящуюся сзади на моей высоте, потащу за собой, а они на пикировании имеют преимущество в скорости за счёт большого веса своих [самолётов], по отношению к нам, и быстро догонят нас. Я по радио и покачиванием с крыла на крыло приказываю пристроившемуся к нам МиГу идти вниз и прикрыть одиночку. Пристроившийся к нам сразу же нырнул вниз. «Ну, – думаю, – команду пошел исполнять – всё в порядке!» Смотрю, справа группа «Сейбров» обходит мою пару, и делаю правый поворот на них, а они сразу же уходят вверх, видимо, смутила окраска моего самолёта. Впереди вижу – пара «Сейбров» гоняется за МиГом по вертикали, а сверху поджидает его ещё пара противников, ходящая «змейкой» относительно друг друга. Получается, что те, которые сидят на хвосте, загоняют МиГ под огонь находящихся вверху. Выскочивший МиГ наверх с потерей скорости сейчас же будет атакован верхней парой противника. Я беру упреждение в прицеливании относительно зрительной скорости перемещения одного из «Сейбров» верхней пары и скорости удаления трассы снарядов от меня, и открываю огонь из двух пушек. Смотрю, трасса снарядов и самолёт противника, находящийся в развороте при переходе «змейки», сближаются в упрежденную точку – и сошлись– трасса снарядов уткнулась в «Сейбр» в районе кабины самолёта. «Сейбр» скользнул на левое крыло и понёсся носом к земле, а остальные за ним. «Опять попал в командира», – подумал я. Обычно, если собьешь ведомого, то никто его не прикрывает. Одиночка МиГ был спасён. Место падения «Сейбра» в долине реки увидел Лев Иванов, ведущий бой в этом же районе. Я осмотрелся – «Сейбров» близко нет, слева выше вижу, идёт вертикальный бой, мелькают пары одна за другой вперемежку с «Сейбрами». Мой ведомый у меня стоит на месте. Я передаю ему по радиосвязи: «Может, поможем левой группе». Отвечает: «Нет, пошли домой». Я вторично запросил его – он не согласился. Ну, думаю, видно что-то у него случилось, и мы пошли домой. А потом, на земле, выясняется, что у него всё было в порядке. По пути, на пересекающемся курсе вижу, идет ещё один одиночка МиГ. Передаю ему по радиосвязи: «Пристраивайся третьим», – и покачиваю с крыла на крыло. Он молчит. Я тогда решил пристроить его к себе сам и подвернул к нему, а он как шарахнется от моей пары. Пытаюсь догнать его при помощи полной тяги двигателей – не могу. Он удаляется, хотя и самолеты однотипные. Думаю: «Значит не все самолёты одинаковые». И действительно, когда после боёв Феде Грибову и Фукину Васе, нашим лётчика, предложили в Союзе взлететь на «таких же МиГах», но в лётном институте, то эти машины отличались по своему лётному качеству, как небо и земля от наших. Наши товарищи подосадовали, что у нас были не такие хорошие самолеты, а то бы американцам от нас досталось бы ещё больше.

Думаю, почему же шарахнулся от меня одиночка? И прихожу к убеждению, что его смутил цвет моего самолета, он был выкрашен под цвет «Сейбров» и не блестел. Как я уже писал, что после сегодняшнего утреннего боя мой самолет был ещё на ремонте, и мне дали машину И. Н. Кожедуба. Ему одному было запрещено непосредственно участвовать в воздушных боях, и он руководил нами с земли. Однажды он всё же попытался войти в зону боев при выполнении тренировочного полета, и тут же с КП корпуса от Боровского последовало предупреждение: «Орёл, Орёл, ты не забывай, что у меня двое детей!» Кожедуб баском ответил: «Сейчас вернусь». Да, цвет машины привел в замешательство несшего летчика, и, видимо, сильно смущал «Сейбров».

Федю Яковлева в этом бою ранило мелкими осколками плексигласа от фонаря кабины. Лицо его было порезано, а часть мелкой пыли попало в глаза. Он совершил вынужденную посадку, не дотянув до аэродрома. Настроение было паршивое. Лучше бы я сам тогда бросился помогать одиночке. Но что же тогда было бы с А.П. и Зыковым, когда на хвосте у нас сидела большая группа «Сейбров», и сам А.П. предупреждал меня, что они стреляют. В этом бою противник потерял три самолёта. Солнце ушло за горизонт, когда мы покинули аэродром. Темнота в тех широтах наступает быстро. Мы осиливаем двойной ужин и ложимся спать. Ночная зенитная канонада не дает нам заснуть, но уснуть надо, ведь завтра с утра новые бои.

Разбор этого боя был утром. Мой ведомый А.П. предъявил мне необоснованное обвинение, что я, якобы, гоняюсь за лично сбитыми самолетами, и поэтому был ранен Федя Яковлев, и что по нему, А.П., тоже стреляли, а я не принимал мер, как ведущий, видимо, он видел, как я сбил «Сейбра», но он мне этого не сказал. Я бы сказал, что такое обвинение в боевых условиях было довольно странное. Всё это было высказано в обидном для меня тоне я позе. Я стоял на полу летного домика, кругом сидели летчики, а он встал на нары и сверху, как с трибуны, размахивая руками, злобно выкрикивал обвинения. Сознание мое тогда не улавливало, что же происходит на разборе, в чём дело? Я старался понять и осмыслить происходящее, на какая-то пелена висела над сознанием. Была до глубины души обидна вся эта сцена, видимо, специально инсценированная. Но для чего?… Хорошо, что у меня, в подтверждение моего доклада получилась хорошая фотопленка, на которой был; хорошо видны все четыре «Сейбра» и МиГ среди них.

Я не принял обвинения ведомого, а он не подумал даже о том, что над извиниться передо мной. В паре с ним я больше не летал. Мне дали в напарники очень честного и хорошего товарища – Николая Вермина, с которым мы пролетали вместе большинство боевых вылетов до последнего боя. Это был образец рассудительного, инициативного и доброго человека, и, прежде всего, классного лётчика и друга. Честность его была особенно доказана бою 12 апреля, когда мы дрались с большой группой бомбардировщиков и истребителей противника, а наших сил было очень мало. В том бою он получил пробоину в плоскость от «Летающей крепости». Этот бой был описан немного раньше. Выходить из боя в такой обстановке никто не имел права. В процессе боя, будучи ведомым, Николай пристроился к В.Н., который увёл пару в сторону. Вермин намекнул ему, что надо вернуться в бой, а тот ответил: «Если хочешь, иди сам». Потом, после боя, Николай с возмущением рассказывал мне об этом случае. Вот истинная цена людей, вскрытая подчас в случайном стечении обстоятельств.

Авиация – штука коллективная, и заниматься самокопанием и сосредоточиванием на самом себе у меня не было ни времени, ни охоты. И этот случай с А.П. я скоро постарался забыть, хотя бы на время боёв, приобретя тем самым душевное равновесие.

После боёв 12 апреля американцы три дня серьезных вылетов не делали. Всё анализировали, что же произошло?.. Чтобы обеспечить выполнение операции, они предусмотрели, кажется, всё: даже предусмотрели влияние эффекта боевых потерь на психологию личного состава своей авиации. Учли, что если с бомбардировщиков пустить с одного аэродрома, то слишком наглядно видно будет большое отсутствие летного состава в момент приёма пищи в столовой после вылета. Поэтому они пустили «Летающие крепости» с двух баз, с острова Окинава и с самой Японии – так сообщили пленные на допросе. Наши не занимались допросами пленных, но некоторые сведения мы всё же получали. Две колонны бомбардировщиков должны были соединиться в районе Пхеньяна и следовать колонной «ромбов» через море в дельту реки Ялуцзян на мост и разбить его. По пути к ним пристроились реактивные истребители непосредственного прикрытия типа Ф-80 и Ф-84, а «Сейбры» Ф-86 вышли заслоном вперёд для расчистки воздушного пространства. Американским командованием было всё продумано до мельчайших подробностей, вплоть до обеспечения сбитых экипажей явочными квартирами на территории Северной Кореи и даже снастями для рыболовной ловли, инструкциями для собирания грибов и ягод в условиях выживания в безлюдной местности. Истребители имели «карманные» радиостанции, которые включались при катапультировании, для пеленгации парашюта с земли и определения места его приземления. После чего в эту точку высылался вертолёт или специальная группа для спасения. Если происходило приводнение, то есть посадка на море, то летчиком выбрасывалась специальная антенна-отражатель для обнаружения локатором места приводнения. Туда высылались катера и вертолёты спасения. Но всё же произошло непредвиденное, таких больших потерь американцы не ожидали, хотя и предупреждали экипажи бомбардировщиков, что на подходе к мосту их встретит аллея «Миков» – так они называли наш МиГ-15. «Вы их не бойтесь, они будут связаны боем истребителей». Но мы распорядились по нашему разумению. Наш командир, И. Н. Кожедуб, умело и со всей свойственной ему сноровкой руководил боем и разгадал замыслы врага.

…Серьёзные потери несли также американские бомбардировщики и при неоднократных налётах на Намси – важный пункт в Северной Корее. Одно время противник встречал небольшое сопротивление в этом районе. Ему удалось нанести этому пункту серьезные повреждения. Героические труженики Кореи быстро ликвидировали последствия налётов врага, и городок активно помогал фронту. Осенью интервенты решили смести с лица земли этот пункт. Они бросали против него одну группу «Летающих крепостей» за другой, но своего так и не добились. Наши летчики не только срывали все их атаки, но и наносили американцам всё более тяжелые потери. Бывший начальник авиации США генерал Хойт Ванденберг, уже не имея возможности скрывать свои потери, на пресс-конференции в Вашингтоне сообщил: «23 октября мы …ударили по Намси и столкнулись с ожесточенными действиями со стороны противника. Нападения были более решительными, чем когда бы то ни было. Некоторые самолёты противника врезались в строй наших бомбардировщиков. Хотя мы уничтожили три… и повредили 8, сами мы понесли более тяжелые потери, чем в любом другом бою корейской войны… три бомбардировщика были сбиты, а пять остальных были повреждены».

Наши лётчики, участвующие в этом бою, из группы Куманичкина, рассказывали, что потери американцев были гораздо больше, а потери нашей группы Вандерберг, мягко говоря, значительно преувеличил. Из всех машин, участвующих в сражении, не вернулся лишь один самолет Москвичёва и три машины получили по несколько пробоин. Наши скромные труженики – техники и механики – в течение этих же суток устранили все повреждения, и к утру машины были готовы к полётам.

Урок, преподанный интервентам 23 октября, не пошел им впрок. Ровно через неделю они повторили попытку уничтожить Намси. Американцы подготовили много новшеств. Они изменили направление заходов, значительно изменили силы истребительского заслона из «Сейбров» и непосредственного прикрытия, приказали «крепостям» «поболтаться» в море, пока наши истребители вырабатывают горючее. Враг был уверен в успехе. Но наши летчики из группы Кожедуба и Куманичкина и в этот раз нашли и успешно применили свои контрприемы. Они пришли в район боя другим маршрутом и встретили врага там, где он никак, не ожидал увидеть наши самолёты. Зная невысокую стойкость экипажей «крепостей», несколько наших летчиков атаковали «Б-29» в лоб, на встречных курсах. Сближение производили на большой скорости до пределов, когда столкновение казалось неизбежным. Таким образом, предпринятое врагом резкое усиление прикрытия истребителями задней верхней полусферы, откуда наши летчики раньше наносили главные удары, оказалось недейственным. Наши летчики не испугались огня «крепостей», и риск целиком себя оправдал. Боевой порядок полностью был нарушен. Уже после первой атаки два бомбардировщика выбросили красные факелы–сигналы бедствия, вызывая истребителей на помощь. Но американские истребители не очень спешат на выручку, если видят, что вблизи пострадавших «крепостей» находятся наши истребители, а свобода маневра для уклонения от малоперспективной схватки с нашими истребителями довольно ограничена. Этот бой, как и проведенный неделю назад, окончился для интервентов печально. Потеряв около десятка самолётов, вражеские летчики так и не смогли выполнить поставленную перед ними задачу. Американские военные корреспонденты назвали этот день «чёрным вторником». Такие «чёрные» дни всё чаще стали выпадать на долю не только бомбардировщиков, но и истребительных американских частей. Наши ребята научились с большим искусством отсекать и малыми силами связывать боем не только ударные группы истребителей противника, но и самолёты непосредственного прикрытия. Каждому новому тактическому приёму врага мы противопоставляли ещё более эффективные контрприёмы. Основное: мы не боялись противника!

Опыт боёв показал, что при смелых и слаженных действиях наши лётчики могут прорвать любое истребительное прикрытие и нанести удар по главной цели – бомбардировщикам. «Летающие крепости» оказались далеко не такими неуязвимыми, как афишировали американцы. При огне с малых дистанций удавалось в одном бою сбивать даже три «крепости». Это доказал летчик Лебедев. О мастерстве наших летчиков, накопленном в боях рассказывали не только пленные американские, английские, австралийские лётчики, но и вынуждены были признать сквозь зубы и американская печать, и даже их верховное командование. Попавший к нам на аэродром журнал «Ньюсуик» озаглавил довольно красноречиво сообщение об одном таком воздушном бое: «Потери – 100 процентов». Журнал рассказывал о том как целая группа «Летающих крепостей» была атакована нашими МиГами. В результате этой атаки три «крепости» были сбиты и упали, объятые огнём; пять других бомбардировщиков с трудом вернулись обратно, получив тяжелые повреждения. «За одну неделю – писал журнал – было повреждено 14 самолётов… Наши военно-воздушные силы были вынуждены перейти на бомбежки ночью…» И здесь им не повезло; как-то ночью была сбита «Летающая крепость», на которой погиб их начальник разведки, пожелавший, видимо, ознакомиться с боевыми действиями нашей авиации. Идея использования «Летающей крепости» для налётов на Советский Союз была уничтожена. Американцы остались без возможности использовать «Летающие крепости» в будущей войне. Они в спешном порядке стали создавать реактивные бомбардировщики типа Б-47.

Надо отметить, что взаимодействия между истребителями и бомбардировщиками у них не было. Мы бьём бомбардировщиков, они пускают большие красные ракеты – «шары», вызывая своих истребителей к себе на помощь, но ни один американский истребитель не входил в зону огня бомбардировщиков, то есть не приходил на помощь. Они носились по внешнему кольцу орбиты и ждали, что кто-нибудь из наших подвернётся им на прицел.

В горячке боя куда только деваются эти, расписанные по пунктам, тактические приёмы: наши летчики одиночно и парами напористо атаковали «Летающей крепости» с различных направлений, кому и как было удобно, и это решало исход боя. Хоть нас было очень мало в количественном отношении, в моральном отношении мы превосходили противника во много раз. «Нас мало, но мы в тельняшках», – эта крылатая фраза, рожденная в боях, имеет глубокий смысл в философии становления жизни на земле.

Во второй половине апреля американцы задали нам опять загадку. Большая группа самолетов противника двигалась в район моста и опять со скоростью бомбардировщиков и с прикрытием истребителей – так фиксировали наши локаторы. Группа имела эшелонированный боевой порядок в высоту и глубину. Шестёрка под командованием Бориса Бокача была поднята в воздух для сковывания действий истребителей противника и разведки возможной колонны бомбардировщиков. Мы вышли в район основного ядра группы и увидели, что опять полёт бомбардировщиков имитируют истребители, идущие плотным строем пар и четвёрок в боевом порядке «колонна ромбов», как обычно ходят бомбардировщики. Бокач передал по радио информацию на КП, что американцы применили тот же приём. И тут, вдруг, все истребители противника и сверху, и снизу, ринулись на нас, видя, что их приём разгадан, а их было больше семидесяти. Зрелище было «великолепное» мы успевали только уворачиваться от атак противника. Ощущение было такое, что нас гоняют по кругу и везде ожидай удара кулаками в лицо.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю