Текст книги "Выстоять. Буря над Тереком"

Автор книги: Борис Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

А еще перед входом в парк я увидел памятник Ленину. Вот уж, правда: «Жил, жив и будет жить»!

Еще через два квартала мы подъехали наконец к бывшему зданию ГУВД по Ростовской области: мощной, сталинской постройки пятиэтажке. Чем-то она напоминала дом на Лубянке в Москве. Такое же монументальное строение, никаких колонн и балкончиков, никаких украшательств, только шершавые панели из серого камня. Внушительно, ничего не скажешь. Раньше в соседнем здании, по словам Толи, располагалось Управление ФСБ. Но в Югороссийской Республике Служба Безопасности выполняла одновременно функции и МВД, и ФСБ. А что, может, и правильно? При Лаврентии Палыче НКВД тоже за двоих горбатился, и ничего, вроде справлялся. А потом от разделения НКВД на КГБ и МВД лично я особого толка так и не припоминаю. Только и делали две эти конторы, что друг другу пакостили по мелочи да чуть что «хозяину» на «смежников» стучали. На кой такое разделение нужно между структурами, единственная функция которых – защита интересов государства и его граждан? Не знаю…

У могучих двустворчатых дверей, деревянных, но обшитых квадратными листами полированной меди понизу, стоял в карауле совсем еще молодой сержантик в фуражке и почти такой же, как и у нас, форме, разве что не черного, а темно-серого цвета и с другим шевроном, отсюда не разобрать с каким, с «Кедром» на плече.

– Товарищ сержант! – голосом не признающего споры и неподчинение человека рявкаю я. – Принимаете машину под охрану, и не дай бог из нее что пропадет!!!

Вообще-то, формы сотрудников СБ на нас сейчас нет и похожи мы, наверное, черт знает на кого, но номера УАЗа с буквами «ТФ», командирский рык и наглая морда делают свое дело. Единственное, на что у него хватает смелости, так это, поглядывая с интересом на мой «козырный» АК-103, потребовать для проверки наши удостоверения. Которые ему и были тут же продемонстрированы. Молодец, перепугаться, может, и перепугался, но службу свою знает. Прочтя и проникнувшись, сержант принимает строевую стойку и четко отвечает:

– Есть!

– Молодец, сынок, – искренне хвалю его я и поднимаюсь по ступеням к дверям, возле которых на стене висит мраморная табличка: «Служба Безопасности Югороссийской Республики. Управление общественного порядка по Ростову-на-Дону и Ростовской области». И эмблема – щит и меч. Кстати, у сержанта на шевроне – такая же, и написано: «Управление общественного порядка». Похоже, местный аналог милиции.

В «дежурке» сидит пожилой, рыхлый и какой-то сонный капитан. Да уж, до Пети Малыша из Червленной ему… Ну, даже не знаю, как пекинесу до волкодава, наверное. Хотя здесь не Терской Фронт – все намного проще и спокойнее.

– Лейтенант Тюкалов и сержант Коломийцев из Червленной с Терского Фронта, – четко докладываю я и протягиваю в узкое окошко наши с Толей командировочные предписания.

Капитан тут же пытается выстроить на лице деловое выражение, но ничего у него не выходит – уж больно сонный.

– Да-да, я в курсе, что вы должны прибыть, вот только никого уже нет, придется ждать до завтра.

– Не вопрос, – отвечаю я. – Ко скольки нам подъехать?

– Стоп-стоп! – капитан наконец окончательно проснулся и вспомнил, что он все-таки должностное лицо «при исполнении». – Куда это вы собрались, молодые люди?

– Да сержант Коломийцев местный, у его родни думали переночевать. А что?

– Да ничего! Командировочные предписания ваши не зарегистрированы, огнестрельное оружие в дежурную часть не сдано, транспортное средство на учет не поставлено, а они уже ехать куда-то собрались! Нет, так не годится!

Ох, елки, да тут, похоже, бюрократия цветет пышным цветом! Но с дежурным воевать – глупо, он сам ничего не решает. Ладно, и какие тогда есть варианты?

– Ну, товарищ капитан, и что вы тогда нам предложите в этой ситуации?

– Да все просто: загоняете машину в наш гараж, оружие под роспись сдаете мне в «дежурку», ночуете у нас, а утром генерал Стеценко вас примет…

– Ночевать, надеюсь, не в камере придется?

– Нет, разумеется. У нас тут рота охраны расквартирована, у них в казарме места вроде есть. Там и переночуете.

– Ладно, – вынужден согласиться я. – Так и сделаем. А сейчас, как я понял, надо оружие сдать?

– Да, одну минуту, вот туда, – капитан показывает рукой на дверь с табличкой «Помещения для приема-выдачи оружия». – Там окошко, я в него приму.

– Погодите, мы сейчас вернемся…

Когда мы вваливаемся назад, с пулеметом, гранатами, ящиком патронов, распечатанным цинком ВОГов и четырьмя патронными коробами, из которых торчат хвосты пулеметных лент, челюсть капитана падает куда-то под стол. А глаза сержанта, покинувшего-таки свой пост у крыльца и зачарованно вошедшего вслед за нами, больше напоминают по размерам чайные блюдца.

– А ты думал, сынок! – по-свойски подмигивает ему Толя. – Было б у тебя столько же врагов, сколько у нас, ты вообще даже до сортира на танке катался бы. А пока – брысь назад, у нас там, в машине ценные вещи!

Когда сержант пулей вылетает наружу, а капитан-дежурный выходит из ступора, мы наконец направляемся в оружейку «сдаваться». Сдали все, включая пистолеты, из-за которых, правда, пришлось немного поспорить. В конце концов, капитан хоть и согласился, что опера Управления по борьбе с терроризмом должны иметь право на постоянное ношение табельных пистолетов, но только после того, как на это будет выписано разрешение. Спорить с этим человеком было невозможно, дать ему в рыло не позволяло воспитание и узенькое оконце, через которое мы общались. В конце концов я плюнул и согласился. Мы находимся в столице государства, да еще в помещении организации, которая оберегает покой и мир на территории этого самого государства. Уж если и тут придется от кого-то отстреливаться – тогда вообще хана!

Сдав оружие, мы загнали УАЗ в подземный гараж и, забрав ранцы и баул со своими вещами, потопали за выделенным нам в провожатые солдатом в казарму роты охраны. Там уже давно был произведен отбой, помещение наполняли дружный храп и неистребимая вонь портянок и гуталина. Вот в скольких казармах бывал, а запах везде один и тот же. Как говаривал мой армейский ротный: «Запах молодых львов». Вот-вот, точно, воняет, как в зверинце! При слабом свете дежурной лампочки мы находим свободную двухъярусную койку, причем я нагло занимаю нижний ярус по праву старшего по возрасту и званию, аккуратно раскладываем на табуретах свою парадную черную форму. Толя достает из баула новенькие сапоги, я – свои крутые «Коркораны». Думаю – перед генералом завтра мы в грязь лицом не ударим!

Ополоснувшись в душе и затолкав свою дорожную одежду в баул (потом постираем), мы дружно отходим ко сну.

Сон мне приснился просто замечательный, хотя и несколько сумбурный: снилось, что не было никакой войны, но зато все, кого я узнал в Червленной, живут в Подмосковье, и что везу я Настю к своим родителям, знакомиться. А Игорь устроился к нам в Отряд командиром роты. А Кузьма с Зиной открыли очень популярное в Сергиевом Посаде кафе, и что…

А вот побудка была фиговой. Во-первых, тонкий мальчишеский голос, срываясь в фальцет, прямо-таки взвизгнул «Рота, подъем!», несколько десятков босых пяток дружно грохнули, опускаясь на деревянный пол. Нет, все-таки плохая была мысль – ночевать в казарме. Я с тяжелым вздохом повернулся на другой бок и повыше подтянул одеяло. Вот кому положено в шесть ноль-ноль подорваться, тот пусть и подрывается, а я еще посплю чуток…

А во-вторых, вдруг случилось что-то совсем странное. Кто-то довольно бесцеремонно пнул меня ногой в бок и заявил наглым голосом:

– Э, слышь, душара, тебя что, команда «Подъем» не колышет?

Ну, вот, здрасте – приехали! Нет, хамство надо пресекать на корню! Практически вслепую, чисто на рефлексах, бью наглому незнакомцу расслабляющий кулаком точно в пах, а потом, когда он сгибается в три погибели, насаживаю его ноздри на свои пальцы. И только после этого окончательно открываю глаза.

Ну, да, кто бы сомневался. Крепенький загорелый сопляк лет девятнадцати в синих армейских трусах, зеленой майке и с модным «дембельским» чубчиком. Видно, ввела беднягу в заблуждение моя прическа… А теперь придется ему за свою ошибку расплачиваться. Я несколько раз тыкаю жалобно скулящего старослужащего лицом в табурет, на котором сложена моя форма. Видимо, он все-таки разглядел сквозь льющиеся из глаз слезы лейтенантские звездочки на погонах и поэтому начал канючить:

– Това… товарищ… лейтенант, виноват… исправлюсь, мля буду – попутал!!!

Я отпускаю ноздри страдальца.

– Исчез с глаз моих, воин, покуда я добрый. А то не погляжу на срок службы – сдохнешь «на очках». [34]34
  По неписаным армейским традициям «очки», то есть унитазы в туалете, моют только солдаты младшего призыва. Заставить старослужащего этим заниматься – очень суровое наказание, означающее для последнего серьезную потерю статуса в сложившейся ротной иерархии.


[Закрыть]Считаю до трех… Два уже было…

Как ни странно – воин в норматив уложился. Ну, и ладненько. Однако сон он мне своей выходкой перебил… Обидно! Придется вставать. Опять же, поднять напарника и пока не поздно, пару приемов «армейского политеса» ему показать. Как-никак с генерал-майором сегодня общаться будем. Пока мы с Толей не спеша умывались и собирались, рота дружно убежала на зарядку. Ну и славно, мешаться под ногами не будут! Уведя Курсанта в глубь казармы, подальше от любопытных глаз дневального, я быстренько провел с ним инструкторско-методическое занятие на тему «Отход-подход к начальнику» и «Доклад старшему по званию». Парень он у меня толковый, схватывает все с полуслова, так что управились быстро. Заодно я ему намекнул, что столичные генералы и полковники – ни фига не капитан Костылев, и поэтому ему лучше лишнего не говорить, а только четко отвечать на поставленные вопросы, если такие возникнут, а общаться с высоким начальством буду я. А потом нам оставалось только ждать.

В девять утра, поправив еще раз и без того отлично сидящую форму, наведя последний глянец на обувь и натянув поплотнее на правое ухо береты, мы стоим в приемной перед кабинетом здешнего начальства. Правда, старлей-ординарец продержал нас в приемной почти до десяти, но когда из кабинета повалили люди в подполковничьих-полковничьих погонах, я сообразил, что там было какое-то совещание. Когда вся эта «звездная» толпа удалилась, нам разрешили войти.

Кабинет у генерал-майора Стеценко оказался, мягко говоря, просторным: если и не со школьный спортзал размером, то ненамного меньше. Массивные книжные шкафы из темного дерева, набитые толстыми томами, длинный «совещательный» стол в форме буквы Т, сразу несколько телефонов, монитор и клавиатура компьютера, крупномасштабная схема Ростова и ближайших городков и поселков на стене. Флаг, кстати, почти привычный мне российский триколор, только в правом верхнем углу – щит с гербом Югороссии. Над спинкой кресла хозяина кабинета – два портрета: один – генерал армии в сером форменном кителе с солидным иконостасом (правда, боевых я среди них почти не обнаружил, Орден Мужества, да ЗБЗ, [35]35
  ЗБЗ – медаль «За боевые заслуги».


[Закрыть]но, учитывая звание – вряд ли в бою добыты). Думаю – здешний Министр Внутренних дел. Второй – в штатском и с уверенным, властным лицом, я так понимаю – Президент здешний. Вот интересно, но на Терском Фронте я портретов, ни этих двоих, ни Генерал-Губернатора, не видел. Это как, типа, показатель особого статуса Фронта? Мол, формально мы с вами, а на деле – сами по себе?

Сам генерал-майор сидит в кресле с высокой спинкой. На вид – обычный дядька чуть за пятьдесят, худое лицо, слегка заостренный нос, на улице такого без формы встретишь – и внимания не обратишь. Хотя… Вот разве что взгляд у генерала… Взгляд умного, жесткого и привыкшего приказывать человека. Такого у случайных прохожих на улице не бывает. Слева от генерала стоит, судя по внешнему виду и полковничьим погонам, тот самый «зам по спец» Григорьев. Суровый дядя, не сказать, что огромный, Кузьма наш, к примеру, куда фактурнее будет, но все равно… Жилистая, подтянутая фигура, набитые костяшки кулаков, не один раз сломанный нос – боец серьезный, да еще и взгляд, почти как у генерала, твердый и умный. Сразу видно – оба серьезные профи и явно на занимаемых постах не для мебели числятся.

Четко, по уставу, делаю три шага вперед и, вскинув правую руку к обрезу берета, представляюсь. За мной те же действия производит Толя. Не сбился, не запнулся – молодец, не зря я его поутру гонял.

Высокое начальство с интересом разглядывает нас, мы, как и положено по Уставу, едим его глазами. Как там, в пехотном Уставе Петра Великого: «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы излишним разумением не смущать командира». За стопроцентную точность не поручусь, но что-то явно в этом стиле и духе. Вот мы с Толей и стоим… Изображаем…

– Значит, это вы и есть те самые? – спрашивает у меня Стеценко.

– Не знаю, что означает «те самые», поэтому не могу ответить уверенно, товарищ генерал-майор.

Ну его к Аллаху, тот Петровский Устав, я идиота из себя изображать не буду, пусть даже и лихого.

– Те самые, – как ни в чем не бывало, продолжил генерал, – что со своей группой накрошили просто кучу Непримиримых, но каким-то макаром умудрились сами «засветиться». К счастью, только вы двое, а не вся группа.

– Так точно, товарищ генерал-майор, это мы и есть.

– Ну, двое – еще не вся группа, но все равно обидно. Действовали-то эффективно, даже я глядя на фотографии проникся, и с мостом красиво, и с двойной засадой, жаль, когда помощника Веденского амира грохнули, фото сделать не смогли… Да и «Оборотни» эти, диверсанты доморощенные… Тоже, видать, матерые демоны были. А без командира что там ваша группа сделать сможет? – вступает в разговор Григорьев.

Ай да Костылев! Он, похоже, даже случайно прищученных мною в Беное Арби Джамалханова с телохранителями задним числом к делам группы приписал.

– Дело даже не во мне, товарищ полковник, ребята у нас такие, что и без меня дел понаделают – только держись. Но ведь ноябрь на дворе. «Зеленка» облетела совсем, еще чуть-чуть, и первый снег выпадет, в горах тогда совсем делать нечего будет. Опять же, «Оборотни» эти…

– Что «Оборотни»? – заинтересовались сразу оба, и генерал, и полковник.

– «Оборотни» – это не диверсанты. Это, – я замялся, думая, как лучше сформулировать свою мысль, – скорее – егеря, ягдкоманды, как у фашистов во время Великой Отечественной. Охотники за нашими разведывательными и диверсионными группами. А диверсантами у них совсем другие персонажи…

– И кто же? – с явным интересом спрашивает Стеценко.

– Мамелюки.

– Интересно, а вот Андрей Евгеньевич, – Стеценко кивает на Григорьева, – считает, что само существование так называемой группы «Мамелюки» – это турецкая дезинформация. У вас что же, есть доказательства обратного?

– Доказательств пока нет, только что называется «косвенные улики» и слухи. Но лично я в реальности мамелюков уверен.

– Даже так? – Григорьев явно не обиделся. – Ну, что ж, коллега, как только получите хоть какие-то реальные доказательства – милости просим!

– Обязательно, товарищ полковник.

– Ладно, – легонько хлопает ладонью по столешнице генерал. – За жизнь поговорили, теперь о вас поговорить пора. Это что за арсенал вы вчера с собой приволокли, можно узнать?

Он достал из папки на столе какой-то лист, а из нагрудного кармана кителя – очки, которые нацепил на кончик носа, став при этом похожим на строгого школьного учителя, и начал читать:

– Два ножа, попадающие под классификацию «холодное оружие», пистолет Макарова, пистолет Стечкина, два подствольных гранатомета ГП-25, двадцать две гранаты ВОГ-25, двадцать гранат Ф-1, два цинка патронов 7.62 на 39 нераспечатанных в ящике, четыре коробки патронов 9 на 18 по 16 штук в каждой, пулемет ПК, ленты с патронами к нему, общей численностью 900 выстрелов в патронных коробах, автомат АКМС и автомат АК калибра 7.62 мм неизвестной модификации. Разгрузочные системы, в которых находилось еще… – генерал резко обрывает чтение и поднимает взгляд на нас. – Ну, с «разгрузками» все ясно, вы там все совсем в плане боеприпасов на голову ушибленные: у каждого БК – на пехотный взвод хватит… Молодые люди, вы тут часом военный переворот учинить не задумали, с такой-то грудой оружия? И, кстати, что значит «АК неизвестной модификации»?

– Обычный АК-103, но в иностранном тактическом «обвесе», фирмы TDI, если быть точным, – отвечаю я.

– Ну, надо же! – удивленно присвистывает Григорьев. – Все по-взрослому! И где разжились, товарищ лейтенант, если не секрет, конечно?

– Не секрет. Трофей, можно сказать – подарок от тех самых «Оборотней».

– Щедрые ребята были, – усмехается генерал, но тут же переходит на деловой тон. – В общем, так, товарищи, разгуливать по городу с автоматическим оружием и гранатами я вам позволить не могу. Здесь у нас не передовая. Так что пулемет и автоматы, ну и все эти ваши патроны-гранаты – остаются в оружейной комнате Управления. Пистолеты и патроны к ним – получите назад. Лишать оперативников табельного оружия мы не собираемся. Это глупость, и глупость опасная. Оперативник считается сотрудником, находящимся «при исполнении» круглосуточно. Так как же он будет безоружным свои задачи выполнять? А вот остальные сотрудники оружие получают только при заступлении на службу. Так что учтите, никаких этих ваших терских казачьих штучек с пальбой по любым неприятным вам людям и ожерельями из их ушей! Понятно?!

Мы с Толей согласно затрясли гривами, будто только и собирались в Ростове заниматься отстрелом непонравившихся нам граждан и коллекционированием их ушей на шнурках. Дичь какая-то, ей-богу! Они тут что, всерьез считают терцев такими упырями? Хотя надо запомнить, мало ли кого припугнуть понадобится?

– Разрешения на ношение пистолетов для вас сейчас делают, получите там же, в дежурной части, – продолжает Стеценко. – Марку и номер вашей машины в Отдел ГАИ уже сообщили, зайдете туда, это на втором этаже, дежурный объяснит точнее, получите бумаги на право управления.

– На права хоть сдавать не заставят? – позволил себе пошутить я.

– Вообще, конечно, стоило бы, но мы вам верим, – улыбнулся в ответ генерал. – Ладно, теперь о главном. Работать будете в должностях инструкторов по БФП [36]36
  БФП – боевая и физическая подготовка.


[Закрыть]с группой наших сотрудников. Опыт, который вы получаете в ходе боестолкновений с Непримиримыми, – бесценен и его необходимо передавать другим. Так, сегодня у нас пятница? Ну, значит: три дня вам на все про все, обустроиться там, быт наладить, а в понедельник в девять утра быть тут. Вас познакомят с группой и отвезут на тренировочный полигон. Вопросы, жалобы, предложения?

– Никак нет! – дружно, в один голос гаркнули мы с Толей.

– Ну, раз нет, тогда – свободны!

Покинув кабинет генерала, мы, не теряя времени, пошли, что называется, по инстанциям. Я, если честно, уже было готовился к долгим шатаниям из одного кабинета в другой, к стандартной волоките из серии: «его нет на месте, зайдите через полчаса». Однако то ли личность человека, нас отправившего, роль сыграла, то ли жутковатая слава Терского Фронта, а может, и то, и другое… В общем, все бумаги мы оформили примерно за час, получили в «дежурке» обратно свои РПС, ножи и пистолеты, а к ним – зеленого цвета карточки-разрешения на их ношение и применение, и копии командировочных предписаний. Расписались в целой куче инструкций: «Ознакомлен, предупрежден, поставлен в известность»… Господи, как же хорошо у нас на Терском Фронте без всех этих на фиг никому не нужных бумажек! В ГАИ тоже довольно быстро получили бумагу, в которой значилось, что такие-то имеют право управлять таким-то транспортным средством… Да уж, не самый худший вариант, а то ведь могли и впрямь заставить на права сдавать: полтора месяца обучения, экзамен на знание ПДД, практическое вождение… Весело было бы!

Разобравшись с бумажными формальностями, мы снова оседлали нашего «стального коня» и поехали в гости к Толе. Его семья жила на небольшой, застроенной частными домами улочке рядом с «Сельмашем». Толя долго объяснял мне, как нам нужно ехать на его родную Вторую Киргизскую, которая рядом с площадью Чкалова, потом я просто плюнул и усадил его за руль, честно предупредив, что – если что, все разборки с местным ГАИ и штрафы – за его счет. Усевшись на водительское место, Анатолий заявил, что не имеет ни малейшего морального права ехать домой, не посетив перед этим какой-то «Золотой колос». На попытки выяснить, что это вообще такое, напарник только делал загадочное лицо и разводил руками, мол, такое словами не описать, такое видеть надо. Да уж, он был прав, словами такое не описать.

«Золотым колосом» оказалось расположенное всего в одном квартале от здания СБ по той же Большой Садовой огромное кафе-кондитерская. Прямо на входе меня чуть не сбило с ног чудесным запахом ванили, патоки, взбитых сливок и еще чего-то такого… Не знаю, просто запах счастливого детства какой-то!

– Не знаю, как ты, командир, а я к маме и сестренкам без большого, красивого и вкусного торта из «Колоса» приехать просто не могу. Сам себя уважать не буду.

Возразить на такое было нечего, и пока Толя, по вечной своей привычке, размахивая руками, объяснял молоденькой миловидной продавщице, чего он хочет, я под шумок купил у второй, полной и пожилой, и тут же умял пару обалденных эклеров: один обычный, а второй – присыпанный кунжутом. Потом не выдержал и купил еще четыре – с собой. А шоу у прилавка продолжалось: Толя вещал, а продавщица смотрела на него огромными восхищенными и почти влюбленными глазами. Еще бы – большой, сильный, затянутый в красивую черную форму, на бедре – кобура с пистолетом, из-под лихо заломленного берета – бинты, да еще контрольно-добивающим – шеврон Терского Казачьего войска на рукаве. Герой же, самый что ни на есть настоящий, можно сказать, прямо из боя! И как в такого не влюбиться?! Ну, а если не влюбиться, то просто поглазеть с восторгом.

Наконец, сам того не заметив, окончательно сразив в самое сердце бедную дивчину, Курсант получил огромную коробку с тортом, сдачу и такой взгляд в спину, что будь он ледяной статуей – растекся бы в лужу. Эх, Толян-Толян, где ж глаза твои? Или, правда, в Червленной, возле Оксанки Старосельцевой остались?

После того как весь наш арсенал перекочевал в оружейку Управления СБ, свободного места в УАЗе явно прибавилось и торт можно было поставить позади наших сидений совершенно спокойно, не опасаясь, что на него упадет что-нибудь тяжелое и железное.

А потом мы долго петляли по городу. Я уже совсем заблудился в хитросплетениях здешних улиц и улочек, но твердо был уверен только в одном: мы все сильнее забираем на северо-восток, или, как говорят в Ростове – вверх.

– Вот смотри, командир, – сказал Толя, когда мы ехали через какую-то огромную промзону, окруженную пыльными и грязными заборами из бетонных плит, с витками ржавой колючей проволоки поверху. – Вот это и есть «Ростсельмаш», ну, не весь, конечно, весь его только с воздуха разглядеть можно. Но все вокруг – «Сельмаш». Сильно, правда?

– Да уж, – согласился я с напарником, размеры предприятия просто подавляли.

– Кстати, – радостно улыбнулся тот, – а мы почти приехали. Сейчас по этой улице, она, кстати, улицей Страны Советов называется, до площади доедем, а там как раз поворот на Киргизскую. А потом еще чуть-чуть, через площадь Чкалова – и мы дома! Жалко, маманя и Алька еще на работе, одна Манюня дома, если из школы вернулась уже.

– Ничего, Курсант, сюрприз все равно получится отличный, они тебя сколько уже не видели и ничего не слышали? Соскучились, поди, сильно. А тут – такой орел! Только о подвигах своих героических перед матерью языком не лязгай, она и так за тебя переживала – ночей не спала. Так что запоминай: служба у нас – тихая и спокойная, но люди нас уважают. А вот это, – я ткнул его легонько пальцем в лоб, – производственная травма, железяка сорвалась, когда машину ремонтировали. Понял?

– Понял, – враз поскучнел Толя.

– Вот и ладненько. Друзьям потом рассказывай любые байки, но не при матери. А то уши надеру, ты меня знаешь!

Еще через несколько минут мы, и вправду, свернули вправо и выехали из промзоны на вполне обычную городскую улицу: девяти– и пятиэтажные панельные «брежневки», а потом так и вообще частный сектор с его деревенскими домиками, палисадниками и фруктовыми деревьями во дворах пошел. Правда, слегка нарушали эту пастораль сгрудившиеся вокруг небольшой площади десяток пятиэтажек, торговые ряды маленького рынка и школа.

– Миш, давай у школы притормозим, вдруг у Манюньки еще уроки не кончились? – умоляюще заныл мой бравый напарник.

– Ладно, давай притормозим, только как ты ее искать будешь? Школа-то вон какая…

– За это не переживай, есть способ.

Притормозив перед школьным крыльцом, Толя орлом глянул на нескольких сбившихся в кучку и с восторгом разглядывающих нас и нашу машину младшеклассников. Вот уверен, больше всего сейчас Толя жалеет об оставшихся в Управлении автоматах и пулемете. Но мелкоте достаточно и того, что они узрели: крутая до умопомрачения машина с открытым верхом, в которой сидят два самых настоящих, судя по шевронам, терских казака. Блин, наверное, я в детстве выглядел бы так же, если б встретил на улице живого Шварценеггера.

– Эй, мальки, Машу Коломийцеву из восьмого класса знает кто? – картинно слегка перегнувшись через борт, спрашивает неподражаемый Курсант.

Несколько голов разом начинают болтаться вверх-вниз, будто у китайских болванчиков.

– Ну, тогда вот ты, – Толя наугад тычет пальцем в просиявшего от оказанного доверия мальчугана, – дуй к ней, скажи – братан с Терского Фронта в гости приехал.

Хлопца будто ветром сдувает. Остальные продолжают восхищенно глазеть, не рискуя ни подойти ближе, ни спросить что-нибудь.

Буквально через пять минут на крыльцо вслед за нашим «трассером» [37]37
  Трассер ( армейск. сленг) – посыльный, гонец.


[Закрыть]выбегает симпатичная девчушка лет тринадцати. Увидев сидящего за рулем Толика, она с визгом бросается к нам. Толян, едва успев выскочить из машины, буквально ловит сестру на лету. Та радостно что-то ему тараторит, а он стоит с героически-глупой рожей и лыбится в тридцать два зуба. Семейную идиллию нам чуть не рушит вышедший следом пожилой высокий дядька в костюме, но без галстука. Я так понимаю, учитель. Так, надо распедаливать ситуацию, похоже, Толина сестренка прямо с урока сбежала. Выхожу из УАЗа и перехватываю мужика перед крыльцом. Козырнув и представившись, беру его под локоть и аккуратно отвожу в сторону от счастливых брата и сестры, которые, перебивая друг друга, выясняют какую-то малопонятную посторонним информацию о многочисленных родственниках.

В общем-то, учитель оказался мужиком невредным, ситуацию понял сразу и даже проникся: действительно не каждый день к ученицам родные братья с войны возвращаются. А в том, что на Терском Фронте война, он даже не сомневается. Говорит, о боях с Непримиримыми в газетах чуть ли не в каждом номере пишут. Пусть и без подробностей, но он сам воевал, и в Крыму, и в Дагестане, так что все понимает…

Одним словом, Машу с уроков он отпустил и даже пообещал на «Сельмаш» дозвониться, Толиной матери радостную новость сообщить. Курсантова сестренка шустро забралась в УАЗ и уселась на ячейках для патронных коробов, подложив под себя наш баул с одеждой. Да, похоже, зря я заднее сиденье в Червленной оставил! Как-то не подумал, что у нас могут пассажиры появиться.

Сестренка у Толи оказалась не только шустрая, но и деловая не по годам. Сначала, забираясь в салон, смерила меня долгим оценивающим взглядом. Ни фига, ребенок! Уж как минимум женщина-вамп… сопливая. Вот только еще одной Оксаны мне для полного счастья и не хватало! Правда, увидав коробку с тортом, она тут же снова превратилась в девочку-подростка и начала клянчить разрешения отщипнуть кусочек, «совсем малюсенький, никто и не заметит». Тут и пригодились купленные мною в «Колосе» эклеры. И ребенок доволен, и торт цел, ну чем я не царь Соломон? Или кто там у них в древности принимал всех устраивающие решения?

Школьный учитель, похоже, выполнил свое обещание и позвонил на «Сельмаш», потому что мы только и успели, что, доехав до дома, в котором жила Толина семья, загнать УАЗ поглубже во двор, чтобы на проходе не мешался, и занести на веранду свои пожитки, как в калитку вбежали две женщины. Вернее, одна женщина лет пятидесяти, и девушка, примерно Настина ровесница. Все ясно – мама и вторая сестра. Тут Толика начали с визгом тискать уже втроем.

Я тихонечко вышел из дома во двор, прошел в сад и сел на лавку в увитой мелким, скорее всего, винного сорта, виноградом беседке. Черт возьми, у напарника все отлично, так чего же мне так хреново? Почему так саднит в горле и мокро в глазах? Да просто я вдруг вспомнил своих… Оставшихся в Подмосковье тридцать лет назад… Ведь у нас, когда я возвращался из чеченских командировок, все было почти так же… Твою ж мать! Одна у меня надежда: жили они всего в семидесяти километрах от Москвы, да плюс – пара стратегически важных объектов под боком. Есть шанс, что не мучились, что даже не успели понять, что случилось. Господи, хоть бы так оно и было!!!

– Ты чего там, командир? – окликнул меня вышедший на крыльцо напарник.

– Все нормально, Толь, – с трудом поборол я предательскую хриплость голоса и незаметно сморгнул выступившие слезы. – Просто решил вам не мешать, а заодно – воздухом подышать.

Нечего Курсанту разнюнившегося командира видеть. Я для него должен быть глыбой, несокрушимым, непобедимым и не делающим ошибок. Таким и буду.

– Опять же дом ваш разглядываю. Симпатичный.

Дом у семейства Коломийцевых действительно хороший: пусть и одноэтажный, зато большой и просторный, с верандой и даже стоящими рядом летней кухней и маленькой банькой. Сам он саманный, а стены снаружи побелены толстым слоем извести. Наличники на окнах и дверной косяк покрашены, как это на юге часто принято, синей краской. Большой двор засажен ягодными кустами и яблонями. Правда, осень уже заканчивается, листья с веток облетают. Но на нескольких яблонях все еще висят крупные яблоки. Скорее всего, какой-нибудь поздний сорт, вроде антоновки. Да на малине ягод полно, но та вообще до морозов плодоносит. Еще дальше, за заборчиком, к которому мы отогнали УАЗ, – огород. Вот, блин, как же они со всем этим хозяйством втроем-то управляются?

– Ладно, командир, пошли, буду тебя с остальной семьей знакомить.

С младшей, Машей, которую вся семья дружно звала Манюней, я был уже знаком. Мама Толи – невысокая и пухленькая женщина лет пятидесяти, со следами былой красоты на лице и натруженными руками (да уж, сразу видно – тяжело женщинам на «Сельмаше», не для них эта работа), представилась Лидией Васильевной. Средняя сестра – симпатичная, серьезная барышня, назвалась Алей, хотя Толя уже по секрету успел мне шепнуть, что вообще-то ее зовут Александра, просто имя Саша она терпеть не может. Ну, Аля так Аля. После взаимных представлений женщины загнали нас в баню, чтоб помылись и не мешались под ногами, а сами развили кипучую деятельность.