Текст книги "Бернадот"

Автор книги: Борис Григорьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

Спасла его всё та же программа вооружения. После выстрела в Сараево 1 июня 1914 года и Стаафф, и Брантинг, вслед за германскими социал-демократами, признали целесообразным взять линию на вооружение страны. В стране наступило перемирие, последовала мобилизация, и поступок короля предали забвению. Первая мировая война обеспечила королю некоторую передышку до 1917 года, а потом, с победой революции в России, борьба демократии с монархией возобновилась с новой силой. Густав V был должен согласиться с первым в истории страны левым коалиционным либерально-социал-демократическим правительством. Последовали новые антимонархические инициативы, были внесены соответствующие новому духу времени изменения в основной закон страны, и к 1918 году Густав V окончательно понял, что борьба проиграна. Дальше ему оставалось лишь плыть по течению, русло которого и скорость определял уже не он. Ему оставались представительские обязанности и частная жизнь. Последней возможностью он воспользовался и увлёкся теннисом, завоевав на этих поприщах признание не только в своей стране, но и за её пределами. Полюбил он игру в бридж и «королевскую» охоту на лосей – благо этого зверья в Швеции было всегда достаточно.

Вероятно, последним политическим жестом Густава V была его поездка в 1933 году в Берлин с целью уговорить Гитлера отказаться от преследования евреев. Полагая, что его беседа с диктатором имела определённый положительный результат, король любил потом вспоминать о том, как ему удалось «потрепать Гитлера за ухо ». Естественно, он сильно преувеличивал своё влияние в мире. Во время русско-финской войны король высказал слова симпатии в отношении финского народа, и это хорошо было воспринято в Швеции. Что касается причастности Густава V к организации транзита германской дивизии Энгельбрехта через территорию Швеции накануне нападения Германии на Советский Союз, то, например, Ё. Вейбулль считает её «дискутабельной». Известно только, что король настоятельно рекомендовал своему правительству уступить давлению в этом вопросе со стороны Берлина и что правительство Швеции и риксдаг в этот период времени следовали той же политике, что и король, в то время как премьер Пер Альбин Ханссон в качестве аргумента в пользу указанного решения приводил позицию короля. Когда очень хочется, то можно в оправдание привести и слова короля. Когда же это не совсем выгодно, то монарх может «молчать в тряпочку».

В послевоенное время король и семья Бернадотов вообще активно выступали на гуманитарном поприще, оказывая помощь узникам концентрационных лагерей и жертвам войны. К концу своих дней Густав V отлично усвоил роль конституционного монарха и исполнял её виртуозно. Сотрудничество с социал– демократическим правительством П.А. Ханссона и Т. Эрланде– ра было беспроблемным и гладким. Конечно, это было навязано обстоятельствами – демократом он никогда не был.

Зато демократом на троне шведы стали называть его сына Густава VI Адольфа (1882—1973), праправнука первого Бернадота. Его молодость прошла в т.н. викторианскую эпоху. В самые критические для норвежско-шведской унии дни (15 июня 1905 года) принц Густав Адольф в Виндзорском замке праздновал свою свадьбу с английской принцессой Маргарет. Он активно поддерживал своего отца в противостоянии с парламентаризмом и социализмом.

Но время неумолимо корректировало поведение Густава Адольфа, и когда ему в 1950 году пришлось надевать на голову королевскую корону, он был уже другим – современным – человеком. Ё. Вейбулль пишет, что он во многом способствовал созданию нового типа монарха – демократического. Этому способствовали многие факторы, но главным из них историк называет его личные качества. Это в первую очередь обширные познания за пределами своей основной профессии – в археологии и его простое естественное поведение по отношению к своим подданным. Он намеренно избегал всяких церемоний и помпы, был скромен, демократичен и непритязателен в личной жизни. По словам Вей– булля, и радикалы, и социалисты в обществе Густава VI Адольфа становились монархистами. Единство Швеции, утверждает историк, зиждется на достижениях короля Густава VI Адольфа.

И, наконец, в нашей эриксгате мы добрались до нынешнего короля Швеции прапраправнука французского маршала, Карла XVI Густава (р. 1946). С точки зрения предшествующих ему Бернадотов, он слишком «переборщил » в своём демократизме, выбрав себе в качестве спутницы жизни девушку по имени Сильвия и по фа– мидии Зоммерлат из обычной буржуазной семьи. Этот мезальянс даже при демократе Густаве VI Адольфе наследному принцу вряд ли бы простили. Но время идёт вперёд, пример шведа оказался заразительным, и теперь почти во всех королевских семьях Европы такие «мезальянсы» вошли в повседневную практику.

Шведское королевство идёт в ногу со временем, а её королевская семья старается от него не отставать. Шведы любят своего короля, но без всякой аффектации и культа личности. Короли больше не правят, а являются символами единения страны. И этого более чем достаточно. Разве может нация или государство обходиться без таких символов?

Белая ворона в семье Бернадотов

В сентябре 2006 года на ежегодной книжной ярмарке в Гётеборге, где автор представлял свою книгу, к стенду подошёл высокий и стройный пожилой мужчина. Несмотря на свой возраст и седину на голове, держался он молодо, и в нём чувствовалась какая-то особая энергия и достоинство. Шведский издатель познакомил нас. Мужчина представился Яном Бернадотом. Я переспросил, тот ли это Бернадот, и получил от него утвердительный ответ: да, тот самый, из семьи Бернадотов, которая правит ныне в Швеции.

Мы разговорились. Выяснилось, что Я.Бернадот на ярмарке представлял свои мемуары. Мы обменялись книгами, я получил от него визитку, на которой значилось: Граф Ян Бернадот Вис– боргский. Мы приятно побеседовали и расстались. Вечером в гостинице я стал листать подаренную книгу и обнаружил в ней совершенно удивительную историю. Помещаю её здесь в авторизованном переводе с согласия графа.

Наш читатель более-менее наслышан о скандалах в королевском доме Виндзоров, но вряд ли когда-либо подозревал (сужу хотя бы по себе), что дом Бернадотов в своё время потрясали не менее драматичные события. Эти события как-то остались незамеченными – вероятно, потому, что шведские Бернадоты всё-таки меньше интересовали бульварную европейскую прессу, да и вели они себя скромнее и сор из избы не выносили.

Кто же такой граф Ян Бернадот Висборгский и какое отношение он имеет к правящей ныне династии Бернадотов в Швеции? Оказывается, самое прямое: он является прямым потомком Карла XIV Юхана и Михаила Фёдоровича Романова и мог бы претендовать если не на русский, то на шведский престол определённо.

Как же так получилось, что корону Свеев и Готов носит теперь другой отпрыск Бернадотов?

Начнём по порядку.

У Густава V (1858—1950) было три сына: Густав Адольф («Густи»), Вильгельм и Эрик. Принц Эрик умер в 1918 году в возрасте 29 лет, старший Густав Адольф (1882—1973) стал королём Швеции Густавом VI Адольфом (1950—1973), а «наследник в резерве», принц Вильгельм (1884—1965), известный у шведов по прозвищу «принц-поэт», в 1908 году женился на великой княжне Марии Павловне Романовой, племяннице Александра III, внучке Александра II и двоюродной сестре Николая И. Из этого брака в 1909 году родился принц Леннарт (1909—2005), получивший прозвище «принца-цветовода» и ставший отцом Яна (р.1941).

В жилах Яна Бернадотта, таким образом, течёт больше королевской и царской крови, нежели у всех Бернадотов вместе взятых. Помимо бернадотовских и романовских корней, он является также потомком королевских семей Англии, Греции и Дании. Дело в том, что отец его русской бабушки, великий князь Павел Александрович (1860—1919), был женат на принцессе Александре (1870—1891), дочери короля Греции Георга I, а Георг I был вторым сыном датского короля Кристиана IX и братом королевы Англии Александры и императрицы Марии Фёдоровны, супруги Александра III.

Князь Павел Александрович, как нам известно, был расстрелян большевиками. Его сын и брат Марии Павловны, великий князь Дмитрий, принимал участие в убийстве Григория Распутина. Поскольку супруга Павла Александровича рано умерла, он завёл себе любовницу, разведенную французскую полковницу Ольгу фон Пистолькорс, которая родила ему троих детей: Владимира (1897), Ирину (1903) и Наталью (1905). В 1902 году супруги против воли царя Николая II оформили брак, за что поплатились высылкой из России. Великий князь Павел лишился при этом родительских прав на детей от первого брака – Марию и Дмитрия.

Летом Мария и Дмитрий гостили у дяди, великого князя, московского генерал-губернатора и командующего Московским военным округом, Сергея Александровича и его супруги Елизаветы Фёдоровны, сестры императрицы. После высылки отца из страны дети жили в Москве постоянно. Великий князь Сергей Александрович в 1905 году стал жертвой покушения, совершенного террористом Калягиным. Двумя днями раньше Сергей Александрович и Елизавета Фёдоровна с Марией и Дмитрием в открытых санях возвращались домой из оперы и были встречены террористом Савенковым с бомбой, но тот, увидев в санях детей, грех на душу брать не стал224.

В детстве Мария Павловна начала говорить сначала на английском и лишь на шестом году жизни – на русском. Её няньками были англичанки, которые научили её вульгарному диалекту типа «кокни». Потом Марии Павловне пришлось серьёзно переучиваться, потому что её английский сильно шокировал английский королевский двор.

Брак дедушки и бабушки Яна был заключён по расчету, как это было заведено тогда при всех дворах. Когда принц Вильгельм посватался за Марию Павловну, ему было 21 год, а ей – 16 лет. После обручения со стороны её отца и деда, короля Греции, был выражен протест в связи с несовершеннолетием невесты, и брак был отложен на два года. За это время невеста вступила в переписку с женихом и просила его помолвку расторгнуть. Но шведский и русский дворы были настроены решительно, и брак состоялся. Венчание происходило в Царском Селе в 1908 году. Князю Павлу Александровичу разрешили присутствовать на свадьбе дочери, и после этого он уже навсегда остался в России. И погиб там.

Молодожёны получили весьма почётные титулы герцога и герцогини Сёдерманландских. Но единственный в истории ди– настийный русско-шведский брак оказался неудачным. Принц Вильгельм был скромным, рассеянным и непрактичным человеком (поэт – что ж с него взять!). Он постоянно разъезжал по военным делам и лишь несколько месяцев спустя после свадьбы отважился приблизиться к супруге. Герцогиня Сёдерманландская была живой и энергичной особой. Она научила придворных кататься на серебряных подносах по лестницам своего дворца Оукхилл в

Юргордене225. Она любила быструю езду на лошадях, и в одной из поездок со свёкром Густавом V по улицам Стокгольма потеряла управление, и лишь по счастливой случайности всё для неё кончилось благополучно.

Чтобы дать молодым возможность сблизиться, их послали в Бангкок представлять шведский двор на коронацию короля Сиама. Командировка длилась полгода. За Марией Павловной стали ухаживать король Сиама и французский герцог Монпансье, и вот в объятиях последнего, как пишет внук Ян, бабушка познала первую настоящую любовь. Расстояние между молодожёнами в Сиаме не только не уменьшилось, а, наоборот, увеличилось.

В 1909 году у Марии и Вильгельма тем не менее родился сын Леннарт.

В это время у шведского короля возникла идея сделать Вильгельма и Марию королём и королевой Албании. К счастью, пишет Ян Бернадот, из этой затеи ничего не вышло. Уже с осени 1913 года Мария Павловна стала жить от супруга отдельно, этому способствовала и необходимость для неё пройти лечение на Капри. Сопровождала бабушку в поездке королева Виктория Баденская (1862—1930), бабушка мужа. Лечащий врач Виктории, Аксель Мунте, придумал Марии Павловне болезнь почек, убедил в этом её супруга и всех, кого было можно, и начал ухаживать за ней. Но та дала ему отпор – русские великие княжны умели за себя постоять! Ян Бернадот спрашивает в своих мемуарах, чего хотел этот лекарь-прохиндей от его бабушки? Уж не был ли он шведским вариантом Распутина?

В 1914 году Сёдерманландская пара развелась. В том же году Мария Павловна предприняла путешествие в Италию и Грецию, а потом через Крым въехала в Россию и поселилась в Петербурге. Когда началась Первая мировая война, она пошла работать медсестрой в военный госпиталь под Псковом. В своих воспоминаниях она с гордостью пишет, что во время работы в госпитале научилась сама, без помощи камеристок, одеваться. Научилась она извлекать пули из тел раненых и даже делать несложные хирургические операции.

В сентябре 1917 года она снова вышла замуж. Её мужем стал Сергей Путятин, сын дворцового коменданта в Царском Селе. В этом браке она родила сына Романа. Во время революции, оставив сына у родителей мужа, Мария и Сергей Путятины при драматических обстоятельствах, через Одессу и Чёрное море, смогли добраться до Румынии, где их под своё крыло взяли румынский король Фердинанд I (из дома Гогэнцоллернов) и королева Мария (бывшая принцесса Великобритании и Ирландии). Скоро к ним с сыном Романом присоединились старшие Путятины.

Из Бухареста Мария и Сергей отправились в Париж, а оттуда в Лондон, где они пытались наладить свою новую жизнь в эмиграции. В Лондоне Мария Павловна встретилась со свояком, принцем Густавом Адольфом, будущим королём Швеции, и его английской супругой Маргарет, которые передали ей вывезенные тайным путём из России и доставленные в Стокгольм драгоценности. Здесь она узнала о расстреле отца и всей царской семьи. Здесь же до неё дошла весть из Бухареста о скоропостижной смерти сына Романа.

Нужно было жить, но надеяться было не на кого, и Мария Павловна Путятина купила шерсть и стала вязать на продажу свитера. Потом она с мужем переехала в Париж и стала заниматься шитьём и вышиванием, в то время как муж работал в банке. Шла борьба за выживание, и кто знает, как могла бы сложиться её судьба, если бы не везение: Мария Павловна познакомилась со знаменитой Коко Шанель и стала работать на её фирму. Именно в этот момент один из поставщиков шёлковых блузок Шанель взвинтил цены на свою продукцию, и его место со своими дешёвыми блузками заняла Мария Павловна. Она успела закончить в Стокгольме курсы модельеров, купила машинки для вышивания и скоро включилась в работу. Это положило начало к созданию собственного и весьма успешного ателье «Китмир».

Став успешной предпринимательницей, Мария Павловна снова потерпела поражение на семейном фронте. Сергей Путятин вёл довольно рассеянный образ жизни и всё больше удалялся от жены. Их брак в 1924 году закончился разводом.

«Китмир» оказался не по силам, и Мария Павловна была вынуждена это дело закрыть. В моду стала входить парфюмерия, она переехала в Лондон и открыла там парфюмерный бутик, но торговля шла вяло, и бутик пришлось тоже закрыть. Тогда Мария Павловна написала мемуары, и в начале 30-х годов вышла в свет книга с её воспоминаниями под названием «Моя борьба за существование ». Успех был огромный, а гонорар по тем временам – не малый, но Мария Павловна была щедрым человеком, она много помогала русским эмигрантам, и скоро деньги кончились. Тогда она уехала в США и стала там заниматься журналистикой, фотографией и изобразительным искусством.

В 1932 году, когда её сын, шведский принц Леннарт, решил заключить в Лондоне морганатический брак, Мария Павловна по поручению короля Густава V приезжала в Англию и пыталась отговорить его от этого шага. Принц Леннарт был человеком упрямым и ни мать, ни деда не послушал. Мария Павловна уехала обратно в Штаты, так и не побывав на свадьбе, и между ней и сыном целых 5 лет не было никаких отношений.

В 1937 году она всё-таки приехала к сыну в Германию, где он с женой жил в родовом замке Майнау, расположенном на острове Баденского озера, на стыке австрийской, швейцарской и германской границ. Она всё ещё была лицом без гражданства и путешествовала по т.н. нансеновскому паспорту226. Принц Леннарт обратился с просьбой к деду Густаву, и скоро Мария Павловна получила солидный т.н. кабинетный паспорт – нечто среднее между дипломатическим и служебным паспортами.

Во время Второй мировой войны США стали союзником СССР, и с этим Мария Павловна мириться не захотела. Для неё это означало признание правительством США русской революции и забвение или прощение жертв, понесённых царской семьёй. В 1941 году она переехала в Аргентину и продолжила там заниматься той же журналистикой и фотографией. Умерший в 1950 году Густав V в своём посмертном завещании оставил ей кое-какой капитал, и теперь Мария Павловна могла смело смотреть в будущее.

Ян Бернадот пишет, что всякий раз, когда бабушка приезжала в гости в Майнау, она привозила с собой 3—4 огромных кофра, в которых, кроме одежды, находились... одна швейная и 2—3 вышивальных машинки! Больше она замуж не выходила. Юна была низенького роста, жизнь в ней уже угасла, и она не любила детей, – вспоминает внук. – Папа всегда приглашал её к столу, а я сидел справа от неё. У каждого прибора стояла чашка с водой для омовения пальцев. Я помню, как бабушка мочила пальцы в чаше и брызгала капли мне в лицо. Я думал, что бабушка играет со мной, и отвечал ей тем же. Но как ей это не нравилось!»

Мария Павловна, которая была всего на 19 лет старше своего сына, ужасно злилась, когда принц Леннарт называл её «мамой », и просила называть её Марией. Но внуки звали её бабушкой. На свадьбе старшей сестры Яна – Биргитты (р.1933) – присутствовали и русская бабушка Мария, и шведский дедушка Вильгельм. Все переживали – а вдруг дело кончится скандалом! Ведь у русской бабушки был такой горячий и взрывной характер. Но всё прошло мирно и тихо: бабушка сидела на коленях у дедушки, и бывшие супруги вспоминали прошлое.

Несколько слов о брате бабушки Марии, великом князе Дмитрии Павловиче, всеобщем любимце царской семьи. Естественно, он получил военную подготовку и был кавалеристом. В 1912 году он в составе олимпийской сборной России посетил Стокгольм и участвовал в конных соревнованиях. Во время Олимпийских игр он жил у сестры и зятя в Оукхилле. После убийства Распутина он был отправлен для прохождения службы на русско-персидскую границу. Друзья убиенного старца попытались достать его и там, и тогда Дмитрий Павлович перебрался в Тегеран и поселился у английского посланника сэра Чарльза Марлинга. В 1919 году он вместе с семейством Марлингов приехал в Лондон. По пути – в Бомбее – великий князь заразился тифом и едва не умер. Поскольку советское правительство видело в нём настоящего героя, то он смог беспрепятственно продать свой дом в Петрограде и вывезти из России всё своё имущество. Он жил в лондонском отеле «Ритц» и сорил деньгами. Все думали, что большевики – это не надолго, и о будущем совсем не беспокоились.

Как и зять Путятин, Дмитрий любил автомобили и мотоциклы и подобно зятю разбил немало экземпляров этого вида техники. Деньги кончились, большевики сидели у власти, и тогда он переехал в Париж к сестре Марии Павловне и поселился у неё в доме. Около года он был любовником Коко Шанель, а затем уехал в США и в 1926 году в возрасте 35 лет женился на 22-летней американке Одри Эмери (1904—1976). От этого брака в 1928 году родился сын Павел (Пауль, Пол) Р. Ильинский227. В США Дмитрий Павлович пытался продавать шампанское, полагая, что если «я так усердно его пью, то смогу и у спешно рекламировать его », но, как замечает Ян Бернадот, теория здесь резко разошлась с практикой: пить шампанское Дмитрий Павлович продолжал весьма успешно и усердно, а вот продавать продукт не смог. В 1937 году он с Одри развёлся. Потом у него открылся старый туберкулёз, и он выехал лечиться в Швейцарию, где в 1942 году умер и был похоронен в Давосе. Мария Павловна ещё при жизни высказала пожелание быть похороненной вместе с братом, и теперь они лежат похороненные рядом в замке Майнау228.

Русская бабушка Яна умерла в 1958 году. Хоронили её по русско-православному обычаю. Как вспоминает внук Ян, три бородатых иерарха целую неделю справляли свои церемонии в Майнау. Самое неприятное для 16-летнего Яна было то, что его заставляли целоваться с этими священниками. В их бородах постоянно застревали крошки яичного желтка и остатки другой пищи, и лютеранин и чистюля Ян с трудом преодолевал отвращение. Священников же, вспоминает он, от накрытого для них стола просто было не оторвать.

Дедушка Вильгельм, в отличие от бабушки, очень любил детей, и дети отвечали ему взаимностью. Он часто приглашал внуков к себе в замок Стенхаммар229 и разрешал им там шуметь, бегать и вообще делать всё, что заблагорассудится. После развода с Марией Павловной он почти 40 лет прожил с француженкой Жанной де Трамкур, управляющей замком Стенхаммар, пока однажды во время гололёда 1952 года не попал с ней в автоаварию. За рулём был сам принц-поэт, с ним ничего не случилось, а сидевшая рядом подруга погибла на месте.

Скромный, добрый и мягкий по характеру, принц Вильгельм был человеком принципов. Он был единственным из Бернадотов, кто послал своему племяннику в Нью-Йорк Карлу Юхану поздравительную телеграмму, когда тот в 1946 году морганатическим браком женился на шведке Черстин Вийкмарк, и первым, кто пригласил молодожёнов к себе в дом, когда они вернулись в Швецию.

Когда Ян служил в армии, то во время увольнений заезжал к деду в Стенхаммар, в котором всегда было много гостей – в основном людей поэзии, литературы, искусства и музыки. Дед Вильгельм, кроме поэзии, любил автомобили и игру в карты, увлекался рыбалкой и был заядлым курильщиком. Почти всегда его можно было видеть с мундштуком в руке, из которого торчал либо «Честерфилд», либо «Пэл Мол». Ян вспоминает, что играть в канасту он вместе с сестрой научился у деда. Тот не любил проигрывать и всегда менял правила игры в свою пользу. Принц Вильгельм рыбачил в основном в океане, в Мексиканском заливе, или на быстрых шведских реках, где водились сёмга и форель. Когда он стал стар и слаб, и когда его уже не держали ноги, рядом с ним в воде стоял шофёр и поддерживал его за туловище, чтобы тот не упал в воду.

Дед по природе был очень тощим человеком. Его любимым напитком был чай, который он пил из большого, как самовар, чайника. Когда его брат король Густав VI Адольф бывал в отъезде, то принц Вильгельм выполнял за него необходимые церемониальные и официальные функции. Во время своих редких наездов из Стенхаммара в Стокгольм он любил ставить на своих автомашинах рекорды скорости. В гости к сыну Леннарту в Майнау он тоже частенько добирался один на машине.

От своей бабушки Виктории принц-поэт, вероятно, унаследовал склонность к болезни эмфиземой лёгких. Скончался он в 1965 году.

Какими бы ни были отношения в семье Бернадотов, король Густав V соблюдал декорум и всегда собирал всех её членов к себе в Дроттнингольмский дворец на рождественскую ёлку. Все семейства выстраивались по росту в шеренги, словно органные пистоны в церкви: самые низкие и маленькие впереди, а самые длинные и высокие – сзади. Когда все были готовы, пишет Ян Бернадот, выходил прадедушка, садился в кресло, доставал из кармана маленький колокольчик и звонил. Двери в столовый зал после этого открывались, и все усаживались за праздничные столы – каждое семейство за свой собственный. В роли деда Мороза всегда выступал принц Бертиль. Прежде чем вручить подарок детям, он требовал, чтобы каждый из них что-то спел или продекламировал стишок.

При «Густи », т.е. Густаве VI Адольфе, общих семейных сборов не стало.

Поскольку сыновья Густава VI Адольфа – «принц-дизайнер» Сигвард (1907—2002), «принц-автомобилист» Бертиль (1912– 1997) и «принц-танкист» Карл Юхан (р. 1916) – женились не на принцессах голубых кровей, а на обычных смертных женщинах, то все они, кроме принца Густава Адольфа (Эдмунда, 1906—1947), отца нынешнего короля Карла XVI Густава, были лишены права наследовать трон. Как мы уже упомянули выше, отец Яна принц Леннарт, как многие его кузены, испортил «карьеру» тем, что в 1932 году в Лондоне женился на шведке Карин Ниссвандт (1911—1991), дочери ревизора Свена Нисвандта (1868—1937) и его супруги Анны-Лисы (1876—1957). Из этого брака родилось четверо детей: дочери Бригитта (1933), Лисен (1935—1988), Сиа (1944) и сын Ян (1941), герой нашего очерка.

Супруги Карин и Леннарт Бернадоты были поглощены приведением в порядок замка Майнау, а потому Яна они «подкинули» бабушке Анне-Лисе. «Разумеется, случалось и мне с сёстрами получать знаки внимания со стороны папы и мамы, – пишет Ян Бернадот, – но каким-то образом мы попадали в другие руки... Родители все ушли в свой проект, поэтому, когда мы приезжали на каникулы домой, то были предоставлены исключительно самим себе ». Родители были заядлые курильщики, пачки сигарет были разбросаны по всем комнатам, поэтому Ян рано пристрастился к курению. В 14 лет он курил уже совсем открыто. Единственное, на что обращали внимание родители, так это на т.н. социальное поведение своих детей: этикет, нормы общественного поведения, одежда, визитки, приглашения и т.п. Ян и его сёстры должны были уметь представлять себя. Все костюмы Яна были сшиты у портного – готовая одежда была дурным тоном. В деньгах он практически не знал отказа. Когда Ян уходил куда-нибудь поразвлечься, то папа Леннарт обычно спрашивал:

Ну, граф Ян, сколько тебе надо? Тысячи марок хватит?

О да, – отвечал тот, – но лучше две тысячи.

И получал на карманные расходы 2000. В 50-е годы это были огромные деньги. «С такими деньгами недостатка в друзьях никогда не было. Но этот горький опыт я постиг не сразу », – пишет Я. Бернадот.

Поскольку бабушка постоянно болела, то жил и воспитывался ребёнок у её сестры в Стокгольме. В первый класс он пошёл в ближайшую от её дома школу, но проучился там всего до второго класса. Он был левшой, и по тем временам это считалось большим недостатком. К тому же мальчик обладал независимым характером, был подвижен и шаловлив, а потому ему постоянно доставалось от учителей. Основным воспитательным средством была указка, которой учителям разрешалось бить нерадивых и непослушных учеников230.

Как-то учительница, обозлённая тем, что Ян писал левой рукой, больно ударила его по пальцам этой руки. Мальчик не выдержал, вырвал у учительницы указку и на глазах у всего класса переломил её пополам. Позже он вышел на школьный двор и увидел, как учительница садилась на велосипед, готовясь отправиться домой. Ездить по двору на велосипеде строго запрещалось всем. Возмущённый такой несправедливостью, Ян подскочил к своей обидчице и сунул сломанную указку в спицы заднего колеса. Учительница уже набрала скорость и кувырком полетела на землю. Дело закончилось тем, что Яна исключили из школы. Это было первое исключение, но не последнее.

Потом его перевели в провинциальную школу неподалёку от города Фалун. Там он почувствовал себя несколько лучше. Проучившись до чётвёртого класса, он перевёлся потом в школу– интернат «Сульбакка», что в Шернхуве231. В школе процветала настоящая «дедовщина», которую педагоги любовно называли «воспитанием товарищеского духа ». Поощрялись доносы, тайные обыски, физические наказания (т.е. битьё) и полное подчинение учеников младших классов старшеклассникам. В качестве воспитательной меры часто применялись принудительный и бесполезный труд на школьном огороде, лишение увольнений домой, предоставление услуг старшеклассникам (убирать их постели, бегать в магазин, чистить ботинки и т.п.) и «домашние аресты», т.е. лишение пищи и помещение в закрытый на замок лекционный зал. Вместо пищи голодного ученика оставляли наедине с Библией и учебниками.

В интернате Ян начал курить и, естественно, часто «гремел под фанфары». Но он был упрям и никакому «воспитанию в духе товарищества» не поддавался. Он отказывался убирать постели «дедов», и тогда его привязывали верёвкой к стволу дерева и «казнили », т.е. всячески издевались над ним. Здесь в 13-летнем возрасте он влюбился в сестру своего классного товарища и отказался ехать на каникулы к родителям в Германию. Пришлось матери специально прилетать в Швецию и забирать сына с собой в Майнау.

В конце концов, об обстановке в интернате узнал дедушка Вильгельм. Он устроил скандал руководству школы, но внука пришлось оттуда забирать. Ян приехал в Майнау и продолжил там образование с приватным преподавателем, готовившим его к поступлению в гимназию в г. Констанца. Но до гимназии дело не дошло, и Яна пришлось снова помещать в интернат, только на сей раз в Швейцарии, рядом с Майнау, так что на выходные дни он мог ездить домой к родителям.

В швейцарской школе были т.н. часы самоподготовки, во время которых ученики сидели в своих комнатах и под наблюдением учителей готовились к занятиям. О начале занятий возвещал школьный звонок: первый звонок был предупреждением, а после второго нужно было мчаться в класс. Однажды Ян занимался подготовкой к урокам, когда прозвенел первый звонок и в комнату вошёл учитель физкультуры. Он потребовал, чтобы Ян немедленно шёл в класс. Ян возразил ему, что в класс он может идти и после второго звонка и, открыв дверцу шкафа, на которой был приклеен листок с распорядком дня, указал на соответствующий абзац правил. Учитель ответил пинком по боку. Ян не стерпел, повалил учителя на пол и придавил его коленкой в живот – в 14 лет он был рослым и сильным парнем. Результатом борьбы за справедливость стало исключение из школы.

Потом был интернат под Лозанной, в котором обучались 60 учеников 22-х разных национальностей. Упор в школе делался на физическую подготовку. В лёгкой атлетике Ян не преуспел из– за своего роста – 193 см, зато стал баскетбольной и фехтовальной звездой. Вместе с 2-метровым немцем и 205-сантиметровым американцем они организовали баскетбольную команду и выигрывали все межшкольные турниры. В школе часто устраивались балы, на которые приглашались девочки из соседних школ, и тут Ян тоже демонстрировал блестящие результаты. Он влюбился в девочку из Монтрё и бегал к ней на свидание. Никакие запретные меры не помогали, потому что у Яна была отдельная комната, а рядом с окном – пожарная лестница.

Как-то возвращаясь после выходных из дома, Ян с запозданием вернулся в школу. Он не считал себя виноватым, потому что опоздал поезд. Но учителя и ректор не приняли это во внимание и устроили ему нахлобучку, приговаривая, что «этот Бернадот всегда что-нибудь устроит». Ян возмутился и поправил ректора, что он не «этот», а Ян Бернадот. Тогда учитель по фамилии