Текст книги "Прогулки по Парижу. Левый берег и острова"
Автор книги: Борис Носик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)
ПО ПАРИЖСКИМ СЛЕДАМ МИТТЕРАНА
Париж не был для Франсуа Миттерана родиной. Президент и сам всегда утверждал, что остался провинциалом, родившимся в крошечном городке Шаранты, где-то между не столь уж внушительными городами Коньяк и Ангулем. Однако почти шестьдесят лет своей жизни Миттеран прожил в Париже, прекрасно знал его, и прогулки по паркам, набережным, старинным улочкам великого города, в котором, по его собственным словам, он чувствовал себя и архитектором и императором, всегда доставляли ему удовольствие. Маршруты этих прогулок неизменно пролегали по левому берегу Сены, по набережным, Латинскому кварталу и кварталу Сен-Жермен. На левом берегу располагались любимые рестораны и кафе Миттерана, любимые книжные лавки, сквозь окна которых прохожие иногда различали старомодную шляпу президента, склонившегося над книгой. На левом берегу, на старинной улице Бьевр, супруги Миттеран купили себе четверть века тому назад (условия начальственных продаж и покупок раскрываются обычно лишь посмертно, да и то не всегда и не сразу) укромный и уютный особняк XVII века с двориком, укрытым за воротами. С 1981 года эта улочка, лежащая близ набережной Сены, собора Нотр-Дам, бульвара Сен-Жермен и Латинского квартала, закрыта для транспорта. И только после смерти президента выяснилось, что он, собственно, давно уже жил не здесь с супругой, а совсем в другом месте и с другими людьми, а усиленная охрана стояла так, для отвода глаз…
На левом берегу Сены, в Латинском квартале, Миттеран учился в юности. На левом берегу он жил в студенческие годы. На левом берегу президент и скончался. Из своего последнего дома на авеню Фредерика Лепле, что неподалеку от Военной школы и Дома инвалидов в VII округе Парижа, президент отправился в последнее свое путешествие, на родину, к семейному склепу на кладбище в варнаке… К этому дому на авеню Фредерика Лепле 8 января 1996 года, когда стало известно о смерти Миттерана, стали съезжаться всякие знаменитые люди, бывшие сотрудники президента. Но и простые, никому не известные французы тоже приходили сюда, приносили цветы. Приходила молодежь. На вопрос корреспондентов о том, что они думают о бывшем президенте, эти люди, с трудом подбирая слова, припоминали, что Миттеран был президентом дольше, чем все прочие президенты Франции. Вероятно, в этом и заключалась его заслуга… Молодые вспоминали еще какой-то предвыборный лозунг, называвший их поколением Миттерана. А вот было ли это комплиментом?.. За последние годы термин «миттерандизм» приобрел во Франции довольно-таки одиозный оттенок еще и потому, что на самом деле простые люди, как выяснилось, совсем мало что знали о президенте. Ну, к примеру, этот вот дом на авеню Фредерика Лепле… Известно было, что президент живет в Елисейском дворце, а также в своем особняке на рю де Бьевр. Теперь выяснилось, что туда он ходил только по субботам и воскресеньям, а здесь у него была другая, неофициальная семья и что тут у него росла юная дочь. Французы относятся к этим подробностям частной жизни с большой терпимостью, однако то, что они ничего не знали, несколько их смущает… Выяснилось также, что президент-соииалист, в нарушение правила гласности, введенного социалистами, скрыл от избирателей и свою болезнь. Сколько ж еще таких тайн покойного президента таят укромные улицы старого Парижа? Давно (и вероятно, «близко», как говорят чуть не обо всех дамах, бывших знакомыми с этим государственным женолюбом) знакомая с Миттераном писательница Франсуаза Жиру обронила о нем такую фразу: «Не было человека, который мог бы сказать: "Я его знаю"». Тайну Миттерана не мог разгадать и сам старый писатель Франсуа Мориак, который жил некогда, лет за тридцать до Миттерана, в том же самом религиозном общежитии на рю Вожирар, в котором поселился восемнадцатилетний Франсуа Миттеран, впервые приехав в Париж из провинции, – в доме № 4 на длинной парижской улице Вожирар, неподалеку от ее пересечения с рю де Ренн. Здесь прошли счастливые студенческие годы Миттерана, он не раз упоминал потом и этот дом, и медную дощечку на почтовом ящике со словом «леттр», которое волновало юношу, ибо в слове этом таится намек не только на письмо как почтовое послание, но и на письмо вообще, на грамоту, на литературу, которая всю жизнь была ему небезразлична. Об этом мы узнаем из его воспоминаний. Но вот только на последнем году полувековой политической карьеры Миттерана его избиратели с изумлением узнали, что в те нежные годы социалист и, можно сказать, создатель нынешней социалистической партии Франсуа Миттеран был ультраправым активистом, состоял в боевой националистической молодежной организации…
Все знали, что он был в немецком плену, по его словам, бежал из плена, даже три раза, чтобы примкнуть к Сопротивлению (так сообщают «надежные» энциклопедические словари). Но никто из рядовых французов не знал до последнего времени, что социалист Миттеран являлся поклонником маршала Петена, что после плена он не в Сопротивление ринулся, а верой и правдой служил коллаборационистскому правительству Виши, за что и удостоился в 1943 году высшего вишистского ордена. Что потом, до самого 1986 года, президент дружил с шефом вишистской полиции палачом Рене Буске… Что он окружал себя людьми сомнительными, скользкими, нечестными. А в момент, когда этим людям (а может, и их высокому покровителю?) грозило разоблачение, они вдруг скоропостижно кончали жизнь самоубийством или случайно попадали под пулю безумца… Отчего? Темный силуэт в широкополой шляпе, не давая ответа, ускользает от нас по улице Вожирар в сторону бульвара Сен-Жермен… Последуем за ним… На углу рю Вожирар и рю Мадам находится книжная лавка госпожи Беалю «Пон траверсе». Президент часто приходил сюда во время прогулки – листать и покупать старые книги. Но он и читал книги, а не только листал. Он был интеллектуал, великий книгочей и книголюб, хорошо знал французских писателей. Он и сам написал (или за него написали, как водится у сильных мира сего, – ему для этого официально нанимали за казенный счет видных писателей) чуть ли не два десятка книг. Бывший хозяин лавки «Пон траверсе» писатель Марсель Беалю не раз беседовал с президентом. Месье Беалю умер от рака за два года до Миттерана. На вопрос молодого корреспондента «Фигаро», какие книги покупал президент, мадам Беалю не отвечает. Это тайна. Известно, что Миттеран восторгался Достоевским, что он любил Толстого, восхищался стилем Шатобриана и Паскаля. Он знал множество книг и писателей. Отчего же тайна? Что-то заставляет вдову Беалю хранить в тайне пристрастия президента…
Недавно одна писательница издала роман, где описывает свою любовную связь с президентом Миттераном. Авторша скрылась под псевдонимом, и критика всерьез занялась романом (что, в общем-то, бывает не часто). Критика стала гадать, какая из президентских любовниц– писательниц (а их оказалось много, и какие все имена!) могла написать роман… И его уже нет, чтоб пособить. Или чтобы стукнуть по столу мягким кулаком. Чтоб подключить линию подслушивания к домашним телефонам всех любопытствующих, как бывало…
Не спешите за знакомым силуэтом, ускользающим к Одеону, – президент уже ушел. Он нам больше ничего не скажет. Да он ведь и при жизни был двусмысленным и скрытным. На следующий день после его смерти одна крупная немецкая газета напечатала интервью с писателем Эрнстом Юнгером. Юнгеру незадолго до этого перевалило за сто, и Миттеран письменно поздравил писателя, восхитившись в своем послании тем, что Юнгер никогда не боялся говорить правду. В этой фразе чудилась тоска человека, который должен был все время скрывать, что он думает. Юнгер был певцом силы и прусской военщины, воспевал традиции, порядок и дисциплину, царившие в прусском государстве. Юнгер признавался, что об этом предмете они и толковали с французским президентом во время их неоднократных встреч. Признавался, что у них с Миттераном были общие любимые писатели и любимые книги. Например, дневники Дрие ла Рошеля той эпохи, когда этот писатель проповедовал фашистские идеи, а сам Юнгер был офицером вермахта в оккупированном Париже… Выступая незадолго до своей смерти в Бонне, Миттеран принялся вдруг воспевать вермахт, так хорошо выполнявший свой долг в годы Второй мировой войны, при Гитлере. Так вот чем восхищался социалист и «участник Сопротивления» Миттеран…
А отчего он поощрял спекулянтов, плотной толпой окружавших его трон? Отчего покрывал их дела? Какая была ему от этого выгода?.. Боже, сколько тайн может быть у одного человека, у этого загадочного президента, который упокоился в фамильном склепе, бурно оплаканный Францией…
Франсуа Миттеран обнаружил, что болен раком, уже в первый год своего президентства. Он вел себя с огромным мужеством и скрывал болезнь, пока не стало совсем худо. А ведь это он настаивал на гласности, на регулярном предании гласности всех бюллетеней о здоровье президентов. Настаивал, конечно, до своего избрания. Потом ему пришлось 14 лет подделывать бюллетени. Его борьба за президентский пост длилась до того четверть века, а деятельность и борьба держали его на ногах. Но его и до болезни бесконечно волновали тайна загробной жизни и тайна смерти. Он много читал об этом, беседовал с религиозными философами, любил бродить по парижским кладбищам. Громкие имена на надгробных камнях, мысли о тщете жизни и неотвратимости смерти, видно, говорили ему о многом.
Он спешил воздвигать себе памятники при жизни. Не только статуи, где президент представал юным и обнаженным, но и фараоновские постройки, стоившие миллиарды, – нелепую и разорительную библиотеку, нелепую арку, нелепый театр, нелепую пирамиду из стекла. Он подражал фараонам и даже перед самой смертью повелел в последний раз отвезти себя в Луксор, к мертвым фараонам.
Одним из любимых его кладбищ было кладбище Пасси, на котором он посещал могилу русской художницы и писательницы Марии Башкириевой, умершей в 1884 году от туберкулеза 25 лет от роду, – огромный склеп-часовню с православным крестом… С кладбища Пасси Миттеран приходил на лежащую рядом эспланаду Трокадеро, и в одной из «его» книг есть описание такого визита:
«Площадь Трокадеро, я вышел на террасу. Башня Монпарнас бросала на Париж отраженный луч заходящего солнца. Ни облачка, ни знака. Я стал вспоминать майские события моей жизни, которые мне запомнились…»
Это было написано еще до 10 мая 1981 года, когда Франсуа Миттеран, перейдя со своего любимого левого берега Сены на правый, надолго, на целых 14 лет, водворился в президентском дворце и стал человеком, чьи тайные интриги, преступления и романы, маршруты прогулок, архитектурные и литературные вкусы, болезни и смерть стали унизительно волновать простых смертных, обретающих смысл в глазах власть имущих лишь в качестве «избирателей».
СТАРИННАЯ УЛИЦА «ИЩИ ПОЛДЕНЬ»
От перекрестка Красного Креста (la Croix Rouge), что лежит чуть южнее бульвара Сен-Жермен, за улицей Дракона (rue de Dragon) начинается улица с таинственным и до крайности симпатичным названием – Ищи полдень (Cherche-Midi). Я наткнулся на это название в ранней юности в каком-то третьесортном романе, которых тогда поглощал в великом множестве, был им совершенно очарован, но, конечно, не думал не гадал, что придется когда-нибудь здесь проходить, и даже пробегать, просто так, по делам. Если б знал, учил бы лучше французский, чем романы читать…
Улица эта тянется от перекрестка к юго-западу, параллельно солидной Севрской улице (rue de Sиvres), и упирается в бульвар Монпарнас. Славится же она старинными домами, модными магазинами и едва ли не лучшей в городе булочной, но больше всего она, конечно, славится своим названием – надо ж такое придумать! О происхождении ее названия спорят и по сю пору – топонимика вещь не простая. Полагают, что название это всего-навсего искаженное Шасс-Миди (Chasse– Midi), а полное название улицы было Rue Qui Va de la Chasse au Midi, то есть улица, Что Идет К Югу От Охотничьего. Дорога эта ведь и впрямь вела от старого королевского охотничьего замка, что размещался на улице Дракона, к югу, в охотничьи угодья короля. Правдоподобно, логично, но слишком длинно и скучно. Неудивительно, что прижилось искаженное Шерш-Миди и потомки с такой готовностью доверились довольно позднему письменному свидетельству купеческого сына месье Соваля, который жил в этом квартале в не слишком от нас отдаленном XVII веке. Почтеннейший месье Соваль утверждал, что улица обязана была своим названием старой вывеске, «где нарисованы были солнечные часы и какие-то люди, которые ищут полдень в два часа пополудни». Месье Соваль утверждал, что вывеска эта была так хорошо исполнена, что ее воспроизводили в разных альманахах того времени, и что, более того, она-то и породила французскую пословицу «ищи полдень в два часа пополудни». По-русски это означает что-то вроде того, что «прогуляешь, так воду хлебаешь», «позднему гостю – кости», «вожжи упустишь, не скоро изловишь», другими словами, «ищи вчерашний день». Подтвердить или опровергнуть утверждения купеческого сына месье Соваля у нас нет никакой возможности. Картинок с солнечными часами на фасадах здешних домов было даже две, но обе они довольно поздние. Легко предположить, что топонимическая легенда обрастала своей историей. Еще позднее на здешнем постоялом дворе появилась вывеска «Шерш-Миди», а в XVIII веке сам Вольтер сочинил нехитрый стишок для здешних солнечных часов:
Живете вы в квартале сем?
Желаю процветать!
Да только чтобы в два часа
Вам полдень не искать.
Поэтически переосмысленное название старинной улицы стало обрастать легендами и вывесками – «Ищи полдень».
На одном из здешних медальонов с солнечными часами – на тех, что на доме № 19, – изображены астроном со своими инструментами и ребенок, – в общем, как видите, идея быстротекущего времени прочно пристала к этой километровой парижской улице, где некогда пролегала древняя римская дорога, а тысячелетие спустя просто парижская дорога в Вожирар. На этой улице и нынче еще сохранилось немало старинных особняков и дворцов, таинственных дворов и закоулков, видны остатки старины, скажем XVIII века, когда здесь было много аббатств, монастырей и немолчно звонили колокола… Следы истории и дух ее различимы, но очевидно и наступление нового века, безудержное наступление новой роскоши, потому что это все же не музей, не заповедник, а живая парижская улица, где все смешалось и XXI век уже прорастает сквозь мостовую XV или XVIII века…
Скульптор Сезар воспел мужскую силу Пикассо в образе яростного кентавра.
В наше километровое путешествие мы двинемся с севера, от перекрестка Красного Креста, от скульптуры недавно почившего скульптора Сезара «Кентавр», фривольные подробности которой должны были посмертно воздать должное мужской силе Пикассо. Еще и в XVII веке в начале улицы стояло несколько великолепных особняков, ныне уже разобранных, а иные из них принадлежали даме, которая славилась на весь Париж своими романтическими приключениями, – графине де Веррю…
Ах, сладкие воспоминания, ведь не хлебом единым жив человек. Впрочем, и без хлеба не обойтись. Напротив былых особняков графини – булочная известного всему Парижу месье Пуалана: хлеб, испеченный на традиционном огне, на дровах, самая знаменитая в городе булочная. Париж ведь славится своими батонами, булками, рогаликами, и французские кустари-хлебопеки борются за то, чтобы старинный их промысел не погиб, не был задушен промышленной выпечкой. Во Франции 36 000 кустарей-хлебопеков выпекают пока еще три с половиной миллиона хлебных изделий, однако конкурировать с замороженными булками им все труднее, да и французы стали есть меньше этих волшебных, воздушных, хрустящих батонов-багетов, которые так описал русский эмигрант писатель Виктор Некрасов: снаружи хрустящая корочка, а внутри – сплошное блаженство. Еще и в 1920 году каждый француз съедал в день 620 граммов хлеба, еще и в 60-е годы он съедал 230 граммов в день, а нынче – вот горе-то – всего 160 граммов! Более того, научились мастера выпекать батон по старому доброму рецепту и замораживать. Потом набивают этими ледяными батонами рефрижераторы в булочных, а там раз по пять в день, вынув ледышки из холодильника, выпекают. Получаются горяченькие, точь-в-точь как настоящие батоны, на не слишком утонченный вкус – не отличишь. Но знатоки твердо знают: это уже хлеб не кустарный, а промышленный, и как теперь уцелеть кустарю? Сейчас кустари получили право на свой особый знак качества, отличие их от «промышленников» признано, а все же уцелеть нелегко. А вот великий Пуалан с улицы Шерш-Миди уцелел и процветает: у него теперь по всему Парижу филиалы, но на Шерш-Миди у него главная булочная. Он вообще большой знаток квартала и патриот Шерш-Миди, которая, по его мнению, теряет свой дух старины, потому что открылось тут множество магазинов модной обуви и одежды (Пако Рабанн среди прочих стилистов), толпятся тут по субботам жители предместий, меряют ботинки и тряпки, а на старинные фасады и взгляд не поднимут…
На углу улицы Шерш-Миди и бульвара Распай вырос в конце шестидесятых модерный Институт гуманитарных наук из стекла и железок. В него съезжаются со всего мира историки, политологи, экономисты, социологи на свои семинары и конференции. Я часто прихожу сюда повидаться с московскими друзьями, но только изредка вспоминаю при этом, что сей гуманитарный маяк науки вырос на месте старой военной тюрьмы Шерш-Миди. Это в ней в 1894 году состоялся первый процесс над капитаном генштаба Дрейфусом, ложно обвиненным в шпионаже. Конечно, вина Дрейфуса заключалась в том, что он был еврей, и по меньшей мере пол-Франции об этом скоро догадалось. Вторая половина полагала, что зря не судят и что «евреи во всем виноваты». Так раскололась страна, и в защиту оклеветанного офицера (вдобавок еще и пылкого патриота Франции) выступил писатель Золя. В то самое время Антон Павлович Чехов, греясь на зимнем солнышке в Ницце, читал на скамеечке французские газеты и восхищался благородством Золя…
Близ Института гуманитарных наук оставлены в напоминание потомкам обломки старой тюрьмы, где судили капитана Дрейфуса, а еще через полвека пытали и расстреливали бойцов Сопротивления.
В ноябре 1940 года в тюрьме этой были заключены отважные французские школьники и студенты, которые откликнулись на призыв генерала де Голля к Сопротивлению. Мало их было, юных борцов Сопротивления, а все же были. Но вот 60 лет прошло, и в Москве издают Гитлера и Геббельса. Учит ли чему-нибудь история? Ищи полдень! Не жди двух часов пополудни…
Чуть южнее, сразу за бульваром Распай (Шерш-Миди, № 40), – особняк, принадлежавший некогда графу Рошан– бо. В 1770 году король Людовик XVI послал его бороться за американскую независимость плечом к плечу с Вашингтоном – против извечных врагов Франции, коварных англичан. А полтора десятка лет спустя в этом доме разместился французский филиал Общества Цинциннати. Из всех многочисленных ассоииаиий ветеранов войны во Франции эта была первая.
Еще чуть дальше, в доме № 44, жил министр юстиции Гара, тот самый, что зачитал смертный приговор королю Людовику XVI. Чуть позднее в этом доме жил и умер (в 1831 году) аббат Грегуар, член Конвента, пылкий борец за права негров и евреев. Он вообще занимался множеством животрепещущих проблем, и в частности основал Высшее училище искусств и ремесел. Его именем названа улочка, прилегающая к улице Шерш-Миди и сохранившая, как и другие соседние улочки, несколько издательств и лавок древностей. Однако улочки эти все решительнее завоевываются магазинами моды, которые привлекают сюда толпы приезжих французов и иностранцев (тем более что некоторые из этих магазинов продают по дешевке товары моднейших фирм с оторванными ярлыками, то бишь «дегриффе»: соседняя улочка Сен-Пласид истинный рай товаров «дегриффе», не говоря уж о процветающем бедняцком «Тати», разместившемся за ближним углом).
Еще южнее, ближе к бульвару Монпарнас, улица Шерш– Миди, если приглядеться внимательно, хранит больше следов своей былой красоты и былого благородства. В доме № 58 сохранился дворик со статуей, в доме № 72 – прекрасный садик во дворе, во дворе дома № 86 – живописный фонтан со статуей Юпитера, в доме № 89 – в холле замечательные кованые лестничные перила и статуя Наполеона, в доме № 95 – живописный портал, треугольный фронтон, фигурное железо XVIII века. Особенно хорош дом № 85 – отель Пети-Монморанси. В нем, кстати, разместился один из множества «малых музеев» Парижа (их, вероятно, больше сотни). В отеле Монморанси – музей живописца второй половины прошлого – начала нашего века Эбера. Он приходился двоюродным братом Стендалю и, подобно кузену, обожал Италию (ах, как я его понимаю!). В интимной и элегантной обстановке его не бедного жилища музей разместил множество великолепных итальянских пейзажей и портретов художника. Освежающий глоток искусства – из бескрайнего водоема парижских «малых музеев». И притом такой шанс для нас – после долгих прогулок по улице заглянуть внутрь одного из этих старинных отелей (напомню, что отель Пети-Монморанси был построен в не близком 1743 году).
