Текст книги "Зачем нам чучела?"

Автор книги: Борис Лобков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Борис Маркович Лобков
Зачем нам чучела?

Что можно сделать вместо чучела

Котька и Сашка уже давно просили маму показать им новый город. Радио почти каждый день передавало, что в степи под Одессой комсомольцы строят город-порт с лучистым именем – Ильичёвск. У себя в Одессе ребята видели, как строят дом, даже два дома, но ведь целый город – это даже не десятки домов, а сразу целые улицы, порт, причалы и сады.

Маме всё время было некогда: она ходила на работу, готовила обеды, водила Сашу и Котю в кино и ещё делала нескончаемое множество дел.

Но Саша и Котя не теряли надежды увидеть Ильичёвск. Сухогрузный теплоход «Юрий Гагарин», на котором их папа плавал старшим штурманом, когда-нибудь бросит якорь в Ильичёвском порту, и тогда они вместе с мамой приедут в новый город.

Пока же Саше и Коте не везло. Корабль, на котором плавал их папа, приходил то в Одессу, то в Херсон, и даже в Батуми – на другой конец Чёрного моря, куда они летали на три дня вместе с мамой.

Нет, им определённо не везло. В тот день, когда от папы наконец пришла радиограмма, в которой сообщалось, что «Юрий Гагарин» идёт в Ильичёвск, Сашка заболел. Он схватил ангину посреди лета из-за дурацкого спора: кто больше съест мороженого. Сашка съел кило сто и всё равно проиграл, потому что Котька в этот раз поставил личный рекорд: кило триста и пять стаканов газировки.

Больного Сашку не с кем было оставить дома, и мама сказала:

– Мальчики, вы уже взрослые. Я поеду одна, а Котя присмотрит за Сашей. Вечером мы с папой приедем домой.

Мама приготовила завтрак, обед и ужин, всё поставила в холодильник, написала на бумаге, что после чего надо есть, хотя для Саши и Коти это было безразлично, потом заказала на шесть утра такси и начала готовиться в дорогу.

Сашка виновато смотрел на брата. Котька сидел на подоконнике и думал о том, что, оказывается, в мире есть много причин, по которым может испортиться хорошее настроение. Ещё в начале лета этих причин было совсем немного, а сейчас в два раза больше, из чего Котька сделал вывод, что жизнь – трудная штука. Теперь иди знай, когда папин корабль снова придёт в Ильичёвск. И надо же, чтобы этот тип заболел как раз не вовремя!.. Сашка всегда болел. Вот Котька один раз лёг, переболел всеми болезнями, и теперь зимой, когда дуют норд-осты и насморк поймать ничего не стоит, он даже не чихает. А Сашка растянул это дело на всю жизнь, и поэтому в школу он пошёл на год позже Котьки, хотя все нормальные близнецы ходят в один класс…

Теперь надо рассказать о том, что у братьев было общее дело, из-за которого им срочно нужно было добраться до Ильичёвска. Во что бы то ни стало, иначе неизвестно, как они посмотрят папе в глаза.

Пионерский отряд третьего класса, в котором учился Котька, три раза в неделю оставался после уроков и делал чучела разных птиц. Котька и Сашка считали, что глупо делать чучела, когда на свете есть живые птицы, но ребята из Котькиного класса сказали, что это интересно. Котька промолчал, хотя он и не понимал, почему пионер должен уметь делать чучела. Как ему было скучно на этих сборах! А Сашка – так тот только от одних рассказов о чучелах начинал зевать. Вот тогда-то у Сашки и Котьки родилась мысль придумать небывалый дом для нового города в степи.

Каждый раз перед уходом в рейс папа приходил с Сашкой и Котькой на Приморский бульвар, они садились под самым большим в Одессе платаном, смотрели на папин корабль в порту, и каждый раз папа спрашивал:

– Ну, какие у нас планы, товарищи?

И весной Сашка впервые упомянул о задуманном доме. Он только начал рассказывать о том, какой это будет необыкновенный дом, как к ним подошёл папин знакомый, тоже моряк. Они не виделись целый год. Крепко пожав друг другу руки, они сели рядом и начали вспоминать, в каких морях и океанах каждый из них плавал. Папин знакомый рассказал о том, как его корабль чуть-чуть не разбился о скалы в норвежских фиордах по вине одного электромеханика. Этот человек, как поняли Сашка и Котька, всем говорил, что знает назубок рулевую машину, а когда в шторм руль перестал поворачиваться и корабль с людьми и грузом понесло на скалы, этот электромеханик не мог найти причины аварии.

– Я знаю этого электромеханика, – сказал папа. – Мы с ним плавали вместе два года. Он большой болтун.

И тут Котьке и Сашке стало стыдно. Так стыдно, как никогда не бывало. Они как-то обещали папе выучить названия всех мачт и рей на парусных судах. Это было ещё в позапрошлом году, но сейчас они уже не помнили, почему не выучили обещанного.

Потом они как-то дали слово получить к осени детский разряд по плаванию, но через две недели увлеклись марками, потом ещё чем-то. А потом начали каждый день играть в футбол, потому что Сашка подсчитал, что если они серьёзно займутся этим делом, то к Олимпийским играм в 1976 году смогут попасть в сборную СССР. Как раз им будет в 1976 году по восемнадцать лет.

Через месяц они забросили футбол, потому что собрались научиться отбивать чечётку и играть на гитаре…

Папа никогда не забывал их обещаний.

И, услышав, как папа назвал большим болтуном того электромеханика, из-за которого чуть-чуть не затонул большой корабль с командой и ценным грузом, Сашке и Котьке стало очень стыдно.

Когда знакомый ушёл, папа сказал:

– Так что это за дом, товарищи?

Сашка уже было раскрыл рот, но Котька его перебил:

– Сначала сделаем, потом покажем. Ты вернёшься из рейса – покажем готовый дом.

На следующий же день они взялись за работу.

Сашка, конечно, придумал сначала много чепухи: вроде того, чтобы этот дом мог не только стоять на земле, но и держаться на воде, плавать, летать и даже опускаться на землю. Но кое-что он придумал здорово. Во-первых, чтобы в их доме не было ни одного тёмного угла, чтобы он был весь из стекла и стали. Это будет дом для моряков, возвращающихся из рейса. Не у всех моряков семьи живут в Одессе, поэтому семьи будут приезжать в Ильичёвск, жить в этом доме. Дом будет светиться днём и ночью. Днём – в солнечных лучах, а ночью – изнутри, как кристалл, и моряки на кораблях будут видеть его свет издалека и говорить друг другу: вот там нас ждут наши ребята и жёны. И всем морякам от этого будет хорошо и радостно.

На первом этаже, решили Котька и Сашка, будет большой зал игрушек. Все игрушки – автоматы, роботы, самолёты, ракеты, говорящие львы и конструкторы – будут общие, и все ребята смогут играть всеми игрушками. Не так, как на Приморском бульваре, где каждый приносит свою игрушку и дрожит над ней, как ненормальный.

Потом Сашка предложил оборудовать зал кино, в котором морякам показывали бы новые фильмы и самые интересные футбольные матчи, а детям и мамам – моря и страны, из которых вернулись моряки.

Пройдут три дня, краны уложат в трюмы уголь, корабли поднимут якоря и уйдут в новые рейсы, семьи разъедутся по домам, а у причальных стенок в порту пришвартуются другие корабли; в дом приедут новые семьи, и такой дом никогда не будет пустовать, он будет светиться днём и ночью, потому что очень много кораблей на Чёрном море. Очень много.

Сашка и Котька два месяца каждый день рисовали свой дом. В те дни, когда Котькин класс собирался на очередное занятие по выделыванию чучел, Котька под разными предлогами старался улизнуть от этого скучного дела. Он шёл на Канатную, где строилась новая высотная гостиница, смотрел, как рабочие укладывают балки, и простаивал часами рядом с водопроводчиками, запоминая названия труб, гаек и ключей.

Через два месяца рисунок дома был готов. Теперь можно было со спокойной совестью ждать встречи с папой, если бы не Севка Петрин.

Год назад Севка ещё жил в Одессе и учился в одном классе с Сашкой, а теперь переехал в Ильичёвск, потому что его отца перевели на работу в новый порт.

– Ну как там? – спросил Сашка Севку. – Город строится быстро?

– Не то слово! – сказал Севка. – Идёшь утром – пустое место, вечером возвращаешься – стоит дом, в окнах свет, из трубы – дым!

– Видно, варится обед, – сказал Сашка.

– Ужин, – поправил Севка.

И тут Сашка подумал, что пока придёт папа из рейса, там, в Ильичёвске, могут занять самые лучшие места на берегу и места для их дома не останется.

– Может, и не останется, – сказал Севка, когда мальчики рассказали ему о своём доме. – Давайте ваш дом, я покажу его, кому следует, и напишу вам, как идут дела.

Братья подумали и согласились.

Теперь прошло больше трёх месяцев, а от Севки ни слуху ни духу.

Завтра вечером, когда приедет отец, можно будет со стыда провалиться! И Сашка не вовремя заболел… Если бы он был здоров, то мама взяла бы их с собой в Ильичёвск, а там они бы разыскали даже под землёй этого болтуна Петрина!..

Конечно, было бы здорово поехать в Ильичёвск вдвоём, – думал Котька, сидя на подоконнике, – посмотреть, есть ли место для их дома, а если нет, то найти и застолбить участок, чтобы его не заняли под какой-нибудь склад или магазин головных уборов. Одного Сашку в Ильичёвск пускать нельзя. Он напридумает такое…

Сашка часто болел, ему было скучно, и он начинал выдумывать такие вещи… Может быть, тогда он и научился врать. Иногда такое соврёт, что Котька только ахал. То вдруг расскажет, что видел на рейде авианосец. (Котька тоже шёл в школу мостом, откуда видны крыши домов и весь порт с кораблями, но авианосца не видел.) А то покажет карандаш со следами зубов кобры, а потом оказывается, что это вовсе не змеиные зубы, а дырочки, сделанные маминым пинцетом.

Вот почему послать Сашку в Ильичёвск – это означало бы никакой правды об Ильичёвске не узнать. Нет, тут нужен он, Котька, да он и старше классом, сам рисовал дом, а Сашка только фантазировал и раскрашивал его акварельными красками. Правда, это здорово у него получилось…

Котька посмотрел на лежащего в постели Сашку и, когда мама вышла на кухню, сказал:

– Ну, что будем делать?

Сашка ничего не ответил, а только виновато засопел.

Есть мысль

План возник неожиданно. Он приснился Сашке ночью. Сашка растолкал Котьку и тихо, чтобы не услышала мама, зашептал брату, что у него есть мысль: мама утром едет к папе, а Котька едет в Ильичёвск другим путём – на портофлотовском катере вместе с Вовкой Сафоновым. Вовка устроился учеником матроса на пассажирский катер, хотя всем говорил, что матросом, и стал носить джинсы с клёшем и фуражку с золотым «крабом».

– Даже если мама приедет раньше тебя, я что-нибудь придумаю: скажу – вышел пять минут назад.

– А на какие деньги, интересно, я поеду? – спросил рассудительный Котька.

Неделю назад все их сбережения ушли на соревнования по мороженому и газировке.

– Продукты возьмёшь из дома, а портовые катера возят даром, – сказал Сашка.

У Котьки загорелись глаза, но тут же погасли:

– Так что же, я школу пропущу?

– Ага, – сказал Сашка. – Один день.

– Нема дурных, – сказал Котька.

– Не пропустишь! Не пропустишь! – зашептал Сашка брату. – Я пойду вместо тебя.

– Ты же болен!

– Я уже здоров, – сказал Сашка. – Вчера врач разрешил ходить по комнате.

– А если тебя вызовут? – подумав, спросил Котька.

– Я буду отвечать, – сказал Сашка. – Дай мне фонарик и книжки. Я один раз прочту и буду всё знать. Ты же знаешь, я способный.

Что правда – то правда, Сашка был способный человек, а память у него была как промокашка: один раз увидит – запомнит на всю жизнь.

Котька ещё раз всё взвесил в Сашкином плане, потом осторожно вылез из-под одеяла, не зажигая света, достал из шкафа фонарь, из портфеля книгу и дал всё брату. Сашка соорудил из одеяла шатёр, залез внутрь и осветил жёлтым кружком света учебник. Через полчаса Сашка вылез из-под одеяла и сказал, что всё в порядке. Мальчишек из Котькиного класса он знает как облупленных, никто ничего не заметит, потому что Сашу и Котю может различить только мама.

Котька перевёл будильник на полседьмого утра.

План был простым и опасным. Таким простым, что от этого даже невозможно было уснуть.

– Котя, ты спишь? – зашептал Сашка.

– Нет.

– И я не могу… Может быть, начать считать до тысячи?

– Ну и что будет? – спросил Котька.

– Может быть, уснём.

– Я уже досчитал до миллиона, – сказал Котька.

И ещё долго братья лежали в темноте, пока к ним не пришёл сон, ласковый, как облако, с дрожащими звуками, мерцающими звёздами и землёй, на которой вырастал город с такими необыкновенными домами и деревьями, которые могут быть только во сне.

Неотразимая улыбка – большая сила

Котька уже не спал, когда мама поцеловала сначала Сашку, а потом его. Котька притворился спящим и, лёжа с закрытыми глазами, слышал, как мама на цыпочках вышла из комнаты, осторожно прикрыла дверь, потом на лестнице застучали её каблучки и хлопнула дверь в подъезде. Только тогда Котька открыл глаза и толкнул брата.

Конечно, трудно после ночных занятий открывать глаза, но Котька крикнул Сашке сначала в одно ухо, потом в другое, и только после этого Сашка подскочил на кровати и начал испуганно озираться по сторонам.

– Ты что, забыл? – спросил Котька брата.

– Чего?

– Я говорю, забыл?

– Нет, – сказал Сашка, натягивая на себя одеяло.

– А уроки помнишь? Смотри, получишь пару – мне будет плохо, – сказал Котька.

Сашка сидел с закрытыми глазами. Казалось, что он ещё спит, но Сашка просто мысленно повторял стихотворение. Слова без труда всплывали в памяти.

– Не получу, – сказал он и открыл глаза.

– А то всегда так: чуть что – я виноват, – сказал Котька.

– А если я получу «петуха»? – спросил Сашка. – Тогда что?

– Тогда будет порядок, – сказал Котька.

«Ну да, – подумал Сашка, – у нас всегда так: за хорошее хвалят тебя, за плохое всегда мне достаётся». И он вспомнил историю, которая произошла в начале весны, когда они разбили окно соседу Григору. Окно разбил Котька, уши надрали Сашке, а когда всё выяснилось, то через неделю Григор надрал ещё раз уши Сашке, хотя тот клялся, что он совсем не Котька, а наоборот. А перед Котей Григор даже извинился. Вредный такой, этот Григор, ему ещё мама приглашала стекольщиков с базара, а стекольщики не хотели идти, их пришлось упрашивать и везти на такси, в чёрном «ЗИМе», как иностранных гостей.

– Ты что, Сашка, передумал? – спросил Котька у брата, потому что тот снова улёгся. – Или ты болеешь? – Котька пощупал Сашкин лоб, сосредоточенно нахмурив брови, точно так, как это делает мама, и сказал: – Нормальная температура… тридцать семь градусов.

– Тридцать семь градусов – это ненормальная, – сказал Сашка, – тридцать семь – это уже плохо. Нормальная – это тридцать шесть.

Котька ещё раз пощупал лоб брата.

– У тебя холодная голова. Градусов двадцать.

– Двадцать – это я уже умер бы, – сказал Сашка и вылез наконец из-под одеяла.

Солнце притаилось за большим дальним домом у парка, и от этого дом казался лёгким. Потом у силуэта дома засветились золотые кромки, и солнце, весёлое солнце, уселось на крышу.

Ровно в половине восьмого Котька поджидал на углу Канатной Вовку. На Котькиной спине висел вещевой мешок, в котором лежал батон, две котлеты, огурец, две большие груши.

Котька хотел выглядеть не хуже Володьки, и, несмотря на то, что джинсов у него не было, а были обыкновенные шорты, он надел берет и полосатую канадскую безрукавку, которую папа весной привёз из Монреаля.

Вовка согласился взять Котьку до Ильичёвска.

Они спустились прохладной и крутой, как трамплин для прыжков на лыжах, улицей Кангуна на Таможенную площадь, прошли через сквер, в котором стоял бронзовый моряк – герой восстания на броненосце «Потёмкин», – и подошли к воротам порта. Они только назывались воротами, хотя никаких ворот здесь не было, а только два шлагбаума между красивыми, как шахматные ладьи, башнями. Шлагбаумы поднимались, и под ними проезжали грузовые и легковые автомобили с людьми, одетыми в морскую форму. Документы на воротах проверяли охранники в матросской форме, немолодые серьёзные люди. Они заглядывали в кузова грузовиков, в «Волги», а потом машины устремлялись к кораблям у дальних причалов и к морю, сверкавшему под ярким утренним солнцем.

По ту сторону башен порта скрежетали колёса катящихся составов, шелестели шинами автопогрузчики и завывали сирены буксиров.

– Стоп! – сказал Вовка, останавливаясь. – У тебя пропуск есть?

– Какой пропуск? – спросил Котька, чувствуя холодок на спине: сейчас может всё сорваться.

Вовка показал ему новенький синий пропуск, на котором золотыми буквами было написано: «Министерство морского флота». Внутри была Вовкина фотография.

Котька возненавидел Вовку: неужели раньше нельзя было предупредить?

– А без пропуска не пустят? – спросил Котька.

– Надо попробовать!

И они двинулись к охраннику, который пропускал людей. Он заглядывал в пропуск, нажимал педаль, и никелированная вертушка пропускала человека в порт.

– Этот парень со мной, – солидно, как мог, сказал Володька и показал свой пропуск.

Охранник оглядел Вовку с головы до ног и сказал:

– А ты с кем?

С Вовки моментально слезла самоуверенность.

– Как «с кем»? Я сам.

– Ну, сам и иди, пока пускаю, – сказал охранник, и вертушка разделила Котьку и Вовку.

Вовка обернулся и беспомощно развёл руками.

«Вот тип! – подумал Котька. – Не мог предупредить раньше».

Его оттеснили от никелированной вертушки.

К проходу потянулись женщины с детьми. В руках у них были букеты цветов. Дети были нарядно одеты – точно так же, как Сашка и Котька, когда встречали папу из рейса и когда ездили с мамой в Батуми и жили там три дня у папы на корабле.

План рушился в самом начале. Надо было что-то предпринимать.

Котька подошёл к смуглому моряку.

– Дядь, – сказал он, – проведите меня, пожалуйста, в порт. Мама уже там, а я задержался.

– К отцу? – спросил у Котьки моряк.

– Ага, – широко заулыбался Котька. (Папа говорил, что у Котьки и Сашки неотразимые улыбки.)

Моряк улыбнулся в ответ.

– А на чём плавает твой отец?

– На «Юрии Гагарине», – сказал Котька.

– Я не видел, парень, в порту «Гагарина». Он, кажется, стоит в Ильичёвске.

– Точно, – сказал Котька. – А я сейчас туда катером пойду.

Моряк показал охраннику большой бордовый с золотым гербом паспорт моряка загранплавания.

– А это кто? – спросил охранник, указывая глазами на Котьку.

– Это мой папа, – быстро сказал Котька.

Охранник посмотрел на моряка, моряк кивнул, и Котька оказался по ту сторону ворот, в порту.

– Ты хоть скажи, как тебя звать? – сказал моряк, когда они отошли от проходной.

– Котька… Котька Байда.

– А отчество?

– Алексеевич.

– Знаю я твоего родителя, – сказал улыбаясь моряк. – Мы с ним в мореходке четыре года трубили…

Они подождали у перехода. Синий тепловоз протянул три платформы с красными металлическими фермами, и шлагбаумы поднялись.

– Ну, мне сюда, – сказал моряк и показал рукой на серый танкер в глубине Хлебной гавани. – Отцу передашь привет. От Гасанова. Запомнишь?

Котька кивнул. Ему было радостно, что здесь, в порту, знают его папу.

Уже издали Котька заметил Вовку Сафонова. Портофлотовский катер «Пилот» стоял впереди греческого сухогруза, и на фоне его чёрного носа казался игрушечным – почти таких же размеров, как якорь «грека», выпущенный из шлюза на толстой ржавой цепи.

Когда Котька ступил на палубу «Пилота», он снисходительно посмотрел на Вовку, этого моряка, в котором форсу на целый океанский лайнер.

«Ты – не Котька»

Из окна класса виден порт от нефтегавани до зелёных крыш судоремонтного завода. Сашка сидел на Котькином месте рядом с Герой и смотрел в окно. Он хотел найти катер, на котором сейчас Котька идёт в новый город, но белых катеров было много. Одни стояли у причалов, другие уходили за мол навстречу медленно ползущим к порту судам под иностранными флагами – это были лоцманские катера, третьи шли вдоль берега, развозя курортников по пляжам. Сашка смотрел в окно и завидовал Котьке. Изумрудное море искрилось, вдали колебался светло-коричневый берег. Воздух был таким чистым, что отсюда, с другого берега залива, были видны чёрные стойки поставленных в море сетей, и дальше – рыбачий совхоз: белые домики под черепицей, в одном из которых прошлым летом Сашка и Котька летом отдыхали с мамой.

– Байда, – сказала учительница, – почему ты смотришь всё время в окно?

Сашка повернул голову к доске и начал так смотреть на учительницу и так внимательно её слушать, что Клавдия Ивановна даже спросила:

– Байда, ты не болен?

– Нет, – сказал Сашка, вставая.

– Ну, садись.

Всё шло хорошо. На перемене к Сашке подошла его учительница и спросила как Сашкино здоровье.

– Болеет, – сказал Сашка. – Ангина. Лежит, не встаёт.

– А кто с ним?

– С ним? – переспросил Сашка.

– Я видела вчера твою маму, она сказала, что уезжает в Ильичёвск.

– Я с ним, – сказал Сашка. – Кормлю его, даю сок…

Учительница спросила, придёт ли в школу Саша в понедельник.

– Конечно, обязательно будет, – сказал Сашка. – Он уже ходит по комнате…

– Ты же сказал, что он не встаёт.

У Сашки стало жарко на макушке.

– Он когда лежит – тогда не встаёт, а когда встаёт – то ходит по комнате, – сказал Сашка. – Он будет в понедельник. Вот увидите. – И он начал уверять её в том, что Сашка обязательно будет в понедельник. Он так уверял учительницу, потому что она такая, что может после четвёртого урока прийти навестить больного Сашку, и сами понимаете, что может из-за этого получиться.

Весь следующий урок Сашка думал о том, где сейчас Котька.

В середине урока Гера подвинул Сашке записку. Сашка развернул её. В ней было три слова: «Ты – не Котька». Сашка поднял голову. Гера хитро улыбался. На рукаве у него была красная полоска, это означало – звеньевой. Ну, а если один из пионеров не явился в школу, послав вместо себя брата-близнеца, то звеньевому этого просто так оставить нельзя. Гера был вредным парнем. Сашка его знал по дому номер шесть на улице Жуковского. Там был большой двор, где мальчишки с трёх улиц обычно играли в футбол. У Геры единственного были настоящие бутсы. Может быть, он поэтому на всех покрикивал, даже на судью.

– А кто же я? – спросил его Сашка спокойно, как смог.

Гера ещё хитрее улыбнулся и написал на другом клочке бумаги: «У Котьки порезан палец».

Сашкиной макушке стало опять жарко.