Текст книги "Долгое прощание (СИ)"

Автор книги: Борис Клейман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Миновав его, дед спустился к Сороти и перешёл речку через мостик, о котором мало кто знал. По тропке он вышел на дорогу к деревне Ульяшки. Но до деревни он не дошёл, свернув к окраине Носово и выйдя прямо на пекарню. В ней работали три толстоногих бабы, жительницы Носово. Были довольны и за работу свою держались. В неопрятных халатах, присыпанные мукой, они рассказывали друг другу о видах на урожай помидоров и огурцов, у кого картошку потратил колорадский жук, у кого дочь "в городе уже четвёртого родила без мужа".

– Батюшки-святы, – спокойно произнесла одна, увидав деда с двустволкой за плечами в проёме двери. ╛– На охоту, что ль, собрался?

Дед взял с лотка горячую буханку и потребовал:

– Сгинь, сука, откушу кусок от морды, – развернулся и ушёл.

– Чё-то я, девки, не по́няла, – сказала старшая и поправила кистью руки волосы на лбу.

Они столпились в дверях, глядя вслед деду.

А тот двигался вдоль центральной улицы Носово, размахивая руками и о чём-то громко говоря. Навстречу ему двигалась семейка доцентов. Марина катила коляску с сестрой, отец и мать, как в юности, взявшись за руки, шли следом. Светило утреннее солнышко, пел в небе жаворонок, ласточки сидели на проводах, иногда неожиданно вспархивая и улетая по своим чижовым делам.

Дед подошёл к ним вплотную. Они встали, удивлённые.

– Гражданин... – произнесли губки-бантики, но договорить не успели.

Со словами "Жри, падла!" дед протянул буханку хлеба даунице, снял с плеча ружьё и разрядил оба ствола в сидящую в кресле больную девушку. Лиза поникла головой. Её грудь и живот превратились в кровавое месиво. Мать присела за спиной Марины и обмочилась. Отец схватился за свои щёки и беззвучно закричал. Марина отскочила в сторону. Коляска опрокинулась. Лиза не шевелилась.

– А вы, ребята, подлецы! – с усмешкой произнёс дед. – Вперёд! Всю вашу сволочь буду я мучить казнию...

После чего лёг в лопухи под забором и, подложив берданку под щёку, уснул.

Через полтора часа с воем и мигалками примчались следаки и прокуратура из Пскова. Дед спал. Так и сложили их вместе на полу ПАЗика – убитую и убийцу. Оперативники объездили и опросили всех – от рокеров, которые на Городище при небольшом костре пекли картошку и жарили куриное мясо этой ночью: "Да не пил он с нами практически. Мы ж тоже за рулём. Две пол-литры "Пшеничной" на семерых – что там пить-то... Нормальный он был, уходил-приходил, обход территории делал. Просил Гребенщикова повторить пару песен, Визбора... Ничего не бросалось в глаза", – до директриссы Тригорской усадьбы: "Странный был – да. Ругался на всех, меня обозвал неприлично. Никогда за ним такого не было. Пошёл куда-то не туда утром – ему в другую сторону всегда было". Пекарши вообще нагородили, Бог весть что: "Охотник. Всех, грит, покусаю щас в кровь, извините, суки. Взял буханку – и на том спасибо, что не покусал. Повезло нам. А эти-то каждое утро за горячим хлебом приходили. Вот, доходились-догулялись..."

Проснулся дед в псковском СИЗО через сутки. "Это гдей-то я?" – удивлялся он. Ему объяснили. Дед оторопел, не поверив. Но когда вызвали на допрос и предъявили фотографии, показания свидетелей-родителей, только качал головой и отвечал: "Ничего не помню. Вообще", ╛– и пускал слезу по убиенной Лизавете, которую до этого не видал ни разу. Через неделю назначили деду психиатрическую экспертизу.

Игорь ездил в Псков, один раз ему дали свидание. Откуда-то появился серьёзный адвокат, который успокоил внука. "Патологическое опьянение налицо. Невменяем. Не волнуйся". На вопрос, сколько надо ему заплатить, он засмеялся: "Уже уплатили!" Деду передали мазь и другие лекарства, тёплый пиджак, носки, чистое бельё. "Картошку ел?" – спросил дед. – "Ел. Вкусная", – ответил Игорь, поняв, о чём идёт речь. Под картошкой он нашёл прикопанный чемоданчик с пачками денег.

На экспертизу собрались практически все врачи больницы: ╛такого старика с таким случаем они ни разу не видали. Задавали вопросы, Лазарь умело на них отвечал. Приобщили к делу показания свидетелей. Когда основная масса разбежалась по отделениям, три врача внимательно посмотрели деду в глаза и сказали: "Симулянт, ты, Лазарь Львович. А теперь между нами, – решение уже вынесено, справка тебе будет, – расскажи, что произошло". Дед, ответно внимательно посмотрел каждому в глаза и тихим голосом рассказал про внука. Три врача как один легли на пол от смеха. "Молодец, дед, – сказали ему, – спас пацана". И выписали справку о патологическом опьянении. "А ты правильно симулировал. Не подкопаешься! ╛– восхитился Зиновий Исаакович Каплан, главврач во всей больнице. – Даже я засомневался. Где научился?" – "Двенадцать лет в соликамских лагерях..." Суд счёл доказательства невменяемости неоспоримыми и освободил Гурвича Лазаря Львовича от ответственности за убийство.

Участковый как-то странно разбился на своём "Иже" с коляской. Мотоцикл разлетелся вдребезги на грунтовой дороге, а самого капитана словно километр протащило по асфальту мордой вниз: лицо, живот, грудь собюодраны были до мяса и даже местами мясо до костей. Одна бляха на ремне прилипла вся в крови к остаткам мундира. Папка с делом об изнасиловании исчезла из запертого сейфа, как не было. Покалеченный, участковый ушёл на пенсию по инвалидности, жена его бросила, скучает, страшный, безносый, одноглазый, в своём домишке на окраине Пушгор. Пенсии едва хватает на пару бутылок и сигареты. Развёл было кроликов, да крольчат стали душить бездомные коты – бросил.

Вскоре и голубая "Лада-Самара" по дороге в Тверь на скорости полтораста километров нежданно-негаданно въехала прямо под кабину "Колхиды", гружённую щебнем. Не справился с управлением Витя Колорадо. Потерял голову. Причём втроём.

А Марина поднялась! Сперва челночила на серокостюмного по маршруту "Ленинград – Пушкиногорье", из Латвии и Эстония возила всякую труху: шоколад, польские и финские хрустящие палочки, кофе и какао растворимые без осадка, крекеры, сигареты, летнюю обувь и шорты; потом они поставили пару-тройку киосков в разных людных местах, и шеф назначил её управляющей; потом открыли на двух тропах в Тригорское и Петровское очень удачно закусочные с сосисками в тесте и фантой, а после и кафешку на пляже Кучане, биотуалет, прогулочные лодки, теннисные и бадминтонные ракетки – всё приносило деньги. А в Ульяшках построили со временем птицеферму с курами и индюшками – и завалили окрестности копчёностями, горячим бульоном с пирожками, честными сосисками. Марина раздалась вширь, но немного. Ресторашку "Талон" превратили в солидное заведение, но Марина оставила дискотеку, в ностальгии продлив танцы до часу ночи. Шеф в сером костюме частенько навещал её и в сауне, и в кирпичном особнячке, который она себе построила. То она к нему приезжала на новенькой маленькой "Ауди".

Дед вернулся после суда назад и втихаря стал переводить деньги в доллары, продолжая ночные бдения в Тригорском. Сотрудники музея посматривали на него с опаской, часто шёпотом советуя не пить спиртное с приезжими. Особенно на Городище – там и не такое по ночам творится. Особенно в полнолуние. Бердан отобрали во избежание. Впрочем, за советами к нему продолжали приезжать по-прежнему специфические приятели, но брать с них он стал валютой. Кроме немецких марок – любой.

Уже в Иерусалиме – "Только Святой Город, нигде больше жить не буду!" – дед открылся Игорю: "А ведь ты мне неродной. Сын мой, Григорий, на твоей матери женился, потому что любил её, девчонку беременную, со школы. И кто твой отец, они уже из каюты "Адмирала Нахимова" сказать не смогут".

"Мой дед – ты", – ответил Игорь.