Текст книги "Попугай Гриша и корпоративная тайна"

Автор книги: Борис Калашников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

9. Астроном в отставке

Майор Гапкин, прибыв утром в отделение, получил доклад от дежурного Петрухина, что серьёзных происшествий не случилось.

– А несерьёзных?

– Опять Васькин, – ефрейтор кивнул в сторону камеры.

Палыч оглянулся и увидел за решёткой лохматого осла. Тот, прислонившись спиной к холодной стене и вытянув ноги, сидел на обитом клеёнкой топчане, мотал ушастой головой из стороны в сторону и мычал.

– Подобрали в сквере напротив мышиной школы. Валялся на тротуаре в непотребном виде и ругался. При задержании сопротивления не оказал, но обозвал сержанта Ломова псом шелудивым.

– Грыж…данин начальник, сигаретка не найдётся? – задержанный поднял голову и дважды с причмокиванием приложил копыто к губам.

– Вам, господин, Васькин хорошо известно, что в камерах курить запрещено, – строго отозвался майор. – Вы у нас постоянный клиент. На прошлой неделе сколько раз вас помещали в вытрезвитель?

– Два.

– Только за одну неделю – дважды. Пора уже выучить правила. Эх, Васькин, оглянись, какая жизнь вокруг! Брось пить, найди себе ослицу, женись и живи, как порядочные ослы живут.

Филипп Павлович укоризненно покачал головой и перед тем, как подняться к себе, напомнил дежурному:

– Сегодня у меня приёмный день. Посетителей пропускайте беспрепятственно.

* * *

Через некоторое время на пороге кабинета начальника отделения показался старый кот с облезлым хвостом и лысиной во весь череп. На плече у него болтался потёртый кожаный тубус. Посетитель, прихрамывая, пересёк помещение, с кряхтением опустился на стул и представился:

– Кошкин Василий Феофанович, в прошлом учитель астрономии, ныне пенсионер, можно сказать, астроном в отставке.

– Ну, Василий Феофанович, что привело вас сюда? – с любопытством рассматривая старика, спросил Гапкин.

– Я вас поздравляю, товарищ майор, с Годом Жёлтой Собаки! – торжественным тоном произнёс астроном и наклонил лысину.

Палыч опешил от такого вступления.

– Если вопрос ко мне, готов выслушать. А жёлтую собаку давайте пока оставим в покое.

– Как же её оставить?! Её невозможно оставить! – возмутился астроном. – Вы знаете, что по лунному календарю наступил Год Жёлтой Собаки?!

– Наша Служба работает по обычному календарю, поэтому, честно говоря, не слышал, – усмехнулся Филипп Павлович.

– Вы зря улыбаетесь, товарищ майор, Жёлтая Собака, как раз вам в масть, поэтому самое важное преступление вы раскроете именно в этом году. Я вас поздравляю…

– Так вы зашли для того, чтобы меня поздравить?

– И не только. Имеется ряд других вопросов, которые я хотел бы с вами обсудить.

– Ну, давайте, с них и начнём.

– Хорошо, только тихо, чтобы мыши не услышали! – истёртым старческим когтем странный посетитель поманил майора к себе и, когда тот наклонился, доверительно прошептал:

– В моём доме живут сто восемьдесят три мыши. Можете не проверять. Всё точно, я посчитал.

Майор отклонился обратно.

– И в других домах живут мыши, что с того?

– Там пусть живут, а этих, из моего дома, накажите.

Рот Гапкина открылся сам собой.

– Как это?

– Ну, что я буду вам объяснять, вы лучше меня знаете… арестуйте, посадите в тюрьму, отправьте в ссылку, наконец.

– Кого арестовать: Иванова, Петрова, Сидорова, Стёпкина, Попкина, Горобкина? Говорите конкретно.

Кот хмыкнул.

– Разве я не достаточно чётко выразился? И Иванова, и Петрова, и Сидорова, и Стёпкина, и Попкина, и Горобкина – всех!

– За что, простите?

– Они не придерживаются геометрических фигур при ходьбе в полнолуние.

Недоумение нарисовалось на сморщенной физиономии начальника отделения.

– Да, господин майор. Вы удивляетесь, а на самом деле удивляться здесь не чему. Они не соблюдают правила, а от этого во Вселенной рушится равновесие, на земле вспыхивают вооруженные конфликты, у меня теряется память и наступает деменция.

– Что, что наступает? – не понял Филипп Павлович.

– Старческое помрачнение рассудка – деменция на медицинском языке. Она у тридцати процентов кошек и собак моего возраста. К вам, господин майор, тоже может прийти, чего я, конечно, не желаю, но даже с майорами такое тоже иногда случается.

Пегие уши начальника отделения приподнялись и тут же опустились.

– Спасибо, за то, что во время предупредили, – натянуто улыбнулся он.

– Не за что… если возникнут вопросы, спрашивайте. У меня большой опыт по этой части…

Майор тяжело вздохнул.

– Василий Феофанович, если у вас проблемы с рассудком, обращайтесь в поликлинику. А это Служба порядка!

– Я знаю, куда обращаюсь. Вы должны арестовать нарушителей, тогда движение небесных тел приобретет гармонию, конфликты прекратятся, наступит мир во всем мире, а ко мне возвратится умственное благополучие.

«Да, – Гапкин почесал затылок, – с такими учеными котами не соскучишься!»

Филипп Павлович попытался растолковать астроному, что даже при полной луне мыши могут двигаться по каким угодно траекториям, если, конечно, они не устраивают при этом демонстраций в неположенных местах и не мешают уличному движению. Все аргументы начальника отделения отскакивали от пенсионера Кошкина, как от стенки горох.

– Их надо обязательно арестовать! – настаивал он на своём.

В это время зазвонил телефон.

– Да, Мартын Глебович, слушаю, – сказал Гапкин в трубку, – Прибыть? Немедленно?! Что-то случилось? Не телефонный разговор? Понял, сейчас буду.

– Извините, – повернулся майор к астроному, – мэр вызывает, надо ехать.

– Так я ещё не рассказал про подземный ход! Я у совы Тарасихи купил вот этот футляр для телескопа… так вот за подкладкой я обнаружил…

– Потом, потом, потом, и про подземный ход, и про сову, и про футляр, и про телескоп, – заторопил пенсионера Палыч. – Поймите, мне некогда, мэр ждёт.

Когда Кошкин на негнущихся лапах и с опущенным хвостом покинул кабинет, Гапкин позвонил дежурному:

– Тут от меня посетитель вышел, у старика не всё в порядке с головой, кто свободен, пусть подвезёт его домой.

– Сержант Ломов может.

– Ломов, так Ломов. Если кто будет спрашивать, я поехал к мэру.

– А что делать с Васькиным?

– Он уже протрезвел?

– Вроде бы.

– Опустите, только предупредите, чтобы было в последний раз.

10. Каптёрка завхоза Хламкина

В медпункте, пахло йодом, валидолом, и ещё чем-то, чем обычно пахнет в медицинских помещениях. Изольда Ниловна – толстая усатая мышь пила чай с малиновым вареньем. Она только отломила кусочек своего любимого шоколада «Мышиная радость», когда услышала на лестнице тяжёлые редкие шаги, пыхтение и тоненькое подвывание.

– Это ко мне! – сказала медсестра сама себе, облизала ложечку, со вздохом сожаления отложила шоколадку на блюдечко, подняла свое большое тело с табурета и, прихрамывая на правую лапу, направилась открывать дверь.

– Ирочка, бедная девочка, зачем же ты его перед собой несёшь! – застонала медсестра, увидев как Зернова, спускалась по ступеням, прижав к животу Слёзкина. – Ты же можешь пупочек надорвать! Поставь его немедленно! Славик, мой хороший, ты же большой уже, иди к тёте Изольде своими ножками.

– Опусти его, Ирочка, он сам дойдёт. Тётя Изольда Славика любит. Славочка, ты же любишь тётю Изольду!? Ну, скажи, любишь?

– Люб…лю-ю, – сквозь всхлипы прошептал Слёзкин.

– Что там у вас опять случилось? – спросила медсестра Зернову.

– Слёзкин левой лапкой начал писать, учительница его ругала… он под столик залез… Серафима Викторовна разнервничалась.

– Ну, я тебя отпускаю, – медсестра погладила девочку по головке. – Мы со Славиком поладим. Мы же с тобой друзья? – обратилась она к мышонку.

– Д…дру…у…зья, – подтвердил дрожащий Славин голосок.

Изольда Ниловна завела первоклассника в кабинет, налила, ему чаю.

– Пей, мой маленький.

Остренькие зубки застучали о край чашки.

– Я… я… не м…м…могу.

– Успокойся, мой хороший, – Изольда Ниловна прижала дрожащую головку к своему мощному бюсту. – Сейчас мы маме позвоним. Ты хочешь поговорить с мамой?

– Угу…у.

Изольда набрала на мобильнике номер владелицы частной стоматологической клиники Иннесы Сергеевны Слёзкиной, пересадила Славика на жёсткую медицинскую кушетку, вручила телефон, а сама стала чем-то шуршать и звякать в холодильнике.

– Что с тобой? – донёсся из трубки истерический вопль Инессы.

– С…сера…ф…фима В…в. икторовна, – только успел произнести мышонок, как аппарат запел короткими гудками.

– Пообщался с мамочкой, вот и хорошо, – проговорила Изольда Ниловна, запихивая Славику в рот кусочек шоколадки, и, когда малыш её проглотил, быстро перевернула его на живот, приспустила штанишки и коротким, точным движением всадила кончик тонкой иглы в правую ягодичку.

– Не больно?

– Нет, – пропищал в подушку Славик, который даже не понял, что ему сделали укол.

– Вот и хорошо, мой миленький. Сейчас всё пройдет. Головка не кружится?

– У-у, – отрицательно замотал головой первоклассник.

– Прекрасно. Побудь здесь. А Изольде Ниловне надо отлучиться в буфет, проверить качество сырничков… Ты любишь сырнички?

– Не очень.

– А тётя Изольда их обожает, – хлопнула дверь, и шаги медсестры затихли где-то на другой стороне вестибюля.

Изольда Ниловна долго не возвращалась. Славику стало грустно. Он встал с кушетки, вышел из медпункта и побрел к лестнице. Чтобы попасть в класс, нужно было подняться на второй этаж, но мышонку вдруг представились злые глаза Серафимы Викторовны, вспомнился её противный визгливый голос, и вместо того, чтобы пойти вверх он побрел по выщербленным ступенькам в подвал.

Там, как знали ученики, находилась каптёрка завхоза Хламкина, в которой тот, якобы, хранил какие-то ценности. Конечно, каждому нормальному мышонку хотелось взглянуть на эти сокровища, прикоснуться к ним и, может быть, даже попробовать на зуб, но завхоз мог не беспокоиться за сохранность имущества: никто из школьников никогда не спускался по этой лестнице.

По школе ходили страшные слухи, будто в подвале живет белая крыса Магдалина, которая похищает и съедает маленьких мышат. Таинственного подвального полумрака боялись все ученики. Даже из четвероклассников редко кто решался сделать более двух шагов вниз. Как только подошва касалась третьей ступени, самый смелый выскакивал обратно, как ужаленный.

* * *

Успокоительный укол начал действовать, лёгкий туман, поплывший перед глазами Славика, отодвинул страх куда-то далеко, мышонок спускался всё глубже и глубже и совсем не думал об опасности.

С коридорного потолка тускло светила лампочка. Перекошенная дверь вела в помещение под лестницей.

«Это и есть каптёрка Хламкина!» – подумал Слёзкин и потянул за ручку.

Крохотная комнатушка была завалена отслужившими свой срок стульями, тазами, швабрами и прочей рухлядью. Малыш нащупал на стене выключатель, загорелся настенный фонарь, осветив бордовое облезлое кресло и обтрёпанную кушетку напротив неё. На полу валялся сломанный биллиардный кий. Славик схватил тяжёлую палку и стал размахивать, представляя, как будет сражаться со злой крысой. С таким оружием было совсем не страшно.

Мышонок улегся на кушетку и положил кий рядом с собой.

Угол под самым потолком был затянут паутиной. Неизвестно откуда взявшаяся муха влетела в коварные сети и с яростным зудом забилась в липких нитях. Появился паук на длинных тонких лапах и засуетился вокруг жертвы, опутывая её клейкими нитями паутины. Звук, издаваемый несчастной, становился всё слабее. Очертания паука слились в серое бесформенное пятно. Глаза мышонка закрылись, и он уснул.

11. «Подслушивающее устройство»

Гапкин застал градоначальника за необычным занятием. Осёл Мартын Глебович Бунтель, вооружившись лупой, с глубокомысленным видом рассматривал блестящую побрякушку величиной с булавочную головку. При этом он был настолько увлечён этим занятием, что даже не взглянул на вошедшего в кабинет начальника отделения.

Филипп Павлович, потоптавшись на месте, вежливо кашлянул. Мэр поднял глаза, показал предмет своего внимания.

– Что это?!

Майор пожал плечами.

– Не то запонка, не то застёжка.

Презрительная насмешка высветилась на ослиной морде.

– Застёжка, запонка, пряжка, брошка… Ни черта не смыслишь, майор. Это подслушивающее устройство! – Бунтель поднял копыто. – Я обнаружил его у себя под столом!

– Не может быть.

– Очень даже может быть! Твоя башка, видно, плохо варит, и я, к сожалению, не могу приставить на её место свою.

Филипп Павлович представил себя с ослиной головой и поёжился.

– Б-рр-р!

– Не делай круглыми глаза! Может быть, мне на хвост сел смертельный враг… надо пошевеливать копытом, а твоя Служба и ухом не ведёт. Бери эту железку и разбирайся.

Блестящая штучка показалась начальнику отделения знакомой.

– Мне кажется, я где-то подобное уже видел… но на подслушивающее устройство, вроде бы, не похоже…

– Не похоже, не похоже… это самая натуральная подслушка. Если ты не понимаешь, то я точно знаю. Вот смотри, четыре усика торчат. Два согнуты, а два стоят прямо. Это что?

– Мне трудно сказать…

– А я тебе скажу. Это антенны. На них накапливается информация и прямо из кабинета отправляется моему недоброжелателю. На, потрогай.

Гапкин прикоснулся к острым кончикам «антенн» и недоверчиво хмыкнул.

– А ты не хмыкай. Расхмыкался тут, понимаешь. Отдай своим специалистам. Пусть обследуют на аппаратах. Надо проработать все версии. Может заговор политических противников, а может ещё хуже – моя жена, Муся Исаевна, за мной следить решила… у неё ума хватит. Так, вот, я власть, а ты и твоя Служба должны обезопасить мою личную жизнь от бестактных вторжений, в том числе, и со стороны супруги.

Мартын Глебович заёрзал в кресле и вытянул длинные ноги. Молнии заиграли на высунувшихся из-под стола штиблетах.

– Извините, – сказал майор, отворачиваясь и делая вид, что вытирает нос платочком. Ему с трудом удалось сдержаться, чтобы не прыснуть от смеха: на начищенной до блеска коже левого полуботинка градоначальника сияла маленькая декоративная бляшка. На правом должна была быть точно такая же, но оторвалась, и на её месте остался только тёмный отпечаток с четырьмя крохотными дырочками по краям: это её – отскочившую бляшку, Бунтель принял за подслушивающее устройство. Но не станешь же указывать мэру, хоть он и осёл, на его глупость!

– Пусть самые лучшие специалисты проверят на аппаратах. Результат доложите мне лично, – строго сказал градоначальник.

– Непременно.

– Есть ли у вас что-нибудь новенькое по «Мышиному кредиту»? – переменил тему Бунтель.

– Пока нет, но работаем…

– Я вижу, как вы работаете, если простую, понимаешь, прослушку распознать не можете. Видимо, пока сам за «Мышиный кредит» не возьмусь, толку не будет.

«Этого ещё не хватало! – подумал Гапкин. – Не дай Бог влезет со своими ослиными мозгами и таких дров наломает, что век не распутаемся. Однако, в одном мэр прав, нашумевшее дело надо обязательно раскрыть. Зацепок, правда, мало. Куда же делась, эта разноглазая гастролёрша, помешавшая Поросюку сделать звонок руководству банка? Она наверняка связана с грабителями и знает, где скрывается Лёмпа со своей Бригадой».

12. «Амбассадор делюкс»

Между тем, особа, устроившая в день ограбления истерику в «Мышином кредите», находилась совсем неподалёку от мэрии в гостинице «Гусь лапчатый». Это была Дуся Баламут, известная в воровских кругах под кличкой Цаца, но вряд ли кто-то смог бы признать скандалистку в абсолютно белой кошке с совершенно одинаковыми голубыми глазами.

Дуся в шёлковом тёмно-синем халате сидела на пуфике перед трельяжем в самом дорогом номере лучшего городского отеля и раздумывала, какими линзами на этот раз замаскировать голубизну своих глаз.

Номер имел персональное название «Амбассадор делюкс», занимал весь третий этаж и состоял из просторной гостиной с креслами и круглым столом, спальни с широченной кроватью, и будуара, обставленного многочисленными зеркалами. Остановив свой выбор на карих, Дуся полюбовалась в зеркале на новый имидж и сказала сама себе:

– Под такие гляделки лучше всего подойдёт тусклая, невыразительная внешность.

Из многочисленных баночек, которыми был уставлен туалетный столик, она придвинула к себе одну и, прищурившись, стала кисточкой накладывать грим на белоснежные щёки. Её холёная физиономия уже приобрела вполне заурядный облик самой простой, ничем не примечательной серой кошки, когда скрипнула дверь, и в многочисленных зеркалах отразилась коренастая фигура рыжего кота с несоразмерно большой головой и короткой толстой шеей. В правой лапе у вошедшего была зажата карточная колода.

Это был Дусин сожитель Дорофей Мурлыга, зарегистрировавшийся в гостинице как президент фонда «Коготь милосердия».

– В этой дыре – Мышанске, мы, кажется, сняли всё, что могли, – хрипло мяукнул кот, и колода в лапах профессионального шулера сама собой разложилась веером и тут же сложилась. – Пора сваливать.

Дуся, закусив губу, подрисовала три тёмные вертикальные полоски между бровями и прошипела сквозь сжатые зубы:

– Слинять – не проблема, сняли тачку… вжик, и ищи ветра в поле. Но Бригада Лёмпы! Менты дороги перекрыли, если волков повяжут, они сдадут нас с потрохами. – Кошка повернула острую морду вправо, затем влево. – Потусуемся пока. Как волна спадёт… сплавим сначала Бригаду… а потом уже и сами смажем лыжи. А пока, то да сё, какую-нибудь халтурку по мелочи замутим… чисто ради искусства.

Кот с сомнением покачал головой.

– Ты же сама говорила, в одном месте два раза не стреляем.

Дуся, работая кисточкой, подпёрла щёку языком изнутри.

– Не стреляем, но чтобы не сидеть без дела, почему бы не замутить… так, без риска, чисто из спортивного интереса?

Она стёрла с губ остатки помады и встала. Теперь это была не очередная гламурная красавица, каких много перевидал этот роскошный будуар, а всего лишь обыкновенная домашняя, ничем не примечательная серая кошка.

– Ну, как?

– Как всегда великолепно!

Дуся достала из гардероба и затолкала в рюкзачок цветастый платок, надела большие чёрные очки. Бордовая вязаная шапочка, закрыла перекрашенный лоб.

– Чао, – она закинула за спину рюкзак, с которым почти никогда не расставалась, послала от двери воздушный поцелуй и исчезла.

* * *

Когда-то эта кошачья парочка выступала в столичном театре. Дуся Баламут, способная изменить до неузнаваемости свой облик и подделать чужой голос, пародировала и пела, Дорофей развлекал публику силовыми номерами и карточными фокусами. С позором изгнанные из прославленного коллектива «за мошенничество, воровство, вымогательство и другие поступки, «несовместимые с высоким званием артиста» бывшие «звезды» шоу-бизнеса начали использовать свои эстрадные таланты в далёких от искусства целях. В криминальных кругах сожители получили известность вместе, как «Парочка», а по отдельности, как «Цаца» и «Винт».

Хитроумный план налёта на «Мышиный кредит» родился в затейливой голове Цаци. Бригада Лёмпы всего лишь исполнила то, что придумала кошка.

13. Воровка в отделении

Рыбина подошла к доске и, простучав мелом, развернулась к классу.

– Сколько будет, пять прибавить семь?

На последней парте, дружно засопели братья-близнецы Сыровы – Петя сидел, развалившись, а Колюшка, надув толстые щеки и послюнив коготок, сдирал им что-то в тетради.

– Сыров, ты чего развалился? – обратилась Рыбина к Петру. – Парта – не кровать! Ну-ка сядь, как положено! Николай, зачем ты тетрадь портишь? Она хрустики стоит! Ну, сил моих больше нет! Почему не списали с доски пример?

– Не поняли, – не прерывая своего занятия и, не поднимая головы, буркнул Колюшка.

– Что же здесь непонятного?! Надо списать с доски и решить!

* * *

В то время, когда Рыбина разбиралась с братьями Сыровыми, в медпункт вбежала взбешённая Инесса Сергеевна Слёзкина. На её плече болталась дамская сумочка, красная шляпа с широкими волнистыми полями была глубоко надвинута на лоб, чёрные глаза излучали ярость.

– Где мой сын?! – закричала она с порога.

Изольда Ниловна поставила на стол чашку с недопитым чаем.

– Не волнуйся, Инесса! Я сделала укольчик. Славик успокоился и, думаю, сейчас на уроке. Садись, выпей чайку. Хочешь, с сырничком. Меня буфетчица снабдила. Мышата не съедают, она и сбагривает…

– Некогда! Надо с Рыбой разбираться, чуть ли не на каждом уроке доводит Славика до истерики!

– Это уму непостижимо, – покачала головой медсестра, – детей не любит, работать с ними не умеет. Таких учителей надо гнать из школы позорной метлой.

– Так почему же её не гонят?!

– Очень просто, милочка. Серафима смотрит директору в рот, поддакивает, когда надо… такие Хомячкову нужны… родители жалуются, а всё бесполезно…

– Я жаловаться не буду, – хищно осклабилась Слёзкина. – У меня один сын, и я смогу за него постоять.

* * *

Ломов подвёз бывшего астронома к подъезду дома. Пенсионер вошёл внутрь и помахал на прощанье, а сержант, получив команду от дежурного по отделению, помчался на рынок, где на карманной краже попалась кошка.

Воровка была в цветастом платке, в короткой куртке, из-под которой выглядывал линялый байковый халат. Документов при себе не имела, на вопросы не отвечала.

По пути, нахохлившись и опустив голову, сидела за перегородкой в заднем отделении автомобиля. Но когда Ломов, припарковав машину, открыл дверцу и тронул кошку за плечо, приглашая на выход, она вдруг извернулась, злобно мяукнула, укусила сержанта за кисть, выскочила из салона и попыталась сбежать.

Ломов успел поставить подножку. Воровка споткнулась, ударилась об дверь машины, и была схвачена. От ушиба один глаз у неё оплыл, превратившись в узенькую щёлку.

– Ты, что с ней сделал, Колёк, – дежурный ефрейтор Петрухин приподнялся в кресле.

– Сама виновата, – хмуро проворчал сержант. – Представляешь, сволочь, хватанула зубами ни за что ни про что.

Очутившись за решеткой, кошка опустилась на колени и, раскачиваясь из стороны в сторону, стала жалобно подвывать. Ломов промокнул платком кровь, выступившую из ранки, и спросил:

– Палыч здесь?

– Они с Бульдогиным в кабинете засели, – Петрухин заёрзал на стуле и, помолчав, добавил, показывая на распухшую кошачью физиономию. – Шеф увидит, разнос сделает… Да, пусть затихнет дрянь такая! Начальство здесь всё-таки…

Ломов обернулся к кошке.

– Заткнись!

Та перестала выть, уперлась лбом в пол и, покачиваясь, как тибетский шаман, запричитала на непонятном языке.

– Ишь, прикидывается, – сержант посмотрел на испятнанный платок, и широким языком несколько раз лизнул рану.

– Слышь, Валер, сейчас вёз домой бывшего астронома, который на приёме у Палыча был. Занятный такой старикашка, я тебе скажу. Всю дорогу нёс галиматью про каких-то мышей, которые неправильно ходят в полнолуние, а потом рассказал, что владелец казино, которое сто с лишним лет тому назад находилось в здании мышиной школы, якобы, оставил в нашем городе клад – триста двадцать семь килограммов чистого золота.

– Ух, ты! – изумился Петрухин. – Ну и горазд, старикан, сочинять!

– Я понимаю, что в башке у него полное «ку-ку», но, ты знаешь, так складно мурлыкает, что даже верится. Говорит, что к кладу ведёт подземный ход, который начинается от школы. Он, будто бы, купил у совы Тарасихи кожаный футляр для своего телескопа, а в нем под подкладкой скрывалась бумага, в которой всё написано. Он эту бумаженцию так и носит в футляре вместе с телескопом. Хотел Палычу показать, но не успел, шефа Бунтель вызвал. Астроном даже вытащил из своей трубы план подземного хода, чтобы я взглянул, но тут ты дёрнул из-за этой сволочи, – он кивнул в сторону задержанной, – пришлось извиниться и на рынок. Может, стоит всё-таки доложить майору?

Дежурный усмехнулся.

– Ну, ты, Коля, даёшь! Крыша у пенсионера давно съехала с катушек. Если ты с откровениями сумасшедшего вылезешь к Палычу, он решит, что у тебя, Колёк, тоже не всё в порядке с мозгами.

Когда Ломов заговорил об астрономе, за решеткой прекратились шаманские причитания, воровка насторожилась, прислушалась.

– Мне, кажется, эта, – прошептал дежурный и показал глазами на кошку, – зыкает, видишь, затихла.

– Ни бельмеса она по-русски не понимает.

– А может, что-то и сечёт, но притворяется, я…

Резкий телефонный звонок прервал разговор.

– Дежурный по отделению слушает… Так… Понял… Не хотят уходить?.. Сколько их?.. Пьяные?.. Понял… Адрес, пожалуйста… Академика Норкина восемь, квартира пятьдесят два… Понял… Высылаю сотрудника… – ефрейтор бросил трубку.

– Слышь, Коля, поезжай. Одна Мурка пригласила в себе две кошачьи пары. Гости всю ночь пьянствовали, мебель изодрали, подняли такой вой, что дом на уши стал. Хозяйка их пыталась прогнать, а они её исцарапали и саму выставили из квартиры.

Ломов досадливо скривился.

– Опять коты… Надоели страшно… Если выпьют, то обязательно орать так, чтобы у других шерсть дыбом встала… А потом диваны драть – для них – первое удовольствие. Ладно. Я двинул. Палычу, если спросит, про эту, – сержант ткнул пальцем в сторону воровки, – скажи, что я сам доложу обстоятельства.

Как только дверь за Ломовым затворилась, в камере послышалось шевеление, а затем раздался пронзительный вопль:

– Мя-а-а-у!

Петрухин вскочил с места. Кошка, схватившись за живот, каталась по полу и орала не своим голосом. Ефрейтор бросился, было, вслед за Ломовым, но оперативная машина уже отъехала, оставив за собой только облачко синего дыма.

– Что с тобой?! – пролаял ефрейтор, притиснув морду к решётке. Ответом ему был душераздирающий крик.

«Валидол, ношпа, панандол…» – замелькали в голове у Петрухина названия лекарств, и он ринулся на второй этаж, где находилась аптечка.

Как только ефрейтор скрылся, кошка, не прекращая истошно орать, просунула лапу сквозь решётку, выгнула её немыслимым образом, повернула ключ, забытый Ломовым в замке, открыла дверь, ветром пронеслась мимо опустевшей дежурки, выскочила из здания и исчезла.