Текст книги "Джордано Бруно и генезис классической науки"

Автор книги: Борис Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Изложенный взгляд на литературный стиль Бруно позволяет найти некоторые до сих пор не выявленные истоки его творчества в литературе XVI в. Ограничимся некоторыми примерами. Они относятся к народной традиции Чинквеченто, были в свое время с большой глубиной и историческим чутьем разобраны Ольшки, но последний не видел их связи с творчеством Бруно.

В существовании в XVI в. народной традиции, неявным образом подготавливавшей рационализм и механическую картину мира XVII в., можно убедиться, знакомясь с высказываниями Бенедетто Варки. Ольшки рассматривал эти высказывания как иллюстрацию борьбы против латыни и проникновения народного языка в научную литературу. Но они интересны и в других отношениях.

В середине XVI в. Бенедетто Варки был, вероятно, самым активным сторонником и участником популяризации науки, которая оказалась столь важным направлением идейной эволюции того времени. В 1543 г. он начал читать во Флорентийской академии лекции о Данте. Он комментировал части "Божественной комедии", где излагались физиологические, психологические и затем астрономические концепции. Отметим, что в одной из лекций об астрономических идеях "Божественной комедии" Варки заявляет, что в будущем астрономия пойдет дальше того, что знают или знали самые высокие {199} авторитеты. В XVI в. такое заявление не было тривиальным.

Далее, Варки читал лекции о теплоте и, наконец, большой цикл лекций об Эросе – о любви как о движущей силе природы. Здесь трактовались естественнонаучные, моральные и в особенности эстетические проблемы.

Во всей этой энциклопедической популяризации не сразу увидишь новые взгляды, противостоящие перипатетическим догматам. Но вот в рукописи об алхимии, написанной Варки в 1544 г. и напечатанной лишь через 300 лет, мы встречаем весьма решительное возражение против Аристотелевой теории падения тел. При этом Варки ссылается на авторов – своих единомышленников, в трудах которых мы не встречаем аналогичных возражении против Аристотелевой теории падения. Это иллюстрирует неявный характер антиперипатетической тенденции. По-видимому, литературные свидетельства – лишь небольшая часть или лишь отражение большой разговорной традиции. По-видимому, многие ученые Чинквеченто полемизировали с перипатетической концепцией в устных беседах и в популярных лекциях.

В XVI в. именно в этой прячущейся от глаз историка неявной сфере больше всего распространялись идеи Коперника. Здесь в устных выступлениях и в популярных произведениях на языке народа защищалась гелиоцентрическая система в годы, когда официальная научная литература игнорировала ее или отвергала. Ольшки, отмечая эту тенденцию, приводит в качестве примера книгу "Мраморные ступени", опубликованную в 1552 г. и написанную Антонио Франческо Дони. Этот писатель, очень образованный, причем не только в гуманистическом смысле, но и в более практическом и современном, был, по выражению Ольшки, "журналистом без журнала, публицистом без убеждений, священником без веры, светским человеком без манер" 12.

Все произведения Дони проникнуты резкой ненавистью к педантам и агеластам. В книге "Мраморные ступени" некий дух летает над крышами Флоренции, видит, что происходит под этими крышами, на улицах и площадях, слышит разговоры и угадывает мысли. Дони передает беседу на мраморных ступенях церкви Санта-Репарата, беседу группы своих сограждан, называя некоторых из них действительными именами. Здесь – сторож, аптекарь, трактирщик, поэт, {200} скульптор, токарь, сапожник и т. д. Они сохраняют профессиональные особенности речи, а беседа в целом передает общий колорит флорентийской моральной, религиозной, политической, художественно-литературной и научной мысли. Все они – люди, почерпнувшие свои знания из книг на итальянском языке.

В этой беседе Карафулла – очень известный в середине XVI в. автор шуток, которые ходили по Флоренции, человек, которому приписывали почти все анонимные остроты,– защищает гелиоцентрическую систему. Он же, отметим кстати, излагает теорию приливов, мало отличающуюся от выдвинутой 80 лет спустя Галилеем.

Вернемся к связи стиля Бруно и его литературных истоков с новой космологией, с идеей однородности пространства. Как уже говорилось, концепция абсолютного пространства, натянутого на абсолютный "верх" высшие сферы мироздания и абсолютный "низ" – центр Земли, приобрела в Средние века при канонизации Аристотелевых воззрений очень отчетливый религиозный и моральный эквивалент. Бахтин заметил, что в церковной и светской литературе Средневековья иерархия высшего и низшего имела не символический, а строго топографический характер13. "Высшее было действительно высшим по отношению к земной поверхности, концентрические сферы были сферами сосредоточения различных, возрастающих по мере удаления от Земли вверх религиозных, моральных и метафизических ценностей. Напротив, чем дальше вниз от земной поверхности, тем ниже положение сосредоточенных здесь существ по отношению к религиозному и моральному идеалу".

Такое совпадение топографического и морально-религиозного "верха" и "низа" имело существенное значение для связи между картиной мира, с одной стороны, и всей системой идеологического оправдания средневекового общества – с другой.

Последнее опиралось на религиозно-моральную иерархию, совпадающую с абсолютной топографией Аристотелевой космологии. В самом деле, ведь для Аристотеля именно вертикальные смещения по направлениям, пересекающимся в центре Земли, были абсолютными смещениями. Тяжелое тело находится в своем естественном месте на Земле и вне своего естественного места на отдаленной концентрической сфере, т. е, на расстоянии от {201} Земли. Система естественных мест, границ и центра мироздания образует каркас, на который натянуто неоднородное пространство. Поведение тела определяется его положением в пространстве – пребыванием в естественном месте или вне его. Поэтому пространство Аристотеля неоднородно вдоль радиальных линий, сходящихся в центре Земли. Напротив, горизонтальные смещения, движения, не меняющие расстояния тела от Земли, не сопровождаются нарушением или восстановлением статической гармонии бытия, на концентрических сферических поверхностях, окружающих Землю, все точки равноправны и все движения относительны.

Когда только складывалась христианская догматика, в нее вошла античная концепция иерархии небесных сфер, впрочем не в Аристотелевой, а в неоплатонической версии. Дионисий Ареопагит, соединявший неоплатонизм с христианством, в своих (вернее, приписываемых ему) произведениях "О небесной иерархии" и "О церковной иерархии", а также в других произведениях, оказавших столь большое влияние на Эриугену, Фому Аквинского и на всю религиозную догматику Средневековья, делит пространство на иерархические круги (неоплатоническая схема) и видит в искуплений связь между ними (христианская схема). На этой основе разрослась мощная система "вертикальных" метафор, а затем – серия топографически-религиозных, топографически-моральных, топографически-публицистических описаний, достигших своей вершины в "Божественной комедии", где, впрочем, по справедливому замечанию Бахтина, "вертикальной" иерархии противостоит "стремление образов вырваться на горизонталь реального пространства и исторического времени, стремление осмыслить и оформить свою судьбу вне иерархических норм и оценок средневековья" 14.

Представление о неоднородном пространстве (неоднородном по вертикальным направлениям) и о центре мира нельзя было разрушить без некоторого ослабления связанных с ним особенностей средневекового мышления. Абсолютизация религиозной и моральной иерархии, так тесно связанная с геоцентрической абсолютизацией пространства, подлежала дискредитации не только в логическом, но и в психологическом плане. Требовалось не только опровергнуть силлогизмы традиционной космологической концепции, но и развеять то множество {202} догматических, моральных, литературных ассоциаций, которое играло такую большую роль в абсолютистской интуиции, в интуитивном представлении о центре мироздания как абсолютном "низе" и многоступенчатом небе как абсолютном "верхе".

Именно такая задача стояла перед Бруно. Она стояла перед всей наукой XVI-XVII вв. и была тесно связана с обобщением гелиоцентрической схемы, с переходом от, Вселенной с центром – Солнцем, к Вселенной без центра, к однородному пространству и к относительности движения как космическому принципу. Именно эта задача определяет историческое значение стиля мышления и литературного стиля Бруно. Карнавально-макаронические травестии, неканонические смещения жанров, странное и грубое в глазах педантов сближение, уподобление, иногда отождествление и почти всегда неожиданное перемешивание высокого и низкого дезорганизовало традиционную стилевую иерархию и через систему ассоциаций – традиционную топографическую иерархию.