Текст книги "Идеология: между метафизикой и социальным контролем"
Автор книги: Борис Голованов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Часть II. Концептуальные модели идеологии
В XX веке феномен идеологии претерпевает глубокую трансформацию. Идеология из надстроечной конструкции отдельных социальных общностей и политических организаций превращается в фактор, определяющий жизнь государств и мировую политику. В первой половине прошедшего столетия идеологическое противоборство коммунистического СССР и буржуазного Запада становится той пружиной, которая начинает раскручивать новый виток мировой истории[81]81
О роли идеологии в этот период см. работы: Marcuse, Herbert: Soviet Marxism. – NewYork: Columbia University Press 1958. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / С. Хантингтон; пер. с англ. Т. Велимеева, Ю. Новикова. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2003.
[Закрыть]. Вторая мировая война продемонстрировала значение идеологического противостояния для выживания государств и народов. Развернувшаяся во второй половине XX века холодная война сконцентрировала противостояние двух мировых систем в области идеологии и массовой психологии; силовые столкновения и экономическое давление лишь завершали процесс идеологического разложения противника.
Идеология становится неизбывным фактором управления общественными процессами, она выходит за границы собственно политики и охватывает все сферы жизни индустриального общества.
Идеологическое противостояние двух мировых систем поляризовало развитие социальных наук по принципу классовой и партийной принадлежности, в силу чего концептуальное осмысление феномена идеологии пошло в разных направлениях и разными темпами. В Европе и США, избежавших катаклизмов коммунистической революции и направившихся по пути глобальной индустриализации, главные усилия были сосретоточены на очищении научного исследования от ценностных искажений фактического знания. Идеология рассматривалась как разновидность искажения научного знания, культивируемая злонамеренной политической властью. Однако события первой половины XX века показали, что позитивная наука не всегда становится на сторону гуманизма и человечности; забывая свои гуманистические истоки, она для человечества создает не дом, а клетку.
2.1. Политическая борьба как жизненная основа идеологии
В начале XX века марксизм, провозгласивший себя идеологией всеобщего освобождения, на практике столкнулся с проблемой формирования политического субъекта государственного уровня. Внутри европейских марксистов произошел раскол на социал-демократов, полагавших, что эту задачу можно решать, оставаясь в пространстве гражданского общества и буржуазной демократии, и тех, кто считал, что новое общество, возможно только как результат революции и установления власти пролетариата. Логика становления нового политического субъекта подвела сторонников революционного марксизма к идее научной идеологии и ведения идеологической борьбы с помощью новейших достижений науки. Были подвергнуты решительной критике сторонники соединения марксизма с религией и культивирования в пролетарских массах нового религиозного чувства[82]82
См. напр. Аксельрод Л. (Ортодокс). В защиту идеологии // Действительность и идеология. Петроград, 1912.
[Закрыть].
На новом этапе развития социальной теории марксизму необходимо было решить принципиальную задачу, сформулированную еще в раннем марксизме: перейти от понимания коммунизма как негативного движения, разлагающего существующее буржуазное общество, к позитивному утверждению коммунизма как формы самосознания, «неопосредованной отрицанием религии и частной собственности»[83]83
Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года / К. Маркс, Ф. Энгельс. Из ранних произведений. – М., 1956. – С. 598.
[Закрыть]. Практическое действие не могло бесконечно основываться на отрицании существующей реальности, для позитивного развития необходимо было зафиксировать новую реальность хотя бы в ее основных, определяющих чертах. Новый политический субъект должен был понять себя не только через утопию и тотальное отрицание общества частной собственности. На рубеже двух веков марксизму предстояло трансформироваться из радикальной критики капиталистической действительности в позитивное самосознание новой действительности. Перед рабочим движением и его политическими организациями встала практическая задача трансформации из «класса-в-себе» в «класс-для-себя», т. е. превращения в господствующий класс, имеющий свой политический проект.
Ключевое противоречие новой идеологии заключалось в необходимости одновременного решения двух разнонаправленных задач. С одной стороны, задача выживания общественного целого требовала концентрации на проблеме индустриализации, это невозможно было сделать без заимствования форм организации труда, созданных старым обществом; с другой стороны, задача становления нового субъекта исторического развития требовала углубления понимания человеческой природы, формирования условий и способов развития человеческой субъективности.
Политическая борьба в тот период становится такой формой практики, на основе которой складывается самосознание нового коллективного субъекта и происходит вызревание новой субъективности. Философское содержание политической борьбы, как борьбы самосознаний за признание, было гениально предвосхищено Г. В. Ф. Гегелем в «Феноменологии духа». Через борьбу самосознаний за признание выявляется смысл движения духа – осваивать в чуждом свое, в возвращении к себе из инобытия.
Марксизм расширил это понимание, включив диалектику самосознания в контекст борьбы живого и овеществленного труда пролетариата, с одной стороны, и капитала – с другой. Социальная теория рассматривалась марксизмом как составная часть революционной практики, освобождающей живой труд от господства капитала. Марксизм с момента своего рождения настаивал на том, что политическая жизнь в силу своей природы постоянно производит противоборствующие полярности (буржуа и пролетариев, феодалов и крестьян, рабовладельцев и рабов и т. д.); новое самосознание рождается в процессе возвращения человека из отчужденного бытия, в котором он пребывал в качестве индустриально эксплуатируемого пролетария.
Свежий импульс развитию идеологии придало появление в европейской философской мысли новых течений – феноменологии и философии жизни. Общественное самосознание восходит на новый уровень, как только философская рефлексия обращается к постижению такого предмета, как жизнь. Для понимания жизни важна не только внешняя ее сторона, но и внутренняя. Жизнь существует и развивается только в постоянной координации со своим внутренним центром, зародышем субъективности. С позиций новых представлений о жизни как универсальном явлении начинается осмысление политической борьбы и становление политических субъектов.
Идеология в качестве политического самосознания представляет собой духовное явление, выражающее принципиальную структуру политической жизни общества. Используя формы научного мышления, идеологические доктрины стремятся интегрировать разорванную противоборствующими силами политическую реальность, представить ее как результат деятельности единого субъекта. Одновременно каждая из противоборствующих идеологий стремится усвоить и поглотить идеологию политического противника – как свое собственное инобытие. Это инобытие представлено образом врага, с которым необходимо вести борьбу не на жизнь, а на смерть. Конструируя образ врага, политический субъект вступает в определенное отношение со своим политическим антагонистом – в этом отношении победа над противником понимается не как его смерть и аннигиляция, а как ассимилирование содержания его идеологической доктрины и установление концептуального превосходства.
О политической борьбе можно сказать, что она является своеобразным творческим актом, из которого невозможно исключить момент иррациональности и непредсказуемости. Сознание, которое формируется в политической борьбе, содержит две противоположные интенции: сознание зависимости и нужды и сознание спонтанности и свободного волеизъявления. Рождающееся в политической борьбе сознание следует понимать не только как рациональную познавательную деятельность, но и как отношение к жизни. Понимать сознание как отношение к жизни означает понимать его не только как объективное содержание научной теории, но и как идеологию, как стремление превратиться в самосознание политического субъекта, стать определенной модальностью политического бытия. Задача политической идеологии – соединить теоретическое мышление с его ближайшей жизненной основой, понятой как политическая борьба.
Диалектику жизненного основания самосознания весьма удачно выразил Х.-Г. Гадамер. В работе «Истина и метод» он писал: «Между жизнью и самосознанием действительно есть некоторая аналогия. Жизнь определяется тем, что живое существо само отличает себя от мира, в котором оно живет и с которым остается связанным, и сохраняется в таком саморазличении. Самосохранение живого происходит путем включения в него вне его сущего. Все живое питается чуждым ему. Фундаментальный факт жизненности – это ассимиляция. Различие одновременно является неразличимостью. Чужое присваивается… Его бытие состоит в том, чтобы уметь все и каждое сделать предметом своего знания и тем не менее во всем и каждом знать себя самое»[84]84
Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. – М., 1988. – С. 303.
[Закрыть].
Переходя на уровень самосознания, человеческий дух преодолевает ограниченность реифицированного мышления, он уясняет новое отношение к своему жизненному субстрату. Погружаясь в жизненный мир, субъект познания включается в отношение к Иному. Нацеленная на познание жизненного мира научная рефлексия выходит на новый уровень своего развертывания: над предметным знанием надстраивается коммуникативная рефлексия, которая вплетается в процесс формирования общественных отношений и конституирования социального организма.
Реифицированное, объектное мышление, обслуживающее процесс материализации, не способно ухватить диалектику жизни, поскольку то, «что является жизненным, то в действительности никогда не познается предметным сознанием, напряжением разума, который стремится проникнуть в законы явлений. Жизненное – не такое свойство, чтобы можно было извне достичь постижения жизненности… Жизнь можно испытать только способом самоощущения».[85]85
Там же. – С. 310.
[Закрыть] Жизнь, так же как и самосознание, – это отношение внутри целого. Естественные науки, будучи вовлеченными в воспроизводство социальной жизни, концентрируются на процессах овеществления и создания технологического базиса общества, тогда как гуманитарные науки должны быть озабочены «возвращением» человеческой субъективности из овеществленного мира.
Первая мировая война и российская революция раскололи политическую жизнь Европы на две части, между которыми опустился железный занавес. В сложившихся исторических условиях советский марксизм сосредоточился на процессах индустриализации и развитии физико-технических наук. Классовая борьба – как принцип советской политической доктрины – ориентировала научное познание на освоение вещных форм социальной жизни, на внешнее описание социальных общностей и культивирование принудительных методов идентификации. Советский марксизм – как мировоззрение и социально-политическое учение – формировался, решая задачи создания технологического базиса социалистического общества и выживания советского народа.
Западная наука и философия в значительно большей мере, чем советский марксизм, уделяли внимание гуманитарной составляющей познания. Новые философские течения брали за исходные основания не абстракции «материи» и «сознания», но жизненный мир, в пространстве которого осуществляется переход от бессознательного к осознанному. Жизнь, как принцип мировоззрения, ассимилировала естественно-научный способ мышления, вписывая его в контекст гуманистического видения мира. Социальная теория в новом мировоззрении рассматривалась как своеобразный фермент, стимулирующий развитие общественного организма. Социальная теория и ее идеологическая инфраструктура стали важнейшим фактором формирования общественных отношений.
2.2. Идеология как философская рефлексия классового сознания (Г. Лукач)
2.2.1. Генезис классового сознания и идеологияПосле свершения в России Октябрьской революции большевики во главе с В. Лениным оказались в критической ситуации не только с точки зрения экономики и организации государственной власти, но и с точки зрения управления сознанием масс. Ввязавшись в бой на обширном и непредсказуемом политическом пространстве, они оказались в стихии коллективного бессознательного, управление которым составило важнейшую проблему XX века. Горстке революционеров, относившихся к марксизму как к науке, противостояли массы рабочих и крестьян, воспринимавших марксизм как квазирелигию. Значительная часть самих революционеров склонна была рассматривать марксизм как «научно-социалистическую религию» и преподносить ее массам как новое откровение свыше.
Подавляющему большинству участников революции в силу уровня образования и духовного развития не была доступна вся полнота социальной теории, на основе которой эта революция совершалась. В этих условиях, с одной стороны, важно было сохранить непосредственную связь с массами, с другой стороны, практически неизбежными становились упрощение и догматизация марксизма. В ситуации революционной борьбы, когда решались вопросы жизни и смерти, не были слышны голоса тех, кто разоблачал иллюзии и настаивал на строгости научного исследования. Тем большего внимания заслуживают работы тех авторов, которые в условиях борьбы за выживание пытались сохранить высокий уровень марксистских исследований.
Работа Дьердя (Георга) Лукача «История и классовое сознание» до настоящего времени является одним из выдающихся образцов теоретического осмысления революционного опыта. Хотя важнейшая часть этой работы – «Овеществление и сознание пролетариата» – вышла на русском языке практически одновременно с немецким оригиналом, понадобилось восемь десятилетий, чтобы был издан полный перевод этой книги. В этом временном интервале было и восхищение содержанием работы в западноевропейских научных кругах, и критика в рядах III Интернационала, преследование автора на его родине, изгнание из Вены, жизнь в стране победившего социализма, отлучение от «подлинного» марксизма в СССР, покаяние и признание ошибок, участие в венгерских событиях 1956 года, дистанцирование от политики, разработка системы эстетических категорий и попытка создать марксистскую онтологию общественного бытия.
В западноевропейской философии «Историю и классовое сознание» до сих пор воспринимают как поворотный пункт в развитии марксизма, после которого он расщепился на западноевропейский и советский варианты. Эту работу рассматривают как плодотворную попытку вписать марксизм в контекст европейской философской мысли и сделать его соразмерным достижениям социальных наук первой половины XX века. К этой точке зрения возвращается постсоветская философская наука. Так, С. Земляной дает следующую оценку вклада Г. Лукача в развитие европейского марксизма: «Прежде всего, он был создателем ключевого для всей левой мыслительной традиции XX века произведения “История и классовое сознание”, которое, подобно Гераклитовому огню, “мерами вспыхивает и мерами угасает” в политических и идейных сражениях современности. В истекшем столетии знаменитая книга Лукача, по крайней мере, четырежды прошла через этот цикл: в 20-е гг. в Германии, Австрии, отчасти в Советской России; во второй половине 40-х во Франции; на рубеже 60–70-х гг…. в движении новых левых в Европе, Северной и Латинской Америке, в 70–80-е гг. в англо-саксонских странах»[86]86
Земляной С. Н. История, сознание, диалектика. Философско-политическая мысль молодого Лукача в контексте XXI века // Лукач Г. История и классовое сознание. Исследование по марксистской диалектике. – М., 2003. – С. 12.
[Закрыть]. Цитируемый автор полагает, «что в начале нового века эта неувядающая, удивительно молодая книга стоит на пороге нового бума вокруг ее идей»[87]87
Там же.
[Закрыть]: постсоветскому обществознанию еще предстоит неоднократно обращаться и к этому произведению, и ко всему наследию Г. Лукача.
За отправную точку своего исследования Г. Лукач берет тот факт, что развитие исторических событий в Европе и России подошло к такому пункту, в котором трудно найти готовые решения – как в наследии основоположников марксизма, так и в трудах иных мыслителей. Он подчеркивает, что главное произведение К. Маркса – «Капитал» – обрывается там, где К. Маркс приступает к определению классов в качестве субъектов политической борьбы. Участники этой борьбы могут рассчитывать только на самостоятельную разработку и стратегии общественного развития, и соответствующего ей методологического арсенала. Никого уже не удивляет включение практики в логику теоретического исследования, но что представляет собой субъект революционной практики и как он решает задачу развития социальной теории?
К двадцатым годам XX столетия значительная часть европейских социал-демократов весьма низко оценивала философско-мировоззренческий потенциал марксизма, многие из них считали вполне своевременным призыв Э. Бернштейна – «Назад к Канту!». Западные и российские марксисты пытались в неокантианском духе разрабатывать новую философию марксизма. Г. Лукач полагал, что обновление философского потенциала марксизма возможно лишь через восстановление позиций диалектики в марксистских социальных исследованиях. Он возвращается к гегелевской диалектике духа и рассматривает генезис пролетарского сознания в контексте логики овеществления. Философ полагает, что анализ категории овеществления должен стать отправной точкой видения всего исторического процесса.
Главная проблема, поставленная революционной эпохой и требующая решения, по мнению Г. Лукача, – это проблема генезиса пролетарского классового сознания и возможность достижения им уровня научной теории. Решая эту задачу, Г. Лукач формулирует два ключевых вопроса: во-первых, «что следует понимать (теоретически) под классовым сознанием?»; и, во-вторых, «какова (практически) функция… классового сознания в классовой борьбе?»[88]88
Лукач Г. История и классовое сознание. Исследование по марксистской диалектике. – М., 2003. – С. 145.
[Закрыть]. Ответы на эти вопросы он считает решающими для формирования идеологии победившего пролетариата.
В буржуазном обществе стремление к научному познанию с самого начала сталкивается с инверсией познавательного процесса. По поводу зеркального перевертывания научной рефлексии К. Маркс писал: «Размышление над формами человеческой жизни, а следовательно, и научный анализ этих форм, вообще избирает путь, противоположный их действительному развитию. Он начинается postfestum [задним числом], то есть исходит из готовых результатов процесса развития. Формы… успевают уже приобрести прочность естественных форм общественной жизни, прежде чем люди сделают первую попытку дать себе отчет не в историческом характере этих форм, – последние уже, наоборот, приобрели для них характер непреложности, – а лишь в их содержании»[89]89
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. – М., 1955. – Т. 23. – С. 85–86.
[Закрыть].
Из этого рассуждения можно сделать, по крайней мере, два вывода. Во-первых, процесс познания в обществе, основанном на движении капитала, осуществляется в вещных (реифицированных) формах. Через вещи мы постигаем даже содержание межличностных отношений и субъективных переживаний, хотя последние являются непосредственным проявлением нашего собственного субъективного мира. Давление вещных форм выражается в том, что мышление людей направляется общественными отношениями, принявшими вид «непреложных естественных» законов. Вещная детерминация в буржуазном обществе не знает исключений, поэтому выход за пределы вещного мира предстает как иллюзия, уводящая сознание за границы науки и практической необходимости.
Во-вторых, процесс познания в обществе, основанном на частной собственности и товарообмене, начинается не с сущности вещей, и даже не с их «естественных» проявлений, а с разнообразных видимостей, заводящих «нормальную» науку в методологический тупик. Пока социальная наука блуждает в лабиринтах видимостей, мышление обывателя, не способное различить сущность и видимость, в своих суждениях о социальном целом ориентируется на идеологию политически господствующего класса.
Работа Г. Лукача «История и классовое сознание» мотивирована, прежде всего, событиями пролетарских революций и теми теоретическими проблемами, которые возникли перед левыми партиями, возглавлявшими революционные действия. В отличие от предыдущего этапа, решавшего в первую очередь задачу критики и разложения буржуазного общества, после революции перед марксистами встали позитивные задачи: обосновать, каким образом можно выиграть соревнование двух способов производства и достичь превосходства над буржуазией в организации общественной жизни. Проиграв первый этап классовой схватки, буржуазные идеологи все свои усилия направили на то, чтобы доказать несостоятельность пролетариата как господствующего класса, а также несовместимость научной мысли с коммунистическим мировоззрением.
Для Г. Лукача, как непосредственного участника этой борьбы, необходимо было сделать первые теоретические обобщения революционного опыта и показать идеологическую состоятельность нового политического класса. В соответствии с фундаментальными принципами марксизма он полагает, что в современном капиталистическом обществе только два класса могут выступать с претензиями на политическое руководство обществом: буржуазия и пролетариат. Все иные классы и социальные слои – крестьянство, мелкая буржуазия, люмпен-пролетариат – в силу шаткости своего социального положения направляют свой классовый интерес «лишь на симптомы развития, а не на само развитие, лишь на частные явления в обществе, а не на строение общества в целом»[90]90
Лукач Г. История и классовое сознание. Исследование по марксистской диалектике. – М., 2003. – С. 157.
[Закрыть]. Из-за неспособности занять центральное место в системе производства материальных благ «вторичные» социальные слои не могут охватить всю целокупность общественной жизни и представить ее в полноценной политико-экономической теории. Отсутствие теории, адекватно отражающей общественное устройство, завершает превращение «вторичных» социальных групп в массы потребителей, идеологически зависимых от центральных классов буржуазного общества. В политической жизни такие потребители не способны обрести всю полноту классового самосознания и стать полноценным субъектом политической борьбы. Они застревают на чувственной поверхности вещного мира, культивируемого капиталистическим способом производства. Потребительская всеядность толкает их от одного чувственного восприятия к другому, минимизируя содержательную глубину рефлексии. Между всеобщим сознанием и интересами «вторичных классов» устанавливаются отношения контрадикторной противоположности, которую они не имеют возможности снять в последовательной революционизации либо технологии производства, как это делает буржуазия, либо социально-политических отношений, как это делает пролетариат.
По мнению Г. Лукача, буржуазия и пролетариат обладают внутренним потенциалом диалектического снятия противоречия между теоретическим мышлением и практическим классовым интересом. Эти классы способны к научному познанию общества как целого. Однако исходные пункты развертывания познавательных способностей этих двух классов различны: буржуазия начинает с рынка (с явления и видимого разнообразия товаров), пролетариат в силу непосредственного участия в процессе промышленного преобразования природы начинает сразу с практически осуществленных абстракций. Пролетариат начинает с технологической включенности в процесс производства, который является не чем иным, как научно-техническим господством над природой.
Альтернативность общественного развития обостряет задачу обретения завершенного классового сознания как для буржуазии, так и для пролетариата. Для буржуазии важность решения этой задачи проявляется не только в том, что общественное производство становится все более всеохватывающим и сложным, но еще и в том, что сам процесс производства формирует класс, который своим развитием угрожает политическому господству буржуазии. Над классовым сознанием буржуа, по мысли Г. Лукача, «с самого начала и по самой его природе тяготеет историческое проклятие: в высшей точке своего развития оно должно вступить в неразрешимое противоречие с самим собой и в силу этого себя ликвидировать»[91]91
Лукач Г. История и классовое сознание. Исследование по марксистской диалектике. – М., 2003. – С. 159.
[Закрыть]. Сознание буржуа, выходя на уровень реальной всеобщности, окрашивается пессимизмом. Диалектическое противоречие классового сознания пролетариата хотя и ведет пролетариат к растворению в бесклассовом обществе, но результат этого растворения положителен и выражается в переходе к способу производства, основанному на общественной собственности, – к социализму.
Классовое сознание обоих типов – как пролетариата, так и буржуазии – способно создать теоретическое представление об общественном устройстве, однако социальные границы этих теоретических представлений совершенно различны. Сосредоточенный на преследовании частных интересов, собственник капитала не склонен замечать общественную природу капитала, он не видит общественной функции своей деятельности. Эта функция осуществляется бессознательно, «поверх головы» и помимо воли буржуа. Столкновение с общественной природой капитала для собственника капитала происходит в трагические периоды экономических кризисов и становится для него полной неожиданностью. Но даже в ситуации кризиса большинство представителей класса буржуа скорее предпочтут рассматривать, например, банкротство как результат личных просчетов, нежели как действие объективного закона. Не только на практике, но и в теории буржуазное классовое сознание склонно абсолютизировать значимость индивидуальной инициативы, и эта абсолютизация в конечном итоге приводит к отрицанию существования каких-либо общих законов исторического развития. История предстает перед буржуазным сознанием либо как тиражирование некого формализма, совершенно равнодушного к человеческого материалу, либо как «неразумное правление слепых сил, которое в лучшем случае воплощается в “духе народов” или в “великих людях”, то есть может быть лишь прагматически описано, а не рационально понято»[92]92
Лукач Г. История и классовое сознание. Исследование по марксистской диалектике. – М., 2003. – С. 147–148.
[Закрыть].
В своем стремлении постичь содержание исторического процесса буржуазное сознание, в полном соответствии с характером повседневного опыта отдельных буржуа, склоняется к калькулятивному типу мышления. В сознании представителей капитала господствует желание просчитать каждую ситуацию до мельчайших деталей, исключив малейший риск и неопределенность. Рабочий, занятый в производстве, выступает в этом мышлении как нечто непредсказуемое, как стихия, время от времени дестабилизирующая хорошо просчитанный и отлаженный механизм производства.
Несмотря на стремление к максимально точному научному расчету, буржуазия не в состоянии завершить даже свою исконную науку политической экономии, – последняя терпит поражение в теории кризисов. Буржуазии нет дела до того, что теоретическое решение проблемы кризисов найдено наукой, она не может принять это решение, поскольку само принятие означает отказ от классовой точки зрения и добровольное отречение от своего господства. Точка зрения капиталиста на экономическую структуру общества имеет в своей основе «нормальное» смещение видения, в котором видимость склонна выдавать себя за сущность. Но если при «нормальном» смещении в сфере познания, полагает Г. Лукач, «просто обнаруживается неспособность капиталиста за поверхностью явлений увидеть их истинные движущие силы, то при преломлении его в практической плоскости оно затрагивает центральный, фундаментальный факт капиталистического общества – классовую борьбу… Диалектическое противоречие в “ложном” сознании буржуазии становится все более острым: “ложное” сознание превращается в ложность сознания. Противоречие, поначалу лишь объективно намеченное, становится также субъективным: из теоретической проблемы получается моральный образ действий, решающим образом влияющий на все практические позиции класса во всех жизненных ситуациях и вопросах»[93]93
Лукач Г. История и классовое сознание. Исследование по марксистской диалектике. – М., 2003. – С. 163.
[Закрыть]. Идеологически формальным и политически бесплодным становится мышление, не достигающее сущностного основания общественной жизни и принимающее видимость за сущность.
