Текст книги "Идеология: между метафизикой и социальным контролем"
Автор книги: Борис Голованов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
1.2. Идеология как рациональный итог Французского Просвещения
1.2.1. Идеология – альтернатива теологии и метафизикеФранцузская революция не только взорвала политическую ситуацию в Европе, она кардинальным образом поменяла смысл и направление европейского Просвещения, превратив его из просвещения монархов в революционное просвещение масс. Робеспьер и его партия, устанавливая культ разума, развернули просветительскую деятельность на 180 градусов и прервали двухтысячелетнюю традицию. Великую задачу Платона – воспитание философа на троне – они преобразуют в еще более великую: разбудить в каждом гражданине правителя, если не государства, то своей собственной судьбы[17]17
Пятнадцатитомный «Курс наук для обучения принца Пармского» Кондильяка и Мабли идеологи заменяют «Элементами идеологии», рассчитанными на воспитание просвещенного гражданина.
[Закрыть]. Один из теоретиков революционной эпохи Д. Гара, выступая в Совете Старейших, сказал: «Революция начинается тогда, когда мудрость философов становится мудростью законодателя. Революция не может быть завершена до тех пор, пока мудрость законодателя не станет мудростью народа»[18]18
Цит. по: Kennedy T. A Philosophe in the Agee of Revolution, Destutt de Tracy and the Origins of Ideology. – Philadelphia, 1978. – Р. 71.
[Закрыть].
Революционная власть предложила несколько вариантов решения этой проблемы. М. Робеспьер в разгар гражданской войны заносит в свою записную книжку следующие знаменитые слова: «Нужна единая воля. Она должна быть или республиканской, или роялистской. Для того чтобы она была республиканской… надо, чтобы народ присоединился к Конвенту, и чтобы Конвент воспользовался помощью народа. Надо, чтобы восстание распространялось все далее и далее, причем санкюлоты получали вознаграждение и оставались бы в городах. Надо снабдить их оружием, просветить, возбудить их гнев, воспламенить республиканским энтузиазмом всеми возможными средствами (курсив мой – Б. Г.)»[19]19
Цит. по: Матьез А. Французская революция. – Ростов-на-Дону, 1995. – С. 388.
[Закрыть].
Последствия революционного порыва были столь разрушительны для французского общества, что не только противники революции, но и многие ее сторонники задумались о «темных» сторонах человеческой натуры[20]20
Наиболее скандальным описанием этих проявлений стали публикации маркиза де Сада.
[Закрыть]. Эпоха террора и безумной жестокости вызвала к жизни ряд философско-политических проектов обуздания человеческих страстей. Авторы одного из таких проектов – теофилантропы – предложили создать революционный культ вместо традиционного христианства. В духе нового культа вожди революции стали бы апостолами Разума, а сам культ должен был систематически подкрепляться успехами науки и политической практики.
Конкуренцию теофилантропам составила группа исследователей, получивших название «идеологов». Продолжая дело энциклопедистов, идеологи разработали собственный проект Живой энциклопедии, или Национального института. Это учреждение должно было объединить усилия многих ученых по созданию новой науки об обществе и просвещению народных масс. Особое значение в развертывании политики нового просвещения приобрела секция Моральных и Политических наук; перед ней была поставлена задача связать философские концепции с практикой общественных преобразований.
Сотрудникам Национального института предстояло осмыслить итоги революционных событий и найти альтернативу разгулу террора и насилия. «Революционные столкновения, – писал П. Кабанис, один из «идеологов», – вызываются не свободными столкновениями мысли, как думают некоторые люди, напротив того, они были всегда неизбежным результатом насильственных препятствий, которые безрассудно противопоставляли этому развитию, отсутствия согласия между течением дел и движением общественного мнения, между социальными учреждениями и состоянием умов. Вообще, чем более люди развиты и благоразумны, тем более они боятся этих потрясений»[21]21
Кабанис П. Отношения между физическою и нравственною природою человека. Т. 1 – СПб., 1885. – С. 60.
[Закрыть]. «Идеологи» полагали, что если человеческая природа будет более детально изучена, если человеческие мотивы и страсти будут разгаданы, то тогда можно будет решить проблемы, поставленные в ходе Революции.
Выступая перед слушателями Национального института, де Траси говорил, что теория моральных и политических наук до сих пор «томится в мечтательной неопределенности» и что его задача – создать доктрину, которая окажет непосредственное влияние на благосостояние общества. Идеология должна представлять собой «величайшее из искусств», синтезирующее все остальные. Сущность этого искусства заключается в регуляции общественной жизни «таким образом, чтобы человек находил, с одной стороны, наибольшую помощь, а с другой стороны, терпел наименьший ущерб от свой собственной натуры»[22]22
Цит. По: Kennedy T. A Philosophe in the Agee of Revolution. Destutt de Tracy and the Origins of Ideology. – Philadelphia, 1978. – Р. 47.
[Закрыть].
В проекте новой науки о человеке «идеологи» подчеркивали функциональную связь мышления и общественной жизни. Они делали акцент не на метафизическом содержании философского мышления, а на тех социальных формах, в которых схватывалось это содержание. Исследование понятий происходит «как по способу их распространения, так и по способу их приложения»[23]23
Там же.
[Закрыть]. Новые идеологические понятия непосредственно регулируют нравственную и политическую жизнь общества, оказывая на нее «самое благодетельное или самое пагубное влияние»[24]24
Там же.
[Закрыть].
Практическая направленность идеологии противопоставляла ее традиционным формам духовного освоения мира, таким как религия, теология и метафизика. Авторитет последних, сильно пошатнувшийся в эпоху Просвещения, окончательно пал вместе с утратой аристократией и духовенством политической власти и социальных привилегий.
«Идеологи» встали на путь решительного разрыва с метафизикой как способом мышления, далеким от нужд практической жизни. Они рассматривали ее как ложное и амбициозное изучение субстанций, первопричин, порядка мыслей, ангелов и демонов – одним словом, всего того, что философия Просвещения вынесла за границы разума. Де Траси вслед за просветителями отвергал всякую возможность для вновь создаваемой научной дисциплины быть включенной в контекст метафизики не только по содержанию, но и по названию. «Это слово, – утверждал он, – так дискредитировано, что больно наблюдать, как оно используется для обозначения науки о мышлении»[25]25
Kennedy T. A Philosophe in the Agee of Revolution. Destutt de Tracy and the Origins of Ideology. – Philadelphia, 1978. – Р. 46.
[Закрыть]. Вдохновленные успехами естественных наук, создатели нового учения о человеческой природе намеревались поставить свои исследования на рельсы новой методологии. П. Кабанис, один из ближайших сподвижников де Траси, писал: «Нравственные науки следует перестроить… – предоставить им возможность принять участие в необыкновенных успехах наук физических и указать на дорогу, с которой бы они не сбивались»[26]26
Кабанис П. Отношения между физическою и нравственною природою человека. Т. 1 – СПб., 1885. – С. 60. К. Поппер, основоположник критического рацонализма и последовательный противник всякой идеологии, практически дословно повторил эти слова П. Кабаниса, когда утверждал, что отсталость и несовершенство общественных наук можно ликвидировать, лишь воспользовавшись методологией точных наук. (Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1: Чары Платона. – М., 1992. – С. 269).
[Закрыть]. Для создаваемой науки де Траси предложил новое имя – «идеология», которое, как объяснял сам автор, в переводе с греческого означает «науку об идеях» или «учение о восприятиях»[27]27
Де Траси предложил слово «идеология» как научный термин, но практически сразу же после этого Тайлеран ввел его в литературный оборот (1796), а уже в 1797 году лондонский «The Monthly Magazine» дал подробное разъяснение его значения.
[Закрыть]. Эта наука может дать знание человеческой природы и служить прочным основанием моральных политических наук, относительно которых все граждане должны иметь здравые представления.
С точки зрения французских идеологов, идеология – это тот фермент, который может максимально расширить число граждан, способных в полной мере ответственно использовать свой разум. Человеческий разум – это общее достояние людей, его возможности должны быть доступны каждому человеку. Если создать новую систему образования и применить новые методы обучения, то количество способных пользоваться собственным разумом может возрасти многократно.
Поскольку разум один для всех, постольку возможно основанное на разуме общественное согласие. Различия между людьми проистекают лишь из различий опыта, который они получают в течение жизни. Задача идеологии – создать условия, в которых большинство людей получили бы опыт развития своих умственных способностей.
1.2.2. Общая воля как принцип и источник ментальной идентичностиФормулируя важнейшие положения новой науки, де Траси обращается к картезианскому принципу интеллектуального субъективизма – «Cogito ergo sum». Оригинальность новой версии картезианства заключалась в том, что она была пропитана духом французского сенсуализма, основополагающий принцип которого гласил: «Нет ничего в разуме, чего прежде не было в чувствах». Интеллектуальный субъективизм Декарта был преобразован в чувственный и его основное кредо было сформулировано следующим образом: «С той минуты, как мы чувствуем, – мы существуем, мы сознаем наше существование»[28]28
Дестют-Траси. Систематическое извлечение, вместо подробного оглавления // Кабанис П. Отношение между физическою и нравственною природою человека. Т. 1 – СПб., 1885. – С. 5.
[Закрыть]. Чувственная составляющая процесса познания давала весомый аргумент для установления социального равенства. Поскольку с точки зрения физиологии все люди имеют одинаковые сенсорные способности и одинаковые потребности, то равенство – это естественное состояние людей.
Важнейшей задачей идеологии стало достижение ясного восприятия мира. На этом пути идеологи воспользовались результатами философских исследований Э. Кондильяка. Этот выдающийся представитель Французского Просвещения одним из первых обратил внимание на то, что не все события нашей психической жизни происходят осознанно, что многие наши восприятия находятся за границами нашего индивидуального сознания. «Каждое мгновение, – писал он, – приносит нам ощущения, которые мы не в состоянии заметить и которые, определяя без нашего ведома наши движения, заботятся о нашем самосохранении»[29]29
Кондильяк Э. Б. Сочинения: в 3-х т. – М., 1982. – Т.3. – С. 30.
[Закрыть]. Во многих случаях, например, при чтении книг мы концентрируемся на идеях, но при этом начинаем упускать из виду слова и буквы. Главная трудность бессознательного восприятия внешних воздействий заключается в том, что мы можем думать, что обладаем ясностью чувств, тогда как в действительности «мы можем обманываться, либо замечая не все, что в нас происходит, либо предполагая то, чего в нас нет, либо искажая то, что в нас есть»[30]30
Там же. – С. 29.
[Закрыть]. Существует огромное количество причин, влияющих на наше поведение, но поскольку они входят в наши повседневные привычки, мы их просто не замечаем. Мы уверены, «что они не участвуют в том, что определяет наше поведение, и принимаем иллюзию за очевидность»[31]31
Кондильяк Э. Б. Сочинения: в 3-х т. – М., 1982. – Т.3. – С. 29.
[Закрыть].
Предвосхищая идеи современного психоанализа, Э. Кондильяк исследует процесс вытеснения травмирующих психологических мотивов. Он утверждает: «Мы приписываем нашим действиям побудительные причины, которые на самом деле вовсе не вызывали этих действий, лишь потому, что хотим скрыть от себя те причины, которые в действительности их вызывают; и в момент, когда мы вовсе не пользуемся никакой свободой, мы верим в то, что мы свободны, лишь потому, что наше положение не позволяет нам ни заметить, сколь невелико участие нашего выбора в наших движениях, ни ощутить силу причин, насильственно нас побуждающих»[32]32
Кондильяк Э. Б. Сочинения: в 3-х т. – М., 1982. – Т.3. – С. 32.
[Закрыть].
Наша бессознательность в восприятии реальности компенсируется нашим воображением. Не зная истинных причин своих страстей, «мы воображаем такие причины, которые не имеют отношения к нашим действиям или имеют косвенное отношение»[33]33
Там же.
[Закрыть]. Раскованность воображения чревата появлением призраков, от которых предостерегал исследователей Ф. Бэкон и которые он пытался устранить с помощью метода, привязывающего человеческий ум к эмпирическому опыту.
Э. Кондильяк понимает: чтобы освободить человеческий ум от побочных продуктов воображения и страстей, недостаточно оставаться в пределах самого разума, необходимо выявить импульсы его развития в иных слоях душевной жизни. Для этого необходимо изменить приоритеты и рассмотреть появление человеческих идей из чувств и желаний. Французский философ подвергает критике учение Платона о познании как анамнезисе (припоминании). Для него неприемлем принцип неравенства возможностей в духовном развитии людей. Воспитание и обучение ничего не добавляют, они лишь выявляют то, что потенциально присутствует.
Переосмыслению подвергается социально-мифологическое содержание платоновского учения, согласно которому социальное положение человека зависит от познавательных способностей души, данных человеку от рождения. «Единственное преимущество, которое дается при рождении, – возражает Э. Кондильяк, – это лучше предрасположенные органы; тот, чьи органы получают более яркие и разнообразные впечатления и легко приобретают привычки, становится в соответствии с родом своих привычек поэтом, оратором, философом и т. п., в то время как другие остаются такими, какими создала их природа»[34]34
Кондильяк Э. Б. Сочинения: в 3-х т. – М., 1982. – Т.3. – С. 34.
[Закрыть]. Идея равенства всех людей от рождения и идея безусловного развития способностей каждого человека не могли не импонировать французским идеологам, большинство из которых были горячими сторонниками Революции и ее непосредственными участниками.
Французская идеология развертывает свое содержание в пространстве трех метафизических координат: рефлексии, ощущения и действия. В традиции сенсуализма она делает ощущение принципом организации всего человеческого мышления, которое рассматривается как модификация и комбинация первоначальных ощущений. Трактуя ощущения и восприятия как исходные элементы, идеология соединяет их с практическим опытом. Соединение исходных элементов познания и практики открывает возможность объяснить единство внутреннего (духовного) и внешнего опыта.
Полагая восприятие-жизненное действие отправной точкой познания, новое учение не может обойти проблему, которая всегда стояла перед теорией познания сенсуализма: каким образом все многообразие чувственных восприятий приводится к единству и какого типа единство делает данного индивида воспринимающим самого себя. Со времен древних греков понятием, обеспечивающим такое единство, было понятие души. Изъятие понятия души из категориального словаря идеологии означало разрыв с традиционными представлениями о простой бессмертной субстанции, которая создавала основу для всего разнообразия восприятий и опыта. Исчезновение понятия души из арсенала новой науки было неизбежным в силу непримиримости революционных устремлений ее основателей с религиозной догматикой.
Большинство философских систем XVIII века претерпели серьезные изменения, исключив понятие души из своего арсенала. Одной из крайних точек зрения в решении указанной проблемы был агностицизм Юма, который определил душу как связь восприятий; другую точку зрения представляли учения Руссо, Бюффона, Бонета, которые пытались сохранить непрерывность и субстанциональность человеческого «Я». Эти философы, отрицая идею неизменной душевной субстанции, все-таки признавали необходимость фиксирующей точки сознания, вокруг которой центрируются разнообразные психические функции личности.
Де Траси был настроен на решительное устранение термина «душа» из словаря новой науки: множество чувственных восприятий-идей обрабатывается способностью суждения и образует деятельное единство в человеческой воле. Передача интегральной функции психической жизни человека воле, несомненно, отражает особенности исторической ситуации, в которой формировалась эта философская концепция. В революционные периоды человеческой истории тонкие движения человеческой натуры уходят на задний план, на авансцену выдвигаются бурные страсти, которые в состоянии обуздать только коллективная воля человеческого сообщества.
Внимание к волевым импульсам и выведение соответствующих понятий на уровень философских категорий обусловлено особенностями личной судьбы де Траси. Его карьера офицера революционной армии и политического деятеля не могла состояться без целенаправленного формирования воли и постоянного преодоления сопротивления окружающего мира. Именно в сознательном волевом порыве находит де Траси причину социальных трансформаций. Единство чувственных восприятий в свете волевого принципа переформулируется в единство воли и нацеливается на создание эффективных средств поддержания этого единства.
Невозможно правильно мыслить, игнорируя человеческую деятельность и вызываемые ею общественные изменения. Свою деятельностно-волевую установку де Траси выражает следующим образом: воля «руководит как движениями всех наших членов, так и действиями ума. Использование наших механических или умственных сил зависит от нашей воли; таким образом, только посредством воли мы воздействуем на внешний мир и обретаем власть над ним»[35]35
Дестют де Траси А.-Л.-К. Основы идеологии. Идеология в собственном смысле слова / Пер. с фр. Д. А. Ланина. – М.: Альма Матер, 2013 – С. 80.
[Закрыть].
Идеология как учение, объясняющее внутреннее строение человеческого ума, была созвучна естественно-научным представлениям о мире как бесконечном множестве атомов, постоянно находящихся в движении и постоянно взаимодействующих друг с другом. Отличие человеческих индивидов от атомов заключается в том, что первым присущи психические функции, такие как «чувственное восприятие, память, способность суждения и воля», тогда как атомы, находящиеся в постоянном движении, обладают тремя нераздельными и взаимосвязанными качествами: «подвижностью, инерцией и импульсом»[36]36
Дестют де Траси А.-Л.-К. Основы идеологии. Идеология в собственном смысле слова / Пер. с фр. Д. А. Ланина. – М.: Альма Матер, 2013 – С. 295.
[Закрыть].
В конечном итоге общественная жизнь предстает как отношение одной человеческой воли к другой, которые, взаимодействуя между собой, иногда помогают друг другу, иногда враждуют можду собой. Доброжелательность или недоброжелательность – это просто приспособленность или неприспособленность одной воли к другой. С позиций этого принципа находят объяснение все моральные добродетели и пороки; дружба и вражда, любовь и ненависть, черствость и сострадание могут быть рассмотрены как формы человеческого взаимодействия и согласования воль.
Как полагал Дестют де Траси, знание – это коллективный продукт человечества, невозможный без обмена идеями. Важнейшую роль в этом обмене играют знаки. «Очевидно, что именно знакам мы обязаны всеми нашими общественными отношениями и возможностью пользоваться всеми знаниями себе подобных»[37]37
Дестют де Траси А.-Л.-К. Основы идеологии. Идеология в собственном смысле слова / Пер. с фр. Д. А. Ланина. – М.: Альма Матер, 2013 – С. 311.
[Закрыть]. На роль знаков в познании обращали внимание предшественники французских идеологов – Дж. Локк и Э. Кондильяк, последний даже утверждал, что любая наука есть не что иное, как «хорошо сделанный язык». Идеологи переносят акцент с познавательной функции языка на деятельностно-коммуникативную и рассматривают знаки как средство формирования отношений между людьми. Гипотеза идеологов заключалась в том, чтобы через изменения в языке перестроить отношения между людьми.
Социально-преобразующая направленность нового учения обусловила внимание идеологов к такому механизму социальной жизни, как привычка. Целенаправленно формируемая привычка может либо усиливать, либо ослаблять индивидуальную способность суждения, память и даже волю. Формируя привычку, мы можем подчинять индивидуальное восприятие общественной норме: так, воспитание воинственных привычек может ослаблять естественное чувство страха. Чувства становятся привычными, если они культивируются с рождения. Конфликт происходит не между чувствами и разумом, а между теми суждениями, которые являются для человека более привычными, и теми суждениями, которые менее привычны. Публичное повторение каких-либо идей облегчает их восприятие индивидуальным сознанием, ибо постоянно повторяющиеся идеи включаются в психологический механизм привычного и выводятся из-под огня сознательной критики. Как только новые идеи проходят череду повторений, они все менее и менее отслеживаются индивидуальным сознанием и становятся содержанием его бессознательных реакций. Трудности осуществления революционной воли проистекают из-за укорененных в обществе привычек, которые мешают изменению индивидуального сознания и поведения.
Философия Просвещения, стимулируемая успехами естественных наук, дала новую интерпретацию «идеям», отличную от той, которую они получили в философии Платона. Древнегреческий философ полагал, что идеи являют нам подлинное, неизменное бытие, отличное от мира становления. Подлинное бытие, согласно Платону, умопостигаемо, т. е. познаваемо разумом, прошедшим трудную школу мыслительной дисциплины и философии. Французский материализм, давший импульс развитию идеологии, термином «идея» обозначал не только универсальные принципы познания и практической жизни, но и все возможные восприятия внешнего мира. И. Кант, критикуя такой уравнительный сенсуализм, призывает «…взять под защиту термин “идея” в его первоначальном значении, чтобы он не смешивался более с другими терминами, которыми, обыкновенно, без всякого разбора обозначают всевозможные виды представлений… Тому, кто привык к этому различению, невыносимо слышать, как представление красного цвета называют идеей. На самом деле это представление не есть даже notio (понятие рассудка)»[38]38
Кант И. Критика чистого разума. – СПб., 1993. – С. 220–221.
[Закрыть].
Французские идеологи не видели различия между гносеологическими статусами идей и иных форм знания (восприятия, ощущения, представления и т. д.)[39]39
Такое смешение познавательных форм не является исключительно прерогативой философии Нового времени, его корни восходят к античному переплетению двух греческих терминов «idea» и «eidos».
[Закрыть]. Эта редукция духовного содержания познания связана с практической направленностью учения идеологов, провозглашавших равенство восприятий людей, независимо от их происхождения, образования и социального положения. И. Кант, в отличие от французских материалистов, развивавших свое учение как антагонистическую противоположность религии и метафизике, солидаризируется с Платоном и полагает, «что наша способность познания заключает в себе более высокую потребность, чем чтение явлений по складам согласно синтетическому единству в форме опыта»[40]40
Кант И. Критика чистого разума. – СПб., 1993. – С. 218.
[Закрыть].
Идеи в философии Платона не сводятся к рекомбинации чувственных восприятий вещей, отношение идей к чувственному миру выражается прямо противоположным императивом: чувственный мир существует только в силу причастности к идеям. Смысл и содержание чувственных вещей раскрывается в полной мере, когда душа, охваченная идеей, начинает двигаться в занебесную область и приобщается к жизни бессмертных богов.
С точки зрения И. Канта, универсальные идеи выполняют особую роль, отличную от наглядных перцепций, они «служат только для восхождения в ряду условий вплоть до безусловного, т. е. до принципов»[41]41
Кант И. Критика чистого разума. – СПб., 1993. – С. 228.
[Закрыть]. Эти идеи не могут быть непосредственно включены в методологию естественных наук, движение мысли в которых замкнуто между теоретическими формами и эмпирической реальностью. Если использовать всеобщую идею для нисхождения познания от теоретической формы к конкретным условиям, то она превращается в фикцию. Идея, теряющая свою высшую ценность и используемая в качестве средства, неизбежно порождает иллюзию, поскольку вопреки своему высшему предназначению вынуждена направлять человеческое сознание не в область божественного и бесконечного, а в область конечного и преходящего.
Революционная практика, стремящаяся опираться на науку, решительно отбросила традиционные формы осмысления общественной жизни, такие как религия, теология, метафизика. В освободившемся пространстве начала формироваться новая форма духовно-практического освоения действительности, возможности которой разворачивались на волне успехов естествознания и промышленной революции. Последовательно устраняя религиозные представления из сферы познания, французские идеологи отказываются от понятия души как бессмертной субстанции, обеспечивающей единство разнообразных восприятий и личного опыта. Интегрирует многообразие чувственных восприятий индивида его воля, которую французские идеологи рассматривают как осознанное следование желаниям. Социальный мир им представляется как взаимодействие индивидуальных воль, стремящихся к самоутверждению. Это взаимодействие воль в конечном итоге формирует коллективную волю, которая создает государство и движет историю.
Методологические усилия идеологов не смогли вывести идеологию за пределы традиционной метафизической формы, что определило дальнейший распад этого социально-философского течения на множество исследовательских программ, имевших правовую, педагогическую, лингвистическую и политическую направленность. Однако общая установка французских идеологов на научное познание и освоение духовно-практических явлений до сих пор задает горизонт интеллектуальной и социально-политической жизни.
