Текст книги "Третий лишний"

Автор книги: Борис Привалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Незаписанный

…Это я – незаписанный. Меня ни в один кружок не записывают. Так всегда: разговоров – хоть отбавляй! «Выбирайте себе кружок, какой хотите!», «Идите к нам в кружок!», «Добро пожаловать!»… А когда я пришёл к авиамоделистам, то меня не записали.

Началось всё с тройки по столярному делу. Я, Пашка и Мартын получили по тройке на нос. Наш мастер дядя Яша сказал так:

– Если вы будете этаким манером рубанок в руках держать, следующий раз двойку себе обеспечите! Вот посмотрите ещё раз, как нужно с инструментом обращаться.

И, пока он на моём верстаке ножку для стула выстругивал, я сказал потихоньку Пашке и Мартыну:

– Велика важность – рубанок какой-то! Ножки для стула! Да мы реактивные самолёты строить будем! Давайте пойдём и, всем назло, в авиамодельный кружок запишемся, а?

– Давайте сегодня прямо и пойдём! – предложил Пашка. – Я давно хотел, только одному как-то боязно было!

– Верно, – подтвердил Мартын, – хватит нам незаписанными ходить! Другие в двух кружках сразу, а мы – ни в одном.

Мы едва-едва дождались, когда дядя Яша кончил орудовать рубанком. Потом целый час гуляли по улице и мечтали, как вея школа узнает про реактивные модели, которые мы построим!

Уже темнело, когда мы снова встретились у столярной мастерской – в ней по вечерам занимался авиамодельный кружок.

Встретили нас хорошо. Похвалили за то, что мы наконец определили, что нас больше всего интересует.

– Конечно, мы вас запишем, – сказал руководитель. – Только сперва придётся поработать. Покажите, как вы владеете инструментами, как моделируете… Тогда и примем вас в члены кружка. Ведь наша группа уже сложные модели строит. А если вы ничего не умеете, заниматься будете в другие дни… Не грустите: подучитесь – через месяц и к нам перейдёте.

– Опять учёба? – удивился я. – Снова с инструментами возиться, да ещё в новичках целый месяц ходить?! Нет уж, лучше мы останемся незаписанными! Айда отсюда! – скомандовал я.

Но ушли мы из мастерской вдвоём с Мартыном. Пашка остался с ними, согласился новичком быть. Никакой гордости не оказалось у человека!

Мы ещё долго ходили по улице, обсуждали Пашкин поступок. Вот так друг! Нас на рубанок променял! То все вместе собирались в Антарктиду за китами и пингвинами охотиться, а то вдруг он на всё согласился, чтобы только в кружок записаться!

– Мне, может, тоже очень хочется модели строить, – сказал я, – но безо всяких там проверок, обучений, испытаний! Подумаешь – самолёты! Запишусь в другой кружок, всем назло! Пусть этим моделистам хуже будет!

– Давай в танцевальный запишемся? – предложил Мартын. – Я давно хотел, да как-то одному неохота было идти.

– Что ж, давай… Мы так станцуем, что все ахнут!

Мне действительно очень захотелось танцевать. Я представил себе школьный зал, переполненный ребятами, ярко освещённую сцену… И все хлопают нам с Мартыном. И кричат «бис». Здо́рово!

На следующий день мы отправились на занятие танцевального кружка.

В зале громко играл рояль. Ребята стояли парами и, как заводные, дрыгали то левой, то правой ногой. Так они целый час занимались всякими упражнениями, а я чуть не лопнул от хохота – ведь приходилось сдерживаться и смеяться про себя, а то бы нас прогнали. Потом ребята плясали какой-то гопак. А потом снова принялись за упражнения.

Но самое смешное началось потом, когда после занятий девочки начали подметать зал, а мальчики – натирать паркет.

– Идите, идите сюда, – подозвала нас седая женщина, руководительница кружка. – Вы хотите научиться танцевать?

Мартын сразу уши развесил и пошёл к ней. А я успел удрать. Зачем мне в танцоры записываться? Чтобы полы натирать? Я, помню, где-то читал про то, как до революции ещё мальчиков обучали. Отдавали в учение к сапожнику или портному, например. И заставляли ученика побегушками заниматься. То в магазин посылали за покупками, то посуду мыть, то пол натирать. И гоняли его, гоняли, а делу не учили… Так вот и у этих танцоров получается. И танцы учи, и ногами целый час дрыгай, как клоун на верёвочке, а потом ещё и пол натирай, стулья расставляй!.. Нашли учеников-простаков! Не то время! Нет, уж лучше я буду ходить незаписанный!

А Мартын – тоже мне друг! – записался. Никакой гордости нет у человека! Что ж, пусть становится полотёром! Пусть становится подметальщиком! Я в другой кружок запишусь. И тогда посмотрим, чей кружок будет лучше!

Зашёл я к юным техникам, потом в географический, даже к туристам – не нравится. Техники почему-то должны обязательно слесарничать, географы – карты чертят, таблицы составляют. Туристы – вместо того чтобы сразу в поход, на реку, в лес – чертежи делают, азимуты какие-то изучают. И везде от меня чего-нибудь требовали! То расспрашивали, какие я приборы построил. То – какие у меня отметки по черчению, по географии, математике… Ладно, мне и незаписанному неплохо. Что хочу – то и ворочу…

С Пашкой целый месяц не разговаривал. Потом спросил:

– Как дела? Стругаешь? Эх, нет у тебя гордости!

– Меня завтра будут в члены кружка принимать, – ответил Пашка. – Я уже две модели сделал самостоятельно.

– Подумаешь! – усмехнулся я. – Эка невидаль! Да я, может, уже почти в танцевальный кружок принят, но не хвастаюсь!

И пошёл в тот же вечер на занятие танцоров.

Музыка играет, ребята упражнения делают. Впереди всех Мартын стоит. Ногами ерунду всякую выкомаривает.

«Посмотрим, как ты танцуешь, – подумал я и чуть не засмеялся на весь зал. – Ногами-то под музыку любой шевелить может!»

Потом заиграли вальс, и ребята, разбившись на пары, долго кружились по залу. Затем – гопак. Раза четыре его повторили, всё что-то не нравилось руководительнице. А мне понравилось. И Мартын не хуже других – так скачет, будто он с детства только гопак и плясал!

Объявили перерыв, Мартын ко мне подошёл.

– Наконец-то ты к нам, – говорит. – Давно бы так! А ищешь сам не знаешь чего.

Меня зло взяло: только-только гопак танцевать научился, а уже нос дерёт!

– Нет, – ответил я Мартыну, – ваши танцы меня не интересуют. Я пришёл на пол взглянуть, как он блестит. Щётку-то для натирки паркета купил уже?

– Конечно! – засмеялся Мартын. – Кто же за нас пол натирать будет?

Ну никакой гордости у человека!

Ушёл я. До вечера по улице ходил, даже проголодался. Но наконец придумал! Организую свой собственный кружок! Приходите, ребята, ко мне! Записываю всех желающих, никаких требований не предъявляю, ничего делать не заставлю! Самым знаменитым кружком будем!.. Вот только какой это будет кружок – я ещё не решил. Но на днях обязательно придумаю… Вот увидите!

Абсолютный рекорд

Федя решил стать школьным рекордсменом. Во что бы то ни стало! Мог же Мартын быстрее всех пробежать пятьдесят метров, а Пашка подтянуться сорок раз на перекладине! Чем же Федя хуже их!

И Федя прежде всего решил подковаться теоретически. Недаром кто-то из великих спортсменов – не то Юрий Власов, не то Евгений Гришин – сказал: «Рекорд начинает рождаться в тренировках, в предварительных расчётах».

По расчётам получалось всё точно: рекорд обеспечен. И было очень обидно: как он, Федя, не догадался сразу стать абсолютным рекордсменом!

С той минуты, как Федя принялся выполнять свой рекордный график, он не мог без улыбки смотреть на бегунов, прыгунов и пловцов своей школы.

– Тренируетесь? – усмехался Федя и подмигивал ребятам из своего класса. – Желаю успеха! Я вот тоже иду на тренировку.

О таинственных Фединых тренировках знала вся школа. Но каким именно видом спорта он занимается, не ведали даже его лучшие друзья.

– Стоклеточные шашки, – предполагали одни. – Здесь первым стать легко – в них никто из нашей школы не играет.

– Рекордсменов по шашкам не бывает, – уточнял Мартын. – Есть чемпионы. А Федя заявил, что он идёт на побитие рекорда.

– Подводный спорт! – уверяли другие. – Помните, вчера он всё время говорил про ласты, акваланги, маски, про акул?

– Это он смотрел фильм «Голубой континент»! Про то, как люди под водой плавают, на рыб охотятся, открытия делают…

Сам же Федя, когда его спрашивали о тренировках, таинственно шептал:

– Нужно быть терпеливыми! Скоро вы обо мне услышите!

И вот однажды он пришёл в класс раньше обычного и торжествующе бросил на свою парту бумажный пакет, перевязанный ленточкой.

– Вот, – сказал Федя, – материалы для утверждения рекорда. Так положено: когда установлен какой-нибудь рекорд, нужны доказательства. Про это я много раз читал. Даже когда Юрий Власов выжал штангу, то её после этого ещё раз взвешивали – чтобы ошибки не произошло.

Когда развязали пакет, в нём оказалось пять пакетиков поменьше. В каждом маленьком пакетике было по пачке пронумерованных старых билетов в кинотеатры.

– Что это такое? – удивились ребята.

– Двести пятьдесят билетов, – гордо ответил Федя. – На обороте каждого написано – какой фильм я смотрел по этому билету, где и когда. Двести пятьдесят фильмов за полгода – абсолютный рекорд! Кто больше, а?

– Вот они, твои тренировки! – ахнул Мартын. – Двести пятьдесят раз побывал в кино за шесть месяцев?

– Честное пионерское! – подтвердил Федя. – Иногда даже приходилось на вечерние сеансы пробираться – знаете как трудно было! Но ведь для рекорда не то ещё сделаешь!

Ребята с уважением разглядывали билеты, читали написанные на них названия кинокартин.

– «По ту сторону», – прочёл Пашка, чемпион школы по подтягиванию на перекладине. – Это про что же?

– А «Моряки»? Федя, расскажи!

– Лучше про «Стального солдата», – предложил Мартын.

– Да что вы, ребята, – укладывая билеты в стопочки и перевязывая их ленточками, сказал Федя. – Я и не помню уже этих картин! Иногда подряд три сеанса отсидишь – всё перепутается…

– Тоже мне рекордсмен, – громко сказал Пашка. – Зачем же ты в кино ходил, если ничего у тебя в голове не осталось?

– Да разве это имеет значение? – закричал Федя. – Главное – двести пятьдесят раз. А вы, все вместе взятые, сколько картин просмотрели за это время? Двести, а может, и того меньше! Вам меня никогда не догнать!

И, обиженно поглядывая на расходящихся ребят, Федя продолжал связывать пачки билетов.

Однако Федя добился своего: вся школа зовёт его абсолютным рекордсменом. Правда, самому Феде это звание почему-то не нравится. Может быть, оттого, что к словам «абсолютный рекордсмен» ребята обычно прибавляют «потерянного времени»?

Учу

Ни одно мероприятие дружины не обходилось без Толи Кошкина. В аккуратном комбинезончике, со складным метром в руках, Толя всё свободное время проводил или возле строительства спортплощадки, или там, где ребята сажали деревья, или возле столярной мастерской, где сколачивали скворечники.

Бодрый голос Кошкина раздавался в разных концах двора.

– Разве так роют яму под яблоню? – поучал он садоводов. – У вас же какая-то нора получилась!

И тут же, не отходя от яблони, долго объяснял, какой должна быть яма для посадки фруктового дерева. Через минуту Толю уже было слышно на строительстве спортплощадки:

– Вы понимаете, что роете? Беговую дорожку! В эту колею будет насыпана специальная смесь – гарь. Всё для бегунов! А вы делаете какой-то котлован! Сколько же сюда нужно будет сыпать гари?

Потом Кошкин отчитывал столяров за архитектурные излишества, допущенные при постройке скворечен, затем консультировал мальчиков, занятых установкой спортснарядов. Младшеклассники слушали Толю, который остановился для разговора с ними по пути от садоводов к землекопам.

– Вот вы ещё, я вижу, не втянулись в работу, – говорил Кошкин, демонстративно утирая со лба несуществующий пот. – А пора. Вы бы могли носить песочек для прыжковой ямы или переносить вон те кустики – они лёгкие… Как ты берёшь куст? – закричал он на девочку, которая обняла куст смородины и тащила его к садоводам. – Кусты берутся не так… Я бы вам показал, но рука болит – повредил при земляных работах. Короче говоря, кустики нужно носить осторожно, нежно, бережно. А не так – схватил в охапку и тащи. Ясно-понятно? У меня однажды случай был – такие раз в сто лет происходят… Да поставь ты куст на землю, чего держишь? Стой и слушай… Так вот, сажал я дубы. Да, да, самые настоящие дубы. А ведь это не то что какой-то там кустик. Яму роет для дуба экскаватор. Шагающий! Подносит дуб к яме подъёмный кран. А подвозит дубы для посадки специальный эшелон. На кране работал мой старший брат. И он взял меня с собой на самый верх, в кабину. И вот, вижу, проносится мимо меня дуб, а у него в ветвях – гнездо. И так птенчики кричат – сердце рвётся от жалости. Я шагаю прямо с крана на сук дерева, беру птенцов.

– А какие птенцы? Чьи? – спросила девочка с кустом.

– Неважно. Птичьи птенцы, – отмахнулся Толя. – Так вот…

– А ведь дубы большими не сажают, – сказал робко мальчик из второго класса. – Их обычно выращивают из желудей!

– Теперь, когда техника шагнула вперёд, – сказал Толя, уничтожающе посмотрев на второклассника, – можно обойтись и без желудей… Впрочем, я тут с вами заговорился, а меня работа ждёт…

И он торопливо зашагал к звену, которое красило забор. К Толе привыкли. Когда его комбинезончик не мелькал во время работ по двору, то ребятам словно чего-то не хватало.

– Наверное, траву сеет на футбольном поле, – говорили столяры.

– Запарился небось со столярами, – сочувствовали садоводы, глядя на тяжело дышащего Кошкина.

– Нет, вероятно, составлял новые краски для маляров, – высказывали предположение землекопы.

Купаясь в лучах трудовой славы, Толя чувствовал себя прекрасно. Он уже начал подумывать о том, чтобы усовершенствовать свой костюм: нужно купить брезентовые рукавицы и тёмные, как у сталеваров, очки.

Но гром грянул среди ясного неба: дирекция школы совместно с шефами, рабочими соседней строительной организации, решили премировать к Первому мая тех учеников, которые лучше всех работали в мастерских и на благоустройстве школьного двора.

Среди лучших фамилия Кошкина не упоминалась.

– Как же так? – удивились ребята. – Что случилось?

– Может, он сломал какой-нибудь прибор?

– Или получил плохую отметку?

– А где Толя Кошкин? – спросил кто-то из шефов. – Ведь он… один из лучших… Самый деловой. Мастер на все руки!

– Кошкин? – ещё раз просмотрел список начальник строительства. – Здесь нет такого. А ну-ка, ребята, помогите мне, вдруг мы вправду человека обидим! С кем он работал? Со столярной бригадой?

– Нет, – отвечали столяры. – Он – маляр.

– Он только советовать приходил к нам, – отозвались маляры, – а вообще-то он строитель, спортплощадку строил.

– Ничего подобного, – отреклись от Толи строители. – Он столярничал, а к нам только так, мимоходом забегал, поговорить.

– Что же получается? – усмехнулся шеф. – «Мастер на все руки», оказывается, мастер языком чесать? Говорят, живёт в Китае такой зверёк – учу. Он может летать, плавать, бегать по земле, лазить по деревьям и прорывать в земле норы. Однако ни один из этих талантов у него не развит. Летает он очень плохо, бегает того хуже, влезает только на самые низкие деревья, норы роет вроде ямок, а плавает так, что ручейка не переплывает. Вот и выходит, что учу обладает пятью способностями, но когда дело доходит до их применения, то толку от этих способностей – никакого. Вот так и с вашим Кошкиным, по-моему, получилось.

…На следующее занятие в столярной мастерской пришёл незнакомый мальчик в обычной форменной рубашке.

Преподаватель собирался было спросить, не новенький ли это ученик, но вовремя спохватился: ба, да ведь это Кошкин! Только комбинезон снял и метр-раскладушку дома оставил.

– Учу пришёл! – закричали ребята. – «Мастер на все руки»!

– Комбинезон можно было и не снимать, – сказал преподаватель, – пригодится ещё. А чтобы действительно стать мастером на все руки, нужно сначала хоть каким-нибудь делом овладеть хорошо.

– Я научусь, – сказал Толя, – я попробую, – и встал к верстаку.

Извини, пожалуйста!

Вася Катушкин второй раз забыл дома книгу, которую он взял «на день» у Семёна Гришина, своего соседа по парте.

– Опять забыл? – чуть не плача, спросил Семён. – Да ведь сегодня мне в библиотеке знаешь как влетит! Я же слово дал её не задерживать!

– Завтра обязательно принесу, – успокоил соседа Вася. – Извини, пожалуйста…

Вася всегда был такой вежливый, так искренне просил прощения, что долго на него сердиться никто не мог. Толкнёт девочку в коридоре, да так, что она чуть не в слёзы, и тут же приложит руку к сердцу:

– Извини, пожалуйста, случайно. Больше не буду!

Девочка шмыгнёт носом, махнёт рукой и побежит дальше.

И весь день потом рассказывает подружкам:

– Этот Катушкин такой вежливый, такой вежливый…

А Катушкин через минуту-другую девочке как наподдаст, просто так, между прочим, из озорства. И сразу же своё любимое: «Извини, пожалуйста».

Стали ребята замечать, что Вася всё чаще и чаще произносит «извини, пожалуйста». То уроки не сделал, то кому-то тетрадь залил чернилами, то товарища подвёл, то на урок опоздал.

И каждый раз словно припев:

– Извини, пожалуйста, я больше не буду!

– Нужно Катушкина срочно исправлять, – заявил на совете отряда Севка Ломаев. – Только и слышишь «извини» да «извини», а у него уже двойки!

– А как он ведёт себя! – не выдержал Семён Гришин. – Просто какой-то вежливый хулиган!

– Верно! – поддержал Севка. – Он только прикрывается своей вежливостью. А сам делает что хочет. Это ещё хуже, чем простое хулиганство! У меня вот какое будет предложение… Семён, посмотри, не подслушивает ли нас Катушкин.

Семён быстро подошёл к двери, распахнул её, и тотчас же послышалось знаменитое:

– Извини, пожалуйста, я только подошёл…

Когда Катушкина прогнали от дверей, то Севка рассказал о своём замысле перевоспитания «вежливого хулигана».

– Предлагаю начать с завтрашнего дня, – закончил он. – Сегодня же – поговорить со всеми ребятами!

На следующий день на первой же переменке Семён Гришин, пробегая мимо, довольно сильно толкнул Катушкина.

– Ты что? – опешил Вася, не ожидавший такой прыти от обычно тихого Семёна. – Угорел?

– Извини, пожалуйста, – приложил руку к сердцу Гришин. – Я больше не буду.

– Хм… – растерялся Катушкин. – Значит, не будешь?

И тут же чуть не упал с ног от толчка проходящего мимо Севки Ломаева.

– Я, кажется, тебя задел? – спросил Севка невинным голосом. – Извини, пожалуйста. Я больше не буду.

Так начались Васины мучения. Ему забыли вернуть тетрадку, кто-то утащил его дневник, спутал фуражки, в буфете Катушкину не досталось молока. И все извинялись перед ним, клялись, что больше никогда не будут, и… на следующей перемене всё начиналось сначала.

Возвращаясь домой после занятий, Вася споткнулся о чью-то ногу и полетел в сугроб. Сквозь снег он услышал вежливое «извини, пожалуйста».

А когда Катушкин вылез на тротуар, он увидел, что его портфель висит на дереве, рядом со старой скворечней, и на нём мелом написано:

«Извини, это случайно… больше не будем…»

Серёжка-техник и москиты

В санатории «Кипарисы» всё было на высоком уровне. Казалось, даже чудесная крымская погода и то дело рук заботливой администрации. Но вездесущие москиты сводили на нет все усилия обслуживающего персонала. Москиты за несколько вечерних часов ухитрялись вновь утомить отдохнувшие за день нервы обитателей «Кипарисов», обжор – лишить аппетита, сонь – сна. Чего только не придумывала дирекция! И специальные сетки, и какие-то порошки, от которых болели все кошки Черноморского побережья, и ультразвук, и инфрасвет, и даже громкое чтение инструкции местного отдела здравоохранения, где москитам категорически запрещалось заниматься кусанием отдыхающих по путёвкам и курсовкам. Но москиты продолжали весело звенеть в сени кипарисов и вели себя с каждой ночью всё кровожаднее. Да, именно кипарисы, как выяснила специальная комиссия, служили москитам жилплощадью. Ветер не продувал плотную хвою; внутри – тепло, как в колбе, и питательная среда – то есть отдыхающие – рядом. Что может быть лучше!

Приезжал сам профессор Рундовин, покрутил бородой, сказал непонятные латинские слова и добавил по-русски:

– Тут наука бессильна!

Отдыхающие взволновались:

– Просто смешно! В наши дни, когда атом приручили, когда спутники, можно сказать, чуть ли не в конвейерное производство пошли, – с какими-то комарами справиться не можем!

Дирекция санатория решила действовать на свой страх и риск и объявила конкурс на лучший способ уничтожения проклятых насекомых.

Предлагались самые смешные проекты: от спиливания кипарисов и замены их тополями до создания «отвлекающего объекта», то есть покупки специального телёнка, который должен был служить для москитов основным источником питания.

В конце концов более или менее реальный способ изничтожения москитов был найден. Автором его явились ребята соседнего пионерлагеря во главе с Серёжей Гуськиным.

Серёжка Гуськин, по прозвищу «техник», был самым юным членом кружка юных изобретателей школы я не прекращал своей технической деятельности и во время каникул. Он изобрёл способ мытья посуды с помощью электромоторчика, сконструировал прибор, издали зажигающий костёр. Но прославил его, конечно, способ уничтожения москитов.

Перед ужином, когда в беседке, увитой виноградом, стучали костяшками любители домино, а по аллеям парка шагали гуляющие, первые, наиболее голодные москиты вылетели на вечернюю кормёжку. И тотчас из виноградного полумрака беседки послышались вялые аплодисменты – игроки в домино зашлёпали себя по щекам, рукам, шеям. Гуляющие же сразу стали походить на танцоров, исполняющих какой-то древний индийский танец: они то прикладывали руки к темени, то к груди, приседали, вращались вокруг собственной оси, размахивали ногами.

Тогда-то Серёжка-техник и взобрался на стремянку, установленную возле того большого кипариса, что стоял по стойке «смирно» у спального корпуса. Стремянка была аккуратно водружена на помост для настольного тенниса. Восемь мальчиков держали лестницу. В руках «техника» шипел, как подколодный змей, пылесос. Ещё пятеро юных изобретателей поддерживали шнуры-удлинители, которые змеились по двору. Когда рыло пылесоса, прорвав зелёную броню кипариса, влезло внутрь кроны, то шипение сменилось жужжанием. Казалось, в руках Серёжки жужжит большой москит, а пронзительный звон миллионов маленьких москитов служит ему аккомпанементом.

– Хватит, – крикнули снизу, – мешок полный, больше сосать некуда!..

Сергей выключил свой москитосос, а ребята вытрясли спрессованных в большой чёрный комок кровопийц в специально заготовленную бочку с водой.

За ближайший час высосано было ещё пять кипарисов, расположенных в непосредственной близи спального корпуса.

Инженеры и техники, оказавшиеся среди отдыхающих, взялись за усовершенствование Серёжкиного «изобретения».

И на следующую ночь, впервые за сезон, население санатория «Кипарисы» спало спокойно. Правда, несколько недососанных москитов пытались разбойничать по-прежнему, но их добыча была только каплей в том море, которое еженощно добывалось раньше всеми кровопийцами, вместе взятыми.