Текст книги "Третий лишний"

Автор книги: Борис Привалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Борис Авксентьевич Привалов
Третий лишний

Музыкальные сосиски

Самое главное – это быть первым! – любил повторять Петя Порываев из четвёртого «В». И он старался оказаться впереди везде и во что бы то ни стало.

А когда быть первым ему не удавалось, то он обижался и просто-напросто переставал собирать бумагу, прекращал работу в столярной мастерской или уклонялся от состязаний в беге.

Петя ушёл из хорового кружка, когда выяснилось, что Костя Семёнов будет запевалой – у него голос сильнее. Поэтому Петя бросил танцевальный кружок – Саша Азаров плясал лучше.

В музыкальном кружке Петя остался – там у него дела пошли неплохо.

В семье Порываевых все были музыкантами. Даже бабушка играла на пианино. А дедушка, который ещё несколько лет назад выступал клоуном в цирке, мог исполнить вальс на пиле, марш на консервных банках, песню на бутылках или на губных гармошках различных размеров.

Петя занимался музыкой с детства. Сначала дед выучил его играть на гребешке, обёрнутом папиросной бумагой. Затем отец – на балалайке и гармошке. Бабушка – на пианино, а мама – на гитаре. Так и получилось, что Петя довольно бойко играл на многих инструментах.

В музыкальном кружке Петю очень хвалили. А через некоторое время оказалось, что на пианино лучше всех играет Валя Трушина. А на балалайке – Коля Синяев. А баян гораздо лучше звучит в руках у Юры Дмитриева.

– Зато я играю на десяти инструментах! – хвалился Петя.

– Лучше на одном, да хорошо, чем на десяти так себе! – отвечала Валя Трушина и снова садилась за пианино – играть упражнения и гаммы.

– Ты бы хоть позанимался немного, – предлагал Пете Коля Синяев, настраивая балалайку. – Садись вместе со мной, порепетируем вдвоём.

– Охота была! – пожимал плечами Петя. – Я и без всяких упражнений лучше всех сыграю!

Когда началась подготовка к Октябрьскому вечеру, то Петя задумался: как доказать гостям, что он лучший музыкант всех четвёртых классов?

О своих планах Петя рассказал дома.

– Заниматься надо! – строго сказала бабушка. – Два часа в день за пианино сидеть. Тогда и сыграешь хорошо.

– Два часа! Ежедневно! – надул губы Петя. – Да я лучше с губной гармошкой выступлю. Верно? – И он с надеждой посмотрел на деда.

– Хорошее дело, – улыбнулся дедушка. – Только в день тебе придётся на ней поигрывать разика по четыре, а то и все пять. Вот тогда и обычная гармоника как оркестр зазвучит!

Петя решил с помощью папы приготовить номер с балалайкой или, в крайнем случае, уговорить маму отдать ему для репетиций свою гитару.

Но оказалось, что балалайка и гитара требовали для занятий не меньше времени, чем пианино и гармошка.

– По два часа каждый день! – прикинул Петя. – За неделю на одну музыку четырнадцать часов уйдёт! Почти столько же, сколько на футбол! Ой-ой-ой! Вот если бы что-нибудь такое… этакое… необыкновенное придумать…

Но «такое-этакое» не придумывалось. Петя примирился с тем, что ему на вечере не выступать.

Так бы и не узнали, кто лучший музыкант четвёртых классов, если бы не дедушкин сундук.

У дедушки в комнате стояло несколько больших разноцветных сундуков. В них, ещё с того времени, когда дедушка выступал в цирке, хранились клоунские костюмы и вещи.

После ухода на пенсию раскрывал дедушка сундуки очень редко. Это случалось обычно в тех случаях, когда кто-нибудь из дедушкиных цирковых приятелей обращался к старому клоуну с просьбой.

Например, одолжить рыжий парик, на котором волосы, если дёрнуть незаметно за специальную верёвочку, встают дыбом.

Или – дать на недельку «зажигающийся нос»: большой, толстый и у него на конце зажигается время от времени красная лампочка.

На этот раз дедушка пообещал своему другу клоуну отыскать какую-то особенную палочку-дудочку и открыл свои таинственные сундуки.

Вот тогда-то среди самых неожиданных и забавных предметов Петя увидел большую связку самых обыкновенных сосисок.

– Почему сосиски ты держишь в сундуке, а не в холодильнике? – удивился Петя.

– Они не простые, – улыбнулся дедушка. – Они – музыкальные.

И рассказал Пете, как с этим музыкальным инструментом он выступал на цирковых аренах многих городов.

Сосиски были связаны друг с другом верёвкой. Они гирляндой протянулись через комнату.

Дедушка достал две деревянные лакированные ложки.

– Слушай и смотри, – сказал он Пете и взял в каждую руку по ложке.

Потом ударил слегка по одной из сосисок. Раздался нежный, прозрачный звук. Словно на новогодней ёлке стукнулись друг о друга стеклянные игрушки. Другая сосиска зазвучала по-иному, словно маленький колокол – бу-у-ум! А третья едва пискнула – дзи-и-инь.

Ложки замелькали в дедушкиных руках, сосиски зазвенели на разные голоса. Весёлая, как весенняя капель, мелодия наполнила комнату.

«Вот это да! – подумал Петя. – Если бы я с музыкальными сосисками появился на сцене! Все бы ахнули!»

Снова стало тихо в комнате.

– Выступал я в костюме повара, – сказал дедушка, садясь в кресло. – Играл на кастрюлях, ложках, сковородах, на барабане, который выглядел как котёл… А как тебе понравились сосиски?

– Очень, очень понравились! – закричал Петя, обнимая деда. – Знаешь что, дедусь? Если бы ты со мной позанимался, я бы с ними мог выступить на Октябрьском вечере! Оделся бы поваром…

Пете пришлось долго уговаривать дедушку. Только после многочисленных Петиных обещаний старый клоун сказал:

– Что ж, если поработаешь всерьёз – сыграешь. Но поблажек тебе давать не буду – учти.

Начались занятия. Каждый день с четырёх до шести из квартиры Порываевых слышались непонятные и очень приятные звуки.

Даже соседи, которые привыкли к тому, что у Порываевых играют на чём угодно, удивлялись: какой это ещё инструмент у них появился со стеклянным голосом?

В школе Петя вёл себя заносчиво. В походы за металлическим ломом не ходил. На дополнительные уроки в столярной мастерской не оставался.

– У меня важное дело, – говорил он многозначительно. – Приходится каждый день работать по нескольку часов. Скоро узнаете, ещё спасибо скажете.

– Понимаешь, Порываев, – поймав Петю за руку, сказала Валя Трушина, – совет отряда решил, что каждый, кто занимается в музыкальном кружке, должен не только сам хорошо играть, но и другим помогать. Юра Дмитриев и Коля Синяев уже занимаются с третьеклассниками…

– Вот ещё! – засмеялся Петя. – У меня у самого на репетиции времени еле-еле хватает. Пусть Синяев с Дмитриевым и возятся с малышами, а у меня номер готовится. Ну, я пошёл репетировать!

…Наступил праздничный вечер.

Возле самой сцены установили длинный стол.

За него уселись директор школы, педагоги, члены комсомольского комитета, родители, председатель совета дружины.

Петиного дедушку тоже пригласили за стол.

– Дорогие наши гости! – сказала Таня Ватрушкина. – Сейчас вы посмотрите наш концерт. Очень просим вас решить, кто из участников концерта достоин премии.

Петя в костюме повара – белом колпаке и белом фартуке – сидел за сценой вместе с другими выступающими.

– Что у тебя в чемодане? – спрашивали ребята.

– Секрет, – таинственно говорил Петя.

А сам думал в это время: «Понравлюсь я или не понравлюсь? Дадут мне премию или нет? Конечно, дадут».

Таня Ватрушкина и Костя Семёнов очень хорошо спели две песни и один дуэт. Им долго аплодировали.

«У меня номер лучше!» – удовлетворённо думал Петя.

Потом на сцену пошли танцоры.

– Дорогие гости! – сказала Валя Трушина. – Сейчас вы увидите молдавский танец. Его исполнят десять человек. Шестеро из них выступают впервые. С ними занимался наш Саша Азаров!

Потом выступали чтецы, певцы.

Коля Синяев играл на балалайке, сначала один, потом с Юрой Дмитриевым, а затем вместе с мальчиками из третьего класса.

«А у меня лучше, – приговаривал про себя Петя после каждого номера. – А у меня лучше! И чего только им хлопают? Ведь играли третьеклассники с ошибками…»

Даже большой успех выступления Коли Умкина из четвёртого «Б» – он показывал фокусы с дрессированной овчаркой – не произвели на Петю никакого впечатления.

– Скорее бы мой выход! – бормотал он. – Я им покажу…

– Музыкальные сосиски! – раздались наконец долгожданные слова. – Ученик четвёртого «В» Петя Порываев!

Пожалуй, ни один номер праздничного вечера не имел такого успеха, как музыкальные сосиски. Петю два раза заставляли повторять всё сначала.

Директор школы даже прослезился от смеха: очень занятно выглядел Петя в поварском колпаке и так прытко скакали ложки в его руках!

Концерт кончился. Зал с нетерпением ждал: кто же получит премии?

Наконец жюри объявило лучшие номера вечера. Премии получили Коля Умкин за дрессировку, танцоры, певцы и «музыкальные сосиски».

Пете достался торт: большой шоколадный заяц сидел за толстой кремовой книгой.

– Поздравляю, – торжественно сказал дедушка. – Домой, мне кажется, торт нести не стоит. Как ты думаешь?

В трёх шагах от Пети Коля Умкин, получивший коробку шоколада, угощал ребят.

– Идите сюда! – закричал Петя ребятам. – Кто хочет попробовать зайчатины?

Ребята не заставили себя упрашивать. Шоколадный заяц сразу же был разломан на кусочки.

– Вот молодцы танцоры! И сами танцевали, и ребят научили! – восхищённо сказал паренёк из пятого класса, размахивая зажатым в пальцах шоколадным ухом.

– А Коля Умкин? – возразил другой пятиклассник, посасывая заячий хвост. – Овчарку подарил пограничникам! От имени всей школы!

– Таня с Костей были лучше всех! – вмешались девочки. – У них знаете какой хор октябрятский есть? Вот они в следующий раз этих октябрят всем покажут!

Про Петю тоже говорили хорошие слова. Его назвали и одарённым, и музыкальным, и даже талантливым. Но никто не сказал ему самых дорогих слов: «Ты – хороший товарищ»…

Зловредная масть

…Солнце в этот день старалось всех сил. Дедушка Крапивин сидел на скамеечке возле избы и нежился под мощными лучами небесного светила. И вдруг дед увидел мчащуюся по двору незнакомую кошку чёрной масти.

– Помяни царя Давида, – зашептал Крапивин, – и всю кротость его… Откуда у нас на улице такое? Ну чисто головешка! Ой, не к добру! Пшла! – взмахнул было клюкой дед, но поздно: кошка, истошно мяукая, метнулась в сени.

Только Крапивин, кряхтя и хватаясь за поясницу, поднялся с тёплого, пригретого местечка, мимо него, вдоль улицы, пронеслись ещё два чёрных кота.

Кто-то у колодца испуганно вскрикнул, выронил ведро.

Кто-то запустил в котов камнем, и они разбежались по дворам.

Дядя Архип шёл в правление колхоза, но чернявая кошка пересекла ему дорогу.

Он двинулся было назад, в обход, но успел сделать всего несколько шагов – другая кошка, тоже чёрная как дёготь, пробежала под самым его носом.

Оставался дядьке один путь – через плетень на огород, а оттуда – задами к правлению. Но вдоль плетня воровато пробирался чёрненький котёнок! Напуганный криком Архипа: «Ах, проклятущий!» – котёнок обежал дядьку кругом. Архип оказался как на острове – в середине круга радиусом в три шага, даже следы кошачьих лап вокруг хорошо видны были.

Дядька потоптался на месте, а потом, завидя выглядывающих из-за домов ребятишек, плюнул на приметы и торопливо зашагал к правлению. Сзади раздались поощрительные аплодисменты. Архип припустился бегом.

В среднем за двое суток каждому жителю Петушков кошки перебегали дорогу раз по двадцать.

Но, несмотря на эту знаменитую плохую примету, ни с кем ничего худого не случилось.

Вскоре на кошек уже никто не стал обращать внимания, но их массовое появление оставалось тайной.

Первым, кто докопался до истины, был дедушка Крапивин.

Сидя, по своему обыкновению, на лавочке возле дома и размышляя о нашествии кошек чёрной масти, он увидел на соседнем амбаре толстого кота цвета сажи.

– Чур меня, – забормотал дед. – Вроде наш Васька объявился.

Два дня назад гордость кошачьего поголовья села Петушки кот Васька куда-то удрал.

Надо сказать, что Васька был очень заметным представителем семейства кошачьих.

В бытность свою котёнком он проживал в пионерском лагере, что за лесом. Там на усиленном питании Васька раскормился до размеров небольшого кабанчика. Потом лагерь закрыли, коту пришлось покинуть насиженные места и перебраться в Петушки.

Прижился он после долгих мытарств у Крапивиных – тут не было собаки и питанием не обижали.

Дед узнал бы своего серого любимца в любом обличье – в чёрном, синем, пёстром.

– Вась, Вась, Вась! – поманил он кота.

Васька дружелюбно мурлыкнул и, легко соскочив на землю, потрусил к Крапивину.

– Кто ж тебя… выкрасил-то?! – удивлённо ахнул дед.

Вот с этого открытия и началось расследование причин нашествия чёрных кошек. И обнаружилось, что во всём виноват… Коля Крапивин и ребята его звена.

Дедушка Крапивин верил в любые приметы: и в разбитое зеркало, и в чёрную кошку, и в пустые вёдра, и во многое другое.

Коля решил, что деда надо вызволять из-под гнёта суеверий и предрассудков. Придя в школу на очередной сбор звена, Крапивин-внук обратился за помощью к друзьям.

Его все поддержали, а робкое замечание Мити Петушкова о том, что хорошо было бы организовать лекцию на тему «Борьба с предрассудками», только подлило масла в огонь.

– Сколько лекций было, – кричали ребята, – а чёрную кошку до сих пор все за сто метров обходят!

– Приметы нужно ликвидировать по очереди, – сказал Коля. – Самая из примет известная какая?

– Чёрная кошка! – ответили ребята хором.

– А если мы докажем, что эта примета ничего не стоит? – продолжал Коля. – Тогда и другие приметы тоже начнут сомнения вызывать, верно?

– Верно! – поддержало звено.

Три дня школьники собирались маленькими группками, шептались, таскали из магазина какие-то пакеты, гремели ведёрками, банками.

Ночью была устроена облава на кошачье поголовье в Петушках.

Кроме того, несколько десятков голов было доставлено из соседних деревень. А наутро по селу забегали кошки чёрных мастей.

Расчёт оказался правильным: теперь в Петушках если и попадётся кому-нибудь навстречу чёрная кошка, то она вызывает только смешные воспоминания.

А вместе с легендой о зловредности чёрной масти стали казаться смешными и многие другие, столь же «верные» приметы.

Медовая бригада

Я ехал в троллейбусе. Возле вокзала машина остановилась. Дни стояли жаркие. Когда троллейбус двигался, то течение воздуха ещё давало ощущение некоторой свежести, но, когда он останавливался, дышать было нечем. Поэтому при каждой остановке все пассажиры высовывали носы в раскрытые окна: чтобы дуновение ветерка уловить.

Высунул нос из машины и я. Вдруг слышу – пчелиное жужжание. Ну, думаю, слуховая галлюцинация, результат жары. Но нет – жужжит самая настоящая, озабоченная такая пчела. Снялась с липы и взяла курс на соседнюю площадь. Представляете, пчела в центре города и чувствует себя как дома! Летела пчела тяжело, медленно, и, когда троллейбус её начал обгонять, она села на край опущенной рамы и вместе с нами доехала до площади. Против кинотеатра машина сделала очередную остановку, пчела взлетела и, набрав высоту, скрылась из глаз.

– Домой пошла, – раздался спокойный мальчишеский голос.

Тут я заметил, что рядом со мной сидит мальчик в майке. И тоже внимательно смотрит вслед скрывшейся пчеле. А на коленях у него чучело какой-то птицы.

– Это Мишки Каблукова пчела, – продолжал мальчик, приметив, что я заинтересовался этим необычайным явлением. – Липовый взяток брала. У Миши два улья. Вон видите – балкон на пятом этаже?

Действительно, среди цветов на балконе я разглядел два маленьких жёлтых ящика.

Тридцать лет живу в городе, но никогда не видел здесь пасеки!

А мальчик с чучелом пояснил мне, что Мишины пчёлы летают по улице до вокзала и – в другую сторону – до площади Свободы. Цветущие липы, клумбы во дворах, на бульварах и скверах – раздолье для медосбора!

– Но мой мёд не хуже Мишиного, – сказал мальчик с чучелом. – У меня, правда, балкона нет. Ульи стоят просто на подоконнике. Мама сначала очень боялась, что пчёлы нас и всех гостей жалить будут. И зря боялась, ведь пчёлы смирные: их не обидишь и они тебя не тронут. Мне руководитель нашей медовой бригады прямо так и сказал: «Тебе, Ромашкин, ещё бы два подоконника – и рекорд города был бы за тобой. Тут бы сам Курзиков ничего поделать не смог». Вот мы скоро в новую квартиру переедем, так я на всех окнах улики установлю!

– А Курзиков – это ваш рекордсмен? – поинтересовался я. – Чемпион по сотам?

– Вроде того… Он у Ботанического сада живёт. А там знаете какие цветы? Голова от запаха кружится, глаза разбегаются. Спокойно рекорд по мёду можно поставить. Раньше, говорят, тем ребятам было хорошо, кто жил возле парков. А теперь в нашем городе зелени везде хватает. На нашей улице в этом году два сквера разбивать будут и деревья сажать… Даже жалко будет на новую квартиру переезжать!

– Что ж это за такая медовая бригада?

– А на станции юных натуралистов! Все, кто в городе пчёл разводит, в ней состоят. Мы знаете сколько мёда за сезон сдаём? Другие города нас догнать не могут!.. Если, дяденька, вы так нашей бригадой интересуетесь, то приходите завтра днём на станцию. Будем первый мёд пробовать. Сами всё увидите!

– Спасибо, непременно приду…

– Мы в этом году решили участвовать в Международном дне пчелы…

– А разве есть такой день?

Ромашкин посмотрел на меня очень удивлённо. Я понял: мой авторитет в его глазах погиб если не окончательно, то на долгий срок.

– Заседал в Риме Международный конгресс пчеловодов, – важно произнёс Ромашкин, – и решили установить Международный день пчелы. Первый раз его праздновали в декабре 1959 года…

– Очень интересно! Но ты, как вижу, ещё интересуешься и чучелами?

– Это – чучело врага, – сказал Ромашкин. – Я его возил в мастерскую ремонтировать.

– Какого врага?

– Пчелиного… Африканская птичка. Кукушка-указатель. Её ещё зовут «указатель мёда». Понимаете, когда эта птичка находит в лесу гнездо диких пчёл, то она его сама не трогает. Хотя пчёл она не боится – видите, какие перья толстые, не прожалишь! – но самой ей гнездо не разрушить. Тогда она летит искать человека. Увидит человека и начинает его звать. Её все там знают – вон она какая заметная. Идут за ней в джунгли. Приведёт кукушка человека к пчелиному гнезду и ждёт своей доли. Человек мёд заберёт, гнездо разрушит, уйдёт. Вот тогда кукушка все крохи медовые подбирает, личинками пчелиными закусывает… Мы в бригаде решили сделать выставку – враги пчёл. Вот я и ездил чучело починять. Значит, дяденька, вы завтра к нам придёте?

– Обязательно! – обещал я.

Голубой мёд

Конечно, я приехал на станцию юных натуралистов.

Познакомился с пчеловодами, с их руководителем Гаврилой Гавриловичем, осмотрел выставку «Враги пчёл», на которой увидел знакомое чучело «кукушки-указателя», стоящее между бурым медведем и каким-то очень несимпатичным длинноносым зверьком.

Потом начался первый тур конкурса городских пчеловодов. Собственно, это был не конкурс, а то, что называется дегустацией, то есть каждый приносил мёд из своих ульев и специальная комиссия его пробовала, чтобы узнать, чей лучше.

В небольших одинаковых баночках, которые принесли с собой члены медовой бригады, был мёд самых различных цветов – от белого до тёмно-коричневого.

– Это – арбатский мёд, – объяснял мне Слава Ромашкин. – Видите – липовый? Там на бульварах много лип растёт. А вот тот – жёлтый – унцевский. Ведь рядом с Унцевом парк культуры. Там цветов на десять пасек хватит!

– А этот мёд откуда? – показал я на баночку, которая была заполнена чем-то голубым.

Слава растерялся:

– Первый раз вижу… Голубой мёд! Смотрите, Гаврила Гаврилович, у Курзикова голубой мёд!

– Смотрю, смотрю, – недоуменно пожал плечами руководитель пчеловодов. – В чём дело, Курзиков?

Вихрастый владелец голубого мёда был так растерян, что даже говорить не мог. Он только шмыгал носом и разводил руками.

– У меня и дома… – наконец выговорил он, – весь мёд… гол… голубой…

– Что ж, попробуем. – Гаврила Гаврилович раскрыл баночку и опустил в неё ложку. Потом положил голубой мёд на язык. – Гм… хороший. Постой, постой! Что-то в нём привкус какой-то… вроде конфетный, не то ириски, не то карамель…

– У меня рядом кондитерскую фабрику открыли, – пояснил Курзиков. – Может, пчёлы туда залетают?

– Так вот в чём дело! – рассмеялся Гаврила Гаврилович. – Голубой цвет – от эссенции. Ну, знаете, которую в конфеты кладут – в подушечки, в карамель, Для вкуса, запаха и цвета! Пчёлы рассудили так: зачем летать куда-то далеко на цветы, когда рядом сколько угодно сладостей! Вот и повадились в цех. А там производят голубые леденцы и карамель! Вот вам и результат! На готовом легко жить!

– Что ж мне делать? – спросил Курзиков. – Завтра на фабрике будут розовую карамель изготовлять, а потом – зелёную… Не хочу цветного мёда… Да и пчёлы разленятся на фабричном сахаре.

– Нужно помогать, – сказал Гаврила Гаврилович задумчиво. – Придётся, пожалуй, твоих пчёл посадить на несколько дней под замок. А потом приучать их к цветочному нектару… Чтобы им карамель противной показалась… Давайте сейчас, ребята, обдумаем, что и как Курзикову следует делать.

Пропавшие соты

Чего только не случалось с медовой бригадой! Однажды у неё пропали соты. Как-то раз Грише Курзикову поручили перевезти соты с мёдом. С загородной пасеки их нужно было доставить на станцию юных натуралистов.

Гриша аккуратно упаковал их в ящик и с помощью двух других членов бригады повёз на станцию.

На станции собралось очень много народу. Сразу несколько лагерей уезжали в город. Громко играл духовой оркестр.

Весь перрон был заполнен ребятами в красных галстуках, одинаковых белых панамках, синих штанах. Пионеры пели хором, кричали, гонялись друг за другом.

Тут же суетились операторы кинохроники. Аппараты в их руках жужжали, как шмели.

– На днях, ребята, – кричали операторы, – вы сможете увидеть себя в киножурнале «Новости дня». А сейчас улыбнитесь ещё раз. Веселее! Разговаривайте оживлённее! Вот так.

Гришу тоже снимали, хотя он цеплялся за ящик с сотами, как утопающий за спасательный круг, и доказывал, что он не из этого лагеря.

Какой-то шустрый оператор всё же оттащил Гришу от ящика, дал ему в руки сачок и приказал улыбаться.

– Увидишь себя на экране! – пообещал оператор, закончив съёмку.

Наконец лагерь уехал. Гриша с друзьями поехал следующим поездом. На вокзале их встретил Гаврила Гаврилович.

– Всё в порядке? – спросил он.

– Конечно, – солидно ответил Гриша.

Но когда ящик привезли на станцию и открыли его, то вместо пчелиных сот в нём обнаружили коллекцию жуков!

– Это что такое? – ахнул Гаврила Гаврилович.

– Ж-жуки, – ответил Гриша.

– А где соты? Где мёд?

Но как превратились медовые соты в коллекцию жуков – было загадкой.

Медовая бригада разобрала шаг за шагом всё поведение Гриши во время перевозки.

– Наверное, ящик случайно подменили в тот момент, – решил Гаврила Гаврилович, – когда тебя снимали кинооператоры.

– Вот только один раз я от него и отошёл, – оправдывался Гриша. – А они чего же смотрели? Раз везли втроём, то и отвечать вместе.

Два других юных пчеловода только разводили руками: оказывается, они тоже в тот момент отошли от ящика. Уж очень интересно было: как это снимают кинохронику!

– Вот работы вы мне задали, – вздохнул Гаврила Гаврилович. – Нужно установить, чьи это лагеря уезжали вместе с вами. Потом найти школьников, которые собирали жуков…

Но всё обернулось гораздо удачнее. Дня через три Гриша, сильно огорчённый, шёл домой: очередная поездка по следу одного из лагерей ни к чему не привела. В той школе, где только что побывал Гриша, жуков никто не собирал.

И вдруг возле кинотеатра «Новости дня» Гриша увидел афишу:

КИНОЖУРНАЛ № 40

КОНЧИЛАСЬ ЛАГЕРНАЯ ПОРА!

ШКОЛЬНИКИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ ДОМОЙ!

Сеанс только-только начался.

Гриша купил билет, пробрался на первое попавшееся свободное место.

Сценки лагерной жизни сменились прощальным костром. Вот колонна автобусов везёт пионеров на станцию. А вот и станция. Та самая! И пионеры в одинаковых панамках поют хором!

Потом, совершенно неожиданно, Гриша увидел на экране себя. В руке сачок, на лице улыбка.

– Стойте! – закричал Гриша на весь зал. – Ящик, ящик понесли!

Публика зашикала, контролёр с фонариком пробралась к Гришиному месту:

– Прекратите шум! Выйдите из зала!

Гриша вышел из зала, рассказал контролёру всю историю с ящиком.

– Да, интересно… Что ж, пойдём к механику, – сказала контролёр. – Как раз сеанс окончился, твоё счастье!

Механик попался отзывчивый: внимательно выслушал Гришу, посмеялся, потом отыскал и вырезал из ленты кадрик с ящиком, а ленту снова склеил.

Гриша, сжимая завёрнутый в бумажку кинокадрик, помчался прямо на квартиру к Гавриле Гавриловичу.

Когда Гаврила Гаврилович установил, что в один день с пчеловодами уезжали лагеря 87-й и 195-й школ, то полдела было уже сделано. А вторую половину розысков ребята взяли на себя.

С фотографией, отпечатанной с кинокадра, пчеловоды отправились в 87-ю и 195-ю школы, нашли тех, кто перепутал ящики, и к вечеру жуки заняли своё место в школьном музее, а соты – на станции юных натуралистов.

Жёлтая «Волга»

Следующий раз я встретился с членами медовой бригады при очень забавных обстоятельствах.

Мне позвонил по телефону один мой приятель и попросил немедленно приехать к нему.

– Что случилось? – спросил я.

– Мой автомобиль… – только и смог простонать в трубку приятель.

«Наверное, автомобиль его попал в какую-нибудь аварию», – подумал я.

Мой приятель был страстным автолюбителем. Он любил возиться со своей жёлтой «Волгой», собирать и разбирать мотор, чистить её, мыть больше, чем ездить. Тут нет ничего удивительного – кто любит разводить голубей, кто собирает марки или открытки, а кто любит возиться с автомобилем.

Когда я подходил ко двору, в котором мой приятель держал свою жёлтую «Волгу», то уже издали услышал, как жужжит мотор.

– Ну, раз мотор работает, то всё в порядке! – бодро крикнул я, вбегая во двор.

– В том-то и дело, что это не мотор, – мрачно сказал мой весь перебинтованный приятель, – а пчёлы…

– Пчёлы, пчёлы в автомобиле! – заговорили со всех сторон.

И только тут я заметил, что двор наполнен жильцами. В руках у них были мётлы и вёдра, какие-то тряпки. Многие были перевязаны, словно только-только вышли из жаркого боя.

– Понимаешь, – объяснил приятель, – второй день воюем, и никакого толку. Забрался рой пчёл в «Волгу», и никак мы его оттуда не выгоним. Мне даже пришлось выходной на работе взять – не знаю, что теперь и делать. Ты рассказывал, что у тебя есть какие-то знакомые пчеловоды – помоги…

Оказывается, обнаружив пчёл в своей машине, мой приятель не придал этому никакого значения. Он распахнул дверцу и, словно мух, стал их выгонять из машины полотенцем. Пчёлы воинственно загудели и бросились на него. Приятель мой едва спасся, нырнув в наполненную водой ванну. И, хотя бежал он по крайней мере со скоростью автомобиля, две-три пчелы всё-таки успели его ужалить.

Было созвано совещание с участием соседей. Кто-то вспомнил, что пчёлы боятся дыма. Решили выкурить пчёл из машины.

Сказать-то легко, а сделать труднее. Во-первых, не могли сговориться, чем выкуривать пчёл: табачным дымом или обычным, дровяным. Во-вторых, остался неясным вопрос, каким образом наполнить автомобиль дымом.

Дымовая атака, произведённая ночью, никакого успеха не принесла. То ли дым был слабый, то ли автомобиль имел большие щели, в которые дым быстро ушёл, только пчёлы не покинули «Волгу».

Борьба с пчёлами продолжалась. Кто-то предложил взять их измором: закрыть «Волгу» брезентом и ждать, пока все пчёлы не умрут с голоду.

Но так как ждать их смерти пришлось бы неделю или десять дней, то план этот был отвергнут.

– Но почему они забрались именно ко мне! – стонал приятель. – Полный двор машин! Залетай в любую… Так нет! Может, им жёлтый цвет понравился?

Милиционер, который зашёл во двор и тоже был укушен какой-то шальной пчелой, посоветовал немедленно вызвать специалиста-пчеловода.

– А не то оштрафую вас за нарушение порядка! – грозно добавил он. – Безобразие! Развели пчёл в машине, людям проходу нет!

Измученный неравной борьбой, мой приятель не мог вспомнить ни одного знакомого пчеловода. Вот тогда-то он и позвонил мне.

А я позвонил в медовую бригаду:

– Выручайте, рой сидит в автомобиле уже двое суток!

– Сейчас дежурные приедут, – сказал Гаврила Гаврилович. – Не волнуйтесь и ничего без нас не делайте!

Представители медовой бригады явились через час. С Гаврилой Гавриловичем приехал мой старый знакомый Слава Ромашкин и Гриша Курзиков, тот самый, у которого пчёлы делали голубой мёд. Они привезли с собой улей, сетки, маски…

– Сейчас ваш автомобиль будет освобождён, – сказал Гаврила Гаврилович. – Ну-ка, Слава, полезай… Судя по всему – матка в левом углу заднего сиденья притулилась.

– Ребёнок погибнет! – закричала какая-то толстая женщина с третьего этажа. – Что вы делаете! Они его закусают до смерти!

Слава натянул на себя защитную сетку, надел рукавицы.

– Он бы и так пошёл, без сетки, – произнёс Гаврила Гаврилович. – Да уж больно вы пчёлок-то разозлили… Они теперь на кого хочешь бросятся, без разбору… Рекомендую всем посторонним отойти подальше – на всякий случай.

Слава, похожий в своей одежде на водолаза и на астронавта сразу, влез в машину. Пчёлы загудели, зажужжали.

– Готово, – сказал Слава, вылезая.

Весь рой вылетел из машины следом за Славой.

Слава подошёл к привезённому улью, и рой тоже подлетел к улью.

Со стороны казалось, что пчёлы выполняют указания Славы – так поспешно стали они залезать в улей. А когда весь рой скрылся в улье, Гаврила Гаврилович накрыл его брезентом и понёс в машину, а несколько отставших пчёл крутились вокруг него, как спутники вокруг Земли.

– Как же так? – недоумевал мой приятель, благодарственно пожимая руки членам медовой бригады. – Мы столько бились, страдали, а вы сразу пришли – и раз-два, всё в порядке.

– Так ведь мои пчеловоды народ учёный, – рассмеялся Гаврила Гаврилович. – Впрочем, тут много и знать не нужно. У каждого роя есть своя матка – и без неё пчёлы никуда. Вот Слава нашёл матку, взял её и перенёс в улей. А все пчёлы – за ней. Только и всего. С природой нужно лучше дружить, товарищи. Будьте здоровы!