Текст книги "Странные происшествия в бездымный день"

Автор книги: Борис Привалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Не может быть!– упавшим голосом молвил юрисконсульт.– Я в жизни никогда и ничего, даже морального кодекса, не нарушал, никому не способствовал, ни к одной особе женского пола не приставал. Даже жена моя сама познакомилась со мною, а не я – с ней.

– Значит, не помните?– разжигая трубку-пыхтелку, спросил майор.– А все, что было с вами до кафе-мороженого,– это в памяти отчетливо?

– Да-а,– неуверенно согласился Андрей Микаэлович.– Вроде да... Я позвонил на работу, потом выпил два стакана газированной воды с сиропом у Шуры...

– Почему вы хорошо запомнили газированную воду? У вас был какой-нибудь разговор с Шурой?– быстро спросил Муратов.– О чем вы говорили?

– О вчерашней лекции,– ответил юрисконсульт.– Доктор наук Давыдов из столицы вчера вечером читал лекцию о вреде различных пагубных привычек и пережитков. Было много народа. Тетушка Шура поспорила со мною, что не может быть недостатков больших и малых, что все они приносят человеку величайший вред. Шура, впрочем, просто поддерживала лектора, повторяя его тезисы... Ой, что-то болит голова... Я хочу на свежий воздух, на волю...– сказал он плаксиво.

–Идите в соседнюю комнату, дайте показания лейтенанту Маликову,– брезгливо поморщился Муратов, скрываясь в табачном дыму.– Ночевать вы будете дома, не волнуйтесь.

И когда Андрей Микаэлович вышел, майор, облегченно вздохнув, удобнее расположился в кресле.

Как всегда в минуты раздумий и волнений, он усиленно задымил своей могучей трубкой, которая среди горожан была не менее популярна, чем соответствующие трубки Шерлока Холмса или инспектора Мегре. Что же прорисовывалось? Все три необычных случая имели одну общую точку: газированную тачанку тетушки Шуры.

Майор снял трубку телефона:

–Дайте третий пост. Подольше сигнальте —постовой ведь на месте не стоит... Еще... звоните... Степанов? Взгляни-ка, тетушка Шура торгует газировкой? Тебе не видно? Только что была на месте? Попроси ее зайти ко мне. Срочно. Скажи дружинникам,

чтобы сопровождали. Почему —«задержанную»?

Просто мне очень нужно ее видеть по важному делу!

В дверь кабинета мягко постучали.

–Войдите!– сказал Муратов.

На пороге появился улыбающийся Назаров —«Райпожар» с неизменным чайником: —Не помешал?

– Садись, дорогой,– произнес майор, тренированным жестом доставая из нижнего ящика стола две чашки.– Крепкий чай – как раз то, что мне сейчас нужно...

– Интересное сообщение прочел в газете,– сказал Назаров.– Оказывается, в наш век сплошной автомобилизации пожарникам в больших городах США приходится на своих мощнейших машинах добираться до места происшествия в два раза дольше, чем их коллегам 75 лет назад на конной тяге!

– Значит, тебя спасает лишь то, что пока еще не каждый житель Ново-Дарьинска имеет автомобиль,– усмехнулся майор, разливав чай.– А что теперь меня спасет – не знаю. Представляешь: за один день – три таинственных случая, да еще с поличным пойман на обвесе торговец персиками, да еще незаконная продажа Беркиным товаров с черного хода – это тоже отдельный эпизод... охо-хо, и всего-то еще три часа дня! Что же произойдет за сутки?!

– Может, и ничего больше не произойдет,– вздохнул Назаров.– Мне бы одно пожарное происшествие – так нет его, а вот милиции везет...

– Э-э, «везет»!– сокрушенно покачал головой Муратов.– Ты мне лучше расскажи про вчерашнюю лекцию. В чем ее суть?

–Любопытная гипотеза была выдвинута этим доктором наук,– сказал Орест Михайлович.– Он утверждает, что...

Резкий телефонный звонок заглушил голос «Райпожара ».

– Муратов слушает. Что?! Ах, черт! Передай дружинникам мой приказ: разыскать! Срочно! Да, пусть попросят ее прийти сюда... Вот тебе еще новость,– укладывая телефонную трубку на место, сказал майор.– Тетушка Шура исчезла.

– А зачем ей исчезать?– удивился Назаров.– Разве она натворила что-нибудь?

– Не знаю, не знаю...– задумчиво проговорил Муратов.– Но именно в тот момент, когда она мне понадобилась – Шура исчезла со своего рабочего места. То, что она бросила работу среди дня – это само по себе ЧП.

– Точно, за последние двадцать лет тётушка Шура во время работы ни разу не отлучалась от своего газированного агрегата,– подтвердил Орест Михайлович.

Снова вонзился в уши телефонный звонок.

–Почему ты не сделаешь его музыкальнее? —поморщился Орест Михайлович.– У меня есть замечательный мастер по теле...

Он не закончил фразы, увидев, как, едва приложив трубку к уху, застонал Муратов:

–Черт подери! Ну и денек! Опять таинственное происшествие! На этот раз в зверинце! Только этого нам еще не хватало!

ПРОИСШЕСТВИЕ ТРЕТЬЕ. ГАИ КОНЕНКОВ – ПЕРВЫЙ, НО НЕ ПОСЛЕДНИЙ ТУНИК ГОРОДА НОВО-ДАРЬИНСКА

Туник (разг.)– сокращенно от слова «тунеядец», т. е. бездельник, живущий за чужой счет. Не путать с туника (см.).

Туника (лат.)—у древних римлян – одежда из льна или шерсти, род рубахи. (Из словаря.)

Материальная база двадцатилетнего оболтуса Гаи была довольна крепка: родители его давно жили врозь, и это обстоятельство давало их великовозрастному сынку массу преимуществ – мать и отчим старались в своих заботах о нем во что бы то ни стало перещеголять отца и мачеху.

Кроме того, за городом жила бабушка, которая души не чаяла в единственном внуке. А так как бабушка имела приусадебный участок, на котором бойко росли различные овощи и даже фрукты, то их реализация обеспечивала Гаи деньгами на карманные расходы.

Чтоб официально не прослыть тунеядцем, Гаи был оформлен домработницей в семье отчима: работой его там не утруждали, ибо мать искренне была убеждена, что Гаи готовится к поступлению в Московский институт международных отношений.

Первейшей заповедью Гаи было ничегонеделанье.

–Только полная свобода от обязательств перед обществом,– говорил он тем, кто соглашался его слушать,– гарантирует свежесть жизненных ощущений. Я делаю все, что хочу, когда хочу и где хочу. Перевешивание табеля или стремление к зарабатыванию де-

нег посредством трудового процесса мешает оставаться наедине с самим собою, заглядывать в собственную душу, любоваться ее невидимыми со стороны красотами.

– Ну, а может, тебе сейчас захочется хулиганить?– спрашивали Гаи собеседники.– Тогда как? Будешь хулиганить?

– В том-то и заключается дилемма,– туманно отвечал туник,– что приходится из-за всяких там рубрик и параграфов смирять естественные порывы души и чувств. Это обедняет. Я не всегда могу из-за этого самораскрыться, и вы лишены возможности видеть меня во всей красоте натуры.

Собственно, как происходит «самораскрытие», Гаи не знал. Но сама мысль о наличии невскрытых подспудных слоев души приятно щекотала, наполняя Гаи сознанием своей значимости.

В этот злополучный день ничто не предвещало тунику, что именно сегодня произойдет его публичное самораскрытие.

Часиков в двенадцать Гаи выбрался из дому и, включив переброшенный через плечо транзистор на полную мощность, прогулялся по парку, пугая малолетних и заставляя вздрагивать пенсионеров, спасающихся в тени деревьев от жары.

Завернув на базарную площадь, Гаи с удовольствием выпил у тетушки Шуры два стакана газированной воды с любимым кизиловым сиропом.

Тут же возле базара Гаи бросилась в глаза большая афиша с нарисованным на ней тигром: проезжий зверинец ждал посетителей.

–Звери – это хорошо,– громко сказал Гаи.– Звери умеют самораскрываться, они непосредственны!

Он с гордостью огляделся, но никто из окружающих на его слова не обратил внимания – афоризм повис в воздухе.

–Меня поймут через сто лет,– вздохнул Гаи и пошел в зверинец.

Вагоны-клетки передвижного зооцирка были выстроены большими квадратами – посетители бродили внутри этих загончиков, от зверя к зверю, обменивались мнениями, придерживали детей, которым хотелось завязать непосредственные контакты с представителями животного мира.

Появление экзотически одетого Гаи произвело большое впечатление на дошкольников. Особенно им понравились висящие до плеч пряди замысловатой прически и торчащая во все стороны – веером – борода.

– Обезьян! Обезьян!– закричал какой-то карапуз, протягивая конфетку.

– От мартышки слышу,– огрызнулся Гаи, но его окружили разнокалиберные дети, а за ними потянулись дедушки и бабушки.

– Говорящих обезьянов не бывает!– сказала какая-то рассудительная девчушка.

Но бойкий карапуз с конфеткой легко опроверг этот аргумент:

– В зоопалке все бывает!

– Уберите несмышленышей!– грозно произнес Гаи, обращаясь к бабушкам и дедушкам.– Продолжайте осмотр! Развивайте зоологические познания!

Но малышей не так-то просто было направить на пусть истинный: «говорящий обезьян» им явно пришелся по душе, и они не желали расставаться с цирковой достопримечательностью.

Гаи пошел к клетке с тигром, и дети побежали за ним. Гаи останавливался возле клетки с медвежатами – детишки тоже. Они показывали на него пальцами, дергали за джинсы, наиболее смышленые подпрыгивали, пытаясь ухватиться за волосы.

«Много внимания – это хорошо,– с беспокойством подумал Гаи,– но когда тебя путают с какой-то мартышкой... весь город узнает... смеяться будут.., нужно это как-то прекратить...»

На двери одного домика-вагончика алела железная табличка: «ЗАПАСНОЙ ВЫХОД».

–Выход какой-нибудь всегда найдется,– затравленно пробормотал Гаи и вошел в дом-вагон.

Туник попал в похожий на купе маленький тамбур, из которого вели две двери. То, что обе двери были заперты, в первый момент обескуражило его, но тут он заметил, что английские замки дверей призывно поблескивают запорами-кругляшками.

«Интересно, почему же замки открываются отсюда, снаружи, а не изнутри?»—едва успел подумать Гаи, как рука уже сама открыла одну из дверей. Туник вошел в какое-то длинное помещение, похожее на коридор. Пахло конюшней. В соломенном кресле-качалке, спиной к Гаи, сидел человек.

–Большой привет!– сказал Гаи и услышал, как сзади щелкнул замок: дверь захлопнулась, видимо, от сквозняка.

«А замок-то открывается снаружи, с той стороны!»– с испугом вспомнил Гаи и вежливо спросил:

–Пардон, пардониссимо. Как отсюда выходят?

Человек в качалке обернулся, и Гаи увидел лицо большой обезьяны.

–Слава аллаху, что это не тигр!– пробормотал Гаи и, сложив губы трубочкой, засюсюкал:

–Ах ты, макакочка, ах ты, павианчик... утю-тю...

Обезьяна плотоядно зевнула, обнажив громадные желтые клыки.

«Пожалуй, я ее зря обозвал макакой,– подумал Гаи.– Может обидеться... Она, наверное, шимпанзе... или орангутанг... в общем человекообразное... старший предок...»

Шимпанзе по кличке Пусик, звезда передвижного зоопарка, был очень недоволен тем, что ему помешали отдыхать. Появление незнакомца рассердило его. Пусик слез с любимой качалки и направился к незваному гостю, чтобы посмотреть на него поближе.

Гаи испуганно попятился и случайно локтем включил на полную мощность болтающийся на шее транзистор. Воздух наполнили отчаянные звуки электрогитар. Пусик поскреб щеку, скривился – электрогитары вызывали у него зуд в коренных зубах. Если бы туник знал об этом, то сразу же переключился бы на другую волну. Но он был занят поисками спасительного выхода – какая-то небольшая дверца находилась точно против него. Правда, между нею и Гаи стоял Пусик. Гаи выжидал момент, который дал бы ему возможность прыгнуть в эту дверцу, всей тяжестью тела распахнуть ее или сломать.

Пусик боком подбежал к хиппи, сорвал у него с груди транзистор и шваркнул его о стенку. Стало тихо.

–Ты мне за это ответишь!– вдруг чувствуя прилив необъяснимой отваги, сказал Гаи.– Думаешь, если ты обезьяна, так тебе и хулиганить можно?!– И он со всей силой стукнул шимпанзе по шее.

Шея была крепкая и мохнатая, как ствол пальмы. Но от неожиданного удара Пусик присел. И тут же очень деловито, почти без размаха, ударил Гаи в солнечное сплетение, а другой рукой сорвал с него рубаху.

Гаи хотел закричать, но у него от удара сперло дыхание, и он согнулся пополам, так, что его космы коснулись пола. Пусик попрыгал вокруг, потом так сноровисто лягнул туника, словно всю жизнь работал вышибалой в местном ресторане.

Пока Гаи взлетал, а затем планировал к противоположной стене, Пусик успел ухватить штанину джинсов и разорвать ее пополам.

Во время полета Гаи немного пришел в себя, а когда ударился о маленькую заветную дверцу и вышиб ее, то вздохнул облегченно. Он тотчас же захлопнул дверь перед носом Пусика, бурно торжествующего победу над человеком.

–Ну, горилла, ну^ орангутанг, ну, шимпанзе, сукин сын!– потирая ушибленные места, бормотал Гаи.– За транзистор, за рубаху, за фирменные штаны ты мне особо ответишь...

Туник огляделся. Загончик, куда он попал, со всех сторон был огорожен массивной решеткой, маленькая дверца обшита железом. Сбоку от нее виднелся узкий тоннельчик-клетка, ведущий в глубь вагона. Угол загончика занимала какая-то темная куча.

«Силос,– с облегчением подумал Гаи,– корм для парнокопытных. Наверное, перепрел – запах какой-то странный».

«Силос» вдруг зашевелился. Гаи на всякий случай шагнул к лазу в тоннельчик. Вверху над входом в лаз была привязана решетка, которая, видимо, в случае надобности, опускалась – изолировала тоннельчик от клетки. Гаи дрожащими пальцами начал развязывать веревку, которая удерживала решетку.

Тем временем «силос» встал на лапы и превратился в гималайского медведя. Медведь покрутил головой и смело шагнул к тунику. Решетка уже была отвязана, но у Гаи не оставалось места для маневра, чтобы встать на четвереньки и, пятясь, влезть в тоннельчик – до медведя было рукой подать.

Тогда Гаи, одной рукой придерживая решетку, ударил себя по голой груди и закричал так истошно, что многие из детишек, гуляющих по зверинцу, заплакали, а звери инстинктивно поджали хвосты.

Медведь испуганно кинулся в угол.

–Ага!– радостно закричал Гаи, проворно становясь на четвереньки и задом втискиваясь в тоннельчик.– Вот что значит самовыражение!

Он опустил решетку и попятился в неизвестное будущее.

Гаи не было страшно. Его все время подмывало петь и кричать. Он чувствовал, что океан ему сейчас по колено, и в своем превосходстве над любым животным не сомневался.

Так, пятясь, Гаи выбрался к дневному свету, встал на ноги, осмотрелся. Клетка, в которой он очутился, пустовала. На полу валялись опилки и мелкие пучки соломы. Она была угловой – справа к ней примыкала вольера с медвежатами, обитателя клетки слева видно не было. А по ту сторону решетки гуляли посетители зооцирка! И тот самый карапуз, который предлагал Гаи конфетку, восторженно раскрыв рот, смотрел на него...

«Здесь меня увидит полгорода!– горестно размышлял Гаи Копенков, прикрывая голую грудь и стараясь забиться как можно дальше в темный угол.– И внимания привлекать нельзя – если я позову на помощь, начну кричать, непременно соберутся зеваки. Некоторые наверняка обрадуются, что наконец-то меня упекли в зверинец. Значит, надо сидеть и не рыпаться – ждать, когда придут дрессировщики или сторожа... И чего я полез в этот дурацкий «запасной выход»?

Гаи постарался как можно плотнее втиснуться в темный угол, соскреб опилки, солому и накидал их на себя.

Между тем посетители зоопарка то и дело останавливались у клетки, пытались разгадать, что за диковинный зверь прячется в полумраке.

–Зто говорящий обезьян!– вдруг громко закричал карапуз.

«Знать бы, чью жилплощадь я занял и что там написано на пояснительной табличке. Вдруг хозяина вывели на прогулку и он сейчас вернется?»– тоскливо подумал туник.

Через некоторое время, несколько освоившись в непривычной обстановке, Гаи сумел подметить одну важную особенность в поведении посетителей: они подолгу задерживались возле животных, которые, не обращая ни на кого внимания, спокойно спали, ели или прогуливались в своих клетках, а от грозно рычащих, раздраженных зверей Торопились отойти. Поэтому, заметив скопление зрителей возле своей клетки, Гаи замяукал таким омерзительным голосом, что зрители тут же разошлись.

Но очень скоро Гаи осип, и из его глотки вместо пугающего и неприятного воя слышалось непонятное хрипение. Возле него опять стали собираться любопытные. Разгорелись страстные споры, главным образом, из-за того, что все стремились разгадать: кто же это там прячется? Образовалось, несколько кланов, каждый отстаивал свою точку зрения.

–Какая необщительная скотина!– указывая на панированного в соломе туника, произнес молодой человек, обращаясь к своей спутнице – хорошенькой блондинке в брюках.

В оскорбителе Гаи Копенков сразу же узнал знакомого парня Витьку Веселкина.

«Ну, обожди, я тебе припомню «скотину»!– мстительно подумал Гаи.– Со скотины и спроса нет!»

Подобрав с пола не то остаток кости, не то кусочек зачерствевшего хлеба, Гаи быстро и точно метнул его в Витьку. Послышался сухой щелчок, и на скуле Веселкина вздулась багровая гуля.

– Бешеная какая-то зверюга!– сказал Витька, потирая ушибленное место.– Наверное, еще в начальном периоде дрессировки!

– Иди, отваливай отсюда, пока глаз не вышиб!– страшным осипшим голосом выкрикнул из своего угла туник.

Ошеломленные посетители отпрянули от клетки:

– Что оно сказало?

– Да разве звери говорят?

– Я своими ушами слышал!

– Обратитесь к доктору!

А Гаи Копенков повеселел: он вдруг сообразил, что, сидя здесь, в клетке, он имеет колоссальные возможности для проявления своих, всю жизнь сдерживаемых наклонностей! Отсюда совершенно безнаказанно можно было кидать всякими огрызками, плевать на посетителей, ругать их – даже, если удастся, укусить кого-нибудь. Что возьмешь со зверя?

И он решил не упускать этой замечательной возможности самовыразиться. Но где взять, как раздобыть метательные снаряды? Гаи решил перенять опыт медвежат, обитающих справа. Малыши, привставая на задние лапы, совсем по-человечьи выпрашивали лакомства. И несмотря на запрещающие надписи, посетители бросали им яблоки, груши, конфеты. Копенков выпростал свои грязные, похожие на лапы руки из соломы и попытался скопировать движение медвежат. Успех превзошел ожидания: к его ногам буквально градом посыпалось угощение.

«Бросайте, бросайте побольше,– мысленно злорадствовал он,– сейчас я вам задам шороху!»

В толпе посетителей туник углядел сразу несколько знакомых лиц. Вон, например, стоит его бывший одноклассник – Юрка Семенов. Всегда был таким чистоплюем, а стал – надо же!– инженером!

«Ишь, вырядился в новый костюмчик, прическу уложил. Ничего, сейчас я тебе попорчу и прическу, и костюмчик!»– Гаи выбрал яблоко покрупнее, шкодливо вззизгнул и запустил его в молодого специалиста. Юрка вскрикнул и ретировался.

Затем две сочные груши поразили соседку Гаи по лестничной клетке – она поплатилась за то, что вечно издевалась над его длинными волосами.

Кусок груши приплюснул нос ни в чем не повинного неизвестного гражданина, который случайно заслонил собою знакомого Гаи дружинника.

Среди публики началась паника.

– Зверь взбесился! Позовите укротителя!

– Куда подевались сторожа?!.

–Безобразие! Он же может вырваться из клетки!

Расталкивая собравшихся, к клетке спешили служители зооцирка.

– Это не наш!– удивленно молвил сторож, подходя поближе.– Не иначе – приблудный!

– Сам ты приблудный!– сказал Гаи, прицелился и врезал незрелым персиком прямо сторожу по шапке.

–Э-э, тут что-то не так!– сказал второй служитель.– Нужно проверить! Может, Пусик сюда пробрался?

–Говорящий обезьян!– торжествующе выкрикнул карапуз.– Я его узнал!

–Сам ты обезьян!– зарычав, бросился на прутья Гаи.– Все вы – обезьяны!

–Ну, вот, товарищи, а вы на зверей сразу же напраслину возвели!—сказал сторож.– Наши зверюшки – культурные, они себе хулиганства не позволяют!

К клетке подошел милиционер.

Гаи как-то сразу увял, погас, полез в угол и попытался снова закопаться в опилки.

После разговора с Гаи Копенковым майор открыл пошире окно и включил вентилятор – чтобы поскорее выветрился запах зоотуника.

Затем вышел из кабинета, пересек коридор и постучал в «райпожар» к Оресту Михайловичу Назарову.

– Ну, что новенького?– спросил Назаров, наливая чай.– Разыскали тетушку Шуру? Что случилось с Копенковым?

– Ох, навалилось все сразу на мою голову,– вздохнул майор.– Этот туник, который сейчас добровольно пошел стричься под бокс, тоже, оказывается, выпил два стакана газированной воды с кизиловым сиропом у Шуры. Вот он – узелок. А сама Шура пропала.

– Да, дела,– завистливо вздохнул Назаров.

– Что ты говорил про вчерашнюю лекцию?– спросил майор, набивая табаком массивный, похожий на маленькую дыню, чубук своей трубки.– Какую интересную гипотезу профессор выдвинул?

Гипотеза, может быть, слишком громко сказано,– усмехнулся Орест Михайлович,– но мысль, во всяком случае, занятная: если бы наши недостатки, пусть даже самые малые, были бы вдруг выставлены на всеобщее обозрение, то мы ужаснулись —настолько это страшно. Пагубные привычки, на которые мы не обращаем внимания, считая их мелочью,– это те же крупные недостатки, просто они еще не проявились полностью. И чем скорее мы от этих «мелочей» избавимся – тем лучше будет для нас и общества. Вот, сказал профессор, к примеру, многие, слушая лекции об алкоголизме, посмеиваются, считая, что если они выпивают всего-навсего по сто граммов в день, то они к алкоголикам никакого отношения не имеют. И профессор такие показал графики, диаграммы, такие цифры привел – ахнешь. Даже ста граммов достаточно иной раз, чтобы проявились все дурные наклонности человека! А очень часто и от более мелкой дозы человек теряет человеческий облик.

Интересно, интересно,– отчаянно дымя трубкой, сказал майор.– Спасибо за сообщение! – Теперь, насколько я донимаю, нужно ждать еще каких-нибудь происшествий!

Профессору с места возражал наш Органов, лектор,– продолжал Назаров.– Он кричал: «Не нужно бить из пушек, так сказать, по воробьям». Ты же знаешь разговорную манеру нашего болтуна Органова!

И в это мгновение (так зачастую бывает в плохой пьесе) в дверь постучали. Вошел сержант Маликов и, лихо козырнув, доложил, что на улице за нарушение общественного порядка задержан гражданин Органов...

ПРОИСШЕСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ. УНИВЕРСАЛЬНЫЙ ЛЕКТОР-РЕКОРДСМЕН

ТОВАРИЩ ОРГАНОВ

Товарищ Органов был фигурой примечательной. Не только своей рекордной худобой, буйной рыжей шевелюрой, но и тем, что он с утра до вечера метался по городу и читал лекции (была бы путевка!) в детсадах и техникумах, на собрании текстильщиков и на эстраде парка для пенсионеров. Он читал их в восемь утра и в десять вечера, на любую тему, укладываясь в любой отрезок времени. Он уже давно был рекордсменом республиканского общества «Знание – сила» по числу прочитанных лекций. Кто-то из заезжих корреспондентов подсчитал, что товарищ Органов прочел за полвека своей просветительской деятельности сто пятьдесят тысяч лекций на восемьсот сорок три темы, произнес более миллиарда слов, включая междометия и предлоги, за что и получил, в общей сложности, значительно более миллиона рублей.

Любого лектора, появившегося на территории Ново-Дарьинска, Органов рассматривал как врага и конкурента. Рекордсмен был глубоко убежден, что лекционная пропаганда в городе – его личное дело. Однако поскольку все же справиться с целым городом даже Органову было не под силу, то он, скрепя сердце, вынужден был смириться с приливом новых лекторов, сохранив для себя наиболее выгодные лекционные площадки, с аудиторией не слишком требовательной.

Все шло более или менее привычно до. вчерашнего дня. Вчера утром появился в резиденции общества «Знание – сила» этот столичный профессор Давыдов. Черт с ней, с его лекцией, в конце концов, но он читал ее... бесплатно! Вот что возмутило товарища Органова, который за всю свою жизнь ухитрился не прочитать даже самой куцей лекцийки «за так»!

«Гуманист, так сказать, благотворитель,– мысленно поносил Органов своего столичного коллегу,– общественник, антигонорарник... Делает карьеру, не иначе... подрыватель основ... в полном смысле альтруист, так сказать, бессребреник... чтоб ему навек охрипнуть, стать заикой и онеметь».

Но заклятья лектора-рекордсмена не подействовали – профессор Давыдов успешно прочел свою лекцию, и Органов, присутствующий на ней, со скорбью подумал, что если такие лекторы будут наезжать в Ново-Дарьинск чаще, то ему придется оформлять пенсию.

Дело в том, что Органов в свое время сделал некое открытие, очень помогающее ему слыть лектором-универсалом, экциклопедистом. Он считал, что залогом успеха любой лекции является непонятность. Лектор должен говорить много, но ни о чем. Тогда у слушателей создается такое ощущение, что они, с одной стороны – вроде все понимают, а с другой стороны – смысл лекции от них безнадежно ускользает. Таким втекающе-вытекающим методом можно было читать лекции по истории гончарной игрушки, космонавтике, о достижениях хирургии, проблемах воспитания дошкольников, теории кулинарного дела, вопросах строительства очистительных сооружений и так далее.

Процентов на восемьдесят лекции Органова состояли из вводных слов, формул-штампов, повторов и обращений, никакого отношения к основной теме не имеющих. Благодаря фразам-паразитам за тридцать-сорок минут Органов умудрялся, ничего не сказать по существу о предмете лекции, настрогать такой ворох словесной стружки, что сквозь него уже невозможно было добраться до смысла, до сути темы.

– Я вас приветствую, дорогие товарищи!– начинал Органов, вдохновенно ероша рыжую шевелюру.– Очень рад новой очередной, так сказать, встрече с высоко уважаемой аудиторией! Вижу среди вас товарищей, которые уже неоднократно бывали на моих лекциях – польщен, польщен, спасибо. Сегодня, а именно в данный момент, прямо сейчас, мы начинаем разговор об одной, единственной в своем роде и в своей области, из фундаментальных тем, проблеме животрепещущей и актуальной, которую многократно и, надо сказать, не без успеха, освещали в своих передовых творениях – не будем бояться этих слов – лучшие умы данного конкретного этапа современности. Среди гигантского числа (подчеркиваю – гигантского!) стоящих перед современным обществом проблем, задач, вопросов, требующих разрешения, и разрешения немедленного, особое место занимает предмет нашей сегодняшней лекции. Избрав данную тему, мне кажется, мы не раскаемся и не будем сожалеть, что остановили свое внимание именно на ней. Как говорит в своей книге буржуазный философ О'Кокиль, ученый, далекий от марксизма, но тем не менее собравший необычайно большой, я бы сказал, даже более того – обширнейший!– фактический материал по интересующей нас сегодня теме, «в любом явлении действительности бьется пульс современности, надо уметь его прощупать». Итак, чтобы во всем объеме представить себе интересующее нас, как говорится, явление, в общем и целом, в частностях и в деталях, я позволю себе подчеркнуть именно значение каждой детали, точнее говоря, кажущейся мелочи, ибо мелочей, как вам известно, в настоящей науке не бывает – так вот, чтобы сформулировать все – мало, разумеется, одних толькб слов. Нужны, конечно, и кинокадры, и диапозитивы, и, простите за выражение, карты... хе-хе... географические, конечно, а также многие другие наглядные пособия. Но в связи с тем, что у нас очень ограничено время, мы едва-едва, как мне представляется (и вы в этом, надеюсь, убедитесь!), уложимся в него, не прибегая к демонстрации кино и, простите за термин, голограмм.

Подобным образом Органов мог говорить часами. Молодые лекторы называли органовский стиль «мертвой зыбью»—водянистые, бессодержательные фразы волнами наступают на слушателя, убаюкивают его, притупляют восприятие, обволакивают, как вата.

Кончал Органов свою неплохо оплачиваемую трепатню традиционным финалом, который он позаимствовал у одного остроумного литературного критика:

–Итак, товарищи, тем не менее, но тем более, и скорее более чем менее, да здравствует то, благодаря чему, несмотря ни на что! Спасибо за внимание!

На Органова неоднократно и часто жаловались. Его прослушивали комиссии и общественные комитеты, но все оставалось по-прежнему: рекордсмена лишь слегка журили, давали ему советы, но раз и навсегда отставить его от слушателей никто не решался.

Поэтому комиссий и проверок, различных аттестационных прослушиваний, контролеров и ревизоров Органов не боялся. Его пугала лишь конкуренция лекторов-общественников. Все больше и больше специалистов читали лекции бесплатно, да к тому же выбирали темы настолько интересные и любопытные, что аудитории ломились от посетителей.

–Слушателей, жаждущих приобщиться к сокровенным истокам наук, на мой век хватит,– говаривал в таких случаях Органов.– Но эта новая волна —чтение без вознаграждения – меня эмоционально угнетает. Так ведь скоро за лекции платить совсем перестанут! А я привык жить широко, нараспашку! У меня, работника, не будем бояться этих слов, умственного труда, клетки мозга прожорливее, а активное серое вещество требует гораздо больших затрат, чем это формально зафиксировано в среднестатистических цифрах! Нет, нет, не хвалите мне лекторов-общественников, они вульгаризируют великий принцип «От каждого по способностям – каждому по труду». За свой труд я хочу получать, не будем бояться этого слова, материальную компенсацию!

Поэтому и расстроился так Органов, побывав на лекции профессора Давыдова...

...– Мало нам местных республиканских альтруистов, так еще на столицы стали присылать,– вздыхал Органов, стоя возле тачанки с газированной водой тетушки Шуры.– Сегодня ваш кизиловый, не побоимся этого слова, сиропчик что-то больше похож по вкусу на клюквенно лимонный? Или мне так только кажется? Острее, чем обычно, так сказать... В общем и целом, уважаемая Шура, еще стаканчик.

Органов еще раз нехорошо отозвался о лекторах-общественниках, не стал слушать возражений тетушки Шуры и, размахивая тростью, гордо неся свою рыжую мохнатую голову, зашагал к детской больнице, где у него должна была состояться лекция на тему «Эпоха великих географических открытий в связи с проблемой повышения уровня воды в бассейне Цимлянского моря».

На территорию больницы его пропускали беспрепятственно, даже во время самого жестокого карантина. Все сотрудники этого учреждения за свою жизнь уже много раз слышали лекции товарища Органова и были уверены в его природном иммунитете против всех эпидемических заболеваний.

–Приветствую, так сказать, в полном смысле этого слова!– пожимая руку стоящего в воротах вахтера, произнес Органов.– В вашем лице, не будем бояться прямых и безусловных утверждений, приветствую одного из верных, и я бы даже сказал, персонально преданных делу педиатрии, в частности, и нашему самому передовому в мире здравоохранению в целом, ветерана! Рад обменяться с вами рукопожатием – этим старинным, овеянным преданиями и освещенным фольклором символом радушия, который имел свой особый смысл в рыцарские времена, когда, не будем скрывать истины, отношения между отдельно взятыми рыцарями были довольно натянуты, чтобы не сказать коварны.