Текст книги "Небо моей молодости"

Автор книги: Борис Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

А вокруг Будапешта обстановка накалялась с каждым днем.

Во избежание разрушения венгерской столицы и предотвращения жертв среди гражданского населения наше командование еще 29 декабря 1944 года направило окруженным немецко-фашистским войскам предложение о немедленной капитуляции. Для вручения ультиматума к противнику были посланы парламентеры обоих фронтов. Но они, как известно, были предательски убиты.

Одновременно с парламентерами два наших летчика-штурмовика из 189-й авиадивизии старший лейтенант Шмелев и лейтенант Орлов сбросили на Будапешт свой мирный груз – листовки. В листовках всему населению, солдатам и офицерам окруженного гарнизона сообщалось о гуманном шаге советского командования. Однако фашисты отвергли капитуляцию и намеревались продолжать борьбу. Таким образом, бои за Будапешт возобновились с новой силой: гитлеровцы принимали все меры по спасению окруженной группировки своих войск.

По приказу Гитлера из Польши в район юго-восточнее Комарома скрытно был переброшен 4-й танковый корпус СС. В ночь на 2 января 1945 года немцы нанесли удар по войскам 3-го Украинского фронта в общем направлении вдоль Дуная на Эстергом, Бичке, Будапешт. Группировка противника насчитывала до 450 танков и штурмовых орудий, более 200 орудий крупных калибров, множество бронетранспортеров. В это же время вражеская пехотная дивизия форсировала Дунай в районе Шютте и продвигалась по берегу в направлении на Эстергом. Одновременно окруженные в Будапеште войска противника силами до трех дивизий предприняли отчаянную попытку прорыва навстречу ударной деблокирующей группировке.

В течение пяти дней шли ожесточенные бои на земле и в воздухе на этом направлении. Авиационные представители в соединениях 4-й гвардейской армии вызывали наши экипажи и по указанию наземного командования наводили их на цели.

Ценой огромных потерь к 6 января 1945 года противнику удалось продвинуться на 25 – 30 километров. На этом рубеже он был остановлен нашими войсками при поддержке авиации и не допущен к Будапешту. Поле боя на участке прорыва было усеяно сожженными и разбитыми танками, орудиями, трупами гитлеровских солдат и офицеров...

После неудачной попытки прорыва к Будапешту в одном месте немцы попытались добиться его в районе Замоль, что северо-западнее Секешфехервара. Сосредоточив новую ударную группировку в составе трех танковых, одной пехотной дивизии и одной кавалерийской бригады, 7 января они нанесли второй удар по войскам 3-го Украинского фронта. Все с той же целью – деблокировать будапештскую группировку.

Но этот удар для наших войск не был неожиданным. 14 января немцы, потерпев поражение, остановились.

Шли последние дни боев за Будапешт. Они оказались самыми трудными. Гитлер поставил на карту все, что мог. А нашим войскам надо было во что бы то ни стало удержать достигнутые позиции, с тем чтобы нанести сокрушающий удар. Воздушные разведчики дивизии прилетали с тревожными донесениями. Особенно точно засекал врага капитан Батаров. Его разведданные заставляли думать о том, что противник предпринимает действия к расчленению 3-го Украинского фронта, намереваясь столкнуть наши войска на левый берег Дуная. "Ну а что будет с нами на аэродромах, если немцам удастся осуществить свой план?.." – невольно напрашивалась тревожная мысль.

День за днем Батаров вел наблюдения с воздуха за землей. 14 января вместе с ведомым Шуваловым он обнаружил более ста танков и бронетранспортеров юго-западнее Секешфехервара. Это было что-то новое! Таких разведданных никогда не поступало. Начштаба дивизии Колошин не успевал отвечать на вопросы вышестоящего командования. Требовали все уточнить, подтвердить. В результате к месту обнаружения противника пришлось лететь вместе с Батаровым самому командиру 611-го истребительного авиаполка подполковнику Исаенко. Разведданные подтвердились.

И вот утром 18 января, сосредоточив все возможные силы, имея превосходство в танках, противник предпринял контрудар и вышел к Дунаю. Это означало, что наша дивизия могла стать в положение самообороны. Тем временем штаб 17-й воздушной армии оказался в зоне наземных боев. Весь ее личный состав был вынужден вести оборону.

В этот день мне практически невозможно было отлучиться с передового КП и побывать хотя бы несколько часов в полках дивизии. Днем, с рассвета до наступления сумерек, приходилось находиться на радиостанции наведения, а ехать на машине ночью – слишком опасно. Выручала отлично организованная связь, о чем позаботился начальник связи дивизии капитан Масленников.

Спустя годы думаю, что таких тревожных дней у меня в жизни, пожалуй, вообще не было. Вот что писал в своих воспоминаниях о тех событиях маршал авиации В. А. Судец: "Беспримерную стойкость в эту ночь проявили летчики 288-й истребительной дивизии. Ее полки базировались на аэродромах в Секешфехерваре, Бергенде и Шерегейше, как раз на одном из главных направлений третьего удара вражеских войск. В сложных метеорологических условиях, когда высота облаков не превышала 200 – 300 метров, истребители вместе с частями штурмовой авиации громили наступающую группировку противника. Командующий фронтом приказал не оставлять эти аэродромы. 18 января во второй половине дня фашистские танки прорвались по шоссе с запада к Секешфехервару. Одновременно маршал Толбухин направил из своего резерва стрелковую дивизию для занятия обороны к юго-западу от этого города. Полковнику Смирнову была поставлена задача удерживать аэродромы до утра и наносить удары с воздуха по танковым колоннам врага, не пропустить их к Будапешту..."

Весь день 18 января летчики дивизии штурмовали танки. Инженер дивизии Н. И. Алимов выделил часть технического состава на подготовку к обороне. Они совместно с аэродромной командой минировали границы аэродромов, рыли окопы, укладывали на брустверы ручные гранаты, устанавливали пулеметные точки. Зенитные аэродромные батареи готовились к действию как истребительно-танковые. Когда закончились полеты, все самолеты, вооруженные 37-миллиметровыми пушками, были подняты на хвостовые подъемники с расчетом ведения огня в вероятном направлении появления противника. Весь личный состав был готов к наземному бою.

С благодарностью вспоминаю беспокойство летчиков за мое положение. Они знали, что КП дивизии находился в опасной зоне. Командир полка Смешков, выполняя очередное задание в воздухе, передал мне по радио:

– В случае чего – прилечу за вами сам на По-2 в любое время суток!..

И он прилетел. Я запомнил то время. Было 23 часа 18 января. На месте расположения КП беспрерывно рвались артиллерийские снаряды. Смешков посадил самолет при свете ракеты на минимальную по размерам площадку. Взлететь было легче...

Наступила ночь. Одной из танковых групп противника удалось форсировать канал Шарвиз. К этому времени подоспела резервная стрелковая дивизия фронта. Один из очагов боя завязался между каналом и западной границей аэродрома Секешфехервар. Не в лучшем положении оказались полки дивизии, находившиеся на других аэродромах. Если бы немного промедлить, то 611-й полк мог оказаться в полном окружении. Его пришлось срочно перебазировать с аэродрома Секешфехервар в Бергенд. Оттуда в ночь на 19 января поступило донесение: "Весь личный состав полков по границе аэродрома занял наземную оборону в две линии".

Всюду на самых ответственных участках находились коммунисты и комсомольцы. Мой заместитель по политчасти полковник С. А. Вьюгин в те тревожные часы на оборонительных участках проводил с партактивом вдохновенные беседы.

Но вот к исходу ночи на землю опустился густой туман. Он в какой-то мере облегчил положение: фашистские танки могли нарваться на орудийные стволы или на гранатометчиков. Время было выиграно. 19 января, как только появилась возможность для взлета, полки дивизии поднялись в воздух и перелетели на восточный берег Дуная, где находились запасные аэродромы.

Только потом, после разгрома окруженной группировки, когда в числе пленных оказались и высшие чины танковых войск, мы узнали замысел Гитлера. Веря в то, что его танковым дивизиям удастся опрокинуть 3-й Украинский фронт в Дунай, он приказал захватить наши самолеты на аэродромах в исправном состоянии. Откуда было знать фюреру, что наши пилоты могли бить не только его асов в воздушных боях.

Из тех напряженных дней боевой работы мне запомнился один эпизод, о котором я не могу не рассказать более подробно.

Итак, однажды в район озера Балатон-Шерегейше вылетел на разведку парой командир эскадрильи 659-го полка Александр Фролов. Один из лучших воздушных бойцов дивизии, удивительно зоркий разведчик, именно он, а никто другой должен был лететь тогда на боевое задание в чрезвычайно сложных условиях. Сплошная облачность на высоте 200 метров с видимостью по горизонту не более двух километров заставляла в некоторых местах переходить на бреющий полет. Кто тогда знал, что этот полет будет последним полетом комэска Фролова...

С задания вернулся только его ведомый и доложил, что они наткнулись на большое скопление танков.

– Командир решил, наверное, выяснить, чьи это танки, и развернулся к тому месту. На нас обрушился шквал зенитного огня. Капитан Фролов пошел на снижение, и тут я потерял его...

Вот и все, что мог доложить ведомый комэска Фролова.

Прошел день, второй – нам ничего не было известно об Александре. На третий он вернулся в свой полк. Вернулся в таком виде, который без слов говорил о том, как трудно было ему добраться до своих. Вся дивизия была рада его возвращению. Но впереди оказались горести и такие тяжкие испытания, о которых комэск Фролов не мог и подумать!

Во время войны существовало железное правило: те советские люди, которые хотя бы день оказались на занятой фашистами территории, подвергались проверке. Я полагаю, в некоторых случаях надо было подходить более внимательно к таким мероприятиям, коль уже они считались необходимыми. Ведь проверка, применяемая формально, привела многих честных людей к трагическим последствиям...

Я был уверен, что Фролов, отдохнув несколько дней, вновь войдет в строй, и вдруг начальник особого отдела дивизии майор Понякин заявляет:

– Фролов будет отправлен на проверку!..

Здесь мне придется отступить от хронологических событий Будапештской операции и перейти к более поздним годам.

Закончится война. Время сотрет в памяти многое, но вот судьба Александра Фролова будет меня волновать многие годы. Я обращался по разным адресам, чтобы узнать, где он, что с ним, но узнать так ничего и не удавалось.

И вот однажды, в 1965 году, ко мне обратился полковник из Управления кадров Министерства обороны СССР. Он попросил прочитать один документ. Передо мной лежал наградной лист на А. П. Фролова, в котором он представлялся к званию Героя Советского Союза. Этот лист был подписан за два дня до того, как Фролов не вернулся с боевого задания. Первый мой вопрос:

– Жив ли он?..

– Жив, здоров. И если вы не возражаете, перепишите наградной лист сегодняшним числом – как командир дивизии.

Выполнив просьбу полковника, я добавил в конце наградного листа: "Уверен в преданности А. П. Фролова Советскому Союзу".

6 мая 1965 года Указом Президиума Верховного Совета СССР бывшему заместителю командира эскадрильи 659-го истребительного авиаполка капитану запаса Александру Павловичу Фролову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Наступили дни освобождения столицы Венгрии. Труднейшая задача стояла перед нашими войсками. Казалось бы, много городов приходилось брать Красной Армии на своем освободительном пути, опыта и в уличных боях хватало, но Будапешт оказался в особых условиях. Еще задолго до нашего наступления город был сильно укреплен. С востока – несколькими полукольцевыми оборонительными обводами! И вот на окраинах восточной части города Пешт начались бои. Обычной артиллерийской подготовки, которая, как правило, заканчивалась мощным бомбардировочным ударом с воздуха, почему-то не провели. В чем дело? Нам разъяснили, что Будапешт необходимо сберечь от разрушений. Но щадить город от разрушений, – значит, брать его с большими потерями! Мы, небольшая боевая единица фронта, конечно, не могли знать деталей предстоящей операции. Нашей главной задачей оставалось – прикрывать наступление войск с воздуха. И еще одну задачу поставил нам генерал Судец – блокировать будапештский ипподром, который фашисты приспособили как посадочную и взлетную площадку для транспортной авиации.

С последней-то задачей мы справились довольно легко. Достаточно было висеть над аэродромом звену истребителей, чтобы не дать возможности ни одному транспортному самолету произвести посадку. Противнику оставалось только сбрасывать свои грузы на парашютах ночью. Тогда один наш смышленый командир проявил инициативу – предложил ночью, во время прилета транспортных самолетов противника, зажигать костры в четырех километрах от будапештского ипподрома. Долго немцы бросали с воздуха все, что предназначали своим.

Ну а днем не прекращались воздушные бои. Беспрерывно работала моя радиостанция. В эфир летели позыввые прославленных на весь фронт наших летчиков. А зачастую можно было слышать и разговор открытым текстом. Помню, так.

– Саша! Выше нас восемь "мессеров"! – Это голос старшего лейтенанта Николая Сурнева.

– Бери их на себя, атакую нижних!.. – Это Колдунов.

Тогда группа Сурнева сбила два "мессера", а летчики Колдунова – четыре. В тот же день командир полка Марков, летчики Каравай, Лукашевич, Дворников, Мошин, Михайлов, Кондратьев штурмовали вражеский аэродром Веспрем, тот самый, который был большой занозой в нашей работе.

19 января мы узнали, что Пешт освобожден. А дня через два мне позвонил командир бомбардировочной дивизии полковник П. В. Недосекин и сообщил, что поведет два полка на задание в район междуозерья Балатона – Веленец. Комдив просил надежное прикрытие, и мы выделили двадцать четыре истребителя. Одну группу возглавил командир полка Смешков, вторую командир эскадрильи капитан Мошин, третью Середин. Я тоже пошел на задание и пристроился в воздухе к Недосекину.

На подходе к цели появились истребители противника. Их было немало, но они не могли подойти к нашим бомбардировщикам – мы защищали основательно. Я успел заметить, как падают два горящих "мессера". И вдруг у меня перехватило дыхание. Стараюсь дышать, глотаю воздух, но что-то не пускает. В глазах потемнело. С усилием я отодвинул защитный колпак кабины, стало чуть легче. Это был мой последний боевой вылет в последней войне...

А бомбардировщики тогда отбомбили точно. В бою с истребителями противника мы сбили шесть самолетов, и все вернулись на свои базы. Полковник Недосекин прислал в дивизию благодарность нашим истребителям за их работу.

На другой день наш дивизионный доктор майор медицинской службы Полянин повез меня в Пешт. Где-то совсем рядом с набережной Дуная находилось здание тубдиспансера. Оно было основательно повреждено артиллерийскими снарядами, и только в подвальном помещении происходил врачебный осмотр больных.

Мы поднялись на четвертый этаж. Просторная комната напоминала операционную. Куполообразный застекленный потолок был местами разбит, и через отверстия сыпалась снеговая пороша. Я разделся до пояса. Врач уложил меня на операционный стол и подкатил к нему аппарат, который был мне уже хорошо знаком...

Когда процедура закончилась, мы снова спустились вниз, где приема у врача диспансера ждали не менее двадцати венгров.

– Вот видите, – сказал врач, – полковник Красной Армии обратился к нам за помощью. Ни он, ни его товарищи не собираются нас уничтожать.

А меня, признаться, беспокоило другое, о чем по возвращении в дивизию я и просил Полянина. Просил его не докладывать в штаб армии о состоянии моего здоровья. Наш доктор укоризненно посмотрел на меня и сказал:

– Хорошо, Борис Александрович, обещаю, но как врач считаю, что этот боевой вылет должен быть для вас последним.

Почти целый месяц после взятия Пешта нам пришлось воевать за освобождение Буды. И только 13 февраля столица Венгрии была полностью освобождена. Казалось бы, сражение в Венгрии подошло к концу, однако воздушная разведка дала неожиданные данные. Помню, лейтенант Посуйко прилетел и доложил мне:

– Там танков видимо-невидимо!

Что значит "видимо-невидимо", мы скоро узнали.

Немецко-фашистское командование любой ценой хотело удержаться в Венгрии и готовилось нанести мощный удар по советским войскам. По свидетельству генерала Гудериана, цель нового наступления заключалась в том, чтобы овладеть правым берегом Дуная, укрепить южный фланг Восточного фронта и прикрыть нефтеносные районы Венгрии, которые наряду с нефтепромыслами Австрии были важным источником получения жидкого топлива для Германии.

Чтобы вновь добиться превосходства в силах, гитлеровское командование перебросило из Арден в Венгрию 6-ю танковую армию СС под командованием генерала Дитриха. Сконцентрировав таким образом только против войск 3-го Украинского фронта более тридцати дивизий, одиннадцать из них танковых, главный удар немцы намечали нанести между озерами Балатон и Веленце. По численности танков, орудий на этом направлении враг превосходил нас более чем в два раза. Это и определило характер вновь развернувшегося ожесточенного гигантского сражения.

Как я уже рассказывал, основным местом базирования врага был аэродром Веспрем. Он размещался почти в центре боевых действий. Генерал Судец очень часто посылал туда бомбардировщики в ночное время, а мы залетали и днем. И вот наконец этот аэродром стал нашим. Вплотную к летному полю здесь прилегал авиационный городок – трехэтажные дома, сложенные из красного кирпича, около них уютные газоны. Фашисты не успели взорвать авиационный гарнизон – бегство их было слишком поспешным. В одном из домов, помню, на стенах остались дорогие картины, гобелены. В спальне у кровати стоял торшер, на столике несколько книг, пепельница, сигареты и недопитая бутылка вина. Среди книг мое внимание невольно привлекла одна, на обложке которой были изображены самолет и пирамидальный тополь. Перелистывая книгу, я обратил внимание на название испанских городов, часто упоминался Мадрид. На титульном листе книги была фотография автора. Вот и еще раз встретились, подумал я...

Не буду писать о всех остальных боях за освобождение Венгрии. Достаточно сказать, что 4-й воздушный флот гитлеровцев, имевший в своем составе более 850 боевых самолетов, под командованием генерал-майора Дайхмана был наголову разбит нами.

Не так это, конечно, все просто делалось, как сейчас пишется. Многие из наших боевых товарищей навсегда остались в земле освобожденной Венгрии...

4 апреля 1945 года она была полностью освобождена. Войска 3-го Украинского фронта стремительно преследовали отступающего противника уже на территории Австрии. Немцы пытались было организовать оборону на выгодных рубежах, но нас остановить уже ничто не могло.

Близился конец войны. О победном шествии весны сорок пятого года с пафосом писали все наши газеты, но слова их до сердца не всегда доходили. От войны устали нервы, и я постоянно ловил себя на том, что прислушиваюсь к тишине. По ночам пилоты еще взывали о помощи, приказывали кому-то атаковать, кого-то прикрыть – это останется навсегда, – но все чаще во сне являлись бескрайние русские равнины, наши родные поля и перелески. Люди ждали мира.