Текст книги "Второй шанс адмирала Бахирева"

Автор книги: Борис Царегородцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

III

Минут через пятьдесят мы, обогнав колонну крейсеров, стали во главе ее. После этого я приказал эсминцы седьмого дивизиона отпустить, пожелав им счастливого пути, – они выполнили свое первое задание по охране крейсеров, выведя нас в море. Седьмой дивизион взял курс на север, корабли быстро скрылись в сгущающемся тумане. Теперь у Гадда и его эсминцев более ответственное и опасное задание, чем намечалось до этого. Погода и правда была очень скверная, на море опустился туман, я опять пожалел, что на наших кораблях нет радаров. В 6.30 поступил запрос от Паттона о курсе и скорости движения отряда. И то и другое было передано. Мы опускались к югу, в полосе сильного тумана, я приказал включить кильватерные огни. Примерно в двух милях по левому борту показались силуэты кораблей, которые тут же были взяты на прицел крейсерами отряда. Но то были эсминцы Паттона и идущий чуть поодаль «Новик». А в это самое время где-то в двенадцати милях по правому борту проходят курсом на север корабли противника. Мы не видим друг друга из-за тумана, и наша встреча откладывается до следующего дня.

– Передайте семафор на эсминцы, пусть переходят на правую раковину.

После того как эсминцы перестроились и заняли место по правому борту, даю команду:

– Проложить курс на устье Вислы, потом на широте Мемеля повернем к порту. Передать это распоряжение на все корабли и постараться держаться в пределах видимости, если потеряетесь – идите по счислению.

Через пару часов я оставил мостик, передав командование кораблями Пышнову, а сам направился в каюту, надо было выработать дальнейший план действий.

«Стоит ли плутать в этом тумане, а не пойти в район Готланда и ждать там корабли немцев? – думал я. – Но если я откажусь сейчас от плана по обстрелу Мемеля, то меня никто из офицеров не поддержит, не поймут. Значит, все должно пока продолжаться так же, как и в той реальности. А может, в этой реальности нам удастся все же подойти к порту и произвести бомбардировку. Ну что же, будем пока придерживаться происходящих событий. Завтрашний день покажет, можно или нет его изменить по отношению к нашей реальности»

Через четыре часа я снова был на мостике, в это время корабли отряда вошли в такой плотный туман, что на расстоянии пятидесяти метров ничего не было видно. И вот в этом молоке мы до 20.00 спускались все южнее и южнее.

– Ваше превосходительство, пора поворачивать на новый курс, – предупредил меня мой флагманский штурман Крыжановский.

– Передать по радиотелеграфу на корабли координаты нового курса, ведущего к Мемелю. Поворот кораблям в 20.05.

Прошло уже два часа, как мы повернули на новый курс, но туман и не собирался рассеиваться. Он был такой плотный, что казалось, из него можно было слепить снежную бабу. В ста метрах за кормой ничего не видно. Есть там корабли или нет? Возможно, кильватерный строй давно распался и каждый корабль идет самостоятельно. Первым не выдержал князь Черкасский:

– Ваше превосходительство, если мы так и дальше пойдем, ничего не видя в этом молоке, то кто-то может налететь на свой корабль или, еще хуже, на мину. Тут в районе Мемеля столько понаставлено минных полей, как наших, так и немецких. В любой момент мы можем, не зная своего местоположения, выскочить на одно из них, и не дай бог, кто-то подорвется вблизи немецкого порта. В любом случае это будет означать конец операции: затонет корабль или получит повреждения, нам предстоит его сопроводить до своих вод. Так, может, отложим бомбардировку на утро и будем надеяться, что к этому времени этот туман рассеется.

– Надеяться-то мы можем, дорогой князь, вот только погода бы не подвела. Все верно, если только туман разойдется к этому времени, то мы обязательно нанесем удар по Мемелю. А может случиться так, что он не разойдется. На этот случай мы должны разработать другой план, как нанести урон противнику. А сейчас мы отходим. Николай Николаевич, рассчитайте курс на Готланд и передайте его всем остальным кораблям. А также передайте, чтобы по мере возможности все собрались в десяти милях юго-восточнее Хоборга, на южной оконечности острова.

– Через минуту все будет исполнено.

Глава 3
Первый виток в изменении истории

I

Капитан первого ранга Гадд поступил так, как посоветовал ему Бахирев. Он поднялся севернее острова Бокшер на восемь миль и стал на якорь. В северной части Балтийского моря погода была более благоприятна, чем у южного побережья, дальность видимости составляла в пределах пяти миль. Иногда она то увеличивалась, то опять уменьшалась, но не превышала восьми миль. Эсминцы мирно покачивались на волнах, став полукругом, концы которого смотрели в сторону финского берега. В полной боевой готовности все время находились два эсминца. На палубах постоянно находились сигнальщики, которые осматривали горизонт, стараясь не пропустить ни одного дымка, и комендоры, готовые в любой момент открыть огонь. Остальные в это время отдыхали, ожидая своего срока на вступление в дозор. Так они простояли почти десять часов, но пока было все без изменений.

Георгий Оттович уже начал сомневаться в словах Бахирева, в том, что противник соизволит прийти сюда на минную постановку, и наметил себе: если до 23.00 корабли не покажутся, то он снимается с якоря и уходит на базу. Но вот в 20.10 вдруг туман приподнялся над морем, как будто какой-то великан потянул вверх одеяло над постелью, и решил посмотреть, что под ним находится. Примерно так же вышло и здесь. Видимость резко улучшилась, и сигнальщики увидели дымы примерно в двенадцати милях к югу от эсминцев, это продолжалось с минуту, как туман снова стал опускаться на море, отгораживая корабли друг от друга. Но кое-кому показалось, что чуть восточнее от первой группы, но значительно дальше были видны еще дымы, но туман помешал это точно определить. Возможно, это просто показалось сигнальщикам, потому-то они и промолчали, да опустившийся туман вновь скрыл все. С приближавшихся кораблей ничего не заметили, так как эсминцы стояли без хода и не дымили сильно. Да и силуэт у эсминца в пятьсот тонн все же намного меньше, чем у крейсера. Но было точно определено, что эти два корабля направляются именно к Бокшеру.

– Ваше высокоблагородие, не менее двух вымпелов идут по направлению к маяку Бокшер.

«Все происходит так, как предупреждал адмирал, – подумал Гадд. – Но вот эти-то, чьи корабли? Шведы соблюдают нейтралитет, так что тут им делать нечего, да они сюда бы не посмели зайти. Все же идет война, и любой из противников по ошибке может их атаковать да потопить. Нет, это не шведы. Наших по идее тоже не должно быть, хотя и такую возможность нельзя отклонять. Нас ведь тоже не должно тут быть, а вот мы-то пришли сюда по приказу адмирала Бахирева, похоже что, кроме него, об этом даже в штабах не знают», – продолжал рассуждать Гадд.

– Изготовить корабль к бою, – отдал приказ старший лейтенант Рыбкин, командир флагманского эсминца «Боевой», на котором поднял свой брейд-вымпел командир седьмого дивизиона.

– Сигнальщики! Передать сигнал на корабли. К бою изготовиться, – распорядился Гадд.

Сразу же начались приготовления. Поднимали пар в котлах до предела, проверяли торпеды, артиллеристы готовили снаряды. Простояв в ожидании еще полчаса, командиры эсминцев, наблюдая за флагманом, ожидали сигнала к атаке. Командующий дивизионом сколько ни всматривался в море, но из-за этого проклятого тумана, хоть он и был редким, дальше пяти миль ничего не было видно.

– Лейтенант, надо подойти ближе и определить, что это за корабли.

– Машина малый вперед, – тут же последовал приказ Рыбкина.

Эсминец командира дивизиона медленно двинулся вперед, а за ним, на удалении шести-семи кабельтовых, и все остальные корабли отряда.

– Ближе. Еще ближе. Ну, когда же они появятся, из-за этого тумана ну ни хрена не видно, – приговаривал Гадд, стоя на мостике рядом с командиром эсминца.

Вот что-то показалось в тумане, какое-то расплывшееся темное пятно, которое медленно двигалось перпендикулярно их курсу.

– Корабль по носу! – раздался голос сигнальщика.

– Видим. Смотреть дальше. Он тут не один, где-то рядом должны быть и другие.

Приблизившись еще на несколько кабельтовых к неизвестному кораблю, на мостике наконец-то разглядели, что перед ними не шведы и тем более не свои.

– Да это похоже на германский крейсер типа «Нимфа», – промолвил командир эсминца.

– Да, похож, – ответил Гадд, – и он ставит мины.

В это время туман опять начал рассеиваться, открывая корабли друг перед другом. Гадд среагировал быстрее, чем противник, который не ожидал встретить так близко эсминцы русских. Хотя в данный момент Гадд тоже пожалел, что туман вот так неожиданно открыл его перед неприятелем, не дал сблизиться на более короткую дистанцию, выгодную для пуска торпед.

– Торпедная атака! Полный вперед.

«До цели было более сорока кабельтовых, а надо сократить расстояние до восемнадцати – двадцати или минимум до двадцати пяти кабельтовых, а в идеале до десяти кабельтовых. А чтобы пройти это расстояние, потребуется десять – пятнадцать минут и плюс на то, что немец начнет удирать, как только увидит нас, так это еще почти столько же», – рассуждал Гадд, глядя на корабль противника.

– Эх, не были бы у нас так изношены машины, мы могли дать ход до двадцати семи узлов, а теперь максимум двадцать три узла. Самый полный, выжать все, что есть, – отдал приказ Гадд.

Эсминцы, нещадно дымя и напрягая свои изношенные машины, неслись на врага, похоже что они даже превысили ту скорость, что приписывал им командир. Но вот и враг, заметив опасность, начал отворачивать и набирать ход. Из его труб также повалил густой дым. Но за то время, пока немцы не отреагировали на появление противника, эсминцы успели сократить дистанцию еще на десять кабельтовых. Немец начал отстреливаться и уходить на юг. Его радиостанция взывала о помощи.

– Корабль справа, – раздался крик сигнальщика.

Все устремили взор на приближающийся с запада трехтрубный корабль.

– А вот это самый настоящий крейсер. Похоже что это кто-то из представителей довоенных «Городов». На дальномере расстояние до крейсера?

– Семьдесят восемь кабельтовых, ваше высокоблагородие.

– До переднего сколько?

– Тридцать шесть кабельтовых.

– Значит, догоняем. Передать всем: открыть огонь по ближайшему кораблю.

Но стрелять на ходу, да с такого маленького кораблика, как вот этот эсминец, надо быть жонглером, канатоходцем и еще черт знает кем. Когда корабль то проваливается между волнами, то взлетает на гребни этих самых волн, да вокруг проносится поток воды, разбиваясь на тысячи брызг о надстройку, на которой стоит это орудие, и заливая матросов, надо хотя бы мало-мальски прицелиться в корабль, который также прыгает на волнах, а попасть – это должно свершиться чудо. С двухтрубного корабля стали сбрасывать мины, избавляясь от опасного груза. Ну а вдруг повезет, и русский корабль наскочит на такой подарок. Эсминцы чуть-чуть увеличили дистанцию между собой и продолжали погоню дальше. Трехтрубный крейсер мог пока стрелять только четырехорудийными залпами, стараясь отсечь эсминцы от преследуемого ими «Альбатроса».

– Передать на «Внимательный» и «Выносливый», чтобы отвлекли крейсер на себя, – распорядился Гадд.

Два крайних эсминца отвернули от общего строя и пошли на сближение с крейсером. Крейсер сразу отреагировал на их маневр, перенеся огонь на оба приближающихся эсминца. Но сам упорно не хотел менять курс и двигался наперерез основной группе эсминцев.

– Расстояние до двухтрубного крейсера?

– Двадцать девять кабельтовых.

– До второго сколько?

– Около шестидесяти.

Снаряды так и падали вокруг идущих в атаку кораблей, подымая водяные столбы. По корпусам и надстройкам ударили осколки, появились раненые на русских эсминцах. Немцы развили очень высокую скорострельность, пытаясь остановить торпедную атаку.

– В «Зверева» попали! – пронесся крик по эсминцу.

Все, кто находился на мостике, резко повернули головы в направлении эсминца. На втором, идущем слева эсминце между трубами в районе второго торпедного аппарата шел черный дым, но скорость он не сбросил.

– Если сохранил ход, значит, повреждения не так серьезны, – промолвил Рыбкин.

Один из снарядов разорвался рядом с «Боевым», осколки забарабанили по обшивке корабля. Кто-то вскрикнул на палубе: все же кому-то достался осколок.

– Санитара, – раздался чей-то крик, – санитара скорей.

– «Выносливый» горит! – закричал сигнальщик.

Да, «Выносливому» досталось сильно, снаряд с крейсера попал в кормовую надстройку над машинным отделением. Взорвавшись там, он своими осколками, пробившими палубу, вывел из строя правую машину. При этом погибли трое, четверо получили ранения. Эсминец сразу потерял ход до десяти узлов, теперь ни о какой атаке не могло быть и речи. Он стал поворачивать на обратный курс, в сторону шхер, но продолжал стрелять, пока позволяла дистанция. «Внимательный» как-то умудрился попасть в крейсер. Ну, какие повреждения крейсеру он может нанести своим 75-мм снарядом? Так, только краску поцарапать. Крейсер приближался с пугающей быстротой; глядя на него, кажется, что он готов протаранить один из эсминцев. Эсминец выпустил свои торпеды почти с предельной дистанции, с большим упреждением по курсу, так как торпедам преодолеть этот путь потребуется восемь минут. Он и не надеялся, что попадет, он просто хотел сбить крейсер с курса, и это ему удалось. Крейсер изменил курс и сбросил скорость, чтобы пропустить торпеды впереди себя. Этого времени остальным хватило подойти на оптимально допустимую дистанцию и выпустить все свои торпеды по второму кораблю.

– Передать на все эсминцы: поворот налево девяносто градусов, – скомандовал Гадд.

Эсминцы повернули налево, образуя кильватерный строй, в этот момент с кораблей могли стрелять и кормовые орудия. После этого сила артиллерийского огня возросла вдвое, и в «Альбатрос», а это был он, один за другим попало два снаряда, вызвав на корме небольшой пожар.

Эсминцы уже пару минут двигаются этим курсом, наведя торпедные аппараты на противника.

– Торпедный залп, – прозвучала команда, и на всех эсминцах с небольшой задержкой выпустили торпеды.

Еще раз прозвучала команда «Всем поворот налево девяносто». На отходе в «Альбатрос» попал еще один снаряд. Но и в «Боевой» попал снаряд с крейсера, он угодил в торпедный аппарат, уничтожив его. Это было везение, попади туда снаряд раньше, когда в нем находилась торпеда, результат был бы плачевный. А так погибло только двое, и двое было ранено.

– Дымы с востока, много дымов, – закричал сигнальщик.

– Поворот влево двадцать, уходим в шхеры.

– Георгий Оттович, а может, это наши?

– Нет, наши сейчас на юге должны быть.

– Но эти идут с востока и, должно быть, наши, – не сдавался Рыбкин.

– Сейчас отойдем подальше отсюда да поближе к шхерам, а там разберемся, кто это подходит.

И в этот момент над морем прогремел взрыв, одна из двенадцати выпущенных торпед все же попала в «Альбатрос».

– Ура-а-а! Попали! Горит сволочь, – раздались возгласы на всех кораблях дивизиона, которые уходили в сторону финских шхер, догоняя своего подбитого товарища.

II

В «Альбатрос» торпеда попала в район второй трубы, напротив котельного отсека, в то место, где поперечная переборка делила угольные ямы пополам. После взрыва обе ямы были затоплены, началось затопление и самого котельного отсека, кочегары в спешке гасили котлы и открывали клапана, чтобы предотвратить взрыв котлов. Крен корабля достиг семи градусов и постепенно увеличивался. Фрегаттен-капитан Хорн, получив неутешительный доклад о повреждениях, пришел к выводу, что ему до базы самостоятельно не дойти, нужна помощь. «Похоже, эти русские специально поджидали здесь мой корабль. Они как-то узнали о наших планах, что мы собираемся выставить в этом районе несколько минных банок. Но почему только эсминцы нас тут поджидали, а где крейсеры? А может, это просто случайность?» – думал Хорн о произошедшем столкновении с русскими кораблями.

С подошедшего «Аугсбурга» коммодор Карф, он же командующий всей операцией, запросил о состоянии минного заградителя и потерях в людях.

– У меня четверо погибших, еще десять раненых и обожженных, сам корабль получил серьезные повреждения, и ему одному до базы не дойти. Приняли около четырехсот тонн воды, которая все еще продолжает прибывать, несмотря на все старания экипажа. Я также опасаюсь повторной атаки русских, которые попробуют добить мой корабль.

– Насчет атаки русских опасаться нечего, сейчас подойдут «Роон» и «Любек» с эсминцами, они будут защищать. Но надо любой ценой сохранить корабль.

Коммодор Карф послал радиограмму в штаб разведывательных сил Балтийского моря: «Атакован миноносцами неприятеля, «Альбатрос» торпедирован и получил тяжелые повреждения. Самостоятельно до базы не дойдет.

22.30 нахожусь в квадрате 020».

Но эту радиограмму прочитал не только контр-адмирал Альберт фон Гопман, но и радиоразведка русского Балтфлота. Адмирал Гопман ответил на радиограмму Карфу, что «Альбатрос» надо довести до базы, что это ценный корабль.

В 23.15 радиограммы получил и я.

III

Небольшое отступление о становлении радиоразведки Балтийского флота

Необходимо сразу сказать, что русский флот, вступая в Первую мировую войну, не имел в штабах командующих морскими силами Балтийского и Черного морей разведывательных органов в привычном для современного военного человека понимании. Первые шаги в области радиоразведки на Балтийском флоте были инициированы в штабе командующего флотом адмирала Эссена. Их формирование и становление как в организационном, так и в профессиональном плане происходило уже на фоне начавшихся боевых действий и в окончательном виде стало в значительной мере результатом служебной инициативы и творчества вовлеченных в этот процесс офицеров. В полной мере это справедливо и в отношении разведки и радиоразведки. Накануне войны эту службу связи на Балтике возглавлял капитан первого ранга (позже контр-адмирал) Адриан Иванович Непенин. Боевой офицер, порт-артуровец, отличный организатор, умный начальник, а ко всему еще и редкостный мастер «палубной лексики», Не-пенин отбирал к себе в службу все самое лучшее – лучших людей и лучшую технику. Он, используя «полезные знакомства», поддержал изобретательскую деятельность лейтенанта Ренгартена, который являлся признанным на флоте авторитетом в вопросах радио, одинаково хорошо разбиравшимся как в технических, так и тактических аспектах применения средств радиосвязи на флоте. В результате чего служба связи получила невиданное доселе устройство – радиопеленгатор. Буквально в самом начале войны командованием Балтийского флота было принято решение об установке на острове Эзель первого разведывательного радиопеленгатора (РРП). Идею этого РРП предложил Ренгартен, им же была разработана и его конструкция. Уже 12 октября приступил к работе второй РРП – в Гангэ, на северном побережье Финского залива, а 12 ноября – третий – у маяка Верхний Дагерорт, на острове Даго. Позднее были установлены РРП в других местах Балтийского побережья. Важно отметить, что Ренгартен уже тогда обращал внимание на необходимость объединения РРП в единую сеть и организацию синхронного радиопеленгования, однако отсутствие надежных линий проводной связи между постами не позволило осенью 1914 года реализовать эту идею в полном объеме.

Особую роль в активизации радиоразведки на Балтийском флоте сыграла история с захватом германского крейсера «Магдебург», потерпевшего в ночь на 13 августа 1914 года навигационную аварию у острова Оденсхольм в устье Финского залива. При захвате крейсера в руки русских моряков попали ценнейшие документы по радиосвязи германского флота, которые значительно упростили обработку радиоразведывательных материалов (РРМ). Достоянием наших радиоразведчиков стали два экземпляра «Сигнальной книги германского флота» (Signalbuh Kaiserlishen Marine), секретные карты квадратов Балтийского моря (Quadratkarte), радиотелеграфные журналы крейсера и ряд других важных документов. Следует, однако, отметить, что это были не первые документы по радиосвязи германского флота, с которыми познакомились балтийские радиоразведчики. Еще до начала войны в штаб Балтийского флота был передан германский сигнальный код для кораблей (Aufklarungssignaltafel), полученный по линии Особого делопроизводства (тайной разведки) МГШ. В короткий срок Ренгартен выполнил перевод этого документа, что позволило ему уже тогда составить определенные представления об особенностях организации радиосвязи и сигналопроизводства в германском флоте. Таким образом, все «богатство» «Магдебурга», безусловно, попало в подготовленные руки. Ренгартен достаточно быстро разобрался во всех тонкостях действующей организации радиосвязи германских кораблей: в правилах радиообмена, системе радиопозывных, методике составления радиограмм. К началу кампании 1915 года радиоразведка Балтийского флота представляла собой уже достаточно хорошо функционирующий организм. Накопленный за первые месяцы войны опыт позволял балтийским радиоразведчикам сравнительно легко справляться с такими действиями германского командования по защите своей радиосвязи, как периодическая смена шифров и радиопозывных. Так, например, введенный немцами в употребление 8 марта 1915 года новый шифр «гамма-альфа» был раскрыт уже через два дня, причем независимо друг от друга, специалистами флота и МГШ.

Большую роль в повышении эффективности радиоразведки сыграло создание в структуре штаба флота разведывательного отдела Балтийского флота, куда входило и отделение радиоразведки, во главе которого был поставлен флагманский радиотелеграфный офицер старший лейтенант Ренгартен.