Текст книги "Глориана (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXV)"

Автор книги: Боргус Никольсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Боргус Никольсен
ГЛОРИАНА
Фантастический роман
Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXV
Серия «Polaris: Путешествия, приключения, фантастика»
Вып. СССIV

I

Профессор Джон Коллинс встал сегодня очень рано. Он не сомкнул глаз в течение всей ночи. Так его волновало новое изобретение.

Джон Эдвин Коллинс уже более двадцати лет состоял профессором Колумбийского университета. Известность его в ученом мире началась еще на школьной скамье, т. е. лет сорок тому назад. Широкой публике профессор Коллинс стал известен с той поры, когда открыл способ собирать посредством особого аппарата солнечную теплоту и консервировать ее в особых конденсаторах на зиму, подобно тому, как заботливый хозяин запасает дрова или овощи. Это изумительное открытие должно было перевернуть вверх дном всю систему отопления фабрик, заводов и пароходов и, несомненно, вошло бы в употребление во всех закоулках цивилизованного мира, если бы только можно было легко добывать необходимый для устройства аккумуляторов металлический сплав, секрет которого никому в мире, кроме самого профессора Коллинса, не был известен, и если бы этот состав… стоил немного подешевле.

Одновременно с этим знаменитый профессор небезуспешно работал над проблемой междупланетных сношений и кое-какие его выводы предупредили пресловутую теорию относительности Эйнштейна, который, таким образом, мог бы считать проф. Коллинса своим папашей, если бы последний был менее скромен и более склонен к преждевременному шуму и рекламе. Несмотря на свое чисто американское происхождение, знаменитый изобретатель питал истинное отвращение к «буму».

В настоящий момент профессор Коллинс изобрел нечто совершенно небывалое и, в истинном значении этого слова, сказочное!

Занимаясь явлениями спектра, он открыл, что темные, т. е. невидимые лучи – восьмой и девятый – имеют свойство сообщать «освещаемым» ими предметам незримость. Красный луч, попадая на предмет, окрашивает его в красный цвет. Инфракрасный и ультрафиолетовый или темные невидимые лучи, при известных условиях и при помощи особых технических приспособлений, падая на предмет, делали его тоже темным и даже невидимым – таким же невидимым для бедного и жалкого человеческого глаза, как и сами эти лучи…

Профессор Коллинс целые шесть месяцев, почти не выходя из лаборатории и никого в нее не пуская, добивался тех особых условий, при наличии которых можно было освещать темными лучами предметы. Как средневековый алхимик, он варил, плавил, пережигал всевозможные элементы и минералы, испытывал всевозможные сплавы и изучал их спектры. Его лаборатория вся прокоптела от множества очагов, печей и горелок под колоссальными ретортами. Сам он исхудал (ему некогда было – есть!), загрязнился (некогда было – мыться!) и от эманаций радия у него вылезли последние волоски на голове.

Шесть месяцев надежд, разочарований, неудач, снова надежд и снова разочарований!

Но вот, вчера у него вдруг все пошло на лад. Новый (тысяча седьмой по счету) сплав известных ему одному веществ дал профессору то, чего он так страстно добивался: возможность постоянного излучения темных лучей, а также возможность конденсирования их в особом аккумуляторе. Этот сплав стоил профессору Коллинсу громадных денег: он истратил почти все свое имущество на приобретение очень малого количества некоего радиоактивного минерала. Это была последняя ставка в отчаянной игре. В кусочке этого металла как бы выкристаллизировалось все его состояние и все его надежды. Это был поистине кусочек его собственной жизни.

Несколько предварительных опытов вчера вечером убедили его, что ставка блестяще выиграна. Нужно было теперь лишь дождаться охлаждения сплава, который отличался удивительной теплоемкостью и остывал крайне медленно. А затем приготовить из него небольшой, очень портативный аппарат – настолько же простой, сколь и могущественный по своей силе.

Всю ночь профессор Коллинс не мог ничем спокойно и систематически заниматься. Он то начинал читать, то бросал книгу и бродил из угла в угол, машинально разговаривая сам с собой. И по полутемной лаборатории бродила из угла в угол длинная тень – такая же стариковски-тощая и согбенная, как сам профессор. Тень пробегала по темному потолку, забегала и пряталась в углы, обгоняла профессора и суетилась, словно что-то искала во всех углах.

Профессор чувствовал себя так же, как чувствует себя полководец в ночь перед генеральным сражением. Опыты были доказательны, но несовершенны и не абсолютны. Это была удачная разведка – не более того. Предстоял решительный и решающий момент. И профессор ждал его с давно небывалым волнением. Он нервно потирал руки. На красном лице ясно выступали – точно фантастическая географическая карта – шрамы и следы многочисленных ожогов. Глаза горели молодым блеском: профессору казалось, что он, как доктор Фауст, переживает свое возрождение.

Рассветало. Огонь погас. Согбенная тень перестала суетиться из угла в угол. Профессор Коллинс подошел к платиновому очажку, от которого шли электрические провода, уже давно разобщенные, и потрогал лежавший на очаге небольшой кусочек. Кусочек остыл.

– Ну, доктор! – обратился профессор к самому себе. – Прежде всего – хладнокровие!

Много лет тому назад ученый математик вычислил на бумаге, что там-то и тогда-то на небе должна показаться новая планета. Легко представить, с каким волнением он искал ее потом на небе в телескопе в назначенный момент! Легко представить себе также и его восторг, когда планета в самом деле оказалась на указанном месте.

Профессор Коллинс, конечно, знал об этом ученом и мог бы провести аналогию между собой и им. Но ему было теперь не до аналогий. Он торопливо вытащил аппарат – размерами около фута, с отгибающимися вилками и небольшой рукояткой, и вставил в особые отверстия на концах вилок по кусочку драгоценного вещества, имевшего вид медной бляхи.

И это было все! Роковой момент наступил!

– Мужайтесь, доктор! – снова обратился профессор к самому себе. – Все идет хорошо! All right!

Он поместил между вилками аппарата книгу.

И от волнения закрыл глаза.

С минуту он стоял с закрытыми глазами и думал: что-то будет?

И открыл глаза…

Книги не было!

Вилки сжимали ее. Профессор ясно чувствовал давление. Мало того, он потрогал пустое место рукой: на ощупь книга чувствовалась, но ее не было видно. И вдруг все существо профессора задрожало от безумной радости: его рука – его собственная рука, трогавшая книгу, исчезла! Ее тоже не было видно! Она исчезла по локоть, и только около локтя выплывала, словно из тумана, неясными контурами.

Профессор стал прикладывать аппарат то к одному, то к другому предмету – и предметы исчезали. Некоторые из них, например, чашка, портсигар, платиновый очажок, исчезали не сразу, но с некоторой постепенностью, словно окутываясь туманом. Другие, например, его руки и вообще части тела, пропадали мгновенно.

Профессор положил аппарат на стол и, совершенно обессилев от радости и усталости, упал на кресло и, полулежа в нем, принялся мечтать о том, что может дать человечеству его изобретение.

* * *

В передней позвонили.

Правду говоря, там звонили уже несколько минут, но профессор был занят своими мечтами и ничего не слышал. Звонок пробудил его нормальное сознание. Он наскоро одел туфли и, шлепая, прошел в переднюю и открыл двери.

– Это ты, Джек?

– Это я, профессор!

– Ты, Джек, чудесный малый! Входи!

Профессору Коллинсу сейчас все люди казались чудесными малыми.

– А я думал, что вы спите, профессор! Потом мне пришло в голову, что с вами что-то случилось.

– Действительно, кое-что случилось! – промолвил профессор. – У меня сегодня большой праздник, Джек! Ты получишь не в счет жалованья пять долларов.

– Ого! – улыбнулся молодой человек. – Это в самом деле походит на праздник! А в чем дело, профессор? Можно узнать?

– Ты узнаешь в свое время, Джек! Все узнают! А пока приготовь, как всегда, кофе и займись уборкой.

Молодого человека звали Яковом Швиндом. Он был по происхождению немец, но родился в Нью-Йорке и считал себя американцем. Он был портовым рабочим, но, не имея в данное время места, временно приходил к профессору каждое утро для домашних услуг. Он зажег газовую кухню и стал кипятить кофе. Он занимался этим делом в маленькой кухне, примыкавшей к лаборатории и соединенной с нею стеклянной дверью. Профессор, между тем, снова взялся за свой аппарат и решил немного его исправить. Ему не нравилось, что действие лучей имело слишком ограниченную площадь: он приставлял вилку к самому себе, и у него исчезала только половина тела и даже менее того. У стола оставались видимыми ножки. Профессор немного переместил металлические бляшки – и результат оказался совсем иной: получилось полное исчезновение любого предмета.

Джек вскипятил кофе, оставил его на плите и, подойдя к дверям, внимательно наблюдал за профессором и его манипуляциями. Они очень заинтриговали Джека, и то, что он увидел через стеклянную дверь, окончательно вывело его из душевного равновесия.

– Если он не сам дьявол, – подумал юноша, – то я даю голову на отсечение, что он свел с ним шашни!

Он отнес кофе в примыкавшую к кухне маленькую столовую и позвал профессора завтракать. Рассеянный и взволнованный, профессор положил аппарат на стол в лаборатории и отправился пить кофе.

В передней опять позвонили: это был почтальон с утренней газетой и письмами. Джек принял у него то и другое и отнес профессору. Утренняя газета составляла для профессора необходимую часть его существования. Какие бы волнения он ни переживал, он никогда не отказывался от чтения своей газеты и читал ее непременно всю, от начала и до конца, не брезгуя никакими бульварными сенсациями и пробегая даже матримониальные объявления, хотя уже давным-давно отказался от всяких надежд на брак.

Так и сегодня. Получив свой «Геральд», он углубился в чтение и совершенно не обращал внимания на окружающее. И не заметил, куда девался Джек и что он делал…

* * *

А Джек делал вот что.

Таинственная вилка поглощала все его внимание. Он не мог понять: что это за странная штука?

Он пробрался в лабораторию и стал проделывать те же опыты, которые делал давеча на его глазах профессор. И у Джека получились те же самые результаты. От этих результатов у него голова пошла кругом.

Побаловавшись с вилкой, он приложил ее к себе и соединил оба полюса, т. е. металлические бляшки, у себя на шее. И в это самое мгновение красовавшийся против него в зеркале Джек внезапно исчез… Исчез и подлинный Джек – тот, который стоял против зеркала… В первый момент Джеку стало жутко: уж не умер ли он, чего доброго? Он снял вилку с шеи – и оба Джека снова появились в своем полном виде… Снова надел вилку – и опять оба исчезли!

– Надо проверить это! – решил Джек. – Может быть, мне все это только кажется!

Соединивши бляшки на шее и снова исчезнув, он прошел на цыпочках в столовую, где профессор пил остывший кофе и дочитывал «Геральд». Джек остановился прямо перед ним. Профессор читал, не поднимая глаз.

В передней позвонили.

Профессор поднял глаза и, отвернувшись от Джека, стоявшего перед ним, громко крикнул:

– Джек! Куда ты девался? Поди, отопри!

Джек не шевелился, и внутри его все играло… «Он меня не видит», – думал он.

Профессор опустил глаза на газету. Снова позвонили.

– Джек! – сердито крикнул профессор. – Куда тебя унесли черти?

Тихо-тихо, на цыпочках Джек пробежал в переднюю, открыл дверь, нарочно громко стукнув ею, и уже без аппарата, в своем естественном «видимом» виде вошел в столовую:

– Вам телеграмма, сэр!

– Давай ее сюда!

Профессор углубился в телеграмму. Джек решил не терять понапрасну времени. Его подмывало устроить с чудесным аппаратом что-нибудь такое, чтобы чертям тошно стало: какое-нибудь неслыханное и невиданное озорство, чтобы можно было животики надорвать от хохота.

Справедливость требует сказать, что, кроме мальчишеских мечтаний об озорстве, Джеком владели и некоторые материальные расчеты… Он сразу смекнул, что, превратясь в невидимку, можно сделать какое-нибудь дело… В эту минуту он забыл обо всем. Забыл и о профессоре. До такой степени он был увлечен своими новыми проектами.

Профессор продолжал читать. Джек надел на шею аппарат и вышел из квартиры. Выйдя на площадку лестницы, он увидал, что у решетки лифта стояла молодая дама в ожидании машины. Джек спокойно дождался спускавшейся кабинки и вошел в нее вместе с дамой и даже слегка толкнул ее, на что она не обратила ни малейшего внимания, вероятно, решив, что задела за диванчик кабинки. Джек помирал от внутреннего хохота. Он глядел на свою соседку во все глаза, наклоняясь прямо перед нею, и скорчил самую смешную гримасу. Дама хоть бы что!..

Джек вышел на улицу. А со стороны как будто и ровно ничего не вышло: прохожие видели, как выходная дверь сама собою отворилась и затворилась. Но прохожие не обратили на это ни малейшего внимания; мало ли каких технических чудес не бывает в Новом Свете? Может быть, это пробовали изнутри здания особый усовершенствованный способ отворять двери без помощи швейцара?

На углу Houston-Street и Broadway Джек остановился. Поезд надземной железной дороги с грохотом и визгом пронесся по эстакаде над ним и обдал его густыми облаками пара. Джек на мгновение замешкался на перекрестке, соображая, куда ему идти? И забыл в это мгновение, что он невидим. Прямо на него со всех ног бежала, очевидно, торопясь к трамвайной остановке, полная дама, обвешанная покупками и со свертками в обеих руках. Джек зазевался, и полная леди с разлета наскочила на него, как на пустое пространство.

Через секунду она лежала на тротуаре, визжа благим матом от негодования и страха. Покупки валялись по обеим сторонам. Около нее мгновенно образовался затор: столпились прохожие и бежал полисмен. Джек бросился первым помогать даме, но едва он схватил ее под руки, чтобы помочь ей встать, как дама с неистовым ужасом заорала. Она чувствовала прикосновение рук, но самих рук не видела. Джек вспомнил, что он невидим, и хотел снять вилку. Но в толпе это было неудобно. Подбежал полисмен, важный, толстый, с белой палочкой, в белом шлеме. Дама убедилась, что перед ней не привидение, и охотно отдалась в его руки, все еще продолжая охать.

Джек незаметно вытащил у полисмена палочку и заткнул ему ее за шиворот. И, довольный своей проделкой, побрел дальше, хихикая от удовольствия.

Идя все дальше по Бродвею, он заметил парфюмерный магазин, у дверей которого в простенках были вделаны зеркала. Джек подошел к зеркалу и взглянул: в зеркале было пусто… То есть, там было все, что угодно – улица, дома, прохожие, но только не было Джека. Тогда Джек снял вилку и бережно спрятал ее в карман, разобщив полюса. И в зеркале любезно улыбнулась ему знакомая юношески-румяная физиономия. Проходивший мимо него господин удивленно поглядел на внезапно появившегося перед зеркалом человека и подумал, что…

Впрочем, кто ж его знает, что он подумал.

* * *

Кончив пить кофе и прочитав до конца газету, профессор Коллинс вернулся в лабораторию.

– Куда ж я девал мой аппарат? – подумал он. – Можно ли быть таким рассеянным?

Он обшарил весь стол, заглянул под него, под стулья, снял с места платиновый очаг. Вилки нигде не было! Профессор вывернул все карманы, хотя такой крупный предмет, как вилкообразный аппарат, конечно, сразу почувствовался бы в кармане. Затем он прошел обратно в столовую: ему пришло в голову, что по рассеянности он мог оставить вилку там.

Но и там не было ничего!

У профессора выступил холодный пот. Сердце сжалось почти физической болью.

– Джек!

Молчание.

– Джек! Ты здесь?

Нет, и в кухне Джека не было!

Профессор Коллинс постоял в дверях, подумал и, согнувшись и сразу постарев на десять лет, тихо прошел в свою лабораторию.

II

Джек заметил у себя один крупный недостаток, сразу бросившийся ему в глаза, когда смотрел на себя в зеркало:

Он был без шляпы.

Впопыхах, торопясь уйти из квартиры профессора, он оставил там свою старенькую мягкую шляпу. Возвращаться к профессору он не имел ни малейшего намерения. Ходить по улицам без шляпы не представляло ничего особенного: в толпе, сновавшей взад и вперед и гонявшейся за счастьем и за деньгами, можно было бы появиться даже и без жилета. Никто бы на это не обратил внимания. Но было жарко. А главное – Джеку хотелось иметь приличествующий джентльмену вид. Он вообще был склонен немного пофрантить.

Но где достать шляпу?

Первым и чисто инстинктивным движением Джека было схватиться за карман. Но, увы, в кармане позвякивало лишь два цента – весь наличный капитал. Но в это же мгновение Джек нащупал в кармане и другую вещь…

Это была вилка.

Джек широко улыбнулся. И, прибавив шагу, вскоре остановился около шикарного шляпного магазина. И вошел в него уверенно, со спокойным и независимым видом.

– Что вам угодно, сэр?

Джек еще раз удостоверился, что вилка с ним. И небрежно бросил вежливому комми:

– Шляпу Борсалино, мягкую, фетровую, мышиного цвета.

– Сию минуту, сэр!

Приказчик снял мерку с головы Джека и взял с полки несколько коробок со шляпами. Джек выбрал наиболее подходящую и надел ее. Приказчик наклонился к прилавку и стал писать чек. У Джека сильно билось сердце. Незаметно вынув из кармана свой аппарат, он приложил вилку к шее и соединил полюсы.

И вышел из магазина.

Приказчик кончил писать и, удивленный, обернулся, ища глазами покупателя. Затем он с величайшим волнением выбежал на тротуар и что-то крикнул. Джек видел, как к нему подбежали прохожие, махали руками, вертелись на одном месте, словно флюгера. И к ним уже спешил полисмен…

Джек усмехнулся и, чрезвычайно довольный собой, пошел дальше… Вилка уже снова лежала в кармане. Он несколько раз подходил к зеркальным витринам, к зеркалам и любовался шляпой. Это первое приобретение, добытое посредством аппарата, разожгло в нем и дальнейшие аппетиты.

Джек убедился, что его пальто и пиджак не гармонируют с новой шляпой. Франтить, так уж франтить до конца!

– Черт возьми! – пробормотал он. – Кажется, мне теперь нечего стесняться! Если я и не так богат, как Форд или Вандербильдт, то все-таки и у меня есть кое-что! Пожалуй, я теперь даже побогаче их!

Он вскоре заметил целых три магазина готового платья, и ему оставалось лишь сделать выбор.

Машинально потрагивая заветный аппарат, Джек вошел в магазин, уставленный вешалками с всевозможным одеянием. Но тут явилось затруднение: костюмов было множество, и все они казались Джеку одинаково прекрасными, и каждый из них был в своем роде соблазнителен. Выбор был труден!

– Не желает ли сэр вот этот костюм из английского шевиота? – спрашивал приказчик. – Размер подходящий. Цвет восхитительный! Фасон по последнему журналу.

Джеку не нравился цвет – слишком синий.

– В таком случае, не угодно ли жакетный костюм? Легкость необыкновенная! Вы не почувствуете его на своем теле, сэр!

У Джека разбегались глаза: он вспомнил, что ему крайне необходимо иметь смокинг. Но сейчас, утром, в смокинге ходить было неудобно.

– Дайте мне светлый костюм и легкое пальто.

– Пальто, конечно, на шелковой подкладке? – заботливо осведомился приказчик.

– Ну, само собой разумеется!

У приказчика был очень приятный вид. Он всеми мерами старался понравиться и угодить Джеку, и Джек ему, очевидно, нравился. Пока Джек примерял костюм, он успел поговорить с приятным приказчиком о всевозможных вещах, осведомился, где продаются лучшие трости, и не знает ли он, какие трубки теперь в моде: короткие или подлиннее? Приказчик с любезнейшим видом давал Джеку все эти сведения, и через какие-нибудь десять минул Джек чувствовал себя приятелем с ним.

– Мне будет очень неудобно надуть его! – с беспокойством подумал он. – И зачем я сунулся в этот магазин!

У него уже мелькнула мысль отказаться от покупки и пойти в другой магазин, где приказчики – не такие славные малые. Но было уже поздно: костюм и пальто так очаровали его своей красотой, что он забыл про свои угрызения.

Джек оделся перед громадным трехстворчатым зеркалом во все новое. Он никак не мог стереть со своего лица широчайшую улыбку радости: он имел теперь вид самого заправского джентльмена. И подумать только, что этот замечательный джентльмен еще сегодня утром приходил в качестве лакея к профессору Коллинсу мыть посуду и убирать комнаты!

– А что будет, – подумал с восторгом Джек, – когда я надену смокинг!

Примерка была окончена. И костюм, и пальто сидели очаровательно. Теперь во внешности «джентльмена» был один лишь изъян: старые стоптанные ботинки. Но это была уже пара пустяков для Джека. Ботинки можно купить немного погодя!..

– Костюм к вам удивительно идет, сэр! – воскликнул новый приятель Джека.

Теперь нужно было приступить к заключительным действиям. Джеку положительно не хотелось огорчать чудесного приказчика…

Но как раз в этот момент молодого приказчика отозвали в контору. Вместо него перед Джеком появился какой-то рыжий грубоватый детина, что-то жевавший и неодобрительно посматривавший на Джека. У Джека сразу отлегло от сердца: с этим толстокожим не стоило церемониться!

– Вы берете костюм, сэр?

– Беру!

– Хорошо! Получите чек!

Джек взял чек и пошел к кассе. Свой старый костюм он решил оставить в магазине. Подручный негритенок уже завязывал его веревочкой, тщательно и красиво упаковав в желтую бумагу. По дороге Джек обернулся назад: грубый детина, новый приказчик, рассеянно смотрел в окно. Негритенок связал костюм Джека и с восхищением любовался своим произведением, покачивая его на веревочке. Джек с величайшим хладнокровием вынул аппарат, приложил к шее и вышел на улицу.

Отойдя шагов пятьдесят, он оглянулся.

Из магазина стремглав вылетел негритенок, получивший подзатыльник. Следом за ним выскочили двое приказчиков. Джек остановился наблюдать. Сердце у него билось спокойно. Он уже стал привыкать к таким происшествиям.

Приказчики кинулись в противоположную сторону и неистово погнались за кем-то… Но за кем? Джек недоумевал.

Через две-три минуты они появились в сопровождении полисмена. Последний вел, крепко держа за шиворот, какого-то молодого человека в очень похожем на костюм Джека светлом жакете. Молодой человек упирался и кричал, но полисмен подталкивал его… Негритенок отплясывал около них какой-то танец, вне себя от восторга.

Вся эта компания скрылась за дверями магазина.

* * *

– Это отлично! – сказал Джек. – Это как в кинематографе: приключения Поксона!

Смеясь от восторга, он не шел, а почти летел по Бродвею. Он казался себе могущественным волшебником. Все теперь к его услугам: лучшие магазины, самые дорогие товары, самые изысканные удовольствия! Вот, например, роскошный колониальный магазин. Сколько раз, бывало, Джек с завистью и голодной тоской созерцал витрины, где были навалены груды превосходных ананасов, бананов и апельсинов величиной с детскую голову! А бутылки с каким-то неведомым Джеку красным вином – пузатенькие, в желтых плетенках. А вазы с леденцами! А шоколадные торты величиной с колесо? Подумать только, что теперь все это доступно Джеку!

Дверь в магазин была широко открыта. Оттуда веяло ароматной и слегка сыроватой прохладой. Несколько человек входили туда, сталкиваясь при входе с выходившими. Джек приложил вилку к шее и смело вошел в магазин соблазнительных вещей. Он прямо направился к витрине и, наклонясь к окну, никем не видимый, выбрал и положил в карманы несколько великолепных груш и персиков, несколько плиток шоколада с орехами и горсть карамели. И вышел обратно на тротуар как ни в чем не бывало! Его появление и его действия в магазине были не более заметны, чем визит мухи, которая залетела в витрину и посидела с минуту на леденцах…

– Что дальше? – думал он, отламывая и отправляя в рот кусок шоколада. – Куда теперь? Что нужно еще «купить»?

Нужно было добыть ботинки.

Жуя шоколад, Джек шел, не торопясь, по шумной и людной улице. Трамваи звонили, а автомобили визжали, ревели, выли вокруг него разными голосами, словно звери в каком-то громадном зверинце. Люди метались как сумасшедшие, обгоняя друг друга, вскакивая на ходу в трамваи с риском попасть под мотор, перебегали через улицу. Джеку было тепло и весело. Его разбирала охота сошкольничать, выкинуть какой-нибудь фарс в духе Поксона. Впереди него шли, покачиваясь и напевая, два подвыпивших джентльмена – один за другим, на расстоянии четырех-пяти футов друг от друга. По-видимому, они не были знакомы друг с другом. Джек проворно превратился в невидимку и щелкнул переднего джентльмена по затылку. Тот мгновенно обернулся и накинулся на заднего джентльмена:

– Сэр?!

– Сэр?!

– Вы осмелились подвергнуть меня оскорблению?!

– Я вас не понимаю!

– Вы ударили меня!

– Н-ничего п-подобного!

– Вы лжете!

– Я лгу? Какой негодяй сказал это? К-который?

– Вы сами негодяй!

Кругом ссорившихся немедленно собралась толпа. Мальчишки, обрадовавшись, подняли улюлюканье. Джентльменов подзадоривали, натравливая друг на друга. Джек принял видимое естество и с величайшим удовольствием участвовал в скандале. Сапожник с парой новых сапог в руке, в грязном переднике, кричал переднему джентльмену:

– Ударьте его, сэр! У него рыжие волосы!

Другой прохожий советовал:

– Бейте сразу полным кулаком, сэр! Он слабее. Не бойтесь!

Двое матросов, судя по надписям на ленточках, англичане, уже держали пари: один за рыжего, другой за длинного.

Сквозь толпу пробирался со своим белым жезлом высокий бобби в белом шлеме:

– Прошу разойтись, джентльмены!

Но было уже поздно. Джентльмены, поощряемые со всех сторон, кинулись друг на друга и через секунду покатились клубком по тротуару. А еще через секунду длинный сидел на рыжем и тузил его кулаками с деловым и почти спокойным видом. На империале проезжавшего автобуса пассажиры стояли на ногах и с интересом созерцали зрелище. Один из матросов уплачивал другому проигранное пари, и вслед за тем оба скрылись в пивной – пропивать сообща, по-братски, выигрыш.

Джек наслаждался от души. Давно уж он не хохотал так, как сейчас. Это было лучше всякого кинематографа! Необыкновенный аппарат давал ему, положительно, все: обеспеченность и наслаждения. Что бы еще предпринять?

Нет, надо сначала покончить со своей внешностью. Надо добыть ботинки!

Джек в сотый раз ощупал благодетельный аппарат. Он был по-прежнему в кармане.

* * *

В громадном магазине было тихо и пахло приятно кожей. Джек выбрал отличные ботинки, о каких раньше и мечтать не смел. Он надел их и попросил завернуть старые в бумагу. Он намеревался выкинуть их по дороге или «забыть» в трамвае. Приказчик уже писал чек, и Джек запустил руку в карман, чтобы достать аппарат…

Вдруг у него захолонуло сердце. Волосы на голове зашевелились, словно под ветром.

Вилки в кармане не было!

Джек бессильно опустился на скамью. Он был бледен, как полотно, и дышал короткими и частыми вздохами. Приказчик удивился, глядя на него:

– Что с вами, сэр?

– Н-ничего… – пробормотал Джек, – я, кажется, потерял одну свою вещь…

– Не деньги ли, сэр?

– Да… то есть, нет… Маленький аппарат… Он был у меня в кармане.

Он нагнулся и стал шарить по полу и под скамьей. Приказчик помогал ему. Но вилки и след простыл. Джек от волнения не мог припомнить, когда и где он в последний раз ощупывал ее в кармане? Ему представлялось страшное будущее: профессор, конечно, заявил в полицию, Джека уже ищут, его арестуют. И прощай, привольная жизнь – та новая, необыкновенная, которую он только что начал познавать!

– Я ничего не понимаю! – сказал он. – Эта вещь была у меня в кармане, когда я входил сюда в магазин. Она должна быть где-нибудь здесь!

Приказчик был смущен. Джек, очевидно, не лгал. У него был слишком взволнованный вид. Кроме того, он имел джентльменскую внешность и был одет в превосходное пальто. Все это внушало приказчику доверие.

– Нужно во что бы то ни стало найти ее! – сказал Джек.

– Какой она имеет вид, сэр?

Джек хотел было описать аппарат. Но вдруг слова замерли у него на губах: у самых дверей магазина вертелась собачонка и… и играла с его вилкой, хватая ее зубами и подбрасывая…

Джек закричал во все горло и бросился к ней. Но собачонка, не будь плоха, схватила аппарат и кинулась с ним на улицу.

Не помня себя, Джек выскочил в новых ботинках на улицу и погнался за собакой. За ним выскочил и погнался приказчик, за приказчиком еще кто-то, и через минуту целая вереница людей мчалась по улице, сшибая с ног встречных, крича благим матом и ничего не понимая…

Но Джек все понимал. Надо было во что бы то ни стало догнать эту проклятую собачонку. Джека снедал неописуемый страх! Собачонка могла испортить аппарат… Догнать ее было невозможно даже при участии полисмена, если бы собачонку не охватило игривое настроение: она вертелась временами на месте, играя с вилкой, бросала ее на землю, снова хватала и почти из-под ног настигавших ее преследователей удирала дальше. Джек три раза едва не попал под мотор.

Наконец, ему удалось догнать собаку. Он нагнулся и уже совсем было схватил ее… Но вдруг собака исчезла…

Исчезла у него на глазах! Словно растаяла!

Джек понял, что это значит!

Аппарат, значит, еще действовал. Очевидно, полюса соединились, и собака стала невидимой…

Он сел прямо на тротуар и заплакал. Кругом него собралась толпа. Тут были и приказчики из сапожного магазина. Они кричали, чтобы он вернул ботинки или, по крайней, мере уплатил бы за них. Джек ничего не отвечал, плакал горькими слезами. Какая-то сердобольная леди, не зная, что тут происходит, пробралась через толпу и протянула Джеку пятьдесят центов.

– Вы потеряли вашу мать? Не правда ли? – промолвила она, сочувственно смотря на беднягу.

Джек проливал слезы. Приказчики во все горло ругались и поносили Джека. И неизвестно, чем бы все это кончилось… Но вдруг шагах в пятидесяти на тротуаре началась собачья драка. Джек взглянул туда: проклятая собачонка воскресла. Она дралась с другой собакой, а около нее на тротуаре валялась драгоценная вилка!

Только зоркие глаза Джека заметили это. С непостижимой быстротой он вскочил и кинулся туда. И, на бегу схватив аппарат, приложил его к шее.

Ура! Аппарат действовал! Джек пропал из виду!

Сзади него приказчики и публика в полном недоумении махали руками, кричали, подзывали таксомотор, чтобы поехать вдогонку за пропавшим молодым человеком. Джек замирал от счастья. Его огорчало лишь одно: он не успел дать пинка проклятой собачонке, так испортившей ему настроение.

Он бежал, сам не зная куда. Так взволновала его вся эта история! Он не обращал внимания на странное обстоятельство: около него с криками изумления бежали люди, и толпа бежавших все увеличивалась. Люди что-то кричали и указывали на него…

Джеку, наконец, это бросилось в глаза. Его охватил страх: может быть, аппарат перестал действовать, его заметили, узнали и бегут за ним в погоню, чтобы схватить и отдать полиции? Джек с пылающими от волнения щеками схватился за шею: аппарат сидел на месте… В чем же тут дело?