Текст книги "Ева рассказывает (СИ)"

Автор книги: Болеслава Кираева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

     Здрасте! Ой, не смотрите на меня, не смотрите… то есть не читайте дальше, я стесняюсь. Мне очень неудобно, неловко. Ну, не читайте же!

     Чита-аете. Рады девчонку опозорить, да? Всё про меня узнали из рассказов тёти Болеси, теперь в глаза готовы заглянуть, посмеяться. Там я – «она», а здесь она – это я и есть, и ужасно неловко ей… то есть мне. Может, не будете всё же дальше читать, смилостивитесь над бедной девушкой, а?

     И зачем только я подрядилась вам написать? Жила бы себе спокойно, Тётя Болеся ведь фамилий не называет, условились мы. И никто бы распутную девчонку из Интернета со мной не связывал бы. Всё, видишь ли, законы жанра. Читателей хлебом не корми, дай посмотреть на героинь. Привыкли к мыльным сериалам, а на страничке хоть бы фото какое. Болеся говорит, вас это привлекает. Да?

     Ну, фотку свою я ей не дала, даже на паспорт которая, чин-чинарём, без декольте и с выпученными глазами. Незачем вам на меня пялиться, понятно? А если меня на улице узнают – со стыда же сгорю. Верно говорю. И Кира, за компанию со мной, не дала. То есть сначала-то она дала, ей всё нипочём, голышом аж сфоткалась, а когда узнала, что я ни в какую, то и она обратно забрала. А чужие фотки вам подсовывать нам совесть не позволяет. Вы их и так сколько угодно в Сети накачаете, тут тебе и бондаж, и писсинг, и щекотка, обнажёнка там всякая, это само собой. Вот бы и качали себе, а о нашей с Кирой внешности и не спрашивали бы.

     Тогда Болеся говорит: ладно, фотки на даёте, но что-то личное читателю покажите всё-таки. А что показывать, если не морды? Ну, говорит, напишите тогда по рассказику, представьтесь тем широкой читательской аудитории. А то всё я да я, приелась уже, небось. Стиль, говорит, индивидуален, вот и раскройте свою индивидуальность, хотя и не профессиональные вы писучки и до меня вам ох как далеко! Но мужчины любят простушек, неопытных, с вашими незатейливыми писульками познакомятся, заодно и мои пойдут. Промоушн называется, раскрутка по-русски.

     А не то – давайте фотки!

     Наверное, они у неё есть, на мобильную камеру нас снимала украдкой, когда расспрашивала для своих рассказов. А там я такая… ох, не хочу думать даже. Вы всё-таки не смотрите, если она их мимо нашего желания выложит, ладно? Мало вам обнажёнки из Интернета, порно всякого? Ну, не знаю, как ещё просить.

     Рассчитывая на честность, согласились мы с Кирюшей по рассказику накалякать. Кирка это одним духом сделала. Села – и р-раз! Ей вообще всё запросто – что с парнями общаться, что раздеваться в любой обстановке, что писать всем про свою личную жизнь. А я… Сидела, сидела над чистым листком. Болеся всё, вроде, описала, а что я ей постеснялась рассказать, вам уж тем более не скажу. Разве что когда вуз закончу и уеду.

     Ой, я так и знала, что вы всё-таки читаете! Ну, зачем девушку смущать? И так уж поржали, небось, всласть над моими злоключениями. Может, хватит? Всё равно ведь у меня духу не хватит себя перед вами вывернуть. Лучше ещё раз Киркин рассказец перечитайте, острее выйдет.

     Кстати… Вот про неё-то я и напишу, что знаю, что видела. Не про себя. Болеся не настаивала, чтобы непременно про себя писать, главное ей, чтобы мой стиль вам знаком был. Вот и выход. Когда не про себя – я смелая. Потихоньку-полегоньку разойдусь – и ух, какая я!

     Только подружке сначала покажу. Хотя… Ей всё равно, она и не такое про себя выписывала и Болесе карт-бланш дала. Вот перца добавить – это она может. Но тогда это будет не мой стиль, верно?

     Решено – не буду Кирке показывать. Пущай в Интернете читает, вместе с вами.

     Всё началось, когда она прочитала в газете про какой-то бикини-конкурс и позвала меня на него с собой. Я отказалась. У меня нет никаких шансов. Ну, вы понимаете, раз читали рассказы. А она – настоящие 90х60х90, даже лучше. И всё наполнено жизнерадостностью.

     Пошла только поболеть, вещи посторожить, пока её там кастингуют, порадоваться победе. А что, она и впрямь победила. Правда, соперницы были не самые сильные… то есть объёмистые, одна только была с большим бюстом, но какая-то сонная, висело у неё всё. Кирка их всех и уделала.

     Потом мне говорит:

     – Знаешь, что мне светит?

     – Нет, но поздравляю.

     – Поздравить мало… и рано, кстати, лучше пособи. Сниматься меня зовут в этаком, знаешь, виде. Говорят, приведи подружку, пусть засвидетельствует, что всё чисто, благопристойно.

     Наверное, «чинно, благопристойно», это она скаламбурила.

     – Фотограф – мужчина? – уточняю. – Ой, как ты решилась? Я бы не смогла позировать нагой перед ним.

     Кирка захохотала.

     – Если бы! В том-то и дело, что не голой. Я намекала на это, но они упёрлись. Я так поняла: рынок нагих моделей забит, конкуренция, нам туда никак. Ты, кстати, это учти: современная девушка всегда готова скинуть одежду, твоя скромность, стеснительность ни к чему, избавляйся потихоньку.

     – Но ведь фотомоделей много не надо, не слишком ли ты обобщаешь?

     – Отнюдь. Почти любая девушка не против наготы, просто у большинства тела неважные, они фотографам и даром не нужны. И они голыми идут… не к фотографам. Я не это тебе предлагаю, а просто обрисовываю ситуацию. Стеснительность не в духе времени, подружка. Как я жалею, что открытой сняться не дают!

     – А в каком же тогда «этаком» виде будут тебя снимать? – недоумеваю я. – В бикини? А те, что голышом, разве бикини не могут натянуть?

     – И не в бикини даже, – вздохнула она. – Знаешь, как нас там оценивали?

     Мы шли по улице, лизали мороженое. Кира светилась радостью.

     – Грудь там или попу большую иметь – это что, это от природы. Есть или нет. Мне так и сказали потом, и объяснили, чем я взяла. Нет, фигура, конечно, нужна. Но она у многих. Так что главное в их конкурсе – экспрессивность. Ну, типа фотогеничности, чтобы фотка без слов всё говорила, и должная доля учёности во взгляде. С фоток должна смотреть несомненная студентка. А я и не подозревала, что у меня глаза такие. Бывало, зубрю-зубрю математику эту высшую, выть хочется, а, оказывается, она моему взору учёности прибавляла. Она, кто же ещё? Но, может, и другие предметы тоже. В общем, я оказалась первой по всей совокупности, жюри решило.

     – Постой, так будут снимать лицо крупным планом? Зачем тогда бикини?

     Она весело тряхнула пакетом. За ним, прозрачным, виднелись спутанные лямки, пузырились нехилые чашки, блестели полоски ткани. Подружка умела всё уложить так эротично, чтобы мужскому глазу представлялась та, с которой всё это только что слетело. Проходящие мимо парни и впрямь бросали на пакет взгляд, а потом на нас – раздевающий.

     – Снимать будут по-разному, и фигура нужна, я говорила. Главное – для чего будут снимки.

     – Мужской журнал?

     – Студенческий! – огорошила подружка. – Что уставилась? Да и не журнал это, а так, брошюра иллюстрированная. Для студенток.

     – Не студентов? – не понимала я.

     – Им тоже можно. Но главная наша цель – научить студенток-первокурсниц, как комбинировать с одеждой и телом, чтобы произвести впечатление на молодого преподавателя, на его мужской глаз. А то – и не на очень молодого. С корыстными целями, конечно. Ну, там отметку повысить, зачёт пораньше и полегче, отпустил чтоб на день-другой или не ворчал, если сама пропустишь. В общем, что понадобится, то и проси и телом свою просьбу подкрепляй.

     Понимаешь теперь, зачем учёность в глазах, экспрессия в облике и никаких бикини?

     Я кивнула.

     – Но тогда я тебе не нужна? Если всё будет чинно-благопристойно? А то подумают, что я навязалась. – Вышло как-то жалобно, не люблю я так, но вот вышло.

     Ох, ну и хорошая же у меня подружка! Будто страдает, что полные девичьи формы ей при рождении достались, а не мне. Обняла за плечи, затормошила, чуть эскимо своё не выронила.

     – Нужна, нужна, ещё как нужна! Как же – я да без тебя?! Дел у тебя будет много. Во-первых, за одеждой моей следить. Да-да, за одеждой. Хоть раздеваться догола перед объективом не буду, но переодеваться – придётся, и много. Мне тут кучу барахла записали на бумажку, что принести. Чего у меня нет, то мне там дадут, а ты последи, чтобы не смешивалось. Поможешь мне переодеваться – два. Я уже придумала, как. Буду орудовать у себя выше пояса, а ты – ниже. Юбки там, джинсы на меня надевать, застёгивать, ремень затягивать. Командуй, когда ногами вставать или вышагивать из спущенного. Всё, всё своё ниже пояса, всё самое ценное тебе доверяю. Так мы сумасшедше быстро будем калейдоскопировать. Гонорар-то начислят за отобранные кадры, чем больше наснимают, тем больше отберут, а наснимают тем больше, чем скорее я позировать буду. Усекла? Вообще, с тобой мне увереннее как-то. Потом, ты можешь подсказать мне, какую лучше скроить мину, со стороны ведь виднее, да ты и видела меня не раз, как я на мужиков влияю. Вспомнишь, подскажешь. Если надо будет распахнуться или ещё какой беспорядок в одежду внести, ты меня и растреплешь. Не мужчине же это делать! Твои, и только твои руки.

     – А мужские?

     – Только фотоаппарат держать!

     Таким тоном сказала, что мы обе прыснули.

     – И ещё, – понизила голос Кира. – Что, если у тебя какие позы лучше получатся? А то всё голову ломаю – как гонораром поделиться, чтобы ты не обиделась? И у тебя уверенности прибавится.

     – Ой! Не-ет!

     – Так ведь в одежде же, разве что в смелой такой. Потренируешься перед объективом, а потом и перед преподами сможешь. Это вторая моя тайная цель – твоя тренировка. Ну, уже вот явная.

     – А первая?

     – Гонорар поделить. Так-то ты ведь не возьмёшь, знаю. Тьфу, выболтала. Но ты забудь на время, ладно?

     – Забыть забуду, но ты меня им не предлагай. Пускай сами, если что.

     – Договорились! Ещё по эскимо по такому случаю?

     Ей же не петь там. И мы тяпнули по два.

     На другой день мы с Кирой идём по тому же маршруту и тащим по ручке большой набитой барахлом сумки. Для переодевания. И в этом пригодилась я своей подруженьке.

     По-моему, она дома притворялась, что поднять не может. Но разоблачать поздно. Потом сама признается.

     Болтовня не умолкала.

     – Знаешь, где они будут эти буклеты расшвыривать? Среди косметичек… ну, девчонок, что косметикой приторговывают. Avon там или Oriflame. Да ты знаешь, мы же с тобой брали у таких.

     – Некоторых знаю.

     – Ну вот, а теперь их буклеты потолстеют. Я в них появлюсь. Кто купит косметику, та научится околдовывать преподов ещё и другими средствами. Представляешь, Евка, – фотки на глянцевой бумаге, полнокрасочно так всё, клёво… Шик!

     – Круто, но тяжеловато. Давай руки поменяем.

     – Чёрт бы побрал эту одежду! Как удобнее без неё.

     И мы со смеху уронили сумку. К счастью, на чистое место.

     Пока мы шли, я размышляла об одежде, об её отношении к телу. Хотите, расскажу? Раз весь остальной рассказ о подруге будет, о её теле, немножко «поЯкаю». Больше странички не выйдет, а девчонкам, может, будет интересно.

     Назову так: «верхи» и «низы». Низы – это трусы. Они, как и другая одежда, выплыли вместе со мной из младенческого беспамятства. Когда я начала себя помнить, одежда уже была неотъемлемой частью обихода. Меня одевали, я просовывала, куда надо, руки, ноги, голову; в общем, заполняла своим тельцем одежду, и мы шли гулять. Постепенно в меня впечаталось: по одёжке протягивай ножки. Или это бабушка так приговаривала?

     Тогда я об этом не думала, но если бы спросили меня и помогли сформулировать, то вышло бы так: я привыкла считать одежду главной, а себя – придатком к ней. На это ощущение работало всё. Так, сколько раз меня ругали за испорченную, разорванную одежду (хотя это не я, это мальчишки надо мной издевались), но не припомню случая, когда бы побранили за ушиб, ссадину, кровоподтёк. Со мной, как девочкой, это было крайне редко, но брани вообще не было! Когда встречали на прогулке знакомых, они хвалили маму за мои наряды, а что я сама по себе «хорошая» – это как бы вытекало из нарядности. А когда я вырастала из одежды и приходилось покупать новую, мама всегда тяжело вздыхала. Потом-то я поняла, что это от невеликого нашего кошелька и от горестного ощущения времени: «дочка растёт – я старею». А тогда представлялось мне, что это я себя неправильно веду, неправильно расту, не по одежде. Разуму не хватало мне, чтобы понять: растущий ребёнок всегда прав, дети и должны расти. Тогда видела только расстроенное мамино лицо, слышала её вздохи…

     Ещё усугубляло дело жёсткая одежда. Даже сейчас, влезая в джинсы или зимнюю куртку, чувствую себя их «подчинённой». Должна им соответствовать, заполнить ограждаемое ими пространство. Не «они-мне», ведь жёсткую одежду не растянешь и сию минуту не заменишь, да и деньги не всегда на это есть. А в детстве и подавно. Когда купленные джинсики оказывались маловаты, я чувствовала себя виноватой.

     Сейчас-то понимаю, что вся моя «вина» была в том, что выглядела я тогда «взрослой девочкой», которую не принято на людях раздевать до трусиков, чтобы примерить джинсы. Приходилось покупать на глазок. И в магазины с примерочными мы не ходили – финансы не те.

     Вот такие у меня сложились отношения с одеждой. И вот однажды, будучи уже подростком, покупая в торговых рядах продукты, забрела я в одёжный ряд и увидела хорошенькие, как показалось, трусики. Шёлковые, блестящие, тонкие, маленькие. Маленькими они мне показались потому, что были с узенькими лямками-боковинками, мне же покупали трусы типа шортиков, большие. Из-за белого переливающегося блеска показались мне трусики те полупрозрачными, так что сладко защемило в груди. Запретный плод сладок. И ещё, что привлекло: промежность была у них довольно узкой, а канты вокруг ног вообще сводились к машинной строчке. Мне же покупали трусы с широкими кантами, которые наворачивались на внутреннюю поверхность бёдер, и как-то было мне не так. Иногда я думала: хорошо бы купить трусы, облегающие только таз и не посягающие на бёдра. Путь кромка идёт строго по паховой складке, низок охватывает мой мысок и того не ниже.

     Как видите, иногда мной владели прямо-таки бунтарские настроения. Хотелось что-то изменить в жизни. Но, честно говоря, мои желания не шли дальше замены одного «начальника» на другого, более покладистого. Новые, более удобные трусы я всё равно «заполняла» бы.

     И вот потаённая мечта моя сбылась.

     Смущаясь и краснея, купила я те трусики. На чём-то сэкономила незаметно. Мне казалось, что и продавщица, и щупающие товар тётки – все смотрят на меня с осуждением, как на развратную девку, невесть чем в таком срамном одеянии занимающуюся. Только придя домой, рассмотрела я, что трусы и не просвечивают, просто такие тонкие, что под ними любой волосок «киски» просматривается. Ну, прощупывается и тени даёт при косом освещении. Не говоря уже обо всём остальном.

     И вот, стоя в пустой квартире (окна занавешены) и примеряя обновку, сделала я два важных открытия.

     Во-первых, моя попка выпуклей и мясистей, чем я думала, бёдра пышные, живот если и не выпукл, то, во всяком случае, не впалый, везде жировые складки неплохой толщины. Не век же быть девочкой, пора и в девушку превращаться! Такую, чьим формам я завидовала на рекламных плакатах. Господи, неужели и я такой становлюсь?

     Не стала, становлюсь только, и есть шансы стать. Хотя, потом выяснилось, что не дотягиваю я до стандартов. Что тут поделаешь!

     Ну вот, в второе открытие последовало за первым. Не я ныряю в трусы, заполняю их «священную» форму своим бренным телом, а на меня, первичную и правую в своих объёмах, начала мягко, подчиняясь и чуть ли не угождая, ложиться, наворачиваться тонкая-тонкая шелковистая ткань – чтобы попку и животик прикрыть и сделать ещё привлекательнее. Не я для них, а они – для меня!

     Щёлкнула резинка на пояске – будто ударил гром. Отныне да будет так!

     Понапрягала мышцы, повертелась, поизгибалась так и сяк, потанцевала даже в пустой квартире. Да, всё правильно: моё тело – первично, оно движется, как хочет, а трусы сидят на нём, облегают, служат ему. Захочу – сорву, швырну в угол и новые куплю. А захочу – под подушку на ночь положу, буду трогать шёлк, вспоминать дневные ощущения – пусть во сне ещё лучше будет. В общем, хозяйка я своему телу, а оно – хозяин одетой на него одежды.

     Вообще-то, и третье открытие произошло. Оказывается, я чувствую себя полноценно одетой, только если паховые складки прикрыты, в них тепло. А когда по ним гуляет холодок, то ощущение наготы почти такое же, как если бы он гулял глубже, в середине, среди скупых курчавых зарослей и холодил бы вход в интимное.

     А вот канты по ягодицам так не пугали. Там надёжно. Только когда по мере смена фасонов трусов окружённая мощной плотью материя стала сужаться, словно шагреневая кожа, из приличной рельефной трапеции превратилась в узенький треугольничек, как бы испрашивающий у плоти-победительницы разрешения прикрыть всё-таки попку, когда по этой попке, по нежной придырочности загулял холодок – я почувствовала, что ощущение наготы зарождается сзади, переваливает через промежность и оккупирует лобок, совсем уже привыкший к мизерности прикрывающего его треугольника. Да, такие трусы пришлось срочно менять.

     Ещё мне Кира советовала носить трусы с высокий «спинкой» и «декольте» вокруг пупка вплоть до «киски». Мол, ощущение надёжности сзади, как в ковбойском седле, перекроет уж переднюю обнажёнку. Но это как-то не привилось.

     По правде говоря, то чувство «хозяйки» продержалось у меня недолго. Ведь теперь за все огрехи внешнего вида пришлось бы отвечать лично мне, не валя ничего на одежду. А так удобно, как оказалось, сваливать вину". Кроме того, не сформировалась я в пышнотелую, грудасто-попястую деваху, осталась на том же уровне – девочки-подростка. Чем тут хвастать?

     Так что я сочла за благо обходить этот щекотливый вопрос: кто главнее – я или моя одежда? Жёсткая одежда – «диктаторша», конечно, главнее, остальные случаи спорны. Впрочем, стринги были безусловно «младшими». Такой фитюльке – и подчиняться?!

     Но я на всю жизнь запомнила ту смену настроения, когда надевала тайком купленные «взрослые» трусы.

     А вот насчёт груди – ничего такого не было. Расти она начала, когда я давно уже вышла из младенческой несознанки. Назрела необходимость прикрывать назревшее – смело заявившие о себе новые части тела. Конечно, они – хозяева, а одежда, тот же лифчик – их подчинённая. Тем более, что чашечки хлипкие. Так и не доросли мои прелести до необходимости охватываться и поддерживаться большими жёсткими чашками, которые могли бы выйти из-под контроля и стать самодостаточными, потребовать заполнять их плотью, диктовать ей форму и самочувствие.

     Вот так вот соотносится у меня тело и одежда. И перед тем, как часок поработать костюмершей, самое время над этим поразмышлять. Подвести философскую базу под свои труды. А то там не до раздумий будет – успевай только поворачиваться!

     Впереди нас шагала невысокая девушка со светлыми волосами, длинными лишь настолько, чтобы плечи не давали им метаться по сторонам при каждом шаге. Погода заставила её одеться в джинсовую пару, плотно облегающую снизу и отпускающую сверху, но между этими доспехами упрямо выглядывал наружу поясок загорелой кожи. Тугой пояс джинсов, врезавшись в кожу, чётко обозначил лоснящуюся, выпучивающуюся жировую складку – это делало поясок живым, играющим. Девушка размашисто шагала, дёргались её обтянутые джинсой ягодицы, плясали то вверх, то вниз, а вслед за ними плясал, наклоняясь в разные стороны, и поясок наготы. Иногда одёргиваемая белая маечка помехой не была, она быстро убиралась к себе наверх. Живость и динамика игры девушки с собственным телом нагоняли впечатление, что вообще-то она нага и наготе рада, а все эти джинсовые доспехи от прохлады – не более чем занавес, натянутый в отдалении. Чуть дёрни или просто какое-то время не поправляй – и спадёт. Надо же, как умеют они радоваться жизни и приглашать разделись с ними этот оптимизм. Кира улыбается, бодрее шагает. Ну, и я тоже.

     Увидев, что я задумалась, Кира дёрнула сумку и спросила:

     – Жаль, что вдвоём не сможем. Помнишь, как мы «сестричками» были?

     – Ещё бы!

     Специально мы тогда не хотели, но вдруг обнаружили, что понакупали, осваиваясь в городе, одного и того же. Неудивительно, она выбирала, а я, держась в тени, покупала то же, размером, конечно, поменьше, под себя. Чтоб самой не выбирать, не задерживать и не слушать насмешливые комментарии, знакомы-то были без году неделя. Вот и оказалось всё у нас почти одинаковое, джинсы там, туфли, топики. Не удивляйтесь, мы же телами разные очень, на ней тот пучится и чуть не трещит, а такой же на мне сидит ладно, прилично. Иначе бы не купила.

     Только вот блузку ажурную не посмела за Кирой купить. Лифчик белоснежный взяла вот за ней – не зная, для чего. А дошло дело до ажура – нет. Сквозь же просвечивает всё, а я не привыкла к такому. Нижнее бельё показать – это ж на деревне позор! Только вот мне это и в городе позор, а Кира от него в деревне устала и решила здесь «разговеться», тем более, вокруг так ходят. И я видела, что ходят, но – не могла повторить. Не все ведь так ходят…

     И уж тем более не могла я купить за подружкой не то что ажурную, а крупного плетения рукавчатую блузку, в которую были вшиты плотные белые чашки угловатого немножко вида, будто это лифчик вытачку пучит. Но… где же он?

     – А это и есть лифчик, – усмехнулась Кира, видя моё недоумение. – Всё это плетение, да, и на руках тоже, это всё типа бретелек, чтобы чашки держать. И больше не для чего.

     – Бретельки? Да тут их несколько метров!

     – Ну да. Ты же знаешь, как часто они неудобны, приходится маскировать – то прозрачным пластиком, то тонким шнурочком.

     – А пряжечки на лопатках, а застёжка на спине?

     – Вот именно. А можно и не прятать, а выставить напоказ, да ещё не полметра жалкие, а несколько метров, вокруг тела завивающиеся. Вроде блузка сплетена из лямочек этих разросшихся. И всё тип-топ.

     Я осмотрела её. Никаких признаков нижнего белья сверху. Классно, но – не для меня.

     Уже когда шли в общагу, нагруженные свёртками, подружка замялась:

     – Что ж ты-то отстала? Мне не совсем удобно носить будет. Многое схожим купили, а вот это…

     – Должна привыкнуть к городу. Ты – быстро, я – медленно. Да носи, что хочешь, я не в обиде буду, ты что.

     – Ты-то нет, но буду я нехорошим фоном для твоей скромности. Знаешь, давай так сделаем…

     Её мысль касалась прежней, ажурной блузки. Она снова надела её, придя в общагу, но это раз на новокупленный белоснежный бюстгальтер, и я с удовольствием отметила тожесть цветов. Словно верхняя одежда, белая, из солидарности сравнивалась с нижним бельём, вытягивая его из «низости» и стыда показать, возводила в ранг себя, верхнего.

     – Видишь – растягивается, и петли деформируются, вытягиваются, косятся туда-сюда. Это чтоб разногрудым годилось, не подбирая чтоб по размерам. И по степени искажения вязанины можно даже по плоскому фото прочуять рельеф. Ну вот, а мы свяжем тебе такую же кофточку, но с грудкой по размеру, а деформацию устроим искусственно, накидами всякими и перехлёстами.

     – Это чтобы…

     – Да, чтоб выглядело так, будто большая грудь распирает стандартную вязку. Получится, как в киношной драке: чуть кого толкнут, он валится. Так и тут, чуть чашка на петли нажмёт, а они сами на неё лезут, не болтаться же на тела – и они растягиваются и перекашиваются, будто и впрямь давка не знай какая. Попробуем?

     И мы попробовали. Кирка вспомнила забытое вязание. Мы отлично проводили вечера в пустующей комнате для занятий, разговаривали, знакомились всё ближе и ближе. Моё тело было под рукой, примеряли часто-часто. Иногда перед коллоквиумом я читала ей вслух, заучить чтоб.

     В конце концов что-то получилось. Правда, мне пришлось раскошелиться на белое бикини, мне ведь надо, чтоб на этикетке официально числился купальник, то есть для огляда предназначен, а любой лифчик – это ж нижнее, не для глаз, бельё, будь даже он так украшен, что явно не для тьмы пододёжной. Да и украшения-то какие-то неприличные, распаляющие мужчину. И чтобы вот сквозь одежду всем проглядывало?

     И бикини-то верх пришлось заставлять себя надевать, бормоча, что здесь все так ходят, что Кира со мной рядом такая же пойдёт, для того и вязали, чтоб вместе смотреться. И всё равно не по себе было. Хотя и дух, если к себе прислушаться, захватывало.

     Но даже и с таким бикини я не осмеливалась показаться на людях. А Кира подталкивала. Пришлось её признаться.

     – Хм, – призадумалась верная подружка. – Отступать поздно. Такой труд вложен. Пересилить себя не можешь?

     Я помотала головой, опасаясь вопроса: «Почему?» Что тогда отвечать?

     – Подумаем, почему, – к счастью, сказала сама Кира. – Дело, наверное, в том, что ты заранее не уверена в дружелюбии компании, в которую попадёшь. Думаешь со страхом, что они с ходу начнут над тобой подтрунивать. У страха глаза навыкате. Так примерно?

     Я согласилась. Дружба она не только в общих гуляньях и обниманьях, поцелуйчиках всяких, она ещё и в помощи познания самой себя. А тут подружка угодила в точку.

     – Что ж, тогда надо выйти к ним наглухо одетой, и лишь когда освоишься, когда страх глаза свои захлопнет или хотя бы сузит, тогда и разоблачаться. Только как же это сделать? Третий слой одежды… Ладно, снимешь ты его под предлогом «жарко», а вот как оправдать надёв? Изыском, может, каким?

     Да, здесь была трудность. Если холодно, зачем надевать ажурное? Утепляться уж от тела. А если жарко, то третий слой ни к чему.

     Кира схватила журналы мод, лежащие у нас на тумбочке у входа, и залистала. Издала торжествующий хмык и сунула мне под нос разворот.

     – Видишь, как тебе подходит? Этакая пелерина под горлышко. Сзади будто короткий топик, спереди на «молнии», а края косо идут, по нижним рёбрам. Нет, на палец-два выше сделаем. И связано неплотно, но неажурно. Главное, короткое, но на лифчик не похоже, намёк на фалды, типа распашонки или там жакетика. Косые эти пОлы вывяжем фигурно, понавставляем ложных цветочков или бабочек.

     Мне вдруг подумалось, что так, по нижним рёбрам, живот стоит открывать беременным, но девушка в журнале была обычной, с небольшим бюстом, как у меня вроде. Или это её так пелерина задрапировала?

     – А потом, ты можешь носить её прямо на лифчик, без блузки. Джинсы у тебя всё равно по талию, лишнего не откроешь, топиком будет смотреться. Да и ряд топиков можно организовать, от длинного и постепенно сокращай до бюстье.

     Ну, это мы посмотрим…

     – Решено, – сказала Кира. – Будем показывать искусство вязания, девушки поймут. Плотное свяжем из сиреневой или чёрной пряжи, можно даже ромбами, как домино. Чёрно-белое. Когда обсудишь с девчонками вязку, можешь не притворяться даже, что жарко, а снимешь, чтоб показать ажур. А снятое по рукам пускай, кому интересно.

     – Не хотелось бы к петлям внимание привлекать…

     – А я тебе по декольте и по нижней кромке фигуристо сделаю, крючком свяжу фигурки и ввяжу в общий рисунок. Можно декольте сделать поокруглее, чтоб внутрь поместить «морозную звезду», она его края стягивать будет. Можно её выпуклой сделать, рельефной. Ой, и обвяжу же я тебя, подружка, только раскомплксовывайся, начинай жить.

     Она тут же сняла с меня мерки и помчалась в магазин – за пряжей. И спицами заодно уж.

     Вот ещё чего я опасалась. Вдруг кто из преподавателей начнёт ругать за распущенность одну меня. Хватит ли мужества не указать на Киру, мол, она тоже такая, что ж вы меня-то одну? Придётся ходить за ней всюду, никто чтоб меня без неё не видел. «постоять в сторонке» надо отвыкать.

     У страха глаза выпучены. Сколько-то я помучилась, потом, правда, круто перешла к ловле кайфа. Не только просвечивание, не только ложное выпирание. Рядом со мной «второе я» идёт, вот в чём фишка. Друг дружку с полуслова понимали, весёлые, жизнерадостные. Так и хочется ещё в чём-нибудь сходство проявить, причесаться одинаково или такие же солнечные очки на макушку. Здорово!

     Прошёл «медовый» наш месяц, свежесть ощущений спАла, и я стала замечать неладное. Те, кто смотрел на меня спереди, норовили потом оказаться сбоку и бросить взгляд оттуда. Чего это они? Блин, да это ж грудь оценивают! Очень хорошо Кира связала, имитировала выпуклости, но раньше-то меня другой знали! Вот и не верят глазам своим, проверяют.

     Ладно, это я б ещё пережила, но они же ещё и хмыкали после боковых своих взглядов-подглядов. Не могли сдержаться, из вежливости хотя бы.

     В общем, стала я с Кирой «сестрёниться» всё реже и реже, в основном в малолюдных местах. А потом и вовсе на нет сошло. Кофточку надевала только в девичьих компаниях, где все «ажурнее» меня. Не обижать же мастерицу! Да и кофточка здоровская, честное слово. Если бы не эти боковые ухмылки…

     Мы стояли в спортзале какого-то захолустного детского сада – арендовали его на день. Посерёдке стоял стол и пара стульев.

     Фотографом оказался довольно молодой парень, полусонный и с замедленными движениями. Впрочем, резких движений делать ему и не полагалось. Стрижен коротко, рукава рубашки закатаны, над аппаратом своим цифровым хлопочет – аки над сокровищем.

     – Переодеваться будете вон там, – кивнул он на ширму в углу. – Одежду можете разложить на скамейке. – Действительно, тянулись такие вдоль стен. Сколько я страху в детстве натерпелась, на них сидючи! Бревно, разновысокие брусья – всё мне было не по силам, со всего страшилась сорваться… – Темп будет быстрый, должны успевать. Подготовьтесь пока. – Он снова склонился над своим «циклопом» на треноге.

     Интересно, это он к Кире на «вы» или к обеим, а с ней – на «ты»? Скоро выяснится.

     Примечание Киры. Вставлю здесь от себя, авось Евка не заметит. Мне Глеб тоже приглянулся, но за одним исключением. Джинсы на нём не были подпоясаны по талии, и по всему было видно, что живот великоват. Не безобразно велик, как у некоторых богатых дядек, но всё-таки. Когда такой парень ещё не намочил на пляже свои модные плавки, то отчётливо виден облегаемый «арбуз» живота, ниже – долинка у лонной кости, где паховые складки сошлись наполовину, и ещё ниже, чётко отделённое этой долинкой от живота, бугрится мужское достоинство. По мне лучше те, у кого живот поскромнее, долинки никакой нет, и всё, что обтягивается плавками, смотрится единым целым. Типа наконечника тяжёлой стрелы, который, пока она в колчане, обращён вниз. Но можно при случае и развернуть в нужную сторону. Мою. Продолжай, Евка!