Текст книги "Кира вспоминает (СИ)"

Автор книги: Болеслава Кираева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

     Но он не успел понять, что делать дальше, страшно ломили зубы, и я воспользовалась секундной паузой. Быстро расставила ноги почти в «шпагат» и села позади своего парня, взяв его в «вилку» и касаясь своим мысом его джинсовых ягодиц. А обе руки положила на выпячивающийся из-под ремня живот. Ох, и твёрдый на пару с джинсой!

     Лёшка замер. Ещё миллиметр движения моих ручонок, и он лишится девственности. Наступила тишина, только переливалась в его желудке вода да слышалось тяжёлое дыхание, в такт которому мы с ним покачивались.

     Я ощущала, как бьётся его сильное сердце, «беременный» живот вздрагивал при каждом ударе. Медленно-медленно я стала сгибать коленки и подводить свои ножки под его согнутые, стараясь сомкнуть ступни. Эх, ну и поза! Поменяться бы местами и сидячим «раком»... Ладно, не буду возражать, если он как-нибудь меня привяжет.

     Шепчу любимому на ухо:

     – Он жутко струсил,

     Струйку втрусив,

     И брюки с изумленьем оглядел, – чуть нажимаю на живот.

     – О-о, – стонет в отчаяньи он.

     Под поясом джинсов нащупываю резинку трусов и тяну.

     – Ах, какой гадкий мальчик, – говорю ласково, – не хочет носить плавки. Маленькие аккуратные плавочки, а не эту тряпичную бесформенную жуть. Он хочет отличаться от нас, девочек, брезгует нашим фасоном трусиков и не прикрывает лифчиком постыдную шерсть на груди. Не хотим мы, чтоб попка была обтянута, чтоб смотрелось аппетитно, чтоб из джинсов можно было легко выдернуть, как нож из ножен. Нет, всё будет цепляться, всё расхристано там, под джинсами и даже не напряжено.

     Вдруг фыркаю, вспомнив один случай. Покупала на рынке овощи к общему столу, продавал молодой кавказец, а впереди меня стояла старушенция, по виду – вредная. Морщилась то и дело – мол, медленно обслуживает, обвешивает, и вообще всё не то. И вот она сбоку укладывает сдачу в кошелёк, а я начинаю покупать. И тут появляется случай поворчать ещё. Как не упустить!

     – Молодой человек, – говорит она ехидным тоном, – вы так споро бросились обслуживать девушку, что у вас трусы из-под джинсов выглянули. – Он и в самом деле быстро наклонился к ящику на земле.

     – Это нэ трусы, это плавки!

     – Какая разница!

     – А та разница, – сказал кавказец уже мне, ибо старушка уже отошла, – та разница, что в плавках я ощущаю своё мужское хозяйство как бы выложенным на прилавок в виде плотной кучки, как вот это. – Он показал на кучку из трёх продолговатых персиков, два внизу, один сверху. – Всё готово к продаже, ждёт только случая. А в трусах всё висит, как персики на ветке, а что висит на ветке – далеко ещё не товар, с ним не получится вот так.

     Тут он сделал резкий, но ловкий жест, и персики очутились у меня в сумке. Я вздохнула и полезла за кошельком. Вот так всегда – мужчины такие импульсивные, а расплачиваться приходится женщинам.

     «Что на ветке, не стрельнёт метко». Да мне и не нужно. Медленно расстёгиваю его ремень и по сантиметру вытягиваю с пояса. Снова кладу ладошки. Да, стало полегче его животику, но какой же он твёрдый! Чуть-чуть стала массировать, хоть через джинсу фиг чего чувствуешь. На каждое движение он отзывался тихими невнятнями аханьями: «А! А! А!»

     – Мальчик невзлюбил плавочки, – приговариваю немножко в нос, – мальчик помнит, как девочка положила его в плавочках на коленку и отдубасила по попе, стянутой плавочками. Эх, и упругой была та попка, что твоя кожа барабана. В семейниках или голышом фиг так получилось бы.

     Как у него тогда выпирали, торчали края ягодиц из-под кромок плавок! Как здорово по ним было лупить! Всё так забавно ёкало, пыталось ускользнуть из-под рук, а меня тянуло всластвовать.

     – Это ты сама мне натянула! Я думал, там всё лопнкет у меня. Всмятку пойдёт, блин! Ещё щипала, отпускала и по щипку била. Садистка!

     – Сам же просил погорячее. А сейчас будет помокрее.

     – Но тогда я сам, са-ам попросил, – тяжело дыша, сказал Лёшка. – И сам связать дался, и не рыпался на твоей коленке.

     – Когда сам – неинтересно, – гену я свою линию. – Интересно, когда подлавливаешь внезапно, врасплох, когда не чаешь. Тогда и сердце по-настоящему в живот ухает, и в голове туман.

     – Тогда приятно было!

     – Неожиданно вдвое приятнее, надо только распробовать. Сейчас сам увидишь. Изнеможешь, откроешь кингстоны и почуешь, какой кайф, а ты, дурак, упирался. А уж по тёмной улице красться домой весь в запахе сортирном – это ва-аще улёт!

     – Неужели доведёшь?

     – А ты предпочитаешь белым днём ехать с сиреной «Скорой помощи» и лопнувшим пузырём? Или лучше, чтоб почки воспалились? Ну, вольному воля.

     – Ой-ёй-ёй, – застонал он.

     Задрала на мускулистой спине футболку прямо к шее, прижалась к его спине, распластав чуток грудки, просунула руки под его подмышки и поставила вертикально. Ох, как пахнет острым мужским потом, даже аммиачком приванивает. Ладони касаются его ключиц, а локотки встали на выпуклость живота. Если давить, то уж острыми моими локотками.

     В это миг мне почему-то вспомнилось, как колют пальцы при заборе крови на анализ. Быстро, резко, так, видно, боли меньше. И ещё кое-что вспомнила из своего опыта.

     Бывало, устроим мы, общаговские девчонки, вечеринку, нахлещемся на ней... не подумайте чего плохого, лимонаду там да колы разной из таких, знаете, большущих пластиковых бутылей. Незаметно так нахлещемся, под разговорчики да смех. По-моему, всё это пойло на искусственных сластях жажду только распаляет, а не утоляет. И вот начинают мало-помалу девочки ёрзать, то одна куда-то испарится, то другая, а потом и вовсе тусовка закончится. Все гурьбой – в туалет, очередь создавать, а мы с Евой перемигнёмся – и к себе в комнату. Дверь – на ключ, всё с себя сбросим. Самое главное тут – сдержать позыв, ведь из голой мочу прямо рукой гонит, испачкать-то одежду не боишься. А если ещё втерпёж, то с животиками друг подружки поиграем маленько, погладим, помассируем, пощиплем, подавливаем пальчиком...

     Из корзинки с грязным бельём выуживаем трусики самые незавидные, натягиваем. Ставим пару табуреток на метр от шкафа, садимся, ноги – под шкаф, берёмся за руки и начинаем медленно прогибаться назад-вниз, пока затылок в пол не упрётся. Да, волосы надо подбирать либо натягивать купальную шапочку, чтоб быстрее, чтоб не отвлекаться на побочности и ловить кайфу побольше. Шапочка лучше, из-под неё потом выныривает голова – вся мокрая, с прилипшими волосами, забавно так.

     «Постоим» так на голове, расслабив брюшной пресс и прислушиваясь, что там творится в животе, потом медленно поднимаемся, держась за руки. Прессы наши мочевые пузыри та-ак прессуют – кайф, лови только, превращай боль в острое наслаждение. Через несколько таких качаний брюшной пресс устаёт и требует резервы у сфинктера, забирает у него силушку, так что сдерживаться приходится из последних сил.

     И когда одна из нас доходит, как говорят, до кондиции, она расцепляет руки и тихо стонет: «А-а-а!» Пытается вернуться в сидячее положение, но доходит только до горизонтального, тужится-тужится, трепещет у ней живот, волны по нему ходят, да что там живот – всё тело на пределе. Тогда я встаю со своей табуретки, нагибаюсь над подружкой, кладу скрещенные ладони ей на дутый живот – точь-в-точь, как учили нас непрямой массаж сердца делать. И точно так же, улучив момент «дохода», резко жму. Сразу убираю руки, пока не запачкало мочой, подставляю стоящий наготове горшок. Ева сладострастно вскрикивает, размякает, безвольно откидывается назад и фонтанирует, фонтанирует, фонтанирует... Я сама еле сдерживаюсь, но ловлю, ловлю всё в горшок. Комната всё-таки не чужая. Потом снова сажусь на табуретку и качаюсь уже в одиночку, пока не почувствую руки отошедшей подружки на животе. Знаю – вот-вот нажмёт, но точно не знаю когда. Ловлю кайф от неожиданности. Вдруг резкая вспышка боли, пузырь прямо лопается, в голове сверкают молнии, внизу начинается дождь – да что там, ливень! Снизу вверх.

     Мы ведь поначалу вообще без трусов садились, да только очень уж скоро струя начала взлетать аж к потолку, всё загаживая. А в ванной не потренируешься – она в общаге общая, все звуки слышны. А не все девчонки уважают такое дело, пойдут слухи, перешёптывания. Хотя кто им самим мешает этим заниматься? Собственная недогадливость только. Вот к парню ежели какому местному домой забрести...

     Бывало, сдюживала я под толчком Евиных ручонок. Всё тело содрогается и выгибается, в голове темнеет, боль всюду адская брызжет из пузыря – но не моча. Если успеваю не отрубиться – закусываю губы. Чуть полегчает – чувство такое, что пенальти взяла. Ева похлопает меня по щекам, чтобы я в себя поскорее пришла и кайф не упустила, и жмёт снова, чутче выбирая момент. По себе знаю – если правильно подгадаешь, фиг с два сдержишься. У невропатолога были? Как стукнет он тебя молоточком, так нога сама к потолку взлетает. Так вот и моча.

     Но если я интуитивно угадывала, когда нажмут, то в этот момент начинала опускаться, расслабляя ненужные мышцы и собирая силы в сфинктере. Удаётся этот приём не всегда, но иногда удаётся. Только бы башкой не трахнуться при таком расслаблении. Впрочем, тык! – и башка сама вверх взлетает.

     Однажды я два раза подряд сдюжила. Хотя, если честно, второй раз – не моя заслуга. Я-то после первого «пенальти», чуть рассосалась жёсткая боль по закоулочкам девичьего моего тела, сразу расслабила живот, насколько можно, чтобы только пока сухой остался и брызнул сразу после лёгкого нажатия. Хорошее такое чувство – я вся твоя, делай со мной, что хошь. И приятная неопределённость – то ли в этот миг меня ткнут, то ли в следующий. Так Евка умудрилась, давя двумя ладонями, запечатать мою дырочку!

     Я это уж потом поняла. А в тот момент резко всколыхнулся мой пузырь, всё в нём поднялось и разом пошло «на дембель». А там – глухо. Ну, поток и ударил по краям моей дырочки, а там всё расслаблено, так что растянуло её, думаю, до приличной монеты. Если бы Ева там пальчиком держала, провалился бы он в меня. Но ладошка плоская прижала, и меня будто разорвало, будто наизнанку вывернуло самое моё интимное девичье естество. Голова об пол – стук, а края – хоп друг на дружку, будто устрица створки защёлкнула, и намертво. Губки друг на друга зашли, не разомкнёшь. Мне мигом вспомнились те самые шорты.

     Захватило дыхание, задёргала я головой ушибленно-опущенной, как рыба на песке, замутилось всё в ней. И слабое ощущение снизу – оттягивают мне трусы, водят пальчиком. Конечно, это ж чудо чудное, два тычка подряд, а жертва суха. Но третьего раза мне не перенести! Устье заварено, под ним бьётся лава вулканической почти что силы, так что вот-вот разойдётся мой пузырик прессанутый по всем швам, жилкам да прожилочкам. И сказать не могу – воздуха не хватает, никак не вдохну.

     Наверное, это пузырь попросил диафрагму не опускаться, погодить, пока он оклемается. А сверху над головой нависли собственные мои груди, угрожающе так нависли. Соски крупные, налитые, красные-красные, как мои страдания...

     Евка снова жать примеривается, ладошки накладывает, чую. А в голове уже темнеет, голова от горящего болью тела в темноту уплыть готова, дезертировать. Не дам! Из последних сил перевернулась я на живот... да чего там перевернулась, на четверть оборота только, на бок, а с бока уже бессильно свалилась. Защитила животик свой сиденьем табуретошным. Защита-то оно защитой, да только и плющить меня начало. И приподняться на руках сил нет. Медленно опускаюсь с надутого живота вниз, давление растёт, вот-вот всё лопнет у меня. Как в тех шортах. Ох, только не в печь, не в печь, не в пе-е-е-е-чь!

     В это время с меня спускают трусы и лупят по попе. Сквозь туман слышу, как Евка приговаривает: «Не хотела, не хотела, обманула». Подумала, что обманула я её, а на самом деле в туалет не хотела. И вот, лупя, задевает мне аккурат промеж ягодиц и всего прочего там, нежно-девичьего, боли я на фоне той, что есть, не чую, но начинаю дёргаться и подпрыгивать на табуретке. И отходит мой мочевой пузырь, помог ему такой свирепый массаж. Мигом отошёл, и...

     Ева говорит, это было зрелище – из-под меня, припечатанной животом к табуретке, во все стороны веером засвистели струи. Зрелище и обливалище, конечно. Ну, да она не в обиде, горшок под все струи не подставишь, комнату вдвоём потом отмывали. А тот вдох, когда я смогла наконец вдохнуть после фонтана, был самым сладким в моей жизни.

     Так что я бы и Лёшку так качаться заставила, да не знаю, как для этого связать. Хорошо хоть – руки к батарее. А то вообще не слушался бы.

     Да, амплитудка не ахти. Но всё равно я стала медленно распрямлять свой брюшной пресс и плавно откидываться назад, увлекая за собой мужчину. Какой это кайф – чувствовать, как мускулистое тело, которое могло бы запросто тебя пересилить, теперь меня слушается, обессилев, и нехотя, но верно поддаётся. Не часто такое бывает, ох, не часто.

     Вот выпрямились привязанные к батарее руки, захрустели в локтях. Я попыталась своим тазом подвинуть его тело поближе к стене, но большого выигрыша в угле наклона это не дало. Тогда перестала тянуть назад, висеть на нём, напрягла свой пресс, чтобы самой удержаться в наклонном положении. Ясно, что Лёшка воспользовался случаем, чтобы сесть прямо. Это дало ему немножко свободы в локтях, чтобы хоть чуть-чуть отодвинуть мои ручки, попытаться столкнуть локотки с живота. А может, его просто согнул в пояснице очередной приступ боли.

     Ну что же, повторим, пока он локотки мои не столкнул. На этот раз Лёшка аж застонал и прикусил губу. Но и я остановиться не могла. Так мы и качнулись несколько раз, медленно и торжественно.

     Но вот парень отказался возвращаться из наклона. Верно, понял, что опять я его наклонять буду, а силы-то на исходе. Собственно, ему брюшной пресс напрягать и не надо, его же руки привязанные держат. Вот он и откинулся, насколько мог: что, мол, сделаешь? Даже, кажется, живот расслабил, чтобы дольше продержаться. Во всяком случае, из-под пояса у него такое выпятилось!

     И это так меня завело!

     Я силой заставила его сесть прямо. Просто из духа противоречия. Правда, грудки мои чуток амортизировались об его спинищу, но другого пути просто не было. Да я и не почуяла боли – верный признак возбуждения, как при сексе. Он замычал и стал пытаться своими локтями отвести мои руки от своего живота. Ну, погоди!

     Мои руки, как вы знаете, были просунуты под его подмышками и шли вертикально, держась за его ключицы. Теперь я оторвала ладошки с ключиц, подалась вверх и сомкнула пальцы за его шеей. Хорошая опора! И начала, опираясь на его шею, подниматься, скользя пахом сначала по его джинсовой попке, а потом и по обнажённой спине.

     Потом опустилась, вдохнула, чуток расслабилась. Снова напрягла свои бицепсяшки...

     Э-э, да это был секс, в котором женщина и мужчина поменялись местами. Я делала качания, прижималась к спине, лифчик уже сполз, запутался, по снять его совсем было нечем. Трусики быстро, на третьей-четвёртой фрикции стали намокать, через ткань проступили контуры моей щедрой «киски». Их я тоже попыталась сдвинуть вниз, зацепив за выступающую сзади джинсов петлю для ремня, а потом стала тереть о неё клитор. Попала, и...

     О-о, этой был кайф!

     Я уже не могла удержаться от сладострастных охов и ахов. Ну, вы знаете, как всё проходит. Я сжимала своими ногами его ноги, пытаясь хотя бы голенями коснуться выступающего из джинсов кола, но и без этого всё было фишечно.

     И вот наступил миг перемены позы. Я бросила его шею (так она хрустела, не сломала ли?), протянула руки, схватила его голени близ коленок и потянула на себя.

     Моя разогретость и его бессилие прямо-таки сплющили его живот. На апогее напряга моих рук раздался какой-то хруст, булькающий звук и мужское тело обмякло. Влаги я не почуяла, хотя именно тогда она должна была найти выход.

     И тут я быстро очертила ногами круг по полу. Ух ты, вышел почти шпагат! Но меня это поразило после. Сейчас же вскочила на коленки, нагнулась, схватила Лёшку за лодыжки и дёрнула. Будто раскладушку раскрыла – такое вышло впечатление. Он так и кувыркнулся. Никакой гипотенузы уже не получилось. Его предплечья вдоль батареи составили катет, а плечи вместе с безвольно обвисшим телом – второй катет, почти по полу. Впрочем, живот подергивался. Верно, тугие джинсы стопорили поток, и мужское хозяйство пыталось хоть немного расшевелить грубую ткань, дать струе выход, себе – облегчение.

     И снова я поступила по наитию. Опять широкий круг ногой по полу – и вот уже сижу на моём парне задом наперёд. Ладони рук засовываю в его джинсы поглубже, ощущаю твёрдые ягодицы, кажется, даже влагу. Отвожу ноги назад, вплоть до батареи, наклоняюсь вперёд и ну отжиматься!

     Резкий напряг рук, Лёшку встряхивает, прижимает его животик к полу – и чувствую, как вырывается струя, топит таз джинсов, заливает мои ладошки. Он ахает или охает, а может, стонет. Вероятно, пытается сдержаться. Мгновенная задержка – и вот я уже медленно опускаюсь, одновременно засовывая ладошки в его джинсы поглубже, пытаюсь дотянуться сами понимаете до чего. Не получается, зато любуюсь, сколько я из него выжала. И снова резкий взлёт, нажим на его пузырь полом, взрыв, новая струя свищет, с каким-то шипением прорывается сквозь джинсы, по полу расплывается лужа. Сокращаю дыхание, воображаю, будто целуюсь. Потом делаю вдох – на максимальном выпрямлении рук.

     Не могу припомнить, за сколько отжимов я выкачала, выжала из него всё, но выжала именно всё – до капельки. Он как-то облегчённо вздохнул, ягодицы обрели упругость – ага, сдерживаться уже не надо, хотя и вымотался он в противоборстве. Да и я устала. Слезла с него, ладошки вытерла о какую-то тряпку и развязала свой узел – его руки так и упали. Попыталась подняться – не могу, клонит вниз. Хватило только сил отползти подальше от его лужи, и провалилась я в забытьё. Приятное такое забытьё, если бы не запах.

     И вот сквозь сон слышу какие-то приговаривания, а потом и чувствую, как кто-то... ну, пользуется моим состоянием. Лёшка, конечно. Не подумайте чего плохого, мы с ним раз и навсегда условились – моя девственность неприкосновенна (да и он был не в форме, работал только руками). Но вот всё остальное он со мной проделал. Даже в попке своей я его кулачок ощутила. Если только это мне всё не причудилось. Последствий нет – как проверишь?

     Из последствий была только лужа. Он её, свинюк, вытер потом кое-как, мне перед Евой неудобно было. Её ведь духами там полил. Небось, думал, что это мои. И бельишко моё амортизнутое забрал – на память, видно. Но проснулась я в таком светлом состоянии, что аж петь хотелось!

     Вот только теперь встречаться с ним боязно. Как ни крути, а я ведь не сдержала уговор о двух качках. Сама-то больше сделала, а должен был качаться Лёшка! Что, если и он себя теперь считает свободным от исполнения всяческих обещаний?

     Ну вот, поведала я вам о своём личном, а теперь пусть пишет Ева. Её тётя Болеся тоже озадачила