Текст книги "Кира вспоминает (СИ)"

Автор книги: Болеслава Кираева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

     Ну, меня вы уже знаете. Я – Кира, подружка Евы из рассказов Болеславы Варфоломеевны. Постоянно «помогаю» подруженьке своей застенчивой оказываться в пикантных ситуациях – такую мне там определила писательница роль.

     Вы, коль прочитали о нас всё подчистую, небось подумали – что это за страдалицы такие, мученицы вселенские, неудачницы всегдашние? Нет им в жизни просвета, как на севере лета. Только и делают, что маются, стонут да губки закусывают.

     Ничуть!

     Мы – нормальные современные девчонки и живём легко и весело. И всё, что с нами случается мученического, используем для создания фона для всегдашнего нашего веселья. Решили не полагаться на память нашу девичью, а записать, да художественно чтоб вышло, приукрасив кое-что. Тётя Болеся нам в этом здорово помогает.

     Придёшь, бывало, с прогулки грустная, сядешь и думаешь: «Ну почему так не везёт?» А рассказ о себе откроешь, почитаешь и думаешь уже другое: «Да разве это – невезуха? Вот так мне не везло в тот раз! А сейчас что – семечки!» И снова улыбка на лице, и жизнь хороша, и жить – хорошо. А хорошо жить... ну, сами знаете.

     А с каких-то пор мы с Евой ощутили, что нас такое чтиво воспоминающее ещё и возбуждает.

     В основном страдает там Ева, я только ей «помогаю». Но однажды я попросила тётю Болесю написать и о себе, о своём пребывании в «испанских шортах». Сама не могла – трясти начинало, лишь подумаю, что было, да и почки у меня тогда болели знатно. Не могла сосредоточиться.

     Кстати, рассказ тот кончается полным мраком. Вы не подумали, что я отбросила коньки? Правильно. Жива ещё, жизнерадостна и вот сама рассказ написать пытаюсь.

     Только я в этом деле неискушённая, и писать буду плохо, зато сущую правду. Тётя Болеся всё-таки многое «причёсывает». Вот у неё, к примеру, Федя расстёгивает ширинку и лихо ссыт под пальму. Жертва пугается, теряет сознание. А на самом-то деле я чуть со смеху не лопнула. Впрочем, подёргался живот, и мне вправду плохо стало, не слабее, чем в рассказе. Но смеялась я, а не завидовала!

     Дело в том, что он вышел ко мне не в брюках, а в каком-то банном халате с засученными рукавами и волосатой грудью через распахнутый ворот. Видать, ублажал клиенток где-то по соседству, вот и не успел переодеться к нашим «переговорам». А клиентки, как я догадалась, требуют определённых гарантий, особенно от таких подозрительных личностей, и вынужден бедный Федя носить весьма оригинальную спецодежду. Он, видать, не подумал о ней, когда решил припугнуть меня завидным журчанием. Стал расстёгивать халат, запнулся, но делать нечего, тронул – ходи! Пришлось показаться во всей красе.

     Сбрасывая халат на лавку, он повернулся ко мне спиной, и первое, что я увидела, были чёрные латексные плавки, жутко блестевшие, обтягивая мощный, не хуже женского, зад. Сперва мне показалось, что плавки лопнули у него прямо на жопе... извините, но как ещё назвать эту волосато-розоватую неприглядность... но со второго взгляда поняла, что это просто прозрачная пластиковая вставка, больно уж ровные края и форма правильная, овальная. Обезьяний зад со следами неудовлетворительной подтёртости весело просвечивал и мог соблазнить каких-нибудь «голубых», Неужели...

     Потом Фёдор повернулся передом, там плавки были о-кей, мощное мужское хозяйство, сбитое в плотный ком, обтягивалось латексом и отдавало блеском. Я не сразу разглядела в самом интересном месте небольшой пластиковый колпачок, только по матовости на фоне блестящего. Господи, чего только не накручивают, чтоб только круто было!

     Он подошёл к пальме и встал к ней передом, потом чертыхнулся и повернулся задом. Когда поворачивался, на поясе блеснул маленький золочёный замочек. Вон оно что! У мужчины!

     – Чёрт бы побрал этих баб! – выругался Фёдор и открутил заветный колпачок.

     Понятно, чтО вынырнуло на свет божий самым своим кончиком. Хозяин стал по-бабьи приседать, целя будущую струю в кадку, а я подумала, что остроумный дизайнер этих «плавок целомудрия» ориентировал выходное отверстие под тем же углом к телу, под которым оно устроено у женщин, уравняв тем самым нас и мужчин, оженществив их низ, заставив вот этого самого мужчину пристраиваться на кадку по-бабьи, поневоле потеряв всю свою мужскую самоуверенность. Оженолобок! Не получилось и пустить тугую струю, как «прямой наводкой», крюк – не палка. Он тужился, чертыхался, а из него лишь капало, в лучшем случае струилось с переходом опять же в капли.

     В такой ситуации могу подать женский совет: надо хорошенько расслабиться. Но он же со мной воюет, куда там! И вид моего тела с огромным животом (бюст тоже не маленький, кстати) его возбуждал, я же вижу, это тоже опорожнению не помогало. Плавки аж потрескивали, подёргивались.

     В тщетных попытках освободиться Фёдор вытащил пластиковую заднюю вставку, и я ещё раз убедилась, что в этих запирающихся плавках можно справить обе естественные потребности, а вот третьего – не дано. Хи-хи! Запрут тебя с утра, и возись до вечера возле капризных клиенток. Дневной, так сказать, евнух, ни обидит, ни войдёт, куда не просят. Очень гуманный выход, нечего людей калечить!

     И вот тут-то меня стал потихоньку разбирать смех. Он тужится, будто рожает мочу в муках, а я всё громче и громче смеюсь. Живот отзывается болью, а я ничего поделать не могу. Смешно ведь! А может, с чем и расстанусь смеясь? Ну да, с недостатками. В обычной ситуации от такого веселья и уссаться могла бы.

     И досмеялась. Будто что-то рвануло передо мной, в глазах вспыхнуло и помутилось, меня отбросило назад. Лежу с выпученными глазами, смеха ни в одном глазу, хоть Федя свой колпачок обратно заворачивает уже, утихомириваю боль, пытаюсь разобраться в ощущениях.

     Да, боль у меня была сильная, но какая-то распределённа-я по всей площади стенок пузыря. Обычно-то это выход трещит и выламывает, а тут его славно так закупорило и все стенки потрескивать стали, так сказать. Раньше этого никогда не было, не доходило до этого. И когда меня связали, я решила поднатужиться, чтобы сдвинуть баррикаду у входа, свистнуть мимо неё, пусть и с кровью. А что оставалось? Обычно боишься описаться, а тут всего-то и надо, что поднапрячься, чтобы помочиться. В другую, так сказать, сторону.

     Собрала я все силы и как напрягусь!

     Ну, вы знаете, как это бывает, над унитазом хоть раз в жизни, да зависали, тужась. Вот и я так почти что тужилась, жала... Чую – в животе уже напряг сильный, вот-вот пойдёт дело, ну, и ещё добавила. А пошло сперва по прямой кишке. Ладно, чёрт с ней, измажу попку, не мои шорты, потом отмоюсь. Не отступать же по дороге. Жаль только, что напряг не туда уходит, падает давление. Последние силы бросила, боль превозмогала. Ну-ну, давай же!

     Вот уже сзади коснулось шорт, стало их пучить, вылезать, а я всё тужусь. И дотужилась – что-то стало сдвигаться в животе, процесс, как говорится, пошёл. Я всё внимание вперёд, ну, ну, давай, выталкивай затычку эту чёртову, а то уже по попе размазывается! Нет, здесь всё глухо, сзади лишь ощущения. Блин, что, у меня две прямые кишки? Даже три, потому что сразу по двум путём поползло. И лезет-то в другую сторону!

     Не успела удивиться – что это, куда? – как меня изнутри будто кислотой жигануло.

     Как вам, «небитым», описать то, что почуяла? Будто в меня, моё тело нежное, снизу вверх, из надутого живота, вдвинули два горячих стержня. Причём медленно те пошли, со вкусом. Что-то пошло-поехало снизу вверх, вязкое, ближе к спине, потом чую – это «что-то» как кислота и всё по дороге жжёт неимоверно! Никогда раньше и близко такой муки не было. Я быстро расслабилась, но не тут-то было! Меня продолжало жечь, калить, дыхание перехватило. Боль адская, плюс страх дикий: враг ведь к моей сердцевинке подбирается, сама его толкаю в себя недуром, погубит ведь нахрен! Выжжет всё внутри, самые-то нежные места в первую голову, а там у меня матка и придатки. Главное – не остановить, будто серную кислоту незримым шприцем в тебя вогнали и гонят.

     С вами бывало так: глотаешь, задумавшись, чай, а он не успел остыть. Падает огненный шар по пищеводу, всё на пути обжигая. Пару раз со мной такое было. Я сразу нырк вперёд, низко наклоняюсь и в ладошку – харк, буль! И дышу, дышу, ртом воздух глотаю, гоню в себя – охладить. Еле-еле в себя придёшь, потом и на остывший чай косишься.

     А сейчас всё это внутри и с двойной болью. Не отрыгнёшь, блин, не выплюнешь. Сердце вмиг похолодело, дыхание спёрло.

     И вот когда подлилась «кислота» к моему сердечку – чёрным меня заволокло, будто пороховым дымом сражений. Отрубилась. Остатки мыслей были: сама виновата.

     Уже потом поняла, что это моча в почки вернулась. Неописуемо! Нет, девочки, правильно, что так мы устроены, что не выдерживаем, описываемся, одежду мочим. Лучше десять раз позор на людях, чем так почки пронзать. Меньшее зло, верно говорю.

     Как я очнулась?

     Тоже трудно описать. Но раз решила заняться писательством, надо соответствовать. Подобрала сравнение. Будто я – Иванушка из сказки, лежу на подносе... нет, воткнула в меня Баба-Яга два раскалённых вертела и в печку ещё вдвинула. От вертелов этих по всему телу жар великий пошёл, и изжарилась я мигом.

     И вот возвращается ко мне сознание, будто лопату со мной из печки вынимают. Пора жаркое охлаждать. Тело какое-то обугленное, не моё, будто поджарилась там и прокоптилась. И сама на себя сверху безучастно так смотрю. Мир вокруг меня какой-то мрачный, померкший. Боли в обычном смысле нет, нет и мыслей, один не выражаемый словами страх. Я ведь – еда! Сейчас меня сервируют, разрежут на кусочки и сожрут.

     И что самое главное, что потом уже осознала: не видно путей к нормальному состоянию. И понятно: жареная утка никогда уж не оживеет.

     Взгляд мёртвый, остекленевший.

     Из-за взгляда-то этот гад и засуетился. Нажал мне на живот, чтобы, видно, проверить, жива ли. Так была бы боль адская и взрыв, а тогда... Будто я пластилиновая кукла, нажми в одном месте, переползёт пластилин в другое. Не поверите, но это так. Нажатие почуяла, как под пальцем тело прогнулось, и всё.

     Тогда он с меня всё снял, со страхом таким хлопотливым. Как к мёртвой прикасался. А у меня и стыда не прощущалось. Будто с сосиски оболочку сдирают. И ушёл, мерзавец. Наверно, думать, как труп вывозить.

     А я лежу и не пойму, в сознании или нет. Чувство времени исчезло насовсем. Если бы не так, здорово бы так хоть сколько-то прожить. Нет, правильно говорят – лови момент, потом не повторится. Или ты сама не решишься его повторить.

     Время вернулось, когда что-то начало происходить. Я начала раздваиваться, делиться, будто клетка. Появилась боль, чем-то напоминающая прорезывание зубов. Или примерно как при запоре тебе кишку царапает. Только сейчас она терзала всё моё тело, неуловимо тонко намекая, что она – благодетельная, что всё образуется. Намёки были не так уж и нудны, выбора действий у меня не было, потому что действовать я никак не могла, лишь лежала и страдала. Даже извлекать сладостность из страданий не могла – мысли в голове вообще не двигались.

     Долго ли, коротко ли, но вокруг меня будто просветлело/светлеть начало. Оказалось, что моё Я находится в той части раздвоившегося тела, которая живая. Неживое по капельке вышло и вдруг в нос ворвался ужасный запах, а тело снизу почуяло тёплое мокроту. Я, оказывается, лежу в луже розовой (бр-р!) мочи в нечуянной раньше вонью. Слабость страшная, ломота внизу живота – ещё страшнее. Нов сё кончилось, я снова сама своя, и в истерзанной душе запели птицы.

     Ну, чем я обтиралась, в чём домой добиралась, как Ева за мной ухаживала, когда я почками маялась и уретру залечивала, – это вам неинтересно будет. Главное, что вышла я из того безвыходного состояния и сравнительно легко ещё отделалась.

     И знаете, нанесла я на карту своих чувств полуостров боли и архипелаг неясного наслаждения. Карту эту я давно рисую, с детских лет ещё, как что-о испытаю очень хорошее или очень плохое, так сразу за карандаш и думать, как это на бумаге выразить. Взглянешь – сразу видно, где наслаждение искать и как от боли убежать. Знаю, как тело на то да сё отреагирует, избегать того-сего любой ценой или же навстречу идти и кайф ловить.

     Только не путайте это с картой эрогенных зон. На той просто тело нарисовано и разными цветами раскрашено. Тоже полезная штука. Дала парню, и пусть готовится, а не тыкается, будто в первый раз. Тошнотно прямо становится, когда каждый новый слепо тыкается. Хоть не меняй парней! А с картой – милое дело...

     И вот что я ещё за собой заметила. Когда выздоравливала я и боль постепенно уходила из живота, там всё как-то... ну, задубело, что ли. И теперь в мочевой пузырь входит много больше, чем до того, чуть не до литра. Причём он не болит, только чувство даёт, что там всё наливается, ну, небольшой дискомфорт. Даже когда выпячивается, из-под пояса выглядывает, нависает даже – нет того терпежа, что раньше. Ну, как вот в рот воды наберу и её там чую – так почти что и в животе.

     Зато когда хоть на кубик превышу лимит – боль нападает резко, железной прямо рукой расслабляет живот. Сдерживаться, зажиматься бесполезно, даже рукой затыкаться. Всё просто выливается из тебя, как из наклонённого кувшина, ты только стоишь дура дурой и наблюдаешь.

     Хорошо, что я узнала об этом, тренируясь дома, а не опозорилась на людях. Правильно всё-таки решила проверить свой пузырёк после выздоровления. Ходовые, так сказать, испытания после капитального ремонта. Открылись кингстоны, и всё вылилось. Заодно я объём измерила – за литр ушёл.

     Вы не думайте, пробовала я эту силу пересилить. Не раз пробовала. Разным себя стращала, загадывала: не будет в жизни счастья, если опять прольюсь, не полюбит никто писсушку вечно мокрую и вонючую, наконец, что умру сей же секунд от стыда. Гипнотизировала себя прямо. Ноль проку!

     Попросила Еву: выругай меня последними словами, коли струю не остановлю. Ну, она рада бы, да матерщина у неё звучит, как иностранные слова с непонятным значением. Старалась подружка истово, да не получилось. Я только захихикала и тем дело ускорила.

     Тогда попросила её меня выпороть, иголкой кольнуть и кое-как ещё тело проэкзекутировать, если не выдержу. Она порет, а из меня льётся, и смех наружу рвётся.

     Нет, и условное рефлексы не помогли.

     Последнее средство: надела на себя всё самое лучшее, модное, что испортится от жёлтой струи. Джинсы потуже натянула. И что вы думаете? Вылилось всё в промежуток меж трусами и джинсами и застряло там. Стою, как дура, не понимаю, что произошло. Джинсы плотные, ничего не пускают. Начала их снимать, ослабила только пояс – всё в узенький промежуток так и засвистело. Всю комнату опрыскала, на потолок аж попало. Мухи дохли, тараканов целый короб потом намели. О ремонте нашем с Евой читайте в другом рассказе.

     Нет, ничего не помогло. Ну, и страх же меня охватил – а если бы на людях, не зная, что так тело подводит? Пришлось менять привычки. Много я теперь днём не пью, слежу за своим пузыриком, рассчитываю время и на всякий случай ношу в сумочке... ну, это вам знать не обязательно.

     Привычка к расчёту времени мне в жизни не раз помогала, и не только в плане туалета. Ева моя как-то показала, как пускать струйку из-под мини-юбочки, незаметно приспустив трусики, всего не оголяя, но, по-моему, так всю одежду измочишь.

     Думаю, что это почки без боли сфинктер расслабляют. Нахлебались мои почулечки горького опыта. Первый раз по неведению впустили в себя уже ими выпровоженное, горя хлебнули, настрадались – и будя! Второй раз не хотят. Возвращаться – дурная примета. Лучше пусть их хозяйка позору натерпится, но повтору не хотим. Правильно, в общем-то.

     Вот если бы я на людях обдулась, то не думала бы, что это правильно. Теперь у меня почки учёные, я сама учёная, а пузырь дублёный. И всегда полупустой.

     Можно было бы примириться с этим, но меня передёргивало от одной только мысли о том, что в организме находится нечто омертвевшее. Кто знает, не пойдёт ли омертвение дальше вглубь... И вообще, неприятно. И так много зубов мёртвых, без нерва. Поэтому я решила проверить, что там у меня осталось из рецепторов, а заодно и реанимировать их, если можно. Вернуть пузырь в строй, оживить его, насколько возможно. Пусть лучше щемит меня болью, чем безболезненно, как бездушная ёмкость, копит мочу, а потом столь же безболезненно и бесстыдно её выливает.

     Возвращают же к жизни усохшие конечности! Массаж, припарки, самовнушение.

     И я начала с выявления болевых точек. Врачи говорят – пальпация или перкуссия. Не мазохизма ради, а что-то типа крика: «Эй, есть тут кто живой?» Если есть, буду радоваться, но не от самой боли, как таковой. Разве это похоже на Захер шах-Мазоха или как там его?

     В лёгких трусах или без них, я вставала или садилась, клала руки на живот так, чтобы мизинцы лежали вдоль паховых складок, а ногти больших пальцев сошлись у пупка. Мизинцы давали ладоням опору. Большие пальцы медленно опускались, вдавливаясь в живот. Его мышцы я, конечно, стремилась расслабить.

     Занятно было ощущать большими пальцами неоднородность, разную реакцию органов в животе. Где туго вдавливается, где полегче. Скоро научилась чуять разные органы, как настоящая медичка, ловить верхнюю границу пузыря. И раз поймала её – ну, держись! Напрягая недуром пальцы, давила ими в разных направлениях, в основном сходящихся, пыталась загнать их под лонную кость и додавать «зверя в его логове».

     Но, заметьте, давила не туго, а экспериментировала – с направлением, силой, скоростью, комбинировала разные формы массажа. Чутко прислушивалась к ощущением там, в животе. Ради науки пришлось коротко постричь ногти на больших пальцах, а за ними – и на всех остальных.

     Я не ценила боль, вызванную простым силовым давлением, только приветствовала чувствительность. Но вот порой чуть-чуть переместишь пальчик, вроде на миллиметр какой и без особой силы – а будто током бьёт. В уретре вспыхивает дикая боль. Скорее убираю руки и расслабляюсь. Стону даже в голос, а когда пузырь хоть немножко наполнен, занимаюсь им, сев на унитаз.

     Да, есть слабые места в женском организме, есть, надо их знать. Я даже шкалу боли выдумала, единицей служит щипок за кожу. Ну, а длительность взрыва боли засекаю по обычным часам. Иной раз минуту мучишься, хотя и вышло всё из пузыря, и расслабилась я.

     Если бы мальчишки знали наши уязвимые места, мы, девушки, были бы просто беззащитны. Сама себя я щажу, а попади к кому в руки? Простыми, но выверенными движениями он может «поджечь» мой мочевой пузырь, да и всё тело, довести меня до судорог с криками. Да я сама с себя всё сброшу, буду молить полить мой низ чем-нибудь холодным, за плесканье на всё буду готова. А в следующий раз он только намекни, поугрожай, и я сама перед ним расстелюсь – что тебе угодно, господин мой, только не ссорься с другим моим господином – пузырём мочевым.

     Я и Еву приохотила к такому «массажу», помогла ей найти уязвимые точки. Она всё руки мои с недоверием рассматривала – не спрятала ли я батарейку от мобильника между пальцами, ведь током же настоящим бьёт! Тогда я ей такой же «ток» в локтях устроила. Вроде поняла, что это нервы.

     Но, конечно, непривычно. Моча, наливаясь в пузырь, растягивает его равномерно, давит во все стороны. Одно слабое место не выдерживает, и вот пошла девочка бурить с пеной. А есть ведь и другие слабые места, почему бы не помочь им проявиться? Нажать в нужном месте, чтобы сработала именно эта «прореха», а не всегдашняя, ту пощадить, и такое разнообразие ощущений... Фейерверк!

     Шахматисты говорят, идя на партию: «Сегодня играю сицилианскую защиту». Мы с Евой говорим друг другу, уходя в туалет: «Сегодня взрываюсь на прямом тыке». Или косом жиме. Сами думайте, что это.

     Может, не все согласятся, но я считаю, что надо вырабатывать в себе культуру закало-истязания тела. Когда другие его истязают – это садизм, когда «закаливаешь» его, самоистязаясь, учась сносить боль и даже получать удовольствие от умеренной боли – это антисадизм, а никакой не мазо... и слова такого знать не желаю!

     Не сломать себя, не истощить в бездумном потреблении нездорового кайфа – а именно «закалить», смоделировать заранее реальные ситуации, когда может быть больно и очень больно, и тренировкой притуплять эту боль, сохранять волевым усилием ясную голову, способность мыслить и действовать хладнокровно. Ну, а если от невмоготушек ещё и удовольствие сумеешь прихватить – это не грешно, правда? Главное, чтобы основной цели не мешало.

     Для девушек закалка пузыря просто необходима, им же вообще труднее в этом плане. Парни на ходу хлещут пиво, соки и колу, потом лимонад, «чистый глоток» и всё, что хотят, а потом зайдут за заборчик, отвернутся – и всё наружу. А мы? Туалет ищешь-ищешь, как бы совсем поздно не стало. Джинсы ещё, мягко говоря, не помогают.

     Где-то чуть ниже пупка находится центр женского живота. Может, не только женского, но именно нам пришла в голову огибать проходящий через эту вершину экватор своего чрева, на котором плохо держатся пояса, не только сверху, по талии, но и снизу, по лонной кости. Живот чувствует себя оголённым, пупок-то наружу. Конечно, с попой этот трюк не пройдёт, ниже верхушек ягодиц ремень не пустишь. Собственно, только задние выпуклости и позволяют спереди пустить ремень почти по «киске». Но когда сижу, поддержка не нужна и простым наклоном вперёд легко выворачиваю из джинсов филейную свою плоть.

     Ремень понизу приходится затягивать туго, чуть ослабишь – спадает. Так-то ничего, облегание снизу в кайф, но лишь нальётся резервуарчик жёлтеньким – и как испанский сапог тебя жмёт в джинсах-то. Что обидно – середине живота привольно, но через ременной затяг туда пузырь не прорвётся, блин!

     Немногим нынче можно сказать, что занимаешься писсингом. На тебя посмотрят, как на чудачку или извращенку, присоединяться никто и не подумает. А по мне, писсингистки больше похожи на алхимиков. Непонятно? Объясню.

     И у тех, и и других цели – дурные. Ну что такое, в самом деле, превращать дешёвые металлы в золото? Лишить золото его уникальности, заставить людей выбрать для чеканки монет другой, неиспоганенный алхимиками металл. Философский же камень, эликсир вечной молодости развенчал Шерлок Холмс в рассказе «Человек на четвереньках». Писсинг ничем не лучше. Ну, натренируется человек сутки удерживать в себе несколько литров мочи. Будет гордо носить в себе эту плещущуюся мертвечину, торжествовать непонятно почему, хотя окурки и ненужную упаковку расшвыривает на каждом шагу...

     Я где-то читала, что один французский дворянин сморкался двумя пальцами, а когда его внимание обращали на существование таких вещей, как носовые платки, говорил: «Ба, да чем же это выделение тела лучше всех других, что мы тщательно собираем его в тончайший батист, плотно заворачиваем и бережно храним при себе?» А ведь ?сморчки" не требуют терять силы, всё время сжимая живот.

     Но если дурны цели, то хороши последствия. Гоняясь за недостижимым, алхимики сделали массу интересных естественнонаучных открытий и заложили основы химии. Писсинг же, если не доводить дело до опасных здоровью крайностей, помогает стать волевой, неустрашимой, сильной, с честью выходить из всяких жизненных затруднений. Обычно для этого советуют заниматься фитнессом или боди-билдингом, аэробикой и чёрт знает чем ещё. Н не всякая девушка возьмёт в руки гантели, найдёт время (регулярно!) и деньги на тренажёрный зал. А мочевой пузырь всегда под рукой, и терпёж можно сочетать с любым другим занятием. Сидит эдакая скромная девчоночка, записывает лекцию, глазки еле поднимает. И только натренированный глаз заметит, что напряжена она до предела, мышцы подрагивают, экстрим прямо. Иной раз догадаешься только по нервному подрагиванию века. Незаметная такая тренировка. Победы над другими начинаются с победы над собой. Побеждает тот, кто умеет терпеть. Терпеть во всяких смыслах, не только по-маленькому, конечно. Но ведь и большое начинается с малого, не так ли?

     Кроме того, писсинг чем хорош? Каждая извлекает из него то, что ей по плечу, что хочет. Одной нужно утилитарное умение подольше обойтись без туалета, другой – натренированная воля и упорство, третья загодя готовит живот к беременности и родам. Если же девушка склонна к самоанализу, прислушивается ко внутренним своим ощущениям, она может сделать ценные открытия (ждя себя) в физиологии, а то и анатомии человека. Не так уж и много действует на организм факторов, которые с нуля возрастают до уровня нестерпимости и позволяют прослеживать реакцию организма, отдельных его частей на это воздействие. А на этом пути всегда можно новое для себя обнаружить, а потом и в жизни использовать. Причём такое обнаружить и понять, что и другим-то объяснить трудно. Пришлось бы пройти полный медицинский курс анатомии, чтобы научиться называть части тела своими (латинскими) именами. И кто хочет услышать объяснение – тоже. А это на уровне геройства нынче, самостоятельное изучение. Так что полученное знание является во многом скрытым, и это создаёт впечатление приобщения к чему-то такому...

     Писсинг позволяет проявить индивидуальность. Одна просто зажимается изо всех сил и терпит до последнего. Вторая ищет способы, как замедлить наполнение мочевого пузыря, чего-то жуёт, что воду впитывает, соль, морщась, глотает. Это против принципов, вообще-то. Но приходится закрывать глаза, тем более, что организмы и так разные, одни быстрее воду прокручивают, другие – медленнее.

     Перед спортивным писсингом, по-моему, надо клизму ставить и желудок промывать. Круто? Но это состязания, не так уж и часто бывают, и цена победы велика. Условия участницам надо выровнять. Впрочем, клизму они и сами себе поставят, если снимать с «дистанции» тех, кого неудержимо потянет по-большому, но жидкому. Ну, а рвота – это против мелких хитростей с поглощением и удержанием воды в желудке. Подобно тому, как мужчина, здороваясь, снимает перчатку, показывает, что в руке нет оружия, писсингистка должна показать всем, что в желудке у неё нет «допинга».

     Правда, если девушка всю неделю питалась солёной рыбой и пила чуть-чуть всего, вся просолилась и готова ведро воды в себе удержать с помощью этой соли, это не проверишь. Остаётся надеяться, что намучилась славно, приплюсовать её недельные муки жажды к нынешним мочевым, закрыть глаза... Но на тренировке, себя-то чего обманывать! А третья писсингистка ищет способ напряга мышц, при котором низ пузыря был бы крепко зажат, а верх мог бы расти до пупка и выше. Растёт же у нас матка с зародышем, когда деваться ему некуда, выдерживают же беременные страшный растяг живота, почему бы и пузырю не растянуться до «беременных» размеров, перед родами? Надо только зажать сфинктер, а всё по соседству расслабить. Или так напрягать, чтобы пузырь вверх подталкивать. Это непросто, требует вдумчивых тренировок, но на то и упорство с интеллектом. Зато если натренируется девочка, она может игрой мышц живота создавать «вакуум» даже в достаточно полном пузыре, терять ощущение его наполненности. Зачем? А спортивный интерес? А интерес к своему телу, его возможностям? И заодно даст сфинктеру отдохнуть, собраться со свежими силами. Напрягаясь не просто так, а по определённой, только ей ведомой программе, можно и продержаться дольше, и мочи скопить больше – без ущерба здоровью. И торжествовать победу интеллекта над грубой силой.

     Вот что я придумала для начала и опробовала на Евке, пока мой мочевик не отошёл.

     Взяла её обычные бельевые трусы, которые облегают тело средне, без особой давки. Выбрала типа шортиков, чтоб по бокам подлиннее было. Наметила карандашом четыре вертикальные линии – посерёдке спереди и сзади, и по бокам. Разделила их на равные части, поставила крестики. И вокруг каждого такого крестика вшила в ткань маленькую петельку. Ну, иголкой два раза проткнула и завязала узелок. Крошечная такая петелька.

     Через каждые четыре петли на равной высоте я продела толстую нитку, а перед тем её отмерила и химическим карандашом нанесла сантиметровые деления. Завязала узелки на самых дальних делениях, а те, что поближе зажимала маленькими, но крепкими заколками для волос, половину на левый бок приспособила, половину – на правый.

     Теперь я могу «формовать» подружкин живот по своему усмотрению, если он, конечно, достаточно выходит вперёд. Напоив её вволю или накормив арбузом, смотрю, как он заполняет форму. Все ли нитки отпустить до узелков, сняв заколки, зажать ли в равной степени все трусы, зажать низ, а верх отпустить совсем или постепенно, типа воронки – выбор большой, и необязательно его в один день проходить. Но нелишне записывать, а то в круговерти будней и не то забываешь.

     Поэкспериментировав в статике, перешла к динамике. Закалываю сначала все нитки и жду, когда животу в трусах станет тесно. Ага, Евка кашляет, вот и этот жгучий момент. Жму на одну из заколок и медленно отпускаю нитку, а подружка вчувствуется в живот. Легче стало, не очень? Пытается расслабиться в том месте, где ослабла нитка. Запоминает ощущения. Возвращаю нитку в прежнее положение и берусь за другую. Перебираю так все. А она пытается расслаблять мышцы параллельно с отпусканием нитки, и даже загодя, чтобы живот сам распирал трусы. Играю с подходящей ниткой, двигаю туда-сюда, ловлю для подружки кайф. Она добивается полного расслабления в этом месте, чтобы только нитка определяла сдавливание мочевого пузыря, но не мышцы. И это на фоне сжатого сфинктера, конечно. Потом при отпущении нитки она имитирует зажатие сантиметровых делений сжатием мышц, воспроизводит прежнее ощущение. О-о!

     Научив Еву «играть» мышцами живота, от «обручных» трусов мы отказались и пошли тренироваться дальше. Но иногда всё же она их надевает, для кайфа. Всё-таки свои мышцы – это одно, а чуять, как тебя жмёт снаружи – иное.

     Обидно немножко, что для меня эта задумка пока не подходит. Но этот способ стягивания я и к чашками лифчика (своего!) приложила, только петелек побольше насажала и деления почаще сделала, через каждые полсантиметра. И зажимать пришлось маленькими, но злыми «крокодильчиками» (в магазине «Юный техник» меня из-за них за свою теперь принимают). Когда стягиваешь нитки, полное впечатление, что доишь. Саму себя, кого же ещё! Конечно, никакие мышцы там не тренируются, просто ищется наилучшая форма чашки для полного комфорта грудей. А если честно, то ещёnbsp;