Текст книги "Альпийская крепость"

Автор книги: Богдан Сушинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

23

В приемную начальника отдела диверсий Управления зарубежной разведки СД Софи все еще вошла вместе с Гредером. Однако уже через две-три минуты, после чьего-то телефонного звонка, игравший роль цербера гауптштурмфюрер Родль попросил штандартенфюрера зайти в какой-то другой отдел за получением служебных инструкций. Спутник Софи, давно понявший, что на этой «свадьбе» он чужой, молча повиновался. Зато вместо него тотчас же появилась какая-то безнадежно увядшая дама в цивильном, неопределенного возраста, которая бесцеремонно, с ног до головы, осмотрела прохаживавшуюся по приемной Софи, что-то пробормотала себе под нос и удалилась.

– Вам не кажется, Родль, что она похожа на гробовщицу, которая на глаз прикидывает размер гроба?

– Почти угадали. Профессиональная костюмерша, из давнишних театралок.

– Она у вас в роли портнихи?

– Не посылать же вас в Швейцарию в вермахтовском мундире, Софи.

– Жаль, в нем я бы неплохо смотрелась.

– Не отчаивайтесь: костюмерная у нас здесь похлеще, нежели в Берлинской опере. Собственно, оттуда, а также из костюмерных других театров, значительная часть костюмов и заимствована. Другая часть конфискована в еврейских мастерских почти всех европейских столиц, а также из «фельдфебельских гардеробных» многих армий мира. Так что у нас тут свои художники по костюмам. Уверен, что уже через час вы будете экипированы на зависть всему высшему свету Берна. Документы вам тоже готовят.

Софи все еще оставалась в приемной, когда в кабинет Скор-цени зашел дежурный офицер и положил на стол перед обер-диверсантом рейха несколько расшифровок радиограмм. В одной из них сообщалось, что в Берне объявился «монах Тото», тот самый «бедный, вечно молящийся монах Тото», как обычно говорил о самом себе этот агент СИС[44]44
  СИС (SIS) – Secret Intelligence Service {англ.) – английская внешняя разведка.


[Закрыть], под сутаной которого пребывал майор Эдвард Эйховен.

Узнав о явлении «монаха ордена христианских братьев Тото» швейцарцам, Скорцени зловеще, и в то же время озаренно, улыбнулся. Теперь он знал, кому в Берне сядет на хвост Софи Жер-ницки, в кого она вцепится своей акульей хваткой.

На этого агента Скорцени вышел в Италии, во время подготовки операции «Черный кардинал» по похищению папы римского. Шеф СИС Стюарт Грехэм Мензис учуял тогда что-то неладное и напустил на приближенного к папе архиепископа Шардена (в миру Ориньяка) своего «специалиста по конфессиональным делам» Эйховена. Именно устами Шардена Тото предупредил Пия XII, что за ним охотится Скорцени, и предложил найти временный приют в Лондоне. Если бы папа поверил ему и, покинув Ватикан, действительно решил искать у Черчилля защиты от «наемных убийц Гитлера», это имело бы неприятный для фюрера резонанс.

Но вот незадача: папа воспринял Шардена, как английского агента, с помощью которого сам Черчилль хочет заманить его по лондонский «домашний арест». К тому же Скорцени позаботился о том, чтобы его парни встретили на шоссе машину, в которой личный водитель папы отвозил архиепископа, и захватили этого «английского гонца». Причем поначалу Шарден даже решил было, что он опять оказался в руках англичан.

Скорцени извлек из сейфа фотографию Тото и положил перед собой, чтобы показать ее Софи. В его архиве хранилась и пленка с записью допроса сначала архиепископа Шардена, а затем и самого Тото, которого они схватили, уже используя архиепископа в роли приманки. Однако обер-диверсанту рейха не было необходимости тратить время на прослушивание пленки, он и так помнил, и не раз с удовольствием мысленно прокручивал, эти события. Может, потому и прокручивал, что похитить самого папу фюрер ему так и не позволил, благодаря чему Мензис получил возможность считать срыв операции «Черный кардинал» заслугой своих собственных агентов. И в этом Скорцени узревал дьявольскую несправедливость.

Именно от Шардена обер-диверсант получил не только пересказ предложения, с которым англичане обратились к папе, но и описание папских покоев, расположения его дворцовой охраны и всего прочего. Получив от архиепископа письменное обязательство о сотрудничестве с СД, Скорцени в качестве первого задания поручил ему организовать встречу с Тото, а чтобы не усложнять операцию, решил совместить ее со встречей с монахом самого Шардена в его архиепископском доме.

…Тото появился тогда с опозданием на пять минут. «Для англичанина это непозволительно, – мысленно возмутился Скорцени. – Когда работаешь с английской разведкой, полагаешься на пунктуальность ее сотрудников. Распустились!».

Водитель остался в машине, а сотрудник, сопровождавший Тото, первым вошел во двор – калитка уже была открыта – и, пройдясь по аллейке, настороженно осмотрел его.

– Раньше Тото появлялся один. И был смелее, – дрожащим голосом засвидетельствовал архиепископ. – Вот что значит предчувствие.

– Хватит молиться, – прервал его Скорцени, скрываясь за дверью, уводившей из кабинета архиепископа в опочивальню. За другой дверью ангелом-хранителем витал его сотрудник, офицер СД Гольвег. Еще один сотрудник службы безопасности СС по кличке Мулла залег на верхней площадке внутренней мраморной лестницы.

Все, казалось, было продумано. Однако в последнюю минуту, когда у ворот уже прозвенел звонок и Шарден пошел встречать гостя, Скорцени вдруг изменил свое решение, посчитав подслушивание под дверью недостойным себя. Вошел и спокойно уселся в кресло между камином и статуей какой-то святой, возможно, самой Девы Марии. В христианство, как и в святости других религий, он старался не углубляться. Даже в тайны Шамбалы, таившей в себе кое-что поинтереснее библейских откровений вроде «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его…».

На дальнейшее чтение Нового Завета Скорцени уже явно не хватало. В жизни, как он считал, ему многое удалось постичь, но почему подобные еврейские бредни половиной человечества почитались за Святое Писание – этого он постичь не мог. Тем не менее такое отношение к библейским святыням не помешало ему, взглянув на Деву Марию, на всякий случай проворчать: «Вы уж, мадам, если что… Агенты иногда ведь и палят. Даже столь сдержанные, как английские».

– Входите, входите! – добродушно пригласил он красавца Тото, на котором великолепно скроенная сутана из прекрасного, антрацитово-черного английского сукна выглядела внушительнее, чем кираса на кирасире.

Фигура у него явно была гвардейская. Впрочем, среди монахов Скорцени не раз приходилось встречать мужчин, достойных лучшей, хотя и более греховной, участи, нежели монашеское молитвенное бдение.

– Это мой гость, – приготовился к объяснениям архиепископ, появляясь вслед за монахом. Для него явление «Скорцени в кресле» тоже оказалось совершеннейшей неожиданностью.

Однако объяснять и долго приглашать Тото не пришлось. Монах попятился к двери, но тут в комнату ворвались двое громил-парашютистов, мгновенно оглушили его, подхватили под руки и поставили на колени то ли перед Девой Марией, то ли перед Скорцени.

– Штурмбаннфюрер[45]45
  Во время разработки операции по похищению папы римского Скорцени все еще пребывал в чине штурмбаннфюрера, то есть майора войск С С.


[Закрыть], оружия при нем нет! – парашютист был настолько удивлен этим, что, взглянув на шефа, еще дважды ощупал Тото от шеи до пят. У него в голове не укладывалось, как можно явиться на такую рискованную встречу без оружия.

– Святые люди, фельдфебель, – развел Скорцени руками, в каждой из которых было по пистолету. – Нам с вами этого не понять.

– Идиоты святыми не бывают.

– А святые – идиотами?

Фельдфебель мрачно уставился на Скорцени. Лично для него ответ был однозначный: все святые – идиоты. Это же ясно, как Божий день.

Но когда Тото начал приходить в себя, пистолеты в руках штурмбаннфюрера сменились Библией, услужливо поданной ему архиепископом. Эту Библию Скорцени приметил заранее. Только потому и приметил, что она оказалась на немецком. Теперь он потребовал это Святое Писание, и Шарден подал его с такой же опаской, с какой подают нож ребенку.

– Зачем она вам? – очевидно, архиепископ решил, что Скорцени собирается отпевать монаха Тото.

– Как считаете, если немецкий диверсант читает Библию диверсанту английскому или американскому, это не является богохульством? – поинтересовался штурмбаннфюрер на всякий случай.

– Само по себе чтение Святого Писания всегда свято.

– Вот как?

– Даже если совершается оно "последним злодеем.

– Относительно злодея, вы, пожалуй, правы, – смиренно признал Скорцени.

24

Чем дальше они уходили в глубь тоннеля, тем гулче становилось топанье солдатских сапог охраны, тем встревоженнее Борман и его спутники посматривали по сторонам при появлении каждого нового ответвления, каждой ниши или двери.

Ни тусклый свет лампочек, щедро увешанных по обе стороны подземелья, ни присутствие часовых, время от времени возникавших за крутым поворотом, у развилки штрека или в амбразуре караульного дота, не способны были развеять той тягостной атмосферы, которая обволакивала здесь все естество человека, сковывая каким-то подсознательным, первородным страхом его душу и парализуя суеверными предчувствиями волю.

Время от времени они оказывались на тех участках, где сквозь полуметровый слой бетонного перекрытия просачивалась вода, но почти в каждой из больших луж виднелся рукав насосного шланга, а сам насос находился в одном из ближайших отсеков.

Однако в «Зоне А», то есть в зоне «правительственных бункеров», располагавшейся в ответвлении второго яруса, было предельно сухо. Здесь нигде ничего не просачивалось, и даже обычно влажный, слегка затхлый воздух штолен здесь продувался какими-то утепленными, и в то же время кислородно насыщенными, освежающими струями.

Овербек провел Бормана и его спутников через несколько усеянных пулеметными и огнеметными бойницами дверей-дотов и, свернув чуть в сторону, в широкую, осветленную скрытыми в специальных капонирах аэродромными прожекторами выработку, тоном дворецкого на графском балу объявил:

– Апартаменты «Геринг-бункера», господа!

– В самом деле апартаменты? – усомнился в точности его выражения Штубер.

– Во всяком случае, рейхсмаршалу хочется, чтобы они так назывались, – проворчал Борман. – В действительности же это слегка расширенная аэродромная караулка.

– Ну, почему же, здесь мы видим… – попытался возразить фон Риттер, однако замыкавший группу адъютант Бормана барон фон Гиммель, как всегда, сориентировался вовремя:

– Думаю, правильнее будет сначала ознакомиться с апартаментами «Борман-бункера», – подсказал он коменданту «Альпийской Франконии», – а затем с «Гросс-бункером фюрера».

Проявляя осторожность, бригадефюрер выжидающе взглянул на рейхсляйтера.

– Полагаю, мы так и поступим, – согласился тот, и первым двинулся в соседнюю выработку, тоже отделенную от основной штольни массивной дверью-дотом, за которыми пока что не стояли бойцы-смертники.

Перед ними предстала настоящая подземная вилла, стены которой были обшиты досками и задрапированы плотными тканями. В одном из отсеков здесь размещались: кабинет рейхсляйтера, с приемной, в которой была расположена секция связи, и комнатой для охраны, а также комната для отдыха и комната-сейф. А в другом – жилой блок, состоящий из спальни, детской комнаты, комнаты для гостей, санитарного отсека, с душем и туалетом, и особой гордости Бормана – каминного зала для отдыха, обставленного музейными стендами со всевозможными документами и публикациями, отражающими «героический путь борьбы рейхсляйтера за идеалы партии и рейха». В еще одном отсеке размещались склад продовольствия, кухня и столовая.

Конечно, все эти блоки и отсеки, особенно вспомогательные помещения, размерами своими не поражали, однако в каждом из них, даже в складе, чувствовалось стремление владельца бункера не только создать определенный уют, но и поразить воображение подбором статуэток, ваз, сантехнического оборудования и всего прочего, создающего иллюзию вполне приемлемого наземного бытия.

– Я уже как-то сказал фюреру, – сообщил Борман, возвращаясь после краткой экскурсии по отсекам своего родового бункера, – что готов прожить здесь с семьей столько, сколько понадобится. Хоть двести лет.

– Бункер в самом деле впечатляет, – признал бригадефюрер фон Риттер.

При этом, как показалось Штуберу, бригадефюрер наверняка вспомнил о своем личном бункере в «Регенвурмлагере» – по-казарменному неустроенном, по-холостяцки захламленном, созданному без какой-либо архитекторской и бытовой фантазии.

– Фюрер-бункер вы осмотрите без меня, – скомандовал Борман, усаживаясь в кресло за рабочим столом с такой живостью и деловитостью, словно уже сейчас приступал к исполнению обязанностей по руководству партии на территории «Альпийской крепости». – У вас десять минут. После этого нам, штурмбанн-фюрер Штубер, предстоит поездка по окрестным горам, знакомство с некоторыми шахтами, пещерам и тоннелями.

Бункер Гитлера был значительно большим по размерам, однако после апартаментов Бормана он уже не впечатлял, поэтому ровно через десять минут фон Риттер и фон Штубер уже вновь стояли в кабинете рейхсляйтера. Бригадефюрера Борман отпустил, пусть занимается служебными делами, а Вилли предложил присесть. При этом сам он вальяжно развалился в кресле и, скрестив руки на животе, взглянул на штурмбаннфюрера.

– Знаю, что еще в сорок первом вы, Штубер, столкнулись с мощными дотами-бункерами в России. Затем вы входили в состав группы, инспектировавшей Восточный Вал, и были начальником службы безопасности «Регенвурмлагеря».

– Уж как-то так складывается, господин рейхсляйтер, – скромно потупил глаза старый диверсант.

– И наконец только что вы осмотрели «Альпийскую Франконию», как вы ее называете. Ваше мнение: как долго эта подземная крепость может продержаться?

Штубер оценивающим взглядом прошелся по кабинету, словно уже сейчас им вдвоем предстояло отражать первый штурм противника. И, судя по выражению его лица, было понятно, что особых иллюзий он не питает.

– Когда в сорок первом в Украине мы предстали перед мощным укрепрайоном на левобережье Днестра, гарнизон одного из дотов, которого красноармейцы именовали «Беркутом», не пожелал сдаваться[46]46
  Имеются в виду события, описываемые в романах «Река убиенных» и «Живым приказано сражаться», созданных на основе реальных фактов – судьбы гарнизона одного из дотов Могилевско-Ямпольского укрепрайона, построенного до войны на территории Украины, по левому берегу Днестра.


[Закрыть]. У них было все: патроны, снаряды, питание, вода, электромотор. Но я приказал прекратить штурм и попросту забросать вход и амбразуры дота камнями, замуровав таким образом остатки гарнизона и обрекая его на мучительную гибель.

– Это вы к чему? – все еще предавался собственной вальяжности заместитель фюрера по партии. – Если намек на дальнейшую судьбу «Альпийской крепости», то как-то не впечатляет.

– Это я к тому, что, извините, рейхсляйтер, значение «Альпийской Франконии» как оборонного пункта, как особого укрепленного района, никаких иллюзий у меня не вызывает. Только полный идиот отдаст приказ войскам штурмовать эти подземелья. Это значит, что они будут иметь смысл до тех пор, пока сражается «Альпийская крепость» в целом. Но дело в том, что она-то как раз к обороне не готова: нет специальных горно-стрелковых дивизий и альпинистских подразделений, нет единой системы обороны, нет достаточно окопов, дотов, системы противовоздушной обороны. И создать все это мы уже не успеем, поскольку для этого пришлось бы снять с фронтов несколько армий.

– Кейтель этого не позволит, – мрачным тоном единомышленника поддержал его Борман.

– Но прежде следовало бы создать инженерно-фортификационные проекты каждого из укрепленных районов и крепости в целом. Рассчитывать на оборонную мощь «Запретной зоны фюрера» могут разве что мечтательные кадеты унтер-офицерских школ.

– Вы ничего не сказали об обороне «Альпийской Франконии».

– Наоборот, я уже все сказал. У ее подземелий союзные войска окажутся максимум через неделю после того, как подойдут к границам крепости. Оборону запретной зоны сомнут и истребят в течение дня, нацелив на нее сотни”орудий и самолетов. Что же касается обитателей подземелий, то на месте Эйзенхауэра или Жукова, я дал бы им три часа на размышления и капитуляцию.

– Мы с фюрером никогда не приняли бы такие условия.

– А если бы речь пошла о пяти часах? – только нежелание привести Бормана в ярость, заставило барона погасить саркастическую ухмылку, которая сама собой прорастала на его суровом, загорелом лице.

– Тоже не впечатляет.

– Но уже в течение этих трех часов, – не давал ему прийти в себя бывший командир антипартизанского отряда «Рыцари черного леса», – мои альпинистские группы выявляли бы в горах и забутовывали камнями все воздухозаборники и секретные запасные выходы «Альпийской Франконии». Затем последовали бы круглосуточные учебно-артиллерийские стрельбы из всех имеющихся поблизости орудийных и минометных стволов по подступам к центральному входу и такое же учебное бомбометание нескольких тысяч бомбардировщиков. Надо же как-то обучать летную молодежь.

– Не доведи господь, чтобы вы оказались в роли консультанта вражеских военачальников, – недобро прищурился Борман.

– У них и свои специалисты найдутся, – храбро заверил его Штубер. – Кстати, большинство «строительного материала», которым тысячи пленных круглосуточно забрасывали бы центральный вход со всех доступных точек, со всех возвышенностей, образовалось бы после артиллерийских и воздушных атак прямо здесь, на месте. Причем лично вам оказываться в роли заживо замурованного я бы не советовал.

25

…А приходил в себя «монах Тото» с трудом, мучительно. Уже однажды очнувшись, он снова впал в забытье. Очнувшись же во второй раз, повертел головой, пытаясь окончательно вырваться из наваждения, которое преследовало его.

– Арам родил Аминадава, – пробивалось до его слуха в голове. – Аминадав родил Наассона; Наассон родил Салмона…

«Господи, что это?» – взмолился он, уставившись на Библию, слегка подрагивающую в руках человека, чье лицо было изуродовано шрамами.

– …Вооз родил Овида от Руфи; Овид родил Иессея… – могучий гортанный рокот долетал до помутневшего сознания Тото откровением Моисеевым, а потому казался неземным. А Скорцени все старался, причем старался так, что лепнина на потолке вот-вот могла обрушиться на головы слушающих его.

– Иессей родил Давида царя; Давид царь родил Соломона…

Монах приподнял голову и нервно повертел ею, пытаясь понять, что здесь происходит.

– Что это вы, Тото, мотаете головой, как лошадь, да еще и морщитесь? – кончилось терпение Скорцени. Парашютисты по-прежнему заставляли гостя оставаться на коленях. – Вам что-то не нравится в Новом Завете? Хотите сказать, что в Англии чтят лишь свои, староанглийские заветы? Или, может, кюре неподходящий? Нет, вы говорите, говорите. Я не папа римский, за глупость человеческую от церкви не отлучаю.

– Кто вы? – едва вымолвил Тото, когда рыжий парашютист запрокинул его голову и ввинтился стволом браунинга в шею.

– Великий немой заговорил, – оскалился Скорцени. – А вы, Гольвег, не верите в библейские чудеса. Бог не простит вам этого. К тому же заговорил по-германски.

– Так кто вы?

– Предлагаю уговор. Одно из двух: или вы, положа руку на Библию, все чистосердечно и искренне… Или же я продолжу чтение Святого Писания. Причем учтите: времени у меня предостаточно. Но выслушивать придется стоя на коленях, чтобы все сугубо по-христиански.

Тото молчал. Он выигрывал время, чтобы окончательно прийти в себя и оценить обстановку.

– Значит, все-таки читать? – вежливо поинтересовался Скорцени. – Вы мне льстите, брат Тото. Чтение Библии, а равно Талмуда и Корана – занятие, которому я посвятил большую и лучшую часть своей жизни.

Несильным ударом рукояти парашютист еще раз рассек Тото голову. Кровь багровым потоком стекала по лбу разведчика и, доходя до переносицы, разделялась на два тоненьких ручейка, впадающих в замутненные глаза.

– Я готов…ответить… на ваши вопросы, – с трудом проговорил Тото.

– Глядя на вас, я в этом почему-то сомневаюсь. Может, еще раз взбодрить вас?

– Прикажите своим мясникам не истязать меня.

– Так уж сразу и «мясникам», – недовольно проворчал Скорцени. – Как зачитываться сценами распятия Иисуса Христа – так мы все храбрецы. А как только приходится самому принимать хоть небольшие муки, начинаем возмущаться. А ведь грехи, наши с вами грехи, господин Эйховен, майор английской разведки Эй-ховен, давайте уж будет называть друг друга так, как назвали нас при крещении, ничуть не меньше грехов того, кто был распят.

– Да к чему здесь муки Христовы?! – еще болезненнее поморщился Тото.

– Легкомысленный вопрос. Нехристианский. Не согласны со мной? Я спрашиваю: не согласны?

– Согласен.

Кивком головы Скорцени приказал фельдфебелю-парашютисту и Гольвегу подтянуть еще одно кресло, усадить Тото и вместе с креслом поднести к столу.

Гольвег взглянул на Скорцени с искренним благоговением. Он вдруг открыл в штурмбаннфюрере непревзойденного следователя и…актера. Открыл новый талант.

– В таком случае отложим Библию, – оправдывал Скорцени его восхищение, – и предадимся рутинной работе: вопросы, ответы, уточнения… Чтобы как-то разнообразить ее, начнем с урока чистописания. Гольвег, ручку майору. Пишите, майор: «Я, майор Эйховен, сотрудник английской разведки…».

Тото отрешенно взглянул на прохаживавшегося по комнате штурмбаннфюрера и горестно вздохнул.

– Что вы смотрите на меня, майор? Надеетесь, что писанием «Благовествования от Эйховена» займется кто-то другой. Зря уповаете.

– Как вам удалось установить мое имя? В Италии оно вообще никому не известно.

– А вы предпочитаете, чтобы допрос начинался с презренного: «Имя? Фамилия? Год и место рождения?».

– И все же как удалось? Как разведчик разведчику…

– За дело, майор, за дело. Итак, «Я, майор Эдвард Эйховен. Год, место рождения и так далее… свидетельствую, что был направлен в Рим для подготовки операции по похищению папы римского».

– Это я, что ли, был направлен в Рим для похищения папы римского?!! – с горечью рассмеялся англичанин.

– Увижу, как вы будете смеяться, когда Черчилль, королевский двор и вся христианская Британия узнают из прессы, что, оказывается, у вас, майор Эйховен, было задание похитить папу римского; то есть когда на Британскую империю падет гнев всего христианского мира.

Только теперь Тото по-настоящему понял, в какую ловушку загоняет его Скорцени. Он с ужасом представил себе, каковой будет реакция руководства СИС, палаты лордов, Черчилля, когда это признание будет опубликовано. Сколько усилий придется приложить дипломатам и прессе, чтобы доказать, что… на самом деле такого задания не существовало. И что это он, майор Эйхо-вен, оклеветал добрую старушку Англию.

Но отступать было поздно. Тото прекрасно понимал, что теперь люди Скорцени дожмут его любой ценой, даже если для этого им придется живого рассекать на мелкие кусочки.

Пока Эйховен «чистосердечно» признавался в намерении увезти папу римского в Лондон и там заставить отречься от святого престола, или что-то в этом роде, агенты, засевшие на улице, успели обезвредить сослуживца майора и заменить убитого водителя своим. Он-то и должен был отвезти Тото в сопровождении Гольвега и Скорцени подальше от дома архиепископа.

Получив письменное признание майора, заверенное подписью и отпечатками пальцев, Скорцени в самом деле счел, что будет благоразумнее, если майор до поры до времени останется на этом свете.

– Единственное, в чем я могу заверить вас, как офицер офицера, майор Эйховен, что, пока вы будете выполнять наши указания, ни об этой нашей встрече, ни, тем более, о вашем признании никто в мире не узнает. И боже вас упаси пытаться хоть как-то мстить нашему уважаемому архиепископу Шардену.

Однако и слушал Тото, и смотрел на Скорцени все еще с недоверием. И когда на шоссе настала пора прощания, майор мелко вздрагивал всем телом, ожидая, что его вот-вот убьют одним из самых зверских способов. Скорее всего – имитируя автомобильную катастрофу.

– Что вас так удивляет, Эйховен? – улыбнулся штурмбанн-фюрер своей изувеченной шрамами улыбкой, видя, как испуганно смотрит на него англичанин, не веря, что ему действительно дадут возможность сесть за руль и спокойно уехать в сторону Рима.

– Все…удивляет, – мрачно проворчал майор.

– Что отпускаем вас живым?

– На Скорцени это не похоже.

– Не похоже, согласен, – буднично, устало согласился штурм-баннфюрер, вежливо поднося зажигалку к дрожащей сигарете Эйховена. – А что поделаешь? Вы ведь не хуже меня знаете, коллега, сколь недоверчиво относятся в наших конторах к показаниям мертвецов.

– Даже мертвецам не доверяют, – все же не потерял чувство юмора чопорный англичанин. – Вырождение профессии, майор СС Скорцени.

* * *

Первое, что увидела Софи Жерницки, приблизившись к столу обер-диверсанта рейха – небрежно брошенную фотографию Эйховена. Она лежала наискосок, поэтому гауптман легко узнала агента СИС и по сутане, и пб Лицу, после чего вопросительно, и в то же время напряженно, взглянула на оберштурмбаннфюрера: дескать, жду объяснений.

– Вам что, знаком этот человек? – и себе насторожился Скорцени.

Прежде чем ответить, Софи снисходительно ухмыльнулась. Она не понимала, зачем Скорцени понадобилось затевать эту дурацкую игру в «узнавалки».

– Естественно. Майор СИС Эйховен, он же – «бедный, вечно молящийся монах Тото»

Уже усевшийся было за стол Скорцени вновь приподнялся и, потянувшись к Софи через стол, буквально нависая над ней, как Гулливер над королевой Лилипутии, прогромыхал:

– Вы хотите сказать Жерницки, что давно знакомы с этим офицером СИС?

– Если по личному заданию шефа абвера дважды укладываешься в постель к такому далеко не монашествующему агенту-англичанину, это как, достаточно для того, чтобы считать, что знакомство состоялось? – как всегда, Софи была беззастенчиво откровенна во всех своих амурных похождениях, понимая, что большинство из них начальствующим мужчинам разведки все равно становится известными.

– И происходило это в Италии? – спросил Отто, лишь теперь предлагая Жерницки кресло. – Где именно? – Моральные аспекты этого романа «долгодевствующей дщери Софьи» обер-диверсанта не интересовали.

– Сначала во Флоренции, а затем в Риме, где Тото опрометчиво испытывал себя и вас в ходе несостоявшейся операции по похищению папы римского.

– Так это вы, Софи, сдали нам этого монаха Тото?!

– Разве до сих пор вы даже не догадывались об этом? – и себе благосклонно удивилась Софи.

– Это от вас мы получили информацию о том, кем он является на самом деле?

– Ту самую, которой вы, Скорцени, затем так лихо козыряли, заставляя «бедного, вечно молящегося монаха Тото» писать «долговые расписки на имя Кальтенбруннера».

Скорцени откинулся на спинку кресла и громогласно, по-ребячьи притопывая ногами, расхохотался, а точнее сказать, дико заржал. И поскольку происходил "этот приступ хохота как раз в момент налета на центральную часть Берлина огромной стаи английских бомбардировочных «Ланкастеров», зрелище было достойным кисти мастера Ореста, из цикла его «Судных полотен войны».

– Значит, шеф абвера Канарис отслеживал подготовку отделом диверсий СД операции «Черный кардинал» втайне от меня, Кальтенбруннера, Шелленберга, Гиммлера и даже самого фюрера?!

– А вот о фюрере помолчим, – едва слышно проворковала Софи, давая понять, на ком замыкалась операция самого «абверовского адмирала».

Брови Скорцени резко поползли вверх, он прекрасно понимал, что Софи оказалась в составе так называемой «инспекционной группы» абвера.

– Вы работали там не одна?

– Под прикрытием двух битюгов, чьи псевдонимы вам ничего не скажут, Скорцени. Тем более что, признайтесь: спросить-то вы хотели не об этом?

– Не об этом, – кротко подтвердил Отто.

– Да, фюрер опасался, как бы в ходе этой операции вы не слишком сдружились с англичанами, а особенно с американцами, поскольку стало известно, что вами очень заинтересовались и шеф УСС генерал Донован, и командующий объединенными силами союзников Эйзенхауэр, которому надоело довольствоваться скупыми и столь же сомнительными сведениями людей Донована. Канарис прямо намекнул мне по поводу этого опасения, которое разделяли также Геринг и особенно Борман. Этот, последний, вообще готов был лично пойти по вашему следу, как профессиональная ищейка.

Скорцени нервно повел подбородком. Знал бы он об этом до недавнего душевного разговора с Борманом. Сама их встреча складывалась бы по-иному. Впрочем, сейчас не время было накалять страсти – это Скорцени тоже понимал.

– Как полагаете, англичане сами сдали вам, точнее, Канарису, этого Тото, чтобы укрепить пошатнувшееся реноме адмирала?

– Сдали. Но лишь после того, как я вышла на его след и вцепилась ему в горло. Англичане попросту прозевали меня, не успев предупредить Тото, который принял скромняжку Софи – за женщину из окружения известной вам «папессы» Паскуалины, вернее, из службы безопасности Ватикана. После этого генерал О’Коннел решил, что Тото – пешка непроходная, которой следует пожертвовать ради удержания ничьей.

– Теперь я понимаю, что вас следовало пригласить сюда значительно раньше.

– И надо было. И не только сюда, – светски улыбнулась Софи. – Все равно ведь не устояли бы.

– Ну, это уже…

– Да не смущайтесь вы так, Скорцени; как говорят в таких случаях в Одессе: «Сколько той жизни?!». А священники одесские боголепно добавляют: «…И не единожды, и не похоти ради, а продления рода человеческого для!.».

– Не зря барон фон Штубер утверждал, что женщины Одессы какие-то особенные.

– Кому, как не ему, утверждать подобное? Кстати, в своем отчете адмиралу Канарису я охарактеризовала вас, Отто, как человека более преданного рейху, чем сам фюрер, – произнесла Софи, все еще не сгоняя со своего личика умиленной ухмылки. – Это засвидетельствовано письменно. И это может – пока еще может – подтвердить сам адмирал Канарис.

– Вот именно: пока еще адмирал, пока еще может… – пробубнил Скорцени, всматриваясь в свое тусклое отражение в столешнице.

– Но вы так и не сказали, почему на вашем столе оказалась фотография Тото? Причем как раз к моему появлению в кабинете.

Скорцени повертел в руке снимок и, отложив его в сторону, достал из коричневой папки с тесненным золотым орлом какой-то листик.

– Потому что именно к вашему приходу на стол мне положили расшифровку радиограммы моего агента. В которой сообщается, что в Швейцарии/ куда № йапрабЖетёсь, неожиданно объявился этот служака из СИС. Не странное ли совпадение, Софи?

– Не странное, – посуровело лицо Жерницки. – Достаточно вспомнить, сколько времени прошло с той минуты, когда я узнала о предстоящей поездке в Берн, чтобы отмести какую-либо связь моей командировки с появлением в Швейцарии некоего Тото.

Скорцени пристыженно покряхтел. Это был явный прокол, который конечно же следовало замять.

– Вы не так поняли меня, Софи. Я – в принципе о некоторых странностях. Если же я хотел бы доказать вашу связь с коллегами по ту сторону Ла-Манша, сделать это было бы не так уж трудно.

– Как и мне нетрудно было навести на вас там, в Италии, такую тень, залюбовавшись которой, Геринг, Мюллер и Борман просто возликовали бы на виду у подрастерявшегося Кальтен-бруннера. Но об этом распространяться мы не будем. Давайте договоримся так: если вы считаете, что в этой суете есть какой-то смысл, – пожала плечами Софи, – особенно сейчас, за сто дней до мира, и за столько же дней до того, когда коллегам по обе стороны не только Английского канала, но и Атлантики, придется пожать друг другу руки… Тогда валяйте, доказывайте, А главное, если вы считаете, что это облагородит ваше реноме рыцаря диверсионной службы Европы.