Текст книги "Альпийская крепость"

Автор книги: Богдан Сушинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Скорцени вновь недовольно покряхтел и, пожевав нижнюю губу, спрятал фотографию и радиограмму в папку.

– Кажется, мы отвлеклись, Софи. Пора переходить к делу.

– Вот именно, Скорцени, вот именно: к делу, – осчастливила его своей улыбкой Софи.

– Но вы пока еще не догадываетесь, к какому именно

– Это уже не столь важно. И мой вам совет на будущее, Скорцени: когда вы оказываетесь наедине с женщиной, никогда не предавайтесь суесловию, сразу переходите к делу, иначе в постели вы рискуете оказаться в неловком положении.

– Вы, как всегда, предельно откровенны, гауптман Софи, – одарил он Жерницки исполосованной шрамами улыбкой.

– Мой стиль работы с мужчинами.

– Теперь, уже не сомневаюсь, что это сугубо ваш стиль.

– И знаете: большинству мужчин, он импонирует.

26

…Однако в самом ответственном месте их беседа была прервана вторжением той самой дамы, которая в приемной Скорцени осматривала Софи, как ветеринар – беговую лошадь перед ответственным заездом.

– Мои люди рядом, в «полевой гримерке», – обратилась она к Отто, – мы мигом, но вы должны будете взглянуть. – И, скомандовав Софи: «Гауптман, за мной!», повела ее куда-то коридором, а затем – в просторное подвальное помещение, увешанное костюмами, плащами, париками, дорожными и дамскими сумочками; заставленное обувью и чемоданами.

Там она своим унтер-офицерским полубасом вновь скомандовала: «Армейскую одежду снять!» и вместе с двумя такими же перезрелыми помощницами набросилась на Софи, как на безнадежно запаздывавшую на свое венчание невесту. Строгий, но изысканно подчеркивающий дамский костюм, узорно расшитые в голенищах сапожки, а еще – серьги, кольца, янтарно-золотое колье; утепленное меховой подкладкой и в то же время заметно укороченное пальто; дамская сумочка – с набором из духов, помад, туалетной воды и всевозможных женских принадлежностей.

А между всем этим – несколько взмахов парикмахерских ножниц, которыми ей подправляли и стилизовали стрижку и прическу; несколько мазков туши и губной помады…

– По приказу господина Родля, – объявила наконец дама, – ваша армейская одежда сейчас же будет упакована и передана в машину господина Гредера, который доставит ее по известному вам адресу.

Причем все это она произнесла по-французски, не поинтересовавшись у Софи, владеет ли она этим языком. Когда же на языке Мольера Софи поблагодарила ее, похвалив за вкус и профессионализм, дама сухо объяснила:

– Я так и поняла, что с вашим грассированием в Женеве и Берне вам лучше всего общаться на французском, который там вновь входит в моду, постепенно вытесняя германский. А главное, вас не будут принимать за беглую еврейку, коих там собралось теперь несметное количество и которые захлестывают старомодную швейцарскую публику своим германоюродствующим идишем.

Однако вдоволь навертеться возле зеркала так и не позволила.

– Не привыкайте, гауптштурмфюрер, к зеркалам, и не очень-то увлекайтесь. Мы с вами все же немки, а значит, женщины армии и войны.

– Запомню эти ваши слова, как самое веское напутствие.

– Да уж придется запомнить, – угрожающе как-то предупредила она, поражая Софи убожеством своего собственного одеяния. В отличие от своих помощниц она была одета, как состарившаяся билетерша провинциального театра, донашивавшая списанный костюмный реквизит.

Как и следовало ожидать, Скорцени все предельно приземлил. Бегло взглянув на представшую перед ним заметно помолодевшую, аристократизированную Софи, он расщедрился на свое громыхающее:

– Считаю, что сойдет. Благодарю вас, унтерштурмфюрер Шнитке, – обратился к костюмерше, – вы свободны. Об остальном позаботимся сами.

– Что, действительно все так ужасно и безнадежно? – спросила Софи, повесив пальто на вешалку и представая перед Отто в строгом черном костюме, под которым просматривалась кофта из дорогой белой ткани.

– Наоборот, все прекрасно. Наши люди постарались. Садитесь и внимательно слушайте. Едете вы под своим собственным именем, поскольку вам предстоит защита диссертации. Вот ваш паспорт. Вот деньги? – выложил перед ней две увесистые пачки фунтов стерлингов, рейхсмарок и швейцарских франков.

– Не слишком ли щедро?

– Не ехидничайте.

– Да нет, я искренне.

– С финансами у вас проблем не будет. Первую сумму вы получите наличными, от человека из посольства, который вас встретит в Берне. Остальную сумму, – положил перед ней визитку, – у этого господина, вот в этом банке, с этого счета. К сожалению, рейхсмарки в Берне и Женеве спросом уже не пользуются. Зато в цене фунты стерлингов и даже доллары. Особого лимита мы вам не устанавливаем, жадная и нищая вы нам в Швейцарии не нужны. Главное – четко и аккуратно выполнять задания. А вы говорите: «Все ужасно и безнадежно».

– Я имела в виду не финансирование, а свое одеяние, свой походный «вицмундир».

– Да к черту ваше одеяние, Софи! Лучшая женщина – голая женщина, причем уже лежащая в твоей постели. Но мы-то условились говорить исключительно о деле.

Софи молча сгребла в сумочку паспорт и деньги и вместе с губой решила прикусить и язык. Здесь был «явно не тот случай».

– Первое: вы должны взять под контроль этого «бедного вечно молящегося монаха Тото». Мы слишком долго не волновали его, но пришла пора. Условия нашего с ним дальнейшего сосуществования будут выработаны и переданы вам связным из посольства. А во всем прочем – терроризируйте его, шантажируйте, истощайте словесно и физически.

– Даже так?

– Он прекрасно выглядит. Истинный английский джентльмен.

– Полагаю, что более или менее пристойно он выглядел до встречи с вашими костоправами, Скорцени.

– Ах, эта ваша чувственность, Софи! Как же я завидую этому чертовому Тото!

– Так, может, сразу же стоит убрать его? Не моими руками, естественно.

– Не стремитесь выглядеть более кровожадной, нежели вы есть на самом деле. Хотя… со временем. Дабы успокоить и без того ранимое сердце барона фон Штубера..

– О бароне конкретнее.

– Зачем? Впрочем, есть один нюанс. Англичанам и американцам нетрудно будет проверить, что вы близко связаны с временным комендантом «Альпийской крепости» бароном фон Штубе-ром. Не старайтесь скрывать этой славной страницы вашей жизни. Считайте себя будущей баронессой.

– Если только фон Штубер простит мне эту наглость.

– Он уже столько всего прощал вам, Софи… И потом, он ведь и в самом деле увлечен вами. – И не вздумайте отрицать это, поскольку отношения ваши засвидетельствованы целой кипой донесений по этому поводу.

– …Доносов, одним словом. Теперь их прибавится, поскольку подключится еще и вверенный вам Гредер?

– О нем можете забыть.

– Хотелось бы.

– Завтра же Гредер отправится на фронт. Командиром эсэсовского истребительного полка, в распоряжение штаба армейской группы фельдмаршала Шернера, в горы Моравии. Поэтому о нем больше ни слова.

– К сожалению, далеко не все вернутся с горных перевалов Моравии, – грустно улыбнулась Софи.

– Не все, это уж точно, – согласился Скорцени, однако Софи так и не поняла, имел ли он в виду и самого Гредера. – Зато мы с вами обязаны вновь вернуться в Швейцарию. Английская разведка, УСС и весь эйзенхауэровский штаб очень заинтригованы сейчас тем, что происходит в Альпах, точнее, они пытаются понять, что мы там затеваем.

– А затеваем мы… – произнесла Софи, давая понять, что и самой бы хотелось знать, что же там затевается.

– …Нечто настолько грандиозное, что даже не пытаемся скрывать этого.

– Понятно, на мне будет замыкаться одно из звеньев дезинформации противника.

– Но при этом, Софи, вы будете работать только на СД. В данном случае, только на СД, при всем моем уважении к СИС и НКВД, не говоря уже о могучей румынской разведке. Если вы этот наш уговор нарушите, я лично приеду в Берн, чтобы разжечь под вами костер инквизиции.

– В ваших устах, Скорцени, любая нежность звучит оч-чень убедительно. Даже когда речь идет о страстях по кострам инквизиции.

– Причем это в ваших интересах. Чем более грозным покажется англо-американцам наш «Альпийский редут», тем больше шансов всем нам достойно выйти из грустной истории, именуемой Второй мировой. Подчеркиваю: всем нам, включая вас, а также барона фон Штубера и мастера Ореста, на которых вы, Софи, возлагаете столько послевоенных надежд.

– Считайте, что вы меня убедили. Теперь нужен сам информационный материал, который я бы могла доводить до сведения наших западных коллег, – никак не стала она реагировать на упоминание об НКВД и румынской разведке, если таковая все еще существует.

– Вот это уже по существу, – признал обер-диверсант рейха, выкладывая из стола несколько листиков.

27

Последние слова коменданта крепости Борман дослушивал, уже навалившись грудью на стол и буквально расстреливая штурмбаннфюрера уничижительным взглядом.

– Тогда к чему, по-вашему, все это? – движением своей массивной головы очертил рейхсляйтер некий неровный, нервный овал, в пределах которого Штубер должен был увидеть не только кабинет рейхсляйтера в его же апартаментах, но и всю «Альпийскую Франконию». – Какой в нем смысл? Зачем нам это все понадобилось?

– Именно этими вопросами мы с бригадефюрером фон Риттером не раз задавались после того, как поняли, что ведь на самом деле никто в Берлине всерьез заниматься обороной подземного города СС, именуемого «Лагерем дождевого червя», не собирается.

– Фюрер счел такую оборону стратегически невыгодной.

– Чем она хуже обороны, которую наши солдаты, зарываясь в землю, сотни раз занимали на равнинах? Причем порой на самых невыгодных, неудобных – болотистых или еще каких-то там богом проклятых – рубежах?

– В это время фюрер как раз поставил задачу: создавать мощный, непреодолимый рубеж обороны по Одеру. Для этого не хватало ни солдат, ни техники.

– Стратегически невыгодной оборона «Регенвурмлагеря» показалась Кейтелю и его штабистам потому, что, как и в данном случае, наземная часть этого огромного лагеря оказалась очень слабо защищенной, да к тому же в течение нескольких дней весь наземный гарнизон мог оказаться в окружении.

– То есть вы считаете, что решение командования и фюрера все-таки было правильным? – угрюмо поинтересовался рейхс-ляйтер, который тоже был одним из кураторов строительства «Регенвурмлагеря».

– Само решение об отводе гарнизона – да, правильным, потому что русские не позволили бы нам сковывать у трех своих входов в подземелье сколько-нибудь серьезные силы. Все подходы к лагерю они бы сразу же заминировали, а на дальних подступах установили зенитные орудия, которые бы скорострельно расправлялись с любым подразделением, рискнувшим выйти на поверхность. Нечто подобное они делали это при обороне Ленинграда: «Зенитки – на прямую, наземную наводку!».

– Что же тогда оказалось неправильным? – все так же медленно, тяжеловесно двигал челюстями рейхсляйтер.

Никогда еще Штубер не обращал такое внимание на челюсти собеседника, как в эти минуты. Но ведь и никто еще не двигал ими так выразительно, и в то же время так медленно и натужно, словно два неуклюжих жернова, – как Борман.

– Отношение к наземным фортификациям лагеря, которые должны быть такими же сильными, как «линия Маннергейма» в Финляндии, на которой хваленая Красная армия, во много раз превышающая численность защитников линии, потерпела позорнейшее из своих поражений. Подземные крепости нужно создавать только в комплексе с наземными, с единым гарнизоном, под единым командованием, с надежным зенитно-авиационным прикрытием.

– Считаете, что «Альпийскую крепость» нам предстоит сдать точно так же, как и «Регенвурмлагерь»?

Штубера так и подмывало бросить ему в лицо: «Да мы ее, крепость эту, и так уже сдали! Ведь никаких серьезных наземных фортификаций не существует!». Однако вместо этого бывший начальник службы безопасности «СС-Франконии» как можно спокойнее, увереннее заметил:

– Хотя ситуация в «Регенвурмлагере» была получше, поскольку у нас оставалась подземная железнодорожная связь со столицей, откуда мы могли получать подкрепление, продукты и оружие и куда, под Одером, могли переправлять раненых.

– И каков же вывод?

– Выводы такого масштаба положено делать не мне. Как говорят в таких случаях русские: «Ни чином, ни рылом не вышел»! Тем не менее даже мне ясно: для того, чтобы несколько дней продержаться при обороне наземными войсками «Альпийской крепости», вам с фюрером вполне хватило бы обычных бункеров, а в этих подземельях можно было бы оборудовать склады, госпиталь и бомбоубежище для населения.

Борман вновь откинулся на спинку кресла, однако от былой напыщенности и вальяжности не осталось и следа. Почти с минуту он пребывал в каком-то состоянии полупрострации, при этом взгляд его застыл в какой-то точке серого, никакими архитектурными изысками не облагороженного потолка.

– Как ни странно это может прозвучать в моих устах, – наконец медленно задвигал он массивными челюстями, – но в общей оценке ситуации я с вами согласен.

«Хотел бы я слышать, какими аргументами ты бы ее оспаривал!», – мысленно огрызнулся барон.

Краем глаза он заметил, как в проеме приоткрытой двери вырисовалась фигура адъютанта, но под тяжелым, бульдозерным взглядом шефа тут же растворилась.

– Только поэтому остаток своей поездки я посвящу поискам возможных тайников для той части сокровищ, которые мы намерены оставить немцам, остающимся на территории рейха.

28

Софи бегло прошлась по первым строчкам, в которых речь шла о произведениях художников, принадлежащих к группе «балканских примитивистов», и поняла, что перед ней банальная шифровка.

– Совершенно верно, гауптман, текст всех пяти страниц зашифрован. Не можете же вы в открытую перевозить через границу шпионские сводки об «Альпийской крепости». Шифр получите от связного из посольства. Он несложный. Здесь названы ключевые укрепрайоны «крепости», базирующиеся, как правило, на старинных замках, пещерных комплексах и прочих подземельях; перечислены вермахтовские и СС-дивизии, а также отдельные горно-стрелковые, танковые, зенитные, истребительные и прочие подразделения, которые уже находятся в Альпах или в ближайшее время будут переброшены туда. Какая-то часть этой информации правдива и будет подтверждена другими каналами дезинформации.

– Какая-то… – как бы про себя повторила Софи.

– Уж не требуете ли вы от меня определить, какая именно? – насторожился Скорцени.

– Всего лишь пытаюсь выяснить для себя: там действительно правдоподобна всего лишь какая-то часть информации, или же Скорцени решил играть с завтрашними союзниками в открытую, добиваясь их поддержки после того, как вся власть в «Альпийской крепости» окажется в его руках и рейх наконец-то получит своего настоящего фюрера: мудрого и решительного?

Несколько мгновений обер-диверсант рейха смотрел на Софи с приоткрытым ртом, пытаясь как можно быстрее и спокойнее переварить услышанное.

– Это вы сейчас о чем, гауптман Жерницки?

– Об исторической справедливости и древних арийских традициях, согласно которым вождем должен становиться наиболее достойный – вот я о чем. Мне трудно объяснить, почему это происходит, но я все больше проникаюсь арийской идеей, которая выходит далеко за пределы сугубо германских имперских амбиций.

– И вы согласились бы преданно служить такому… новому вождю?

– Именно такому, – подчеркнула Софи.

– Но согласились бы?

– А почему бы и не согласиться? У каждого Шикльгрубера должна появиться своя Ева, лишь после этого он становится… очередным Гитлером.

Скорцени молчаливо пошевелил губами, то ли пытаясь произнести что-то очень важное, то ли, наоборот, стремясь погасить в себе всякое желание комментировать ее слова.

– Вы должны стать очень важным звеном в нашем дезинформационном натиске, Софи, – произнес он наконец, словно бы ни о чем таком и речи не шло. – Наладить связь с невестой коменданта «Альпийской крепости» – для английского резидента в Берне это уже даже не находка, а настоящий клад. Вы откроете несколько счетов в различных швейцарских банках. Некоторые будут на ваше имя, некоторые на различные организации. Одной из таких организаций станет благотворительный «Германский фонд поддержки искусства». Поскольку, как вы понимаете, все наше СД сплошь состоит из ценителей живописи и скульптуры.

– Кто бы мог усомниться в этом?.

– …То и пожертвования в фонд окажутся более чем щедрыми. Какой-то процент этих денег вы используете на открытие офиса фонда в Женеве и на создание при нем художественной галереи, а вот на какие «художества» пойдут остальные деньги, мы сейчас обсуждать не станем. Офис фонда обязательно должен обладать отелем– приютом для странствующих живописцев. Возможно, таких приютов мы создадим несколько, и не только в Швейцарии. Понятно, что у вас будет и свой личный счет, на который тоже будут поступать внушительные суммы.

– Отель-приют фонда должен служить перевалочной базой для тех офицеров СС, кому удастся уйти из оккупированной зоны. Я все верно понимаю?

– Абсолютно верно. Филиалы этого фонда мы затем создадим в Италии, Испании, Португалии, Аргентине и в Восточной Африке. Кстати, учтите, что с первых дней существования ваш фонд будет налаживать самые тесные отношения с «Германской школой языка и коммерции», уже существующей в Барселоне[47]47
  Такая школа в Барселоне действительно существовала. Она находилась под непосредственным патронатом руководителя агентурного центра РСХА в Мадриде подполковника Генерального штаба вермахта Арно Клейенштубера, подчинявшегося Скорцени.


[Закрыть], а также с германским отделением «Колледжио Теутонико ди Санта-Мария делль Анима» в Риме[48]48
  Именно этот католический колледж в Риме стал после войны сборным, а также перевалочным пунктом для многих высших чинов СС, СД и гестапо, которые спасались от судебного преследования и лагерей военнопленных. Во время встречи в этом колледже с другими руководителями СС у Скорцени родилась идея создания «Организации лиц, принадлежащих к СС» (ODESSA).


[Закрыть], с некоторыми организациями такого же типа в Ирландии, Португалии и в других странах. С руководителем «Германской школы», как и с деятельностью самой школы, вы сможете познакомиться во время поездки в Испанию, которую мы вам организуем.

– Считаете, что это возможно?

– Понятно, что вы прибудете туда не как личный представитель Геринга и его консультант по конфискованным ценностям.

– А как кто, позвольте спросить?

– Как доктор искусствоведения, с циклом просветительских лекций.

– Все, что вы говорите, способно заинтриговать кого угодно. Даже меня, женщину совершенно невпечатлительную.

– При этом вы должны помнить, что Швейцария для нас крайне важна, поскольку она нейтральна и границы ее проходят по границам Альпийской крепости[49]49
  В начале 1950-х годов попытку осесть в Швейцарии сделал даже бывший начальник зарубежной разведки РСХА Вальтер Шелленберг, выпущенный к тому времени на свободу. Его целью было – возглавить всех тех бывших офицеров СС и СД, которые успели осесть в этой стране. Однако власти Швейцарии не позволили ему этого сделать, слишком уж одиозной была эта фигура, и доживать свои дни Шелленбергу пришлось на севере Италии.


[Закрыть].

– Я отправляюсь в Швейцарию вместе со штурмбаннфюрером Хёттлем?

– Вернее, на первом этапе поездки вы вместе будете сопровождать профессора Карла Гебхардта, исчерпывающею информацию о котором получите от Хёттля. Ваши с Хёттлем цели близки, с тем лишь отличием, что его усилия направлены на американский канал дезинформации и что ему надлежит вернуться в рейх вместе с профессором, а вам посчастливится остаться в Швейцарии. И нужно будет любой ценой закрепиться там.

– Я не стану уверять Хёттля, что мне повезло больше. Зачем портить человеку нервы?

– О том, чтобы в Женеве защита вашей докторской диссертации прошла успешно, Гебхардт и его коллеги уже позаботились. Эта акция взята моими людьми под особый контроль. Вся операция по вашему вторжению в Швейцарию будет проходить у нас под кодовым названием «Женевский бомонд». Не возражаете?

– Сами придумали, Скорцени?! – восхищенно расширила свои подернутые томной поволокой глазки Софи.

– Не вздумайте искать счастья в одном из женевских театров, Софи. Не знаю, что приобретут в вашем лице театралы, но помните, что в СД артистический талант всегда ценят выше, это заметно даже по гонорарам.

– Ваши пожелания будут учтены, оберштурмбаннфюрер. Все, – поднялась Софи, – я могу отправляться на аэродром?

Скорцени внимательно смерил ее взглядом. Кажется, только теперь он сугубо по-мужски прошелся не только по ее костюму, но и по фигуре. Но что-то подсказывало Софи: то, на что решался в эти минуты обер-диверсант рейха, связано было не с его сексуальным влечением.

Все еще не сводя с нее глаз, Скорцени достал из папки конверт, извлек из него фотографию женщины и положил перед Софи. Это была Инга, ее радистка.

– Прежде чем приглашать вас сюда, я приказал тайно похитить эту полушведку и основательно допросить. Она призналась, что работает вашей связной и радисткой. Вот ее снимок на фоне рации и в присутствии двух моих офицеров.

– Тогда к чему был весь предыдущий спектакль? – одеревеневшими от страха губами спросила Жерницки.

– Прежде чем вы услышите ответ, вам лучше присесть. – А когда Софи последовала его совету, Скорцени положил перед ней еще одну фотографию, на которой был изображен гауптман Герман Шерн.

– Этого несостоявшегося интенданта и столь же несостояв-шегося резидента советской разведки мы пока еще не допрашивали, хотя, как вы понимаете, знаем о нем все. Теперь уже все. В том числе и от вашей радистки. Он находится под нашим контролем, и сегодня ночью ему предстоит трудная встреча с моими специалистами подопросам. Понятно, что он сообщит нам все, и даже то, чего до этой ночи не ведал.

– В таком случае мне остается лишь повторить свой вопрос: «Зачем вам понадобился весь предыдущий спектакль с моим участием?». В чем смысл?

Скорцени холодно улыбнулся, и Софи обратила внимание, как устрашающе задергались шр+амы на его левой щеке.

– Открываю все карты, – откинулся Скорцени на спинку кресла. – Для того чтобы изобличить вас и вздернуть, никакие спектакли с переодеванием в «походной костюмерной» мадам Шнитке мне бы не понадобились, это, надеюсь, ясно?

– Вот и я так думаю.

– Мне не хочется отменять уже глубоко продуманную операцию «Женевская богема». Она выглядит очень перспективной. Но в то же время мне не хочется, чтобы после первой же ее стадии ваш труп извлекали из Женевского озера. Добросовестно работать на НКВД мы вам не позволим. Скажу больше, мне бы хотелось вообще вывести вас из-под его влияния. Но это непросто. Вы знаете, с какой жестокостью НКВД расправлялось во время очередных «идеологических чисток» даже с тысячами ни в чем не повинных офицеров и генералов Красной армии, с тысячами ученых, литераторов и всех прочих.

– Знаю.

– И в коммунистах, насколько нам известно, никогда не числились.

– К счастью, никогда.

– Поэтому мы будем стараться выводить вас из-под влияния НКВД постепенно, «мягко», наладив вашу негласную охрану. В то же время вы еще можете понадобиться нам и как агент НКВД, кто знает, как обернутся события. Напоминаю, что война завершается, а мирный договор европейских стран будет диктовать свои собственные условия. Поэтому я не стремлюсь залить все вокруг себя кровью, достаточно того, что уже было пролито.

– Поэтому выход видится один… – попыталась Софи помочь ему подойти к главному условию их дальнейшего сотрудничества. – Мне уже все ясно, так что решительнее, Скорцени, решительнее.

Отто вновь поиграл своими кровянистыми шрамами. Он понимал, что Софи все еще пытается оставаться «на коне», все еще убеждает себя, что владеет ситуацией. Но самое странное заключалось в том, что она действительно все еще владела ею, поскольку отказываться от масштабной операции с ее участим в Швейцарии было трудно, а главное, бессмысленно.

– Послушайте меня, Софи. То, что вы сейчас услышите, очень серьезно. Если вы хотите завтрашнее утро встретить в Берне, а не в лагере «Заксенхаузен», в очереди у крематория, то должны правдиво ответить на несколько элементарных вопросов. Правдивость их мы, естественно, проверим по показаниям вашей радистки и вашего русского резидента, бывшего германского офицера Германа Шерна. Но сначала о самом Шерне. Мы не намерены казнить его. Наша цель взять его действия как русского резидента под жесткий контроль в обмен на безопасность членов семьи. – Он положил перед Жерницки еще две фотографии, на одной из которых были запечатлены родители Германа и две его сестры, а на другой – супруга и трое детей.

– Да уж… – вздохнула Софи.

– Как видите, ему есть кем рисковать и кого спасать.

– Мне проще. Если, конечно, не считать, мастера Ореста, которого очень хотелось бы спасти, уже даже не для себя, а для мира искусства.

Скорцени взял из-под ее рук фотографии рода Шернов, аккуратно уложил в конверт и тотчас же резко спросил:

– Гауптман Шерн вышел на вас недавно, так?

– Буквально перед моей поездкой в «Регенвурмлагерь», который русских очень заинтересовал.

– До этого советская разведка использовала только вашу радистку, то есть лично вас он использовала в темную?

– Именно так все и происходило.

– До него кто-то из советских разведчиков пытался установить с вами контакт? Я имею в виду уже здесь, в рейхе?

– Никто.

– Действительно никто? Или же вы пытаетесь что-то скрыть от нас.

– Какой смысл? Не я провалила эту советской разведкой затеянную игру, поэтому скрывать мне нечего.

– Герман потребовал от вас подписать какое-то письменное обязательство о сотрудничестве с Москвой?

– Даже речи об этом не было.

– Это немного облегчает ситуацию. Кстати, Инга уже дала согласие на сотрудничество с нами. Шерн тоже даст, если только у него хватит благоразумия.

– Но ведь из показаний вы знаете и о моем сотрудничестве с СИС.

Скорцени улыбнулся и благодушно развел руками:

– Да, Софи, да, знаем.

– Почему же тогда не слышу ни одного вопроса, связанного с англичанами?

– С вашими английскими связями, Софи, мы разберемся как-нибудь в другой раз. Скажу больше: именно эти связи с англичанами нас сейчас и привлекают. Когда вы окончательно легализуетесь в мире искусства, мы сумеем договориться с руководством СИС о том, чтобы они оставили вас как известного европейского деятеля искусства в покое.

– Это выглядело бы весьма благородно.

– А вот с коммунистами, с «Советами», как вы понимаете, договариваться будет сложнее, если только вообще возможно, тем более что в свое время вы были советской подданной. Как и ваш мастер Орест.

– Как и мастер, понимаю…

– Поэтому в московском направлении действовать придется жестко. Вплоть до разоблачения советской агентуры, которая пытается оказывать давление на своих бывших граждан. Обычно это срабатывает.