Текст книги "СДЕЛКА. Исторический роман в рассекреченных документах (18+)"

Автор книги: Богдан Черненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

И кувшинчик твой древний по центру стола одинокий. Ну, то есть, там по центру ещё пуля мятая, но та пуля не твоего ума дело, старик. А в кувшинчике, это я невидимому Присутствию сообщаю, в кувшинчике – то, чем великий царь Ашока, основатель твоего Союза, о Последний мудрец, окропил знамёна врагов, с вышитыми на них молитвами к Атману Брахману после победы в Той Самой битве две тысячи двести лет тому назад. Моча победы!

Представляешь, старик?! Этот кувшинчик облетел Землю много раз два дня назад! Это очень высоко – орбита, это такая штука выше облаков, в сторону Луны, дальше чем отсюда до Неаполя! Гордись теперь, можешь забирать реликвию.

Осталось выяснить, зачем ты здесь, и что теперь делать древнему Союзу Девяти Неизвестных. Ну, восьми, тебя-то я теперь знаю. Ха-ха.

Делаем всё то же самое. Соблазняем или ликвидируем гениев, скупаем патенты, коррумпируем Нобелевский и другие подобные комитеты. Но смысл действий теперь поменялся.

Наша новая цель, смысл всех наших будущих свершений – предотвращение Анакалипсиса.

Знаешь, что это такое? И я недавно только узнал. Это то же, что Апокалипсис, но с другой стороны, из этого мира. Не Откровение, но Открытие! Это когда не Сам Творец Вселенной сообщает о Себе смертным, а когда человек собственными усилиями открывает Бога!

И единственный способ человеку сделать такое Открытие есть наука!

Понимаешь меня, старик?

Если человек, учёный в своём познании мира дойдет до края, до омеги всех возможностей, он увидит непосредственно, он докажет необходимость, он экспериментально подтвердит бытие Творца! Анакалипсис! И тогда нам всем – вечный конец в неугасимом пламени, полная кипящего дерьма бездонная канава, беспредельный ужас с перерывами на отчаяние и пытки! Другими словами, все наши усилия по спасению человечества от самого себя станут смешными и бесполезными.

Передай там своим братьям из пещер – мы вступаем в решающую битву. Судьба человечества висит на волоске. И только мы сможем этот волосок заменить на стальную цепь с наручниками из титана и ошейниками с алмазными шипами.

Что? Прости, Последний мудрец, не мог бы ты повторить свой вопрос, я не разобрал твою латынь? Что – шесть Посвященных братств? Ну и что, что ты только пять насчитал? Сказано, что в этот Зал приглашены шесть, значит шесть. И? Тебе сколько лет, Последний мудрец? Гладиус мне в анимус, да поглубже, сколько!? Маммо миа! Я думал поменьше, шестьсот тринадцать. Всё равно не мальчик, зачем глупые вопросы задаёшь. Иди уже, тебя там братья, точнее, прапраправнуки заждались.

Всё! Одни мы, один я и только ты всегда со мной, Маммо!

Мы живем ради тебя, Маммо! Мы служим тебе, мы восхищаемся тобой, я первый, самый-самый первый, кто в восторге от тебя, видишь, я сползаю со стула на этот холодный каменный пол, сложенный из древних могильных плит, я на спине перед тобою, о, Маммо, долой плащ, долой шляпу, я весь твой, о, Величайший!

Ты же видишь, о, Невидимый, эту пулю мятую в центре стола? Она для тебя! То есть, виноват, оговорился, не забивай меня копытом, прошу, пуля была выпущена из винтовки ради тебя, Маммо! Выпущена и попала в цель!

И удачно попала в цель! Это произошло в Мемфисе, штат Теннесси, два дня назад. Пуля убила короля-священника сразу после того, как он попросил свою подругу-певицу спеть с балкона забастовщикам песню "Веди меня, Господь", представляешь, Маммо, как всё в масть! Ровно в тот момент, когда космическая капсула "Аполлон" с реликвиями пролетала над этим городом, Мартин Лютер Кинг получил пулю в спинной мозг! Всё символично, именно как ты хочешь! Сто миллионов ниггеров до сих пор воют от отчаяния и ненависти! Это тебе жертва, Блестящий, это твоим насыщение, а всей Тьме наслаждение, я чувствую!

Помоги же нам, Маммо, сохранить власть нашу, ибо если мы её потеряем, мы не сможем служить тебе, о, Темнейший, мы не сможем тогда помочь тебе стать настоящим, как тот Пиноккио. Предотврати Анакалипсис, Маммо! Ведь не зов смертельно опасен, а ответ. Помешай пытливым умам проникнуть в тайны Мироздания! Зашли им денег, блудниц, опасных наслаждений, гордыни дай им, но не допусти их к Краю! Не только наука способна на Анакалипсис, есть ещё любовь, есть искусство, но с этими мы успешно справляемся. Мы уже почти замазали Образ, осталось с твоей помощью справиться с Подобием. Чтобы даже попыток приблизиться к Пределу человеки не делали!

Страшно это, Маммо. Ты должен заслонить нас от света.

Потому что за Открытием обязательно последует Откровение.

Документ 130

Нежное письмо

бывшего директора НАСА

Джеймса Уэбба,

07 октября 1968 года

Хеллоу, Долли!

Ну, привет, Долли!

Как ты там одна в холодной пустоте? А?

Ах, Долли, Долли, маленькая, милая моя обезьянка! Зачем этот дебил, фон Браун научил тебя вырывать из своего кулака банан?! Ты сделала то же самое с рычагом управления капсулой, 7 октября, ровно семь лет назад. Целый виток пыталась и у тебя получилось! О, детка! И унёсся твой "Меркурий-Атлас 4.2.1" на запредельную орбиту, как доложили мне эти нацики из команды этого нацика.

Вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, этот европейский гомик фон Браун проводил часы и недели дрессируя тебя, милая Долли, точнее издеваясь над тобой. Это у него такой примитивный способ был – почувствовать свое забытое величие и превосходство над недочеловеком.

Остатки воздуха из капсулы давно стравлены сквозь щели в пустоту, и ты смотришь немигающим взглядом, своими мёртвыми глазными яблоками с серым налётом соли, всё, что осталось от высохших слез, упёршись черепушкой в приборную панель на иногда появляющуюся в иллюминаторе Землю. И, может быть, на Луну, параметры орбиты ослиная жопа фон Браун так и не выяснила. Появляется ли Луна в твоем иллюминаторе, нет, уже не важно. Лучше бы её вообще не было, этой Луны. Только беды от неё. Глупая она, и звезды, и небосклон идиот, и мы с ними отупели в конец.

Вот и меня, последнего умного парня, уволили из НАСА сегодня, представляешь, Долли?! Тебя в этот день ровно семь лет назад запустили в пространство, как подарок боссу, а меня вышвырнули на улицу. Да, моя дорогая, в мой день рождения уволили, не сомневаюсь, президент Джонсон тут не причём, этому фон Браун поспособствовал и его эсэсовцы! Теперь эти мошенники начинают свой лживый космический спектакль, который ты, маленькая, даже не увидишь своими мёртвыми глазками, потому что спектакль будет на Земле, а не в тех местах, где ты летаешь.

Рычаг, который ты вырвала, управлял двигателями коррекции орбиты, а кнопка включения маршевых двигателей располагалась над головой пилота, с правой стороны на расстоянии вытянутой руки, в твоем случае лапы. Это уже не нацики, это наши, американские конструкторы и инженеры интерфейсов её, кнопку, туда запихнули.

Хотя. Может и не стоит мне горевать, а, обезьяна? Может меня ещё и вернут на должность в НАСА.

Что это я, Долли, сраных нацистов выгораживаю и нашу вину ищу. Мы, Америка, всё равно исключительно передовая страна в науке и вообще во всём остальном и даже больше! Никакие спектакли этого не изменят! Ну разместили мы кнопку полного ускорения над головой на расстоянии вытянутой правой руки. И что, животное? Зиговать-то тебя фон Браун научил.

Документ 140

Председателю Совета министров СССР

т. Косыгину А. Н.

от специального уполномоченного

лейтенанта Лисицына И. Д.

Отчёт о переговорах

с президентами США

Джонсоном и Никсоном,

21 декабря 1968 года

Ваше предположение подтвердилось, Алексей Николаевич. По официальным каналам, то есть в Госдепартаменте, во встрече с Джонсоном и тем более с новоизбранным Никсоном мне было отказано в категорической форме с матюками.

Но по порядку.

Агент Боб по телефону сообщил, что будет ждать меня в пятницу, двадцатого декабря, в 04.30 вечера по вашингтонскому времени, автостоянка на проспекте Конституции, пересечение с Двадцать первой улицей.

Агент Боб подъехал вовремя, на большом тёмно-синем автомобиле. Я сел на переднее пассажирское сиденье.

– Привет, Боб! Давно не виделись!

Боб в ответ не поздоровался. Он достал компактный фотоаппарат с коротким объективом, вытянул его в левой руке в открытое водительское окно и щёлкнул затвором. То есть, сфотографировал себя и меня. После чего по-русски сказал:

– Привет, Ваня. Это мне для истории самофото. И пока, Ваня. Съебись из здесь.

Спасибо Вам, Алексей Николаевич, за такую нескучную службу.

Американцы, как я начал понимать, при всей своей наглости, ребята какие-то чересчур наивные. Святая вера в частную собственность, что ли, их подводит. Я выбил фотоаппарат из рук Боба, поймал его и спрятал в карман, а пока Боб смотрел на меня, раскрыв рот, ещё вынул ключи из замка зажигания. Виноват, не сдержался, и в процессе посмеялся. Мимо автомобиля прошли двое полицейских с собакой, посмотрели на нас, я им улыбнулся, как тут принято, всеми зубами и вернулся к разговору.

– Дружище Боб! Мне крайне необходимо встретиться с Никсоном, с тем, чтобы он подтвердил свою приверженность Сделке. Сегодня необходимо. Даже сейчас.

– Обалдел совсем, коммуняка бешеный? – спросил меня Боб. – Чтобы избранный президент твою клешню жал и слова вежливости говорил?

– А что такого? – спросил я и повертел своей правой кистью перед лицом Боба. – Клешня как клешня. Обычная. Никаких недокументированных функций. Даже белая. Это же для вас очень важно – цвет кожи клешни, так?

– Ключи верни, комми!

– Верну. Хороший, кстати, автомобиль. Просторный. Твой?

– Мой. Линкольн Континенталь! В этом автомобиле убили Кеннеди. Понял? Не в таком, а именно в этом! И он теперь мой!

– Тебя за отличную службу автомобилем премировали? Здорово! Мне бы пятьдесят рублей выписали, если бы премию заслужил. Это где-то пятьдесят пять долларов. Так вы устроите мне встречу с президентом Никсоном, мистер Скуллз? Мне тринадцатая зарплата нужна очень. В Москве с нуля обустраиваемся, жена и так на всём экономит.

– Он не хочет с вашими встречаться. И с тобой тоже.

– Я бы выслушал об этом его нежелании от него лично. Не понял? Говорю, пусть сам мне скажет, чего хочет, а чего нет. Как мне с ним встретиться, рассказывай.

– Послушай, Ваня. Никсон ничего не решатель. В смысле, в таких значимых делах, как космос или, ты знаешь, переговоры с русскими. А Джонсон, алкоголик, ещё поплатится за свою идиотскую прошлогоднюю инициативу с этой Сделкой. Видишь здание через дорогу? Я не зря тебя сюда позвал. В этом доме сидят умнейшие и сильнейшие люди Соединённых Штатов, люди, которые определяют стратегию развития не только этой страны, но и всей планеты на десятки и сотни лет вперёд! Именно на них я и работаю. И ты сможешь на них работать, если будешь умный.

– Там что, Академия Наук?

– Э-э, почему Академия? Нет. Это штаб-квартира Федеральной Запасной Системы, там решают все важные дела Америки и мира, там выбирают, кто из кандидатов достоин идти в президенты, сенаторы, министры. Уловил? В этом здании, а не в Белом Доме или Конгрессе всем управляют. И они там решили, что Сделка с русскими – большая ошибка.

– Ясно. Джонсон что-то такое рассказывал товарищу Косыгину в прошлом году. Стало быть, в этом здании сидят Старшие. Где сидят, кстати, в подвале?

– Нет, зачем в подвале, на втором этаже.

– Видишь вот это, Боб? Руки не тяни, глазами смотри! Это мой дипломатический паспорт. И вот сюда смотри, в вещмешок. Это шедевр советской промышленности, "Кварц" – компактная кинокамера с записью звука. Я сейчас включу камеру и пойду в эту вашу Запасную Систему, на второй этаж, предъявлю паспорт и полномочия представителя главы Советского Правительства и потребую встречи со Старшим или его заместителем. Всё под запись. Скажу, вопрос национальной безопасности США, так вроде у вас говорят? Я по телевизору в посольстве видел.

– Тебя не пустят!

– Пустят. И выслушают. Я волшебные слова знаю.

– Какие это, волшебные?

– Америке – кирдык.

– Что это значит?

– То самое. И он наступит завтра же, если сегодня Никсон не подтвердит мне свои, как президента, обязательства по Сделке. Понял? Это мы с тобой знаем, куда на самом деле полетит "Аполлон" завтра утром, а газета "Правда" не знает. И "Вечерний Париж" не в курсе, и "Шанхайские времена". Лучше пока пусть так и останется, иначе газетчики уже в понедельник начнут возить, заметь, уже обоих президентов США мордой по наждаку. Никсона авансом. Это если Сделку он мне не подтвердит.

– Они не пустят в своё здание коммуниста, – сказал Боб просящим тоном.

– Я не коммунист, Боб, я комсомолец. Член ВЛКСМ.

– Вэллкам – что?

– Бобби! Мне не нужны эти ваши старцы. Как я с ними общаться буду? Они, небось, все под капельницами и с кислородными подушками. Мне Никсон нужен. Сегодня. Обеспечь.

– Только ты сам там это, ну, ты знаешь, о чём я. Я тебе ничего не говорил. Сегодня в шесть вечера Ричард Никсон делает вечеринку для своего предвыборного штаба. Это в комплексе "Уотергейт", в полумиле отсюда. Ты узнал об этом, э-э, из жёлтой прессы. Время есть, дойдёшь пешком.

– Отсюда до советского посольства меньше десяти километров. Жди меня там. Пешком дойдёшь или на такси доедешь. По-барабану. Уже можешь начинать.

– Верни ключи и фотоаппарат, русский! Что значит – по барабану?

– А что значит – жёлтая пресса? Заберёшь на стоянке у советского посольства. Свалил нахрен отсюда!

Я, скажем так, вытолкал Боба на дорогу, пересел на место водителя и поехал по проспекту Конституции. Не торопился. Думал. Ничего не придумал. Подсказка пришла, откуда не ждал. С утра ничего не ел, а потому остановился и сходил в закусочную, съесть американскую котлету в булке. Когда вернулся через пятнадцать минут, около автомобиля стояли два негра в полицейской форме, один заглядывал в салон, другой сверял по бумажке номера.

– Но пасаран, братья! – сказал я неграм-полицейским. – Смерть белым кровопийцам!

– Это ваш автомобиль, сэр? – спросил меня тот, который с бумажкой.

– Никак нет, сэр! – ответил я. – У меня нет денег на такую роскошь. Приятель попросил перегнать его на другой конец города. Он, приятель, выпил немного, ну вы знаете, эти янки и, в особенности, дикси всегда по пятницам нажираются.

– Мы не понимаем ваших белых шуток, сэр, – сказал второй полицейский. – Предъявите какие-нибудь документы, сэр.

– Я тоже не понимаю белых, брат, – я протянул паспорт полицейскому. – я ведь красный.

– Смотри, Джек, реально красный, – полицейский развернул и показал мой паспорт напарнику.

– Парни, – сказал я. – Мне надо срочно встретиться с Никсоном. Вопрос национальной безопасности. Не посоветуете, что мне такого интересного рассказать его шестёркам или охране, чтобы меня к нему пустили?

– Я слышал, – сказал полицейский с бумажкой, – что у вас в России чёрных братьев не обижают. И что даже ваш самый продаваемый писатель – негр. Это так?

– Не писатель, брат, поэт. Пушкин. Это так. Памятники ему стоят в каждом крупном городе. И да, он – негр.

– Не врёт, – сказал полицейский напарнику.

– А мой дядя пишет с Кубы, что ваши им здорово помогают против наших, – сказал напарник.

– Мы всем помогаем, брат. Судьба у нас такая, – сказал я. – Так что, идеи будут про Никсона?

– Нет, не будут. Но если б мне надо было заинтересовать Никсона, я бы предложил ему возможность поиздеваться над Джонсоном, красный, сэр, – сказал один полицейский.

– Они друг друга ненавидят уже лет восемь точно, – сказал второй. – Никсон проиграл тогда Кеннеди и Джонсону в шестидесятом.

– А Джонсон, говорят, бухает, как реднек третью неделю в Белом Доме, даже не выходит никуда, – подхватил первый.

– Но ты не сомневайся, русский, мы любим Америку и славный город Вашингтон, ДиСи, – сказал второй. – На, забирай свой паспорт.

– Спасибо, парни, – сказал я. – А чего проверяли?

– Кто-то позвонил в участок. Сказал, машину у президента Кеннеди угнали. А откуда у Кеннеди машина? Он мёртв уж пять лет как. А мёртвые в этой стране не могут обладать собственностью. Будьте осторожны на дорогах, сэр!

Я поехал в сторону Белого Дома. Не доехал. Дорога была перекрыта из-за митинга протеста: призывники против войны, чёрные против белых или белые за секс, не разобрался, всех разворачивали.

Короче, я наплевал на свои сомнения и поехал к комплексу "Уотергейт". Через десять минут, со всеми поворотами, приехал.

Стоянка у них платная, человек на въезде за несдачу с десятидолларовой банкноты сообщил мне, куда идти на вечеринку Никсона. Я пришёл. На входе в банкетный зал один из мордоворотов спросил у меня приглашение. Приглашения у меня не было, у меня была салфетка из котлетной. Мордоворот взял двадцать долларов и выслушал с вежливой улыбкой мою просьбу. Потом сообщил, что впустить меня не может, но может передать послание ближайшему окружению избранного президента. Послание было у меня наготове, на салфетке написанное: "Greetings from Kosygin! From Russia with Deal".

В банкетном зале было ещё немноголюдно. Мордоворот шепнул что-то на ухо своему коллеге и передал мою записку. Потом повернулся ко мне и попросил подождать. Ждал я недолго. Из-за угла через минуту послышался крик:

– Русский? Ру-у-усский?! Здесь? В Уотергейте?

А потом в дверях, в сопровождении свиты, появился сам Никсон:

– О как! Сам пришёл! Ты что, подслушиваешь, русский? Подглядываешь? Отвечай немедленно! Ну!? Ха-ха-ха! Расслабься. Это я смеюсь. Это шутка, понял? Ты кто? Как там Алексей? Всё такой же серьёзный, как на похоронах? Что хотел, русский?

– Здравствуйте, господин президент. Меня зовут Иван Лисицын, я представитель товарища Косыгина, вот мой документ, – я предъявил паспорт подскочившему охраннику из свиты. – И у меня к вам срочное дело.

– А я Ричард, – мы пожали руки. – Вздумаешь называть меня Дик, я сверну тебе шею, сынок! Ха-ха! Тоже шутка! Просто пристрелю! Что за дело?

– Алексей Николаевич настоятельно просит вас подтвердить или отвергнуть Сделку, которую он, товарищ Косыгин, и президент Джонсон заключили двадцать пятого июня прошлого года. Уверен, вы знаете, о чём речь. Собственно, даже только подтвердить предлагает. Президент Джонсон обещал товарищу Косыгину, что с вами проблем не будет. Ну и по мелочи пара просьб. Неподтверждение Сделки будет равнозначно глубокой яме поноса и сверху ещё экскаватором два холма дерьма насыпать.

– Два холма? О чём ты говоришь, сынок? Раз насыпать значит твёрдое? Дерьмо твёрдое сверху? Тогда оно утонет в поносе, расплескает всё по округе.

– Полностью согласен, господин президент. Вони будет на весь мир. Уже завтра начнётся. Не забываем также об озере блевотины на месте сверхсовременного бассейна, которым все так восхищались. А не хотелось бы. Людям нужна мечта или рождественская сказка, так у вас говорят? Если позволите, у меня с собой портативная кинокамера, с записью звука, новинка передовой советской космической промышленности...

– А не позволю, – прервал меня Никсон. – Принеси-ка телефон, – сказал он девушке из свиты. – Как там Москва? Иван, да? Бывал я в твоей стране, Иван, давно, по правде говоря.

– Москва прекрасна, Ричард. И хорошеет с каждым днем. Когда приедете снова – не узнаете!

– Ну-ну. Хотя девять лет назад мне город понравился. Бедненько, но чисто. И просторно, огромный город, толпы одетых в обноски унылых прохожих и ни одного автомобиля. Вру! Ха-ха! Свой лимузин не посчитал!

Вернулась секретарша с телефонным аппаратом в руках.

– Набери Клаудиу – сказал ей Никсон, а потом мне. – Мы вот как поступим. До начала вечеринки ещё есть время. Давай мы с тобой, сынок, кое-куда прокатимся.

Секретарша протянула трубку.

– Клаудиа? Привет, дорогая, привет, птичка, это Ричард. И я рад. И мне. Твой там как, пьёт? Давно? Кремень-мужик. Дождался-таки пяти часов. Что? И вчера и всю неделю? Ему же рано утром во Флориду лететь, на старт "Аполлона"! Отними-ка у него бутылку, Клау! Я сейчас подъеду ненадолго. Э-э, по делу государственной важности, предупреди там охрану. Да. Я буду вдвоём, с этим, как его, с послом Антарктиды буду, вот! Выезжаю, – Никсон вернул трубку и приказал мордовороту, – Чарли, обыщи посла Антарктиды.

Обыскали. У меня ничего подозрительного с собой не было. Фотоаппарат, кинокамера и сложенная газета в вещмешке, ключи, талон парковочный, паспорт и немного американских денег.

– Следуй за мной, повеселимся! – сказал Никсон и добавил. – Со мной проблем не будет, значит? Вот ведь фагот долбанный!

В лимузине Никсона я сел спиной к шоферу, а президент с охранником Чарли в кресла напротив. Некоторое время мы молча разглядывали друг друга.

– Сейчас, сынок, как там тебя, Иван, мы с тобой едем в Белый Дом, с неофициальным визитом, – сказал Никсон. – Переводчик, я вижу, тебе не нужен, вот ты и расскажешь двум президентам США последние секретные новости из Кремля, прежде чем мы...

– Я был в Кремле один раз, год назад и недолго, господин президент, – сказал я. – И никакие тайны мне не известны. Мое воинское звание – лейтенант. Много вы тайн знали, Ричард, когда были лейтенантом?

Никсон наклонился ко мне, вытащил из под пиджака револьвер и упёр ствол мне в лоб. Было неприятно.

– Не перебивай меня, сынок. Я не договорил, – сказал Никсон громким шёпотом. – Нужны мне твои тайны, русский, – продолжал Никсон.– А ты, посланец Кремля, нужен. Мы с Линдоном ритуальным индейским кинжалом отрежем тебе голову и сожжём её в камине Овального кабинета. Два президента США в святая святых величайшей страны на планете Земля принесут жертву богу Аполлону ради успешности нашей завтрашней экспедиции на Луну. Тебя политбюро именно для этого сюда и прислало, сынок, мне очень жаль, это часть Сделки. А ты не знал?! Он не знал! – Никсон со смехом обернулся к охраннику. Охранник неумело улыбнулся. – Такой молодой и дерзкий комми будет приятной жертвой Аполлону!

– Я пока не коммунист. Я комсомолец, член ВЛКСМ. Английский мне не родной, но, надеюсь, вопрос мой был понятен. Много вы тайн знали, когда были лейтенантом, Дик? – спросил я этого психа. И добавил, – Ни одной тайны, уверен. А сейчас знаете много. В частности, знаете самую мрачную и стыдную звёздно-полосатую тайну. Поэтому я здесь, из-за американской позорной тайны, а не из-за этих ваших кинжалов и каминов.

Псих удивлённо улыбнулся, спрятал пистолет и вернулся на свое сиденье.

– У тебя есть яйца, сынок, – сообщил мне Никсон, – а значит, мы сможем иметь с вами дело. Как ты сказал, "come so molest"? Помню, помню! Я ведь жил с родителями одно время в России, в Дегтярске, в двадцатые годы, мальчишкой ещё. Слыхал, такая легенда про меня ходит? Уральскаа бласть! Лучшие годы! Ты знаешь, Иван, а меня чуть не приняли в этот ваш Wellcome SM! Вот эти за стеклом скачут за сексуальную революцию, а я был её приверженцем уже в двадцатых годах, в Дегтярске! Я сторонник прогресса. Фанатичный. Искренний. Честный. А вот мы и приехали! Выходим. Вау! Видишь, Иван? Белый дом! Душа Америки! Сердце демократии, а с завтрашнего дня и сердце всей цивилизации! Да, русский? Может Брежнев такие слова про Спасскую башню сказать? То-то! Давненько я тут не был, неделю уже. Что встал, русский? Нам сюда. Шевели костылями и запоминай каждую секунду, будешь внукам рассказывать, как величайший президент в истории США ввёл тебя в Белый дом!

В предбаннике всех троих нас тщательно обыскали, у телохранителя и президента отобрали оружие, у Никсона с извинениями. В коридоре ждала милая пожилая женщина с литровой бутылкой виски в руках.

– Ричард, – обрадовалась женщина, – Какой неожиданный, какой приятный визит! А Джонси-то как рад будет, просто в шоке будет муж мой. Протрезвеет, а, Ричард? Я же ему не сказала про твой визит. Может на вас какие-нибудь маски надеть? Тут остались с Хеллоуина. Ведь если инфаркт у него, то пить нельзя будет, что скажешь? Ох! Я невежлива, извините мне, молодой человек! Вы ведь посол, так? Я правильно расслышала по телефону? Посол Антарктиды? Такой молодой привлекательный человек, а уже дипломат! Я читала про вашу страну у Сократа! Замечательная у вас страна, господин посол! Моя подруга Жаклин бывала в вашей столице, она везде бывала, а я только собираюсь, может в следующем году, если к Джонси в больницу не надо будет ходить, то и мы к вам приедем, скажите, а шопинг у вас замечательный? Нам сюда, джентльмены. Охранник, тут ждите, в уголке посидите, рядом с Гарри, это мы, Гарри, пропусти и бутылку подержи эту. Может быть, всё-таки маски наденете, господа? Это дверь в Овальный кабинет, господин посол. Есть Сталина маска, есть Черчилля, Кенн... Нет, Кеннеди не надо, тогда не инфаркт, тогда сразу государственные похороны, торжественные, а я вся такая в чёрном! А потом сразу в Антарктиду, на шопинг. Удачи, Ричард, вы меня не видели. Благослови вас Господь!

Никсон погладил женщину по затылку, мы вошли в кабинет и закрыли за собой дверь. Посреди кабинета, на полу лежал дедушка, прижавшись щекой к жёлтому ковру, и шарил рукой под диваном. Взгляд дедушка имел отчаянный.

– А!!! – крикнул дед, заметив нас, вскочил на ноги и оказался президентом Джонсоном в мятом костюме, – А!!! Гарри стреляй! Эти вернулись! Гарри, сука, где ты? Не прячься, я знаю, у тебя три запасные обоймы! – проорал Джонсон и прыгнул за диван.

– Джонси! – позвал коллегу Никсон. – Джо-онси! Нок-нок-нок! Откройте! А что это у меня есть на продажу?! – Никсон достал серебряную фляжку и повертел ею над головой.

– Это ты где взял? – из-за спинки дивана выглянул Джонсон. – Я всё тут обыскал, не было тут ничего! И выйти не дают! Они все коммунисты, Дик! Негры они все перекрашенные, говорю тебе. Дай сюда быстро!

– Оппа! – сказал Никсон. – Перебьёшься. Сядь-ка за стол, Джонси, пригладь волосы, застегни подтяжку, налей себе кофе из термоса и я, так и быть, плесну тебе в кружку. Давай, давай! Вспомни, что ты пока президент США. Больше лей кофе. Великолепно! Пей! Отлично! Садись, Иван, напротив меня.

– Иван?! – Джонсон чуть не подавился. – Здесь, в Овальном месте – Иван?! – Джонсон смочил салфетку в кофе и, испуганно косясь на меня, протянул её Никсону. – На! Потри ему лицо! Потри лицо, говорю!

– Ебать мои яйца, как же меня прёт-то, – сообщил Никсон потолку. – Линдон, ты просто сокровище! – Никсон перекинул мне мокрый комок, – Господин посол, протрите лицо, докажите президенту США, что вы не негр в гриме.

– Хуй тебе, – сказал я Джонсону по-русски.

– Русский! – заорал Джонсон и вскочил на ноги. – Косыгин постоянно говорил мне эти два слова!

– Буль-буль-буль! – подразнил Никсон фляжкой.

– Лей, – Джонсон сел и пододвинул кружку.

– Ты всегда был хитрый и прозорливый сукин сын, Линдон, – Никсон плеснул и спрятал фляжку. – Самый остроумный президент США ты был, я всегда тебя боялся за это. Я и сейчас тебя боюсь. Ты опять угадал. Да, это русский Иван и да, он от Косыгина. Иван, готовь свою камеру. Помнишь ту Сделку, которой ты так ловко обвёл вокруг пальца Косыгина в прошлом году? Они до сих пор не поняли, что их облапошили! – Никсон подмигнул мне, как старому приятелю. – Вот, юношу прислали, думают, что мы Сделку эту твою подтвердим, то есть типа продлим на будущее. Идиоты, да? А ты, Линдон, чистый гений, без примесей, льда и содовой. Твои дела в политике надо на весь мир прославить. Вот сразу же двадцать первого января, через месяц, посылаю Киссинджера с твоим кейсом в Нобелевский комитет, чтобы тебе дали Премию Мира! А то раздают премии всяким неграм, пора пришла этим финнам реабилитироваться.

– Финны вроде не негры. Финны – евреи. Лей ещё, – потребовал Джонсон.

– Тс, – сказал Никсон и спросил меня, – Готова камера снимать, Иван? Такая компактная! Немецкая?

– Никак нет, Ричард, советская, – ответил я и положил камеру на президентский стол. – Вы позволите? – спросил я, беря из стопки лист бумаги с гербом США и толстый карандаш из стакана.

– Нет! – сказал Джонсон. – Пусть нальёт сначала!

– Господин президент! Господин президент! Камера записывает звук, но для верности я прошу Ричарда держать перед собой... вот этот текст. Пожалуйста.

– Дай-ка, – Никсон вырвал у меня листок. – Камера со звуком, говоришь? И одной рукой держать можно? Надо будет ее Говарду Хьюзу показать. Что ты тут накорябал? "I confirm the Johnson-Kosygin 25 June 1967 Deal". Дай карандаш. "The supreme secret" вставим перед "Deal". Джонси! А у тебя есть пожелания что-нибудь дописать?

– А? – не понял Джонсон.

– Хорошо, я за тебя допишу. Водки мне и нобелевку! Подпись: Л. Джонси. И сиськи нарисуем.

– Вспомнил! – заорал Джонсон, выскочил из кресла к окну и вытащил из-за шторы початую бутылку водки "Столичная". – Сам пей свой кофе, мистер Дик! Ха-ха! – президент налил себе полный стакан.

– Вот ведь ублюдок, – сказал Никсон тихо. – Ну, всё. Шутка затянулась. Скучно. Окей, сынок, забирай свою камеру, листок этот и пошёл вон. Привет Косыгину. Передай, я типа с ним договорюсь и всё такое про Сделку, но как именно мы будем компенсировать Советам их унижение от проигрыша, решать буду я. Давай-давай, топай отсюда, мальчик, мне ещё с Джонси поговорить надо о моей инаугурации и о его нобелевской речи.

– С господином президентом Соединённых Штатов! – подал голос Джонсон из-за стакана.

– Что? – не понял Никсон.

– Тебе надо поговорить с господином президентом, Дик, Соединённых Штатов США!

– Благодарю вас, господин Никсон, – сказал я. – Чуть не купился на вашу приветливость. Но именно этого я и ждал. Сделке конец, господа президенты, прощайте, – я забрал со стола камеру, а из вещмешка достал сложенную газету. Но развернуть её не успел, Джонсон ткнул в мою сторону пальцем и спросил:

– Куда собрался, ниггер? То есть, русский! Куда пшёл?

– Э-э, меня выгнали, господин президент, – ответил я.

– Кто выгнал тебя, русский? Этот? Ну-ка, жопу в стул! Ты что тут орёшь, мистер Дик? Ты что, фагот? Ты что, древний самосос? Центр вселенной? И бог Аполлон вокруг тебя круги наворачивает?

– Джонси, я...

– Схлопни челюсти, Дик! У тебя что, "кольт" в кобуре под мышкой? Не-ет! Отобрали "кольт"! А вот у Гарри за дверью три запасные обоймы! Хочешь, Гарри одной из них тебя разукрасит? Между глаз там, в печень, в кадык красными дырочками? Вот ведь кайф! Пришифтит тебя Гарри! И телевизионщики уже через полчаса прыгают такие в возбуждении: "Сенсация! Никсон осознал свою паранойю, ужаснулся и покончил с собой на лужайке Белого дома. С особой жестокостью. В должность через месяц вступит вице-президент".

– Линдон, ты ёбнулся! Вот же враг сидит у твоего стола, слушает!

– Врага сюда ты приволок. В мой, Дик, Овальный офис, к моему, Дик, столу. И это моей Сделкой, мистер Дик, ты тут подтереться собрался. Да мне мемориал за эту Сделку построят, как Линкольну, космодром моим именем назовут! Так что хуй тебье, как говорил Косыгин! Или ты, малыш, думаешь, что мне сложно приказать утрупить президента США? Заснаффить трудно, думаешь, главного ублюдка? Ха! Теперь ты! – Джонсон снова ткнул в мою сторону пальцем. – Доставай свою камеру. А ты, мистер Дик, на новом листе переписывай, что подтверждаешь Сделку, своим почерком и без сисек. И я кое-что напишу тоже. Мне мой человек посоветовал поправку внести. Готова камера, русский? А ты написал? Иди ко мне, Дики, давай, детка, к моему креслу. Включай, ниггер, камеру!