Текст книги "Миллион завтра"
Автор книги: Боб Шоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Глава 10
– Добрый день, Колин! – крикнул Парма. – Не прекращай загорать из-за меня.
Щуря глаза от солнца, женщина подняла голову и взглянула в кабину грузовика.
– Я перестаю загорать не из-за тебя, а из-за себя, – ответила она. Чем скорее ты сделаешь укол, Феликс, тем лучше для всех.
– Очень мило, – обиженно сказал Парма. – Вот благодарность за то, что я консервирую себя в состоянии готовности.
– Интересно, что это за консервирующее средство?
– По-моему у тебя сегодня слишком острый язык, – сказал Парма и вылез из кабины. Следом за ним последовал Карев. – Ты уже знаешь Вилли Карева, правда?
– Да, – ответила пилотка, глядя на Карева.
Он отметил, что зрачки ее глаз, в которых отражаются солнечные лучи, сверкают, как две золотые монеты.
– Я хотел попросить тебя, чтобы ты подбросила его до Киншасы. Ему нужно домой.
– Да? Быстро вы отсюда удираете.
– Вилли получил ножом в грудь от натуриста, – поспешил объяснить Парма. – Собственно, он не должен даже вставать с постели, но, как уже я сказал, у него есть причины поскорее уехать отсюда.
Девушка с интересом посмотрела на Карева, но когда заговорила, в ее голосе прозвучало сомнение.
– Я могу изменить сопроводительные документы, если ты этого хочешь, но помни, что у меня не санитарный самолет. Что будет, если он упадет в обморок? Во время полета!
– Такой большой и сильный мужик упадет в обморок?
Выдам тебе секрет, Колин, этот молодой человек…
– Может говорить сам за себя, – закончил за него Карев. – Уверяю вас, что мне не станет плохо, я не упаду в обморок и не сделаю какой-нибудь другой глупости. Вы заберете меня или нет?
– Только спокойно, – сказала Колин, снова глядя на Карева, которому показалось, что он видит на ее лице тень неуверенности. – Ну, хорошо, если вы готовы в дорогу, прошу садиться.
– Спасибо.
Заметив неуверенность девушки, Карев почувствовал, как в нем дрогнула мужская гордость – неужели внешние признаки остывания не смогли скрыть его мужественность?
Он сел на ступеньку кабины грузовика, обхватив деревенеющую грудную клетку, а Парма с девушкой занялись разгрузкой грузового отделения самолета. У него была тихая надежда, что они стартуют сразу, но они еще час ждали прибытия других машин, которые подъезжали, забирали или оставляли ящики и исчезали в лесу. Большинство водителей были в хороших отношениях с пилоткой, а из их разговоров он сделал вывод, что они работают для многих контрагентов программы Объединенных Наций: специалистов по управлению погодой, снабжению, наземному транспорту, строительству и для других служб, необходимых для поддержания затерянного в глуши островка технической цивилизации. Некоторые входили в самолет покурить и обменивались парой слов с пилоткой, и тогда он увидел, что они с интересом посматривают в его сторону. Его беспокоило опоздание и то, что не удалось исчезнуть вдруг и незаметно, как он планировал. Каждый из этих людей, курсирующих между базой и самолетом, мог быть агентом тайной силы, которая старалась его уничтожить…
Неожиданно услышав громкий взрыв смеха в самолете, он вскочил на ноги и сделал унизительное открытие, что ревнует. После минутного разговора и одного вопросительного взгляда он вбил себе в голову, что имеет какое-то особое право на Колин Бурже. Та же логика, что в сказке о принцессе, которая подсознательно узнает принца, скрытого под видом жабы, а потом автоматически выходит за него замуж. Он вдруг почувствовал такое отвращение к себе, что даже фыркнул. "Что ни говори, эта роль доставляет тебе большое удовольствие, – сказала когда-то Афина, – но это нечто большее, чем разгуливать с заросшим щетиной лицом и…" Однако это было еще до того, как она отказалась от всего, что говорила о моногамном супружестве, и тем самым потеряла право судить его слабости. Он подошел к переднему люку и заглянул в самолет. Колин искренне смеялась чему-то, а когда их взгляды встретились, Карев отметил, что ее глаза действительно похожи на блестящие золотые кружки. С расчетливой томностью он ответил улыбкой на ее улыбку и снова сел на ступеньку.
Похоже, что, несмотря на беззаботность, Колин старательно помечает в блокноте привезенные и полученные товары. Движение вокруг самолета постепенно уменьшилось, и наконец остался только грузовик Пармы. Пока Колин проверяла, хорошо ли закрыты двери грузового отсека, Карев попрощался с Пармой.
– Спасибо за все, – сказал он. – Как только узнаю, отчего моя жизнь пошла вверх дном, свяжусь с тобой и все тебе объясню.
– Охотно послушаю тебя, Вилли. Будь осторожен.
Карев пожал ему руку, сел в самолет и пристегнулся ремнями к пассажирскому креслу сразу за местом пилота.
Его очень обрадовало, когда оказалось, что он будет единственным пассажиром.
– Ну, поехали, – сказала Колин, герметично закрывая переднюю дверь и пристегиваясь ремнями к креслу. С импонирующей ловкостью она включила системы управления, запустила стартеры турбин и медленно направила самолет вверх. Когда они поднялись выше деревьев, она слегка опустила нос и стартовала, резко забираясь вверх, что вызвало у Карева странное чувство в пустом месте под ребрами. Он схватился за грудь.
– Простите, – сказала Колин, оглядываясь на него. – Больно?
– Не очень, но у меня выпущен воздух из одного легкого, и оно так сильно реагирует на ускорение, что могло бы служить безынерционной системой управления.
– Как это произошло?
– Это неприятная история, – ответил он и рассказал ей, как дошло до удара ножом, стараясь не выставлять себя героем.
– Фатально, – сочувственно сказала она, – но я по-прежнему не понимаю, почему вы так торопитесь уйти с базы.
Карев на некоторое время задумался над ответом.
– Меня хотел убить еще кто-то, уже на базе, – сказал он и замолчал, ожидая взрыва смеха. Однако его не было.
Колин сидела, хмуря брови, а он удивлялся, как мог подумать, что она мало привлекательна.
– Вы догадываетесь, кто это был и почему он так поступил?
– Гмм… нет.
Подсознательно он объединял нависшую над ним угрозу с тем, что принял дозу Е.80, но единственным, с кем он мог поделиться сомнениями, был Баренбойм.
Колин восхитительно вздрогнула.
– До чего таинственно и очаровательно, – сказала она.
– Да, таинственно, – сказал Карев, – но совершенно не понимаю, какой повод, то есть повод… провод… заговорил со мной из патефона…
– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила Колин, поворачиваясь в кресле. – Вы так странно говорите…
Он со страхом вглядывался в нее. Какие-то удивительные и странные вещи происходили с золотыми кружками ее глаз… нет, даже не с самими глазами, а только с их расстановкой, они чудовищно разошлись и теперь их разделяло расстояние, равное периметру Вселенной, поскольку, хотя они по-прежнему находились на ее лице, их разделяли миллионы световых лет…
Рев белого вихря, напор силы тяжести… напор? Карев заморгал и, напрягая глаза, стал вглядываться в остальные пассажирские кресла. Они двигались относительно друг друга, на этот раз на самом деле. На теле его сжались металлические захваты. Здоровое легкое колотилось в груди, как сердце. Он взглянул вниз, на танцующие вдали вершины деревьев, потом снова вверх. Самолет с прямоугольной дырой в корпусе летел дальше и находился высоко над ними, все более уменьшаясь. Остальные кресла вокруг него поднимались и опускались на воздушных течениях или вращались вокруг своих осей с висящими ремнями.
Чистый, холодный воздух обжигал ноздри.
– Не бойся, – крикнула Колин, и тут же около него пролетело кресло пилота, из которого торчали во все стороны разные рычаги. – Мина, как груша, вершина которой выйдет нам навстречу.
– Что случилось? – крикнул он, цепляясь пальцами за подлокотники. Где-то на западе сверкнула лента реки, и ему показалось, что на ближнем берегу он заметил облачко дыма. Вершины деревьев были совсем рядом и приближались с устрашающей быстротой. – Что в нас попало? – спросил он.
– Каждый полет – это верная гибель, – ответила Колин, голос которой почти потерялся в шуме рассекаемого воздуха.
– Осторожно! – предупредил он. – Сейчас приземлимся!
Он внимательно осмотрел подлокотники кресла и нашел в углублении торчащий рычажок, который можно было передвигать пальцем. На память ему пришли слова сотни брошюр о безопасности полета, которые он когда-то внимательно прочел. Он помнил, что нажатие рычага увеличивает пористость невидимой магнитной оболочки, поддерживающей кресло, и тем самым ускоряет падение, ослабление – усиливает поле, а передвижение в сторону – изменяет поле так, что кресло летит в нужном направлении.
Карев вздрогнул, ибо миновал верхушки деревьев, и отовсюду его окружил бесформенный хаос листьев. Он слышал, как другие кресла с треском пробиваются сквозь буйную растительность, но все внимание сосредоточил на легких и казалось бы несложных движениях пальца, которые должны были обеспечить ему безопасное приземление.
Прямо перед ним появилось небольшое дерево, и он толкнул рычаг вправо, но кресло среагировало недостаточно быстро и полетело наискось вниз, продираясь сквозь ветви дерева. При этом оно подскакивало, дрожало и тормозило.
Карева били по лицу мелкие ветки, а потом оно оказалось на земле, каким-то чудом сохранив вертикальное положение. Сквозь буйную растительность с громким треском падали остальные кресла. Карев нажал освобождающую кнопку и, когда металлические захваты спрятались в свои гнезда, спокойно встал.
– Эй! Эй! – услышал он.
Задрав голову, он увидел, что кресло Колин застряло, накренившись набок, в нижних ветвях раскидистого дерева. Девушка находилась метрах в восьми над землей, но все-таки улыбалась.
– Подожди! – крикнул он. – Я залезу на дерево.
– Хорошо и то, что есть. Без расчета нет полета.
Колин освободилась из кресла и сделала шаг вперед… С развевающейся гривой темных волос, лениво перебирая ногами, она как камень полетела вниз и упала на заросшую кустами кочку.
Карев бегом бросился по неровной почве и трясущимися руками раздвинул куст. Колин была без сознания, а по лбу у нее стекала блестящая, будто лакированная струйка крови. Он поднял у нее одно веко и кончиком пальца коснулся глазного яблока. Глаз не реагировал, и на основе своих скудных медицинских знаний Карев понял, что Колин потеряла сознание или даже получила сотрясение мозга. Он ощупал ее безвольное тело, и не найдя нигде переломов, вытащил ее из куста и положил на мох.
Опустившись рядом с ней на колени, он внимательно осмотрел все царапины на своей коже и попробовал восстановить ход событий. Единственное объяснение, которое могло быть, это то, что в вентиляционную систему самолета с помощью часового механизма впустили какой-то галлюциноген с быстрым действием. Это не был иллюзоген или какое-то другое доступное средство, а что-то, вызывающее нарушение координации движений и ориентации в пространстве и значит смертельное в условиях полета. Похоже было на то, что сначала он подействовал на Карева, быть может, потому, что его единственное легкое работало с максимальной нагрузкой, и, вероятно, по той же причине был раньше удален из его организма. Благодаря этому Колин была вовремя предупреждена и катапультировала их из самолета, хотя наркотик действовал на нее и после приземления, отчего она и попыталась прогуляться по воздуху.
Четвертое покушение на убийство, подумал Карев. К тому же тот, кто стоял за этим, оказался настолько беспощаден, что готов был вместе с ним послать на смерть непричастную к делу женщину. Карева снова охватила бессильная ярость. Снова жизнь ему спасла случайность, но не может же ему без конца везти…
Потом ему пришла в голову еще одна мысль. До сих пор он считал, что последнее покушение провалилось, но разве, несмотря на это, он не обречен на верную смерть?
Самолет, бездушная машина, летел дальше на юго-запад.
Его двигатели, извлекающие из воздуха воду, которую превращали в топливо, вероятно, унесут его далеко за Атлантику, и, значит, нет возможности вызвать спасательную группу на место катастрофы. Они разбились километрах в ста от ближайшего селения, к тому же в таком районе, где, если посчастливится, за день можно сделать километров десять. Однако он, имея на руках раненую женщину, будет двигаться гораздо медленнее.
Жужжание крылатых насекомых в тяжелом воздухе усилилось и стало зловещим, так что трудно было собраться с мыслями. Он сжал ладонями виски. Река, которую он заметил, падая, вероятно, Конго, текла на западе, и именно там поднималась струйка дыма, которая могла означать селение. Он взглянул на Колин и похлопал ее по щекам, надеясь, что она придет в себя, но лицо ее оставалось бледным и неподвижным. Он снова испытал чувство, что только что. прибыл в Африку, и всего несколько секунд назад его вырвали из дома. Потрясающая чуждость этого континента начиналась со страшных и незнакомых мхов, на которых он лежал, и простиралась во все стороны на тысячи километров, таинственная и враждебная. Он же, затерянный в этом мире, не был готов к тому, чтобы схватиться с ним. Ему нечего было делать в Африке, он не имел права быть здесь, не имел права даже жить. Смирение, охватившее его, сменил через минуту яростный гнев, постепенно становившийся неотъемлемой частью его характера.
Он просунул руки под лежащую Колин, осторожно поднял ее и двинулся на запад, к реке.
До захода солнца оставалось около часа, поэтому он не мог добраться до реки до темноты, но что-то заставляло его идти и идти. Уже через несколько минут он истекал потом, а его здоровое легкое, казалось, готово было в любую секунду взорваться. Он двигался вперед еще медленнее, чем предвидел. Местность была волнистой, разница в высоте составляла много метров, и подлесок, блокировавший все подходы, вынуждал его то и дело карабкаться по крутым склонам или искать обход. Он шел неутомимо – не клал теперь Колин на землю, когда отдыхал, а прислонял к стволу дерева, чтобы избавить себя от необходимости каждый раз поднимать ее. Непрерывные крики обезьян и птиц порой затихали или звучали, как эхо событий из другого мира.
Когда темнота расставила по лесным проходам свою стражу, ноги отказывались повиноваться ему. Хрипло дыша, он осмотрелся вокруг в поисках какого-нибудь убежища. Колин сонно шевельнулась у него на руках и застонала. Он положил ее на землю, едва не перевернувшись при этом, и стал смотреть на нее, ожидая других признаков возвращения сознания. Она снова застонала, задрожала и шевельнула руками. Из-под полуопущенных век видны были белки глаз, а сотрясающая ее дрожь вдруг усилилась.
– Колин, ты слышишь меня? – настойчиво спросил он.
– Хо… холодно, – сказала она тонким, детским голоском.
– Сейчас я тебя прикрою. Только… – говоря это, он стащил с себя тунику, старательно укутал ее и оглядел темнеющую панораму леса. Становилось все холоднее, а в его распоряжении были только трава и листья. Он начал рвать высокую траву там, где в нее падали самые большие листья, и бросал все это на ее ноги и тунику. Когда он закончил, было уже совсем темно, и теперь уже он дрожал от холода. Он залез под тунику, стараясь не сбросить покрывавшую ее траву, и обнял Колин. Она свободно и естественно шевельнулась рядом с ним, положила ногу на его ногу, и тело Карева залила волна тепла. Он лежа,! совершенно неподвижно, с закрытыми глазами, пытаясь отдохнуть. Незаметно уплывали минуты, может даже часы, во время которых он плавал по мелководью сна. Порой он приходил в себя, и тогда яркие фонари звезд находились не над ним, а перед ним – и вместе с убегающим светом он мчался через Галактику. В конце концов он понял, что Колин не спит.
– Вилл? – спросила она.
– Да, – ответил он, стараясь говорить спокойно. – Ты в безопасности. Тебе ничего не грозит.
– Но что случилось? У меня какие-то сумасшедшие воспоминания.
– К сожалению, я впутал тебя в свои запутанные дела.
Он представил ей свою теорию, объясняющую, как дошло до этой катастрофы, потом описал дальнейшие события.
– И теперь ты хочешь нести меня на руках до самой реки Конго?
– Ты не такая уж тяжелая. Мы прошли уже километра два.
Он заметил, что она убрала ногу, переброшенную через его ноги, но все так же крепко прижимала груди к его боку.
Она рассмеялась.
– Ты невозможен. А ты не подумал, что…
– Что именно?
– Нет, ничего. Думаешь, у нас есть шанс дойти пешком до цивилизации?
– Не знаю, – мрачно ответил он. – Я думал, что узнаю это от тебя.
После долгой паузы она заговорила снова.
– Я скажу тебе только одно.
– И что же?
– Ты вовсе не остывший.
– О! – Он хотел было возразить, но его тело давало ей неопровержимое доказательство, что она права. – Ты сердишься?
– А должна?
– Когда мы прилетели сюда, я видел, как ты загораешь.
– По-моему, твоя маскировка совсем не ради этого.
Кстати, у меня уже тогда были сомнения. Сколько женщин ты обманул?
– Множество, – заверил он ее.
– Значит, это были не настоящие женщины, Вилл.
Эти слова сопровождало легкое, но убедительное движение бедрами, и он ответил тем же, поскольку ничто в мире не могло его удержать. Она жадно прильнула к его губам, и он пил с них ошеломляющий нектар, наполнявший его теплом и надеждой. Оправдывает ли тебя потребность в надежде? – задала его совесть вопрос телу. Он сопротивлялся вожделению, чтобы взвесить аргументы против того, чтобы поддаться минутному настроению. Афина?
Афина изменила правила игры. А сама Колин? Он коснулся засохшей крови на ее лбу.
– Ты поранилась, – шепнул он. – Порядочно ли это с моей стороны?
– Я бессмертна, а у бессмертных раны заживают быстро. – Он чувствовал ее горячее дыхание. – Кроме того, мы, может, никогда отсюда не выберемся.
– Ну, хорошо, – сказал он переворачиваясь и перенося вес тела на ее упругие бедра. – В таком случае мы оба выигрываем.
На рассвете, когда они помогли друг другу одеться, Карев взял Колин под руку и хотел двинуться на запад, но она удержала его.
– Не туда, – сказала она. – Нам нужно вернуться на место приземления. Эти авиакресла – стандартный тип, используемый Объединенными Нациями в джунглях, во всех есть радиопередатчик, начинающий работать сразу после катапультирования.
Карев схватил ее за плечи.
– Значит, мы не погибли?! – воскликнул он.
– А разве я утверждала обратное?
– Вчера ты сказала, что, может, мы никогда отсюда не выберемся, укоризненно напомнил он.
Колин пожала плечами.
– Но ведь нас могли покусать ядовитые змеи.
– Ах ты… – он потряс ее, давясь смехом. – Почему ты не сказала мне об этом вчера?
– Гмм…
– Демонстрировала твердость духа и благородство?
Она рассмеялась и обняла его.
– Тебе нечего стыдиться, Вилл, в этой роли ты неповторим. Можешь сказать жене, что тебя окрутила лишенная совести африканская пилотка.
– Откуда ты знаешь, что у меня есть жена?
– Но ведь есть, правда?
– Да, я женат. Один на один. Это имеет какое-то значение?
Прежде чем она успела ответить, с востока донесся рокот вертолета.
– Нужно спешить, – сказала она. – Нас будут искать, а потом расспрашивать.
– Я думаю.
Карев нахмурился. Спасение из затруднительного положения означало возвращение к неприятностям, все еще больше осложнялось. Трудно было успешнее разрушить его план быстрого и незаметного возвращения домой. Можно было предвидеть, что исчезновение самолета привлечет к нему всеобщее внимание, и тем самым выдаст его местопребывание неизвестным, охотящимся за ним, а может даже, будет угрожать раскрытием тайны Е.80.
– Что тебя гнетет, Вилл? – спросила Колин, заглядывая ему в глаза. Разве для тебя это было так страшно?
– Это было чудесно, – искренне ответил он, – но моя полная тайн и неожиданностей жизнь с каждой минутой все более усложняется. Я воспользовался твоим самолетом прежде всего для того, чтобы быстрее добраться до дома.
– Ты хочешь сказать, что, если придется задержаться в Киншасе, тебе будет угрожать смерть?
– Есть еще и другие причины, о которых я не могу говорить.
– Тогда идем. – Колин отпустила его и пошла. – У меня есть друзья в Киншасе, они мигом решат все формальности и отправят тебя в дорогу.
– "Формальности"! – воскликнул Карев, направляясь за ней. – Как часто тебе приходилось терять самолет?
– А я его вовсе не потеряла, – снисходительно ответила она. – Зачем же тогда, по-твоему, системы автоматического приземления? Самолет сел вчера в Киншасе. Не так гладко, как под моим руководством, но все же без повреждений.
– Полный газа, вызывающего галлюцинации?
– Сомневаюсь, потому что каждые четыре минуты система климатизации полностью меняет воздух в кабине.
– Правда? – Он помог ей перелезть через поваленное дерево. – Те, кто охотятся за мной, до сих пор не оставляли никаких конкретных следов. Если баллон для газа сделали из самоуничтожающейся пластмассы, то не осталось ничего… А как мы объясним факт, что покинули самолет?
– Скажу, что что-то испортилось. Прежде чем они разберутся, пройдет два дня.
– Как жаль, что я не знаю техники, – сказал он.
– Подумай, сколько бы ты из-за этого потерял, – упрямо сказала Колин.
Она легко обогнала его: мускулы крепких и все-таки стройных ног напрягались на каждом шагу. Они шли, ориентируясь на рокот вертолета, и через четверть часа добрались до места, где приземлились. Когда они нашли первое пустое кресло с самолета, одежда Карева была мокрой от росы, падающей с листьев. Кресло лежало на боку у подножия дерева. Вертолет терпеливо кружил над балдахином ветвей, которые прогибались и колыхались под напором направленного вниз потока воздуха.
– А где мое кресло? – спросила Колин.
Карев огляделся и указал ей кресло, которое до сих пор торчало в ветвях дерева.
– Здесь ты приземлилась, – сказал он. – Точнее, зависла.
Колин присвистнула.
– И я просто шагнула оттуда?
– Когда я это увидел, то совсем потерял голову.
– Нужно признать, что это меняет дело. Я скажу своим подругам, как нужно поступать, когда они полетят по этой трассе.
Карев с трудом заставил себя улыбнуться. Колин начинала говорить как многие из его знакомых, которые кончали в Клубе Приапа, и все же выглядела в сравнении с ними совсем иной. Он вдруг понял, что перемена произошла в ней, когда она убедилась, что он женат. Он с беспокойством смотрел, как она лезет на дерево и гибким движением пробирается к застрявшему в ветвях кресту. Она что-то вынула из него, поднесла ко рту, и он услышал ее голос, едва пробивающийся сквозь рев вертолета. Спустя минуту она вновь была на земле, поправляя голубую блузку, выбившуюся из-за пояса юбки.
– Они спустят за нами клетки, – небрежно сказала она.
– Колин, – быстро произнес он, – может, это наша последняя возможность поговорить наедине.
– Возможно.
Он схватил ее за руки.
– Я женат уже десять лет, но только вчера впервые нарушил клятву верности. В первый и единственный раз, – сказал он. Она хотела вырвать руки, но он не отпустил. – Понимаешь, я вовсе не уверен, что по-прежнему имею жену. Что-то между нами произошло, но мое пребывание в Африке в роли остывшего и попытки не дать себя убить прямо связаны с этим.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Не хочу, чтобы ты думала, что я отправляюсь в теплый семейный угол после маленького прыжка в сторону.
Это не в моем стиле.
– Но зачем ты мне все это говоришь?
– Потому, что я считаюсь с тобой. Я мог бы тебя полюбить, Колин.
Она вызывающе посмотрела на него.
– Ты так думаешь?
– Я знаю наверняка. – Собственные слова огорчили его, ибо были близки к правде, но не совсем отвечали ей.
Он был благодарен Колин, но благодарность, которую он не мог выразить, переродилась в чувство вины. – Послушай, если окажется, что у меня уже нет жены…
– Не надо, Вилл, – мягко ответила она. – Ты перебираешь с благородством.
Он выпустил ее руки, и инстинктивно, как будто договорились, они отошли друг от друга, когда среди деревьев появились две клетки, спущенные с вертолета.
