Текст книги "Завещание Шерлока Холмса"

Автор книги: Боб Гарсиа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Вы узнаете в нем Фостера?

Сторож развел руками, будто извиняясь.

– Не могу вам сказать. Я так ни разу и не разглядел его как следует, с тех пор как он появился здесь. В камере всегда полумрак.

– А этот Марк Дьюэн – он когда-нибудь убивал?

– Маловероятно.

– Почему вы так думаете?

– За тридцать лет службы в тюрьме я многих преступников перевидал. Этот, возможно, и был самым злостным грабителем, но вид крови пугал его. Помню, как-то раз ему нужно было выдрать два коренных зуба, здесь и здесь.

Сторож вытер руки о полы куртки, широко раскрыл рот и показал на свои зубы. Мы так и не поняли, о каких именно зубах он говорил.

– Он предпочитал умереть от страданий, чем попасть к тюремному дантисту. Уже за неделю до этого он дрожал от страха. Надо заметить, у нашего дантиста действительно репутация не из лучших.

Лоб Холмса прорезала складка.

– Его навещали родители или родственники?

– Нет. Визиты в нашей тюрьме крайне редки, и начальник делает все, чтобы свести их к минимуму. Да у Дьюэна и не было семьи.

– Водился ли он с кем-нибудь из заключенных?

– Это невозможно. Заключенные не могут обменяться и словом. Устав тюрьмы это запрещает.

– Даже во время ежедневной прогулки?

– Да. Заключенные надевают капюшоны, мешающие им общаться. И сторожа не имеют права с ними заговаривать, особенно новички.

Холмс приподнял брови.

– Новички? – Он указал на труп.

– Да, несчастный Реджинальд Фостер, которого мы только что откопали. Недолго ему пришлось отслужить.

– Недолго? Сколько же?

– Вчера был его первый день.

Холмс вскочил и тотчас окликнул директора тюрьмы, который ожидал нас в коридоре.

Балтимор Компостел вернулся в камеру, бледный как призрак. Он закрывал рот тряпкой, которая служила ему носовым платком. Я заметил, что он избегает смотреть моему другу в глаза.

Холмс резко спросил:

– Вы можете опознать этого человека?

Компостел подавил приступ тошноты и бросил быстрый взгляд на труп.

– Это он. Фостер.

Ему не терпелось быстрее покончить со всем этим.

– Спасибо за все, мистер Холмс. Я… я не смею более злоупотреблять вашим временем.

Холмс выпрямился и смерил быка с головы до ног взглядом ястреба, готового броситься на добычу. Вены на его шее вздулись.

– Не следовало тем более злоупотреблять моим доверием!

Компостел вжался в стену.

– Я… я не понимаю.

Холмс смотрел начальнику прямо в глаза.

– Вы не все рассказали мне о Реджинальде Фостере, – он скрестил руки на груди. – Я жду ваших объяснений.

Компостел обмяк на глазах.

– Если вы узнали о Фостере, то и все остальное разгадаете рано или поздно. Вы ведь для этого здесь, не так ли?

– Так говорите же! – воскликнул Холмс, топнув от нетерпения.

Директор тюрьмы испуганно покосился на дверь и приблизил к нам свою потную голову. От резкого запаха пота мы шагнули назад.

– Этот сторож был назначен на пост вашим братом.

Холмс содрогнулся.

– Майкрофтом?

– Да. На самом деле он был журналистом и вел тайное расследование.

– Почему этот Фостер заинтересовался Дьюэном?

– Понятия не имею.

Толстяк собирался опустить глаза, но Холмс снова поймал его взгляд.

– Почему вы хотите скрыть от меня все это?

Компостел опустил голову. Его щеки почти коснулись груди.

– Майкрофт Холмс попросил меня никому не говорить об этом, особенно вам. Даже Лестрейду.

4

По дороге домой, в экипаже, меня неотступно преследовала жуткая картина изуродованного перепачканного тела. Мой желудок сжался от страха. Я старался отделаться от этого кошмара, сконцентрировав внимание на мельчайших проявлениях бурлящей вокруг жизни: на стуке дождя по крыше экипажа, грохоте колес по мостовой, цокоте копыт нашей упряжки.

Холмс, казалось, был всецело погружен в свои мысли. Я обратился к нему, желая услышать скорее успокаивающий голос моего друга, нежели его мнение об этом зверском преступлении.

– Холмс, как вы узнали?

– Как обычно, мой дорогой Ватсон, методом исключения. Во-первых, было известно, что побег из Миллбэнк невозможен, нам то и дело твердили об этом. Во-вторых, заключенный не прятался внутри тюрьмы, иначе его обнаружили бы в ходе системного обыска. В-третьих, единственные люди, имеющие право входить на территорию тюрьмы и покидать ее в строго определенные часы, – это сторожа. Итак, остается лишь одно объяснение: заключенный Марк Дьюэн убил вошедшего к нему Реджинальда Фостера, раздел его, расчленил труп при помощи ножа и закопал под кроватью. После этого он преспокойно переоделся в костюм сторожа и вышел через главный вход в начале седьмого утра.

– А как у Дьюэна оказался нож?

– Пока у меня нет ни малейшего представления об этом. Но я непременно задам этот вопрос Дьюэну, как только встречусь с ним.

Мой вопрос был на редкость глупым, и Холмс дал мне это понять.

Мы проехали еще четверть часа. Новый вопрос не давал мне покоя:

– А как вы узнали, что тело сторожа зарыто под кроватью, Холмс?

– Это самое незаметное место во всей камере и самое подходящее. Быстрый осмотр пола показал, что примерно на одном квадратном метре плитки были сняты и вновь уложены. Я знал, что тело расчленено, еще до того, как нашел его. Но я не видел необходимости упоминать эту деталь.

Деталь! Холмс умел иногда выразиться! Он свел ужасное убийство к обычной математической задачке.

Экипаж остановился у дома 22lb. Мы рассчитались с кучером и спустя несколько мгновений очутились в нашей гостиной, окутавшей нас живительным теплом. Холмс закурил трубку и опустился в свое кресло так спокойно, будто не выходил из этой комнаты и ничего не произошло. У меня же было еще много вопросов, требующих разъяснения.

– Мне все же кажется невероятным, что никто так и не заметил подмены.

– Вы правы, Ватсон, это невероятно. Но факты говорят сами за себя.

Холмс откинул голову, закрыл глаза и продолжил объяснение в форме монолога, будто мысленно воссоздавая картину преступления.

– Дьюэн надел форму смотрителя и занял место на посту охраны. Несколько минут он общался со сторожем соседнего блока. Затем он уселся читать при свете свечи, ожидая конца смены, чтобы исчезнуть.

– И за все это время он ни у кого не вызвал подозрений?

– В тюрьме в шесть часов утра еще темно. День занимается не раньше восьми. Да и после этого тюрьму вряд ли заливает ослепительный свет, – вы ведь видели, какие там окна.

Я никак не мог взять в толк, как эта оригинальная подмена могла остаться незамеченной для всех служащих тюрьмы, самых надежных в Англии.

Мы долго молчали, погруженные в свои мысли.

– Но каким образом ваш брат замешан во всей этой истории? И как ему удалось назначить журналиста на пост тюремного сторожа? – наконец спросил я.

– Должно быть, такого рода дела входят в его обязанности.

– Его… обязанности? Ваш брат всегда был для меня загадкой.

– Однако вам удалось нарисовать его вполне правдивый портрет в «Случае с переводчиком» и «Чертежах Брюса Партингтона».

– Да, но там ничего не говорилось о его профессии.

– Напротив. Вы сказали об этом больше, чем вам кажется.

Холмс вдруг поднялся, схватил деревянную линейку и ударил ею по раскрытой ладони, будто возвещая о начале урока.

– Разве вы не писали, что Майкрофт – домосед и не слишком словоохотлив? Что он практически не выходит из клуба «Диоген», где проводит целые дни в почти монастырской тишине?

– Да, разумеется, но…

– Вы также упомянули о том, что Майкрофт близок к правительству, где прислушиваются к его авторитетному мнению.

– Конечно.

– А что вам известно о его интеллекте?

– Вы же сами уже сказали, Холмс: рискуя обидеть вас, следует все же заметить, что он превосходит вас в присущих вам талантах рассудительности и размышления, что позволило ему достичь уровня, о котором я даже не осмелюсь заговорить.

Холмс вовсе не казался оскорбленным.

– Вот видите, Ватсон, вы и сами все знаете. Теперь вам нетрудно будет разгадать эту милую загадку, назвав точную должность Майкрофта и место, где он ее исполняет.

Холмс бросил линейку на письменный стол и вернулся в свое кресло. Он курил трубку и наблюдал за кольцами дыма, поднимающимися к потолку. Прошло несколько минут. Поняв, что мой товарищ не собирается ничего добавлять к вышесказанному, я попытался сам разгадать эту «милую загадку».

Балтимор Компостел сказал: «Фостер вел секретный опрос»…

В течение нескольких минут я ломал голову.

Разгадка вдруг пришла сама собой: Майкрофт Холмс принадлежал секретной службе Ее Величества королевы Англии. А клуб «Диоген» – место, где он нес службу!

Удивленный внезапной очевидностью моей дедукции, я не мог сдержать эмоций:

– Так вот оно что!

– Четыре минуты, – объявил Холмс, сверившись с карманными часами.

– Что вы сказали?

– Вам потребовалось ровно четыре минуты, чтобы найти решение, мой дорогой Ватсон.

– Да, да, разумеется, Холмс. Это ведь на самом деле достаточно очевидно. Думаю, вам придется попросить объяснений у вашего брата.

– Это я сделаю в последнюю очередь. Помните, что сказал нам начальник тюрьмы: «Майкрофт Холмс попросил меня не говорить об этом никому, особенно вам». Я хорошо знаю Майкрофта. У него наверняка были веские причины, чтобы не вовлекать меня в это дело. В лучшем случае он мне ничего не расскажет. В худшем – помешает моим запросам и не позволит добраться до его материалов.

Мой друг нахмурил брови и соединил кончики пальцев, как он делал каждый раз, когда погружался в решение сложной задачи.

– Главные вопросы еще впереди, Ватсон. И я не уверен, что Майкрофт знает на них ответы, иначе зачем ему подсылать лазутчика. Прежде всего следует выяснить мотив этого преступления.

– Если верить записке, оставленной Дьюэном, это убийство из мести.

Холмс закрыл глаза и прочел по памяти:

– «Моя месть будет соизмерима с моими страданиями. Мои мучители познают муки ада. Я разыграю перед ними кровавый до тошноты спектакль. Быть может, тогда они поймут, что мне пришлось пережить». «Мои мучители…» – этим он хотел сказать, что последуют новые убийства?

– Если это так, то мы скоро об этом узнаем.

5

На следующий день после этих страшных событий Холмс ушел из дому очень рано, оставив мне записку на столе в гостиной:

«Мой дорогой Ватсон, ухожу почти на весь день. Мне нужно собрать как можно больше сведений об этом Марке Дьюэне.

Вы говорили о вашем намерении остаться сегодня дома, чтобы, внести изменения в текст одного старого дела, которое вы очень мило окрестили как „Скандал в Богемии“. Хочу попросить вас о небольшом одолжении. Мой друг, нотариус, мэтр Уильям Олборн, зайдет к вам ненадолго во второй половине дня за сочинениями, которые я ему давно обещал. Не могли бы вы принять его? Мне кажется, ему не терпится познакомиться с вами.

Вы очень меня обяжете, уделив ему немного времени. Этот господин – мой старый знакомый и один из моих первых клиентов.

Заранее вам благодарен,

Шерлок Холмс».

Само собой разумеется, я не мог отказать в этой услуге моему другу. К тому же это был хороший повод развеяться.

На самом деле моя работа над «Скандалом в Богемии» была завершена. Моего издателя, Джорджа Ньюнса, неотступно преследовала идея издать многие старые рассказы отдельной книгой в связи с требованием огорченных читателей, не успевших прочесть их в журнале «Стрэнд». Ньюнс собирался воспользоваться сменой формата издания, для того чтобы позволить мне внести в текст дополнения, запрещенные в оригинальном издании. В данный момент я должен был составить сокращенный вариант рассказов, завладев которым Ньюнс заставил бы читателей мучиться тягостным ожиданием.

Мэтр Олборн переступил порог нашей квартиры во второй половине дня, как и было обещано. Я ожидал увидеть толстяка, разменявшего шестой десяток, плешивого и напыщенного. Каково же было мое удивление, когда я увидел стройного и элегантного мужчину в метр семьдесят ростом. На вид ему было не более тридцати пяти лет. Он производил неоднозначное, странное впечатление. Его лицо, честное и безукоризненное, хотя и слишком серьезное, немного портило выражение легкой грусти и задумчивости. Его глаза цвета темного каштана казались такими же черными, как и его густые волосы. Если бы Холмс не предупредил меня, я ни за что не догадался бы о профессии этого человека. Я принял бы его за актера, исполняющего романтические роли, или за светского обольстителя.

Мэтр Олборн прочел изумление в моих глазах.

– Я не вполне отвечаю вашим представлениям о среднем английском нотариусе, не правда ли, доктор Ватсон?

– Как вам сказать, если честно…

– Не смущайтесь, это обычная история. Мало кто может подумать, что я занимаюсь этим делом, я и сам иногда в этом сомневаюсь.

Нотариус сел в кресло, которое я ему предложил. Миссис Хадсон принесла нам чай.

– Видите ли, – продолжал он, будто в подтверждение сказанного, – я родом из старинной династии нотариусов. Будучи старшим, я перенял дело своего отца, как он в свое время продолжил дело его отца. Это одно из преимуществ, но и недостатков старших. Мой отец, видите ли, не позволил мне выбрать свою карьеру! А мне тем не менее… – Он сделал паузу, будто раздумывая, стоит ли продолжать.

– А вам?..

– А мне хотелось стать художником или писателем. Я даже ходил на курсы живописи и на театральные курсы… без ведома отца, разумеется. Преподаватели весьма положительно отзывались о моих способностях. Еще я мечтал быть авантюристом, искателем приключений, чтобы потом рассказывать о своих подвигах всему свету. Короче говоря, я хотел быть всем, кроме нотариуса. Вы понимаете?

– Да, понимаю.

На самом деле мне было непросто понять его. Я, сын простого трудяги, разумеется, предпочел бы вести беззаботную счастливую жизнь нотариуса, полную роскоши и изобилия, чем потратить лучшие годы на полях битв в Афганистане.

Уильям Олборн отпил глоток чая и изящно поставил чашку на место.

– Как же я вам завидую и как восхищаюсь вами, доктор Ватсон.

– Мной?

– Да, вами. Вы не знаете, как вам повезло, что вы имеете возможность вести столь насыщенную событиями жизнь рядом с таким гением, как Шерлок Холмс.

– Ну, наша жизнь не всегда такая уж насыщенная. Иногда приходится коротать долгие дни в полной бездеятельности. Скука нередко наведывается и к нам.

– Разумеется, но ваши расследования с лихвой компенсируют периоды меньшей активности. Кроме того, все это прекрасно отражено в ваших рассказах, доктор Ватсон. Ваше умение вести повествование заслуживает всяческих похвал. Вам удается захватить читателя, передать мельчайшие детали и увлекательно описать поступки героев. Я проводил бессонные ночи, читая ваши сочинения, не в силах закрыть книгу ранее, чем дойдя до слова «конец». Многие отрывки я могу прочесть наизусть. Расследования Шерлока Холмса немногого стоят без вашего таланта биографа. Я почувствовал, что краснею. За всю жизнь я не слышал стольких похвал в свою честь. Мне стало неловко за то смирение, которое я всегда испытывал в общении с моим блестящим товарищем. И я стал сомневаться в своей интеллектуальной отсталости.

– Как вам удается держать читателя в таком напряжении, доктор Ватсон?

– Признаюсь, я никогда не думал об этом. Я просто излагаю события в хронологическом порядке, задавая вопросы по ходу повествования. Шерлок Холмс редко говорит о результатах своего дедуктивного расследования, не убедившись в них окончательно. Таким образом, читатель одновременно со мной узнает элементы разгадки, каждый из которых сам по себе не имеет смысла. Лишь собранные вместе в финале, они складываются в прозрачную картину преступления.

– Вы превосходны, доктор Ватсон. Должен сказать, что эта встреча доставила мне огромное удовольствие.

Затем будто облако пробежало по лицу мэтра Олборна.

– В связи с моей работой мне иногда приходится целыми днями бездействовать. К счастью, есть ваши книги, которые позволяют убежать от действительности.

Я внезапно вспомнил о записке, оставленной Холмсом.

– Кстати о книгах, мой друг сказал, что вы собираетесь забрать какие-то сочинения.

– Верно. Это и было целью моего визита. Мистер Холмс говорил, что закончил трактат об исследованиях отпечатков ног. С этим сочинением я еще не знаком. Видите, доктор Ватсон, я хотел бы занять место Холмса в ваших рассказах.

– Это составляет часть игры. Читатель должен вести расследование дела одновременно с детективом и пытаться найти решение быстрее, чем он.

– Точно. Вот почему я хочу обладать талантами мистера Шерлока Холмса. Изучая его труды, я мог бы, возможно, подражать ему. Я очень пристрастился к детективам. Посмотрите, что я принес мистеру Холмсу.

Мэтр Олборн протянул мне конверт толщиной с журнал.

– Убежден, что этот случай его заинтересует. Он непременно должен это прочесть.

Мой гость внезапно впал в задумчивость. Он то и дело менял позу в кресле.

– Я осмелюсь… доктор Ватсон… – Он прервал фразу, слегка кашлянул, в отчаянии заломил руки и продолжил: – Шерлок Холмс сказал мне, что вы рассчитываете внести некоторые… изменения в оригинальный текст «Скандала в Богемии».

– Да, я уже сделал это. Осталось составить краткое содержание на одну страницу. Я не слишком силен в такого рода статьях, но мой издатель обязал меня сделать это ради коммерческой выгоды.

– Я осмелюсь… – робко повторил нотариус.

– Да? – спросил я, едва надеясь когда-нибудь услышать его просьбу.

– Можно ли краем глаза взглянуть на текст? Всего лишь взглянуть. Хотя бы прочесть первые несколько страниц.

Так вот зачем пришел этот проклятый гость. Не встречи со мной он жаждал так сильно, он желал посмотреть на новый вариант моего текста. Холмс попросил принять его. Я не мог отказать ему в этом маленьком одолжении.

– Боюсь, как бы увиденное не разочаровало вас. Эти изменения вовсе не так существенны, как вы, верно, полагаете. Я внес лишь некоторые дополнения. Теперь в моем сочинении семьдесят страниц, а в оригинале было всего пятьдесят пять, поскольку формат журнала «Стрэнд» был ограничен.

Его глаза загорелись.

Я непринужденно добавил:

– Я предлагаю вам прочесть мое сочинение, если у вас есть время.

Мэтр Олборн обрадовался, как мальчишка, обнаруживший под новогодней елкой любимую игрушку. Разумеется, у него достаточно времени. Думаю, он непременно обнял бы меня, если бы правила хорошего тона позволили ему сделать это. Я протянул ему текст, в чтение которого он с наслаждением погрузился. Я же остался сидеть у очага, держа на коленях чернильницу и ища вдохновения в непрерывном танце огня.

Не найдя вдохновения, я погрузился в сон. Мой гость, кажется, не заметил этого, поскольку был занят чтением.

– Какая женщина! – воскликнул Олборн.

– А? Что? Кто здесь?

– Эта Ирэн Адлер. Какая исключительная женщина! Я проглотил вашу историю так, будто читал ее впервые, доктор Ватсон.

Мэтр Олборн казался очень взволнованным.

– Ваше описание мадемуазель Адлер, этой великолепной молодой женщины с волосами цвета меди и изумрудными глазами, получилось более трогательным, чем в первой версии. Такой она во всем напоминает мне мою возлюбленную.

– Ваша возлюбленная, должно быть, очень красива, – ответил я, еще не проснувшись до конца.

– Да, была.

– Надеюсь, с ней не случилось ничего досадного.

– Она умерла.

Лучше бы мне было промолчать. Наступившая тишина затянулась. Затем нотариус заговорил, будто обращаясь к самому себе.

– Вы не могли знать. Она разбилась, выпав из окна своей усадьбы.

Я прокашлялся, соображая, как вести себя дальше.

– Это был… несчастный случай?

– Кроме нее, этого никто точно не знает, а она уже ничего не расскажет. Подозревали одного ее знакомого, но суд признал его невиновным.

– Это… так ужасно… – бормотал я, побагровев от смущения.

Какую непростительную бестактность я совершил! Тут уж я окончательно проснулся.

Взгляд упал на письменные принадлежности. Лист бумаги был безнадежно пуст, что свидетельствовало о том, что заснул я моментально. Издателю придется еще один день подождать моего резюме.

Стрелки настенных часов показывали шесть часов вечера.

Мэтр Олборн, казалось, вновь овладел собой и улыбался своей меланхолической улыбкой.

– Не смею более докучать вам, доктор Ватсон. Новый вариант «Скандала в Богемии» привел меня в полнейший восторг. Позвольте еще раз выразить вам Мое почтение.

– Благодарю, Но моя заслуга невелика. Повторюсь, я всего лишь излагаю факты такими, какими их вижу.

– Вы делаете намного больше. Вам удается привнести толику волшебства и тайны в мрачное, застойное существование. Попробовав писать сам, я знаю, что это искусство не из легких. Нужно испытать свое воображение, задеть чувствительную струну читателя, бесконечно удивлять его, рисуя правдивые персонажи и ситуации. Писателей, сочетающих в себе все эти таланты, не так уж много. Что касается меня, то моих способностей хватает лишь на ничтожные рассказики, на которые не взглянет ни один уважающий себя издатель.

Этот поток комплиментов пришелся мне по сердцу, поскольку казался продиктованным искренним порывом.

– Я убежден, что в каждом из нас есть талант. Иногда нужно, чтобы прошло какое-то время, иногда – чтобы представился случай выразить его. Думаю, мне повезло – у меня было и то и другое.

Мэтр Олборн едва уловимо улыбнулся. Он тепло пожал мне руку и ушел, не забыв прихватить «Трактат об отпечатках ног». Меня охватила радость. Только что судьба подарила мне нового друга.

Я едва успел завершить работу над введением к повести «Скандал в Богемии», когда Холмс вошел в гостиную. Он снял промокшее пальто, и, потирая замерзшие руки, протянул их к потрескивающему в камине огню.

– Я принял вашего коллегу, Холмс.

– Моего коллегу?

– Мэтра Олборна. Вы попросили меня…

Его мысли явно были в другом месте.

– Ах да, Ватсон, благодарю вас, вы оказали мне неоценимую услугу. Надеюсь, это вас не слишком затруднило.

– Напротив, мэтр Олборн оказался очень приятным и интересным собеседником. Кстати, он оставил это для вас.

Холмс взял пакет, взвесил его на руке и бросил на ворох бумаг, возвышающийся на его письменном столе. Я был озадачен.

– Вы не откроете его?

– Это не нужно, Ватсон, я и без того знаю, что там внутри. Все дела мэтра Олборна похожи одно на другое. Опять супружеская измена или поиски правоприемника в случае спорного наследования. Я займусь этим позже.

Я вспомнил, что Холмс намеревался собрать сведения о Марке Дьюэне, убежавшем из Миллбэнк.

– Вам удалось что-нибудь узнать?

– И да, и нет. Этот Дьюэн – настоящая загадка. Казалось, его ждет прекрасное будущее. Уже в двадцать два года он получил диплом адвоката и сразу приступил к исполнению своих обязанностей. Год спустя женился на дочери одного из своих клиентов и переехал в Ченсери-лэйн. Его будущее было как на ладони, пока не произошел непонятный случай.

Холмс закурил трубку, поглубже уселся в свое кресло, которое подвинул ближе к огню, и, погрузившись в размышления, соединил кончики пальцев.

– Его жена исчезла, не оставив ни единого следа, одним декабрьским утром, три года назад.

– Как вы узнали это?

– Я передам вам подробности моего расследования. Пока скажу только, что мне относительно легко удалось отыскать старого слугу Дьюэна.

Я окунул перо в чернильницу и взял листок бумаги, чтобы не упустить ни слова из рассказа моего друга.

Холмс слово в слово передал мне свою беседу со стариком.

– Как давно вы знаете Марка Дьюэна?

– С самого его рождения. Я работал у его родителей. Он был мне, как родной сын.

– Замечали ли вы у него склонность к насилию?

– Меньше чем у кого-либо другого на свете. Мой молодой господин был хорошим человеком и любил правосудие. Он выбрал карьеру адвоката в соответствии со своим призванием. Он рьяно защищал права слабых и угнетенных. Он осуждал любое насилие и считал, что всякий конфликт можно разрешить мирными средствами.

– А его супруга?

– Она была такой же. Большую часть времени она проводила, занимаясь благотворительностью. Они были молоды и полны надежд. Оба мечтали сделать мир лучше.

– А жили они мирно?

– Да. Их союз был идеальным. Марк Дьюэн обожал супругу, и она отвечала ему взаимностью.

– При каких обстоятельствах она исчезла?

– Одним декабрьским утром за ней приехал кучер. Она должна была поехать в Лаймхаус и отвезти теплые вещи одной бедной семье.

– Вы когда-нибудь сопровождали в ее поездках?

– О нет! Миссис была очень отважной и никогда не позволяла сопровождать ее. Впрочем, с ней никогда ничего дурного не случалось. Бедняки знали и уважали ее. Но тем вечером она не вернулась.

– Полагаю, Марк Дьюэн немедленно заявил о ее исчезновении в полицию?

– Нет. Я предложил ему послать меня заявить в полицию, но он категорически отказался.

– Почему?

– Думаю, он хотел самостоятельно, своими силами вести расследование. С тех пор он почти все время проводил в поисках своей супруги, скрывая от близких свое отчаяние…

– А семья молодой женщины не беспокоилась?

– Родители обоих супругов скончались.

– Что именно предпринимал Дьюэн?

– Днем и ночью он обыскивал все закоулки, особенно вблизи Лаймхауса.

– Он больше не работал адвокатом?

– Нет. Все его проблемы тогда и начались. Одного за другим он потерял всех своих клиентов. Он больше не мог платить налоги. Пришли судебные приставы и изъяли мебель и ценные предметы. Он перестал платить мне жалованье. Но все равно я оставался с ним до конца.

– До конца?

– Я хотел сказать, до того как моего господина выселили и заключили в тюрьму Миллбэнк.

– У Марка Дьюэна не было собственных сбережений?

– Были, но он истратил их за несколько месяцев. После этого он стал брать деньги в кредит в банках и занимать у друзей. Уже через год он был полностью разорен и по уши в долгах.

– Куда ушли все эти деньги?

– Думаю, он тратил их на поиски супруги, или же…

– Или?

– Он платил шантажистам.

– Вот как! Ваш хозяин получал письма с просьбами о выкупе?

– Не знаю. Но я много раз наблюдал, как он вздрагивал, читая почту. Однажды он получил небольшой сверток. Открыв его, он страшно побледнел, и на лице его отразился настоящий ужас.

– Вам известно, что было в том свертке?

– Нет. Я стараюсь даже не думать об этом.

– Как он появился?

– Рассыльный передал его моему господину лично в руки. Он испытал шок, а затем впал в крайнее возбуждение. Он был в панике, бегал из угла в угол и кричал: «Мне нужны деньги! Я должен заплатить, это – единственный выход!»

– А потом?

– Я же сказал, его забрали в тюрьму Миллбэнк за долги.

– Вы его видели после этого?

– Я пытался, но начальник тюрьмы, Балтимор Компостел, отклонил мою просьбу, хотя она была вполне законной. Компостел стремится создать в тюрьме атмосферу террора. Многие из его заключенных кончали жизнь самоубийством или сходили с ума от одиночества и от услуг, которые он им навязывал. Кажется, он из одного садизма вырывал им зубы.

– Вы больше не получали никаких новостей от Марка Дьюэна?

– Нет. Но есть одна деталь, о которой я забыл сказать. Прямо перед тем, как его забрала полиция, он попросил меня найти кучера, который увез госпожу в день ее исчезновения. Я долгие месяцы только и делал, что ходил по всем стоянкам экипажей, но безрезультатно.

– Вы помните, как выглядел тот кучер?

– Я не очень хорошо рассмотрел его лицо. Он высоко поднял ворот одежды, и на нем были темные очки.

Ужасное дело Дьюэна начало принимать определенные очертания. Его супруга была похищена таинственным кучером одним декабрьским утром. Молодой адвокат, вероятно, получал письма с угрозами и поэтому не обращался в полицию. В конце концов он разорился, не в силах выполнить непомерные требования похитителя или похитителей. Он пытался отыскать следы своей жены в Лаймхаусе, но его посадили в тюрьму за долги. Удалось ли ему установить личности вымогателей за время своего пребывания в тюрьме? Может быть, там же он разработал и план мщения? Но как объяснить жестокое убийство Фостера?

Эти и другие вопросы роились в моей голове. Каким образом Майкрофт Холмс замешан во всей этой истории? И почему он использовал журналиста в качестве шпиона? Успел ли Фостер обнаружить что-то важное?