Текст книги "Трасса смерти"

Автор книги: Боб Джадд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– Даже и не знаю, как мы сможем обойтись без ударной волны, – пошутил я, стараясь отвлечь его, но, похоже, он меня не слышал.

– Смотри: все, что от нас требуется, это обеспечить связь между топологией внешней поверхности нашего чертежа с обеспечением «Фейк-спейс-лабс», и мы сможем смоделировать любую ситуацию, какую захотим. Даже более того, через «Грэй» в Пэл-Альто мы сможем связаться со станциями «Кларенс», «Билл» и «Кэти», а они смогут внести изменения в любую часть нашей машины на компьютерном автоконструкторе, и мы тут же увидим эффект. Можем заказать любые изменения в конструкции, какие захотим, и для этого не надо готовить модель и дожидаться ее несколько недель. Ты понимаешь, о чем я говорю? Можно проверить математически эти изменения за десять минут, переделать и опробовать снова, десять минут спустя. Ты не хуже меня знаешь, Форрест, что большинство гонок в наши дни выигрывается до старта. Мы могли бы получить огромное преимущество. Уверен, мы обштопаем такие команды, как «Вильямс», которая затратила десять миллионов на новую аэродинамическую трубу. – Я снова попробовал его остановить, но Алистер метался, размахивая руками, как огромная птица: – Даже прямо сейчас. Можешь взять эти машины с собой в Монреаль, и если мы найдем лучшую обтекаемую конфигурацию, то опробуем ее на компьютере, заставим наших парней сделать за ночь, и ты получишь ее для трассы на следующий же день и увидишь в деле.

Он перевел дух, и я вставил:

– Сколько стоит машинное время на твоем суперкомпьютере в Калифорнии?

– Ну, учитывая разницу во временных поясах, мы действительно находимся в выгодном положении из-за сниженных ночных расценок и особого договора, который этот Вильбур из «Фейк-спейс-лабс» имеет…

– Короче, – сказал я. Менеджеры всегда спешат, потому что знают, что если когда-нибудь даже будет изобретен сорокавосьмичасовой день, его все равно не будет хватать. Поэтому приходится экономить время за счет другого. – Сколько ты просишь?

– Двести двадцать пять тысяч долларов на первичное исследование и выявление технических дефектов. Дефекты всегда будут, – ответил он.

– Можешь их тратить, – был мой ответ.

Глава 6

Отель «Гран-Каяк» высился над рекой Святого Лаврентия, вытянувшись на юг, как форштевень корабля, причалившего к рукотворному острову Иль-де-Франс. Его построили к Всемирной выставке в Монреале 1957 года, и не было особых причин останавливаться именно в нем, если б не недельные канадские гонки «Гран-при». Главный вход – «Гран-Каяк» (да, здесь произносят так) находился в пяти минутах ходьбы от трассы. Каждый, кто приезжает семьей, старается остановиться здесь, потому что это так удобно, разве не знаете?И отель «Гран-Каяк» наглядно демонстрирует факт, что у меня денег больше, чем у тебя. Разве не знаете?

«Большой Петух», как Рассел прозвал отель, был выбран по желанию Сьюзен. Она заявила, что мы должны быть в первых рядах. Что если хочешь добиться успеха, надо вести себя так, как будто он уже у тебя в кармане. Избитые истины… Впрочем, я помалкивал. Деньги были ее, и она достаточно настрадалась, да и впереди ее ждали тоже тяжелые времена. Команда «Джойс» подкатила на нескольких такси. В круговороте людей, снующих по ступенькам вверх и вниз, были и ребята из ТВ, внимательно вглядывавшиеся в окна такси, стараясь высмотреть, кто там внутри.

Нет, ни я, ни Рассел им были не нужны. К черту этих гонщиков, где же «Сногсшибательная Секси Мамочка»? Та, которая является Хозяйкой Команды «Формулы-1». Недавно Овдовевшая. Замешанная в Сексуальном Скандале. В наше время группы телерепортеров успевают повсюду. В этой группе была блондинка с дежурной улыбкой и в отличном красном костюме, которая вела прямой репортаж с «Иль-де-Норт-Дам». Еще длинноволосый оператор в мешковатых штанах, щурившийся в свой объектив. И еще один бесформенный, нудный и лысый звукооператор, увешанный источниками питания и магнитофоном, а в руке он держал длинный шест, на конце которого болтался микрофон. Из надписи на его футболке можно было узнать, что «Звукооператор – это ваши уши». И наконец долговязая женщина-режиссер в джинсах и кожаной мотоциклетной куртке, которая держала в руке подставку для бумаг и начала уговаривать Сьюзен, как только мы вышли из такси: «Давайте займемся этим прямо сейчас, дорогуша, потому что нам дали время только на одну сцену, и мы хотели бы успеть к пятичасовому выпуску».

«Сногсшибательная» Сьюзен бегала по ступенькам в вестибюль и обратно в сопровождении трех рассыльных, которые таскали коробки, и крупной мрачной женщины на высоких каблуках и в платье из печатной ткани, которая бегала за ними.

– Форрест, – сказала Сьюзен, положив руку мне на плечо, – я хочу, чтоб ты встретил Салли Бабанье – нашего пресс-аташе в Монреале.

У Салли было гладкое, лоснящееся лицо, как у угря кожа, с глазами-бусинками, и блестящие черные волосы, стянутые сзади в конский хвост. Она вглядывалась в мельтешащую толпу и заметила нас, когда я сказал: «Привет». Она кивнула, не глядя на меня. А Сьюзен продолжала говорить: кто те в куртках? Где же ЭСПН, я не вижу ЭСПН. Салли Бабанье нетерпеливо ответила, как будто Сьюзен полагалось это знать:

– ЭСПН сообщили, что они не имеют эфирного времени. И их группа в любом случае будет здесь не раньше пятницы. Я разговаривала с их продюсером, мистером Скульником. Ты знаешь Мэла? Он душка. И пользуется очень большим влиянием в ЭСПН, – ее лоснящееся лицо на момент изобразило улыбку оттого, что она знает Мэла, – Мэл сказал, что посмотрит, как пойдут дела. Возможно, они организуют встречу с тобой в студии в субботу. И потом вставят этот кусок в репортаж о гонках, если эта история к тому времени не выдохнется.

Сьюзен ответила:

– Черт побери! Ладно, давай надевать куртки и займемся делом. Ты сделала мои сообщения для прессы? – Салли передала Сьюзен лист бумаги с печатным текстом. Сьюзен пробежала его взглядом и сказала: – Ты мне не поможешь, Форрест? Эти куртки нужно надеть на всех.

Куртки были из фиолетового атласа, с эмблемами всех наших спонсоров, кроме «Бэнк оф Катар». Вместо него яркими красными буквами красовалось «Сногсшибательная Секси».

Сьюзен беседовала с тележурналистами. Где она должна встать? О чем пойдет речь? Как много времени займет ее заявление? Мисс Бабанье хотела быть уверенной, что будет показан крупным планом «Гран-Каяк». «Это входит в сделку», – заявила она.

Я взял Сьюзен за руку.

– Тебя можно на минуту?

– У меня нет ни минуты!

– Найди! – ответил я и потянул ее за собой. – Лучше не зарывайся. Вспомни о том, кто ты есть.

– Давай поставим точки над «i», Форрест. Во-первых, в следующий раз, если ты меня вот так же утянешь куда-нибудь, я тебе врежу. Честное слово! Во-вторых, я занимаюсь делами моей команды. А ты выигрываешь гонки. Если сумеешь.

– Прекрасно! Ты занимаешься командой. Но мне думается, здесь у тебя неважные перспективы, Сьюзен. Прошло три недели со дня похорон Фила. Документы…

– Что, по-твоему, мне остается делать? Надеть вуаль и заливаться слезами? – Она натянуто улыбнулась. – Никакой печали. Я не собираюсь сидеть не шелохнувшись из-за той вонючей истории в «Эклипс». Может, ты считаешь, что место жены – у могилы ее мужа? Но это не для меня, да и Филу это не нужно. Более того, на моем месте он сделал бы то же самое. Теперь слушай, Эверс! – сказала она, положив руку мне на грудь и понизив голос, так что мне пришлось наклониться, чтобы расслышать ее слова. – Я хочу продвинуть эту команду даже дальше, чем он мечтал. Чтобы выиграть «Формулу-1», есть два пути. Первый – выиграть гонку, потому что это приносит известность, а это то, что надо спонсорам. А другой путь – это вылезти и стать известным любым иным способом.

Люди из телегруппы махали нам руками. Они работали по каналу спутниковой связи, и времени было в обрез.

– Ради Бога, выше нос, Форрест! Если боишься, спрячься где-нибудь.

Она поднялась на ступени отеля, надела фиолетовую куртку и достала лист бумаги. Ветер шевелил ее волосы, и на фоне высокого портала она казалась такой беззащитной и хрупкой.

– Мой муж погиб ровно три недели назад, – произнесла она в микрофон. – И я уверена, что он был бы рад за меня, узнав, что я подаю в суд на газету «Эклипс» с требованием возмещения ущерба на сумму в сто миллионов фунтов стерлингов. Именно столько стоит команда, которая для своего существования нуждается в доброй воле и расположении спонсоров. Единственная причина, по которой наши спонсоры сотрудничают с нами, – наша репутация. Тот факт, что мы потеряли как спонсора «Королевский Бэнк оф Катар», свидетельствует об ущербе, который нанесла нам эта злобная клевета. Клевета, из которой только одно утверждение я не отвергаю как необоснованное и лживое, а именно то, – она сделала секундную паузу, – что я «сногсшибательно сексуальна». Хоть это и говорит о вульгарном стиле, характерном для «Эклипс», но я не собираюсь оспаривать в суде это конкретное утверждение. Кроме всего остального, что было напечатано обо мне. Смерть Фила была так тяжела и болезненна для нас, чтобы еще оказаться жертвой мерзкого копания в чужом белье. Я считаю, что имею право на личную жизнь и на свою семью, а в эти обе сферы бесцеремонно вторглась эта мерзкая газетенка. Жизнь женщины не кончается со смертью ее мужа, и я теперь докажу, что я действительно «Сногсшибательная Секси». Я докажу это на деле.

Без всякого сомнения, камера давала крупным планом заставку «Сногсшибательная Секси». Оператор снял аппарат с плеча, и Сьюзен повернулась к Салли:

– Я не могу так говорить.

Салли чуть вскинула нос:

– Да нет же, можешь. Ты только что это сделала.

– Что докажу это на деле. Это не шутка.

Салли посмотрела на Сьюзен с верхней ступеньки.

– Ты понимаешь, – сказала она, – это как раз то, за что газеты тут же ухватятся. «Сногсшибательная Секси» докажет это на деле! Это суперзаголовок! Мы же на этом заработаем!

– Выражение «дерьмо собачье» тебе о чем-нибудь говорит? – спросила Сьюзен.

– Ладно, – ответила Салли. – Не знаю, есть ли у нас для этого время, но я попробую уговорить босса кое-что переснять.

Посыльный тронул меня за рукав:

– Простите, вы – Форрест Эверс?

Я утвердительно кивнул, автоматически потянувшись за шариковой ручкой, полагая, что он просит автограф.

– Вам звонят из Парижа.

Из-за стойки администратора дежурный поверх голов сказал мне:

– Седьмая кабина. Ждите звонка.

Телефон зазвонил.

– Форрест, друг мой, я прочитал о тебе в английских газетах. Как себя чувствуешь в ранге супержеребца?

– Какая радость слышать тебя, Панагян! В той статье сплошная брехня.

– Напротив, милый друг! Я хочу сказать, пойми меня правильно, но то, чем ты занимаешься в свободное время, мне не совсем безразлично. Она очень привлекательная женщина.

– Зачем ты звонишь?

– Мы провели телефонный экспресс-опрос в Британии, где вышла статья, – в основном отношение негативное.

– Меня не волнует реакция на эту статью. В ней – ложь. И больше ничего! Хватит об этом!

– Не все так просто. Я хочу сказать, что формируется сложная реакция на нашу рекламную стратегию. На то, что в каждом порту женщины разные. В основном это не нравится женщинам, но похоже, что и некоторые мужчины ощущают неловкость. Сейчас не самое подходящее время, чтоб тебя видели с разными партнершами.

– Прости, Панагян, но это же ваша стратегия!

– Конечно, конечно. Мы здесь не говорим о том, чтобы ее менять, речь идет лишь о незначительной корректировке.

– Что это за маленькая корректировка? Ты хочешь, чтобы я спал с Сьюзен? Ты считаешь, что это будет остроумное маркетинговое решение?

– Успокойся, Эверс. Нет, нет. Интересно то, что мужчины, на которых мы рассчитывали как на потенциальных потребителей «Формулы-,1», в большинстве своем позитивно реагировали на концепцию постоянства. Они не склонны к тому, чтоб соблазнять многих женщин, они желали бы найти свою единственную. Они склонны к тому, чтоб тебе угомониться и устроиться. Мысль о том, что ты мог переспать с миссис Джойс, им не по душе. С маркетинговой точки зрения, я бы не рекомендовал этого делать.

– Я так благодарен вашему руководству!

– Что ты такой чувствительный сегодня, друг мой? Просто выслушай меня хоть секунду, если можешь. Я говорю о том, что мы впредь не будем гнать тебя сквозь строй женщин. В нашем списке еще около семидесяти стран, которые, возможно, придется посетить, и сложно сказать, какие там будут результаты опросов, но остаток года мы собираемся предоставить тебе для романтической связи с одной женщиной. Великолепной женщиной. Ты знаешь Вирджинию?

– Закатывающуюся поп-звезду?

– Последний ее диск был платиновым. Она очень возбуждена перспективой встречи с тобой, Форрест!

– Ее последний диск вышел пять лет назад. Вирджиния – это пиранья!

– Она очень приятная девушка. Ну и что же, что ее карьера на исходе? И пусть в Европе она особенно не котировалась. Но сейчас это для нее великий шанс пробиться в Европу. И у нее на выходе новый диск.

– «Мощные Титьки».

– Прошу прощения?

– Так ее зовут мальчишки.

– Альбом называется «Готова ради тебя» и обещает быть очень популярным. Мы внедряем вас в Западной Европе вместе с «Олимпия рекорд». Вирджиния очень милая, милая женщина, Эверс, и ты получишь наслаждение, работая с ней. Такой вид наслаждения купить невозможно.

Есть какая-то совершенная простота в точке на горизонте. Она возникла в моем поле искаженного зрительного восприятия при скорости машины 195 миль в час. Математическая вероятность достичь ее такая же, как и то, что она существует. Забудь о моральных проблемах. Нет никаких репортеров и смущенных девочек-подростков, закидывающих удочку, чтобы словить «кайф». И никаких директоров, умоляющих тебя сделать это еще разок с чуть более жизнерадостной улыбкой, чтобы мы могли получить снимок. Ты должен дать ответ на единственный вопрос. Настолько же простой, как и любой другой вопрос. Вопрос не о законах человеческой природы или о законах физики, скорости, трения, степени скольжения, температуре, аэродинамике и инерции. Вопрос о том, повернуть ли? Или тогда потеряешь контроль над машиной?

Я уже наполовину отработал свою утреннюю тренировку в пятницу, во многом надеясь на нее. Я старался хоть как-то приблизиться к приличному зачетному времени. У «Мальборо», «Мак-Ларена», «Феррари», «Вильямса» и «Лотуса» были активные подвески и датчики, которые замечали неровности трассы и сразу же сообщали о них электронному мозгу, который тут же устанавливал для каждого колеса – на сколько подняться на данном участке, изменяя степень амортизации подвески. Я же был привязан к шасси и болтался, как горох в консервной банке. У нас не было автоматической трансмиссии или дистанционного управления, которые позволяют не столько управлять машиной, сколько думать о стратегии гонки. У нас не было и космической технологии лидеров, и у нас не было шанса оказаться в их числе. Все, что мы имели, – это шанс получить одно или два очка за финиш пятыми или шестыми. Если у лидирующих команд кто-нибудь вырубится или врежется в другого, а у нас будет только одна или две незначительные поломки и Рассел и я выжмем из машины максимум возможного, мы можем финишировать с зачетными очками, выиграть какой-нибудь денежный приз, избежать ужасов переквалификации и, возможно, привлечь достаточно спонсоров, чтобы купить что-то из новинок передовой технологии. Это и была наша точка на горизонте, к которой мы стремились, – больше денег, чтобы выдвинуться в передние ряды.

И вот я жму на газ лишнюю микросекунду, отпускаю и нажимаю на тормоз, чуть резче делаю поворот, отлетаю от наружного бордюра, резко ударяюсь о внутренний, резче, чем следует, жму на газ, и машина завертелась.

Велики те гонщики, которые могут заставить машину, любую машину, идти быстрее, чем кто-либо другой. Например, Джимми Кларк сел в устаревшую модель «астон-мар-тин» на «Фомруле-1» в Сильверстоуне и побил рекорд трассы. На первом же круге. С общего старта. Но нет таких гонщиков, которые могут заставить машину идти быстрее, чем ей положено. И в этом – еще один маленький закон Эверса для гонок. Я уже не гонщик, машина вышла из-под контроля – я просто пассажир. Машине потребовалось много времени, чтобы вдоволь покрутиться, пересечь трассу, уткнуться носом в зеленую траву на обочине дорожки, пробивающуюся сквозь гравий, уплотнившийся от дождя, лившего прошлую ночь, засыпать свой нос и крылья щебнем, взметнувшимся из-под колес машины, и в конце концов врезаться в ограждение. Навалом времени, чтобы подумать, что Фил изошелся бы, видя все это. И вспомнить о том, что он уже не менеджер команды, он – покойник. Это я был менеджером команды. И я сказал, что говорят пилоты самолетов в диктофон, когда замечают, что нос самолета устремился к земле, а на борту триста восемьдесят семь визжащих пассажиров, а казавшаяся точкой крыша какого-то пригородного домика быстро вырастает и заполняет весь экран. Я сказал, что они всегда говорят перед столкновением:

– Ах, мать твою…

Глава 7

– Как там мой диффузор? – Глубокий, резонирующий голос Алистера звучал так, будто он сидел в подвале отеля, а не доносился по спутниковой связи из Пьюри-Энд. За окном моего номера плыл по реке какой-то сухогруз. Время было обеденное, а моя кровать площадью в пол акра была все еще не прибрана, а на подушке валялись обернутые в фольгу трюфели в шоколаде, словно перья некой экзотической птицы. Никаких конфет героям гонщикам не полагается, чтобы они, не дай Бог, не прибавили в весе хотя б унцию. Никаких томных молодых женщин, которые могли бы наводить беспорядок в их постели и затуманивать мозги лаской и желанием. Первый квалификационный заезд начнется через час, и у механиков были хорошие возможности подготовить машину. Никаких запахов лосьонов и прочей парфюмерии в ванной с зеркалами во всю стену. Когда видишь себя в полный рост в этих зеркалах, то начинаешь сомневаться: действительно ли гонщик «Формулы-1» настолько неотразим? Как можно быть в этом уверенным, если видишь себя со всех сторон и рядом никого нет, кто мог бы высказать свое мнение.

– Так мой диффузор не вышел из строя, правда? – настойчиво допытывался голос Алистера.

Его диффузор. Если вы в самом деле из когорты тех ненормальных, которым нравится рассматривать зад гоночной машины, то знаете, что диффузор – это что-то вроде фена для волос. Именно диффузор ускоряет и рассеивает воздушный поток на выходе, создавая большой вакуум под днищем автомобиля и устраняя его сзади машины. Специалистам «Формулы-1» по аэродинамике может не хватить и шести часов, чтобы поведать все о диффузорах. А мой лимит – около шести секунд.

– Все прекрасно. Зад машины вообще не пострадал. Досталось носу, передним крыльям и колесам.

– Это хорошо. А как себя чувствует гонщик?

– Гонщик полон раскаяния, но скоро справится с этим, – ответил я.

На палубе сухогруза стояла какая-то молодая женщина. Она смотрела в моем направлении, видя, вероятно, как ее судно отражается в огромных стеклянных блоках современного отеля. Потом она открыла дверь и исчезла за ней.

– Как менеджер команды могу сказать, что водитель был неклассный. Он слишком старался и слишком спешил. А что ты имел в виду под своим «это хорошо»?

– Я хочу сказать, что мы сейчас получаем интересные результаты в связи с нашей компьютерной аэродинамической трубой. И еще потребуется несколько недель, пока мы получим новую конфигурацию диффузора, так как чертовски много времени уходит на углеродистую сталь. Но новые пластины оперения переднего крыла уже почти готовы. Они помогут тебе держаться на трассе подальше от ограждения.

Творцы аэродинамики любят изображать из себя вольных духов, витающих в высших сферах неисследованной области физики. Они парят (до тех пор пока вы не развеете их грезы, предложив пообедать за ваш счет).

В принципе, все очень просто: можно либо поднять крылья, чтобы лучше держаться на поворотах, или же опустить их, чтоб повысить скорость на прямой. Короче говоря, можно поднять крыло, чтобы улучшить устойчивость, или опустить его, чтобы повысить скорость. Вся штука в том, чтобы поднимать и опускать крыло в одно и то же время. «Феррари» отыскала в 1991 году пробел в ограничениях на передние крылья, и с тех пор инженеры аэродинамики выдают все новые виды оперения передних крыльев, чтоб увеличить силу давления на перед машины.

– Мы и так еле ползем на прямой, – заявил я. – Я не нуждаюсь в большем торможении, мне нужно больше мощи.

Алистер проявил терпение, словно объяснял премудрости жизни недоверчивому ребенку.

– Мы дадим тебе больше скорости. Сейчас мы проверяем, как влияет форма переднего крыла на обтекаемость, добиваясь, чтобы она отводила поток воздуха от передних колес и от днища машины. В то же время мы ускоряем прогонку воздуха под крылом, чтобы снизить его тормозящий эффект. И мы большей частью уже избавились от завихрений, возникающих от передних колес. Разве это не великолепно? Ты меня слушаешь, Форрест?

– Частично.

– Дело в том, что все, что мы сейчас получаем на экране компьютера, пока только результаты расчетов, не проверенные на практике, но они обнадеживают. Мы можем проверить самые различные варианты векторных промежутков в трехмерном пространстве. Какое-то время у нас были неприятности со сложными кривыми на восходящем участке. Мы вот-вот закончим изготовление новых передних крыльев и сегодня вечером установим их на макет, дтобы у тебя было время проверить их завтра утром и посмотреть, что это такое. Какая там обстановка со всем этим дерьмом по поводу Сьюзен?

– Сьюзен держится молодцом.

– Да, она и в самом деле отлично выглядит. По всем каналам. Только вот в ней не просматривается тот шарм маленькой милой леди, которую я привык видеть.

– Да, это так.

– Она всерьез намеревается довести дело до суда? Все-таки сотня миллионов фунтов – мы могли бы заняться настоящей аэродинамикой.

– Пока не трать их.

– Ты сегодня полон юмора, Форрест. Всю ночь буду обкатывать крыло, так что раньше чем к утру до тебя не доберусь. Пока.

– Возьми самолет.

– Что ты сказал?

– Шутка.

– Правильно. Держи хвост пистолетом, пока меня нет.

– Попробую. Не слишком ли ты петушишься для своих лет и стажа? Неужели это крыло такое хорошее?

– Да, и мне только что звонили из «Эмрон».

– Когда я с ними встречался на Беркли-сквер, они сказали мне, что собираются купить часть твоей компании.

– Они хотят скупить всю. Я посоветовал им трахать самих себя. Получат огромное удовольствие. – Последовала пауза. – Между тобой и Сьюзен есть что-нибудь?

– Около восьми этажей шикарного отеля. Ты развлекаешься сам с собой более двух раз в день, Алистер?

– Что за чушь ты несешь?

– А что такого, поскольку мы говорим об интимных вещах. Сьюзен сейчас в трауре. И тебе наверняка трудно оценить это без программных обеспечений, но разные люди реагируют по-разному. Думаю, Сьюзен обозлена, крайне обозлена смертью Фила, и притянуть газету в суд – это для нее возможность как-то спустить пар.

– У тебя есть какие-нибудь свежие мысли по поводу гибели Фила?

– Если бы. Только и думаю об этом, но ничего нового не приходит.

– Я только что подумал вот о чем. Я сказал бы и раньше, но просто забыл об этом. Хочу сказать, что это случилось тогда, да и прежде было не редкость. А может, это и не имеет значения.

– О чем ты, Алистер?

– Он надел наушники. Поскольку мы все сидим на одном канале – это без разницы. Но знаешь, наушники лежали на стенке ангара, и я просто схватил какие под руку попались, а Фил схватил другие, и только потом я обнаружил, что на моих наушниках было написано его имя.

– А, эти маленькие ярлыки на липучке. Ты кому-нибудь говорил об этом?

– Нет. Я об этом не думал. Ты считаешь, тут что-то есть?

– Ну, если б ты был таким параноиком, как я, то тебе в голову пришла бы мысль, что тот, кто подстроил этот несчастный случай с Филом, может, охотился вовсе не за Филом.

– Ты только что утверждал, что я слишком хорохорюсь.

Я не мог заснуть. Послеобеденные квалификационные заезды прошли не очень удачно. С машиной вроде все в порядке. Просто она недостаточно быстра. Мы с Расселом перепробовали все и бились о бордюры дорожки, нажимая на акселератор на микросекунду раньше. Но компьютерные распечатки вынесли беспристрастный приговор. На прямой мы шли медленнее на 15 миль в час, чем машины команд «Вильямс» и «Мак-Ларен». Убирали крылья, выигрывали пару миль в час на прямых и ковыляли, как пингвины, на поворотах. Никакой активной подвески! Никакой автоматической трансмиссии! Никакого заумного двигателя, созданного творчеством тысяч инженеров, связанных воедино крупным моторостроителем. Мы гоняем допотопные машины в век гипертехнологии. Рассел пришел девятнадцатым, а я – двадцать первым. Где-то ниже допустимого.

Рассел заявил, что «мак-ларенов» он доставал на поворотах, но на прямых те просто исчезали из виду. Он хорошо водил машину, не боялся никакого риска и, будь у него достойная машина, после гонки мог бы подняться на пьедестал. Но он был рад и тому шансу, что в двадцать три года он уже был гонщиком «Формулы-1». Он был на подъеме, и, если мы не сумеем обеспечить ему приличную скорость, команда «Джойс» станет для него просто камнем на ногах. Он был самолюбив и еще не опытен, но проблем с ним не было.

Я и в самом деле так выразился: «не было проблем». Это у меня была проблема – мой пост менеджера команды. Оказалось, что я не в той форме, которая требовалась. У меня просто не хватало времени на привычные ежедневные трехчасовые тренировки. И я стал везде сокращаться, все упрощать. Ведь у меня было очень много дел, так что этот симпатичный курчавый мальчишка-блондин с острой нижней челюстью, который слегка припрыгивал при ходьбе и водил машины, как бог, «не создавал проблем». Я стал понимать, почему менеджеры команд ходят с видом, будто их хватили пыльным мешком из-за угла. Потому что о чем бы ни подумал – все «проблема».

Одна из проблем, например, была связана с газетчиками, которые толпились в ангарах, шныряли вокруг, делали снимки. Просили интервью. Команда носила куртки с надписью «Сногсшибательная Секси». Я сказал Сьюзен, что это по-детски и что это – плохой вкус. Она мне ответила:

– Когда это ты стал таким занудой?

– Еще с тех пор, как двадцать третий журналист попросил интервью о наших «отношениях», – ответил я.

– Ладно, придумай что-нибудь. Что-нибудь такое, чтоб я могла опровергнуть. Это долго не протянется.

Что еще мне причиняло беспокойство, это мерзкое, как вонь от лужи мочи под ковром, подозрение, что я забрался в постель Фила Джойса и захватил его команду. Что я воспользовался его смертью. Сьюзен, похоже, это не волновало. Но кто знает, что ей придет на ум завтра. Или на следующий день.

Эта вонь будет меня преследовать все время, пока я буду связан с командой «Джойс». А это значит, до конца сезона, потому что не было уже другой команды, куда бы я мог податься. Все мои деньги, полученные от «Шанталь», были вложены в «Джойс». И даже если я сменю команду, этим дело не кончится. Не кончится, пока не возникнет объяснение гибели Фила. И пока занимается рекламой Эверс.

А сон все не приходил.

Было еще не поздно, немногим более полуночи. А потому я натянул синие джинсы, надел шлепанцы и майку и направился в вестибюль, чтобы взять какую-нибудь книгу и отвлечься от своего подвешенного состояния и смутного чувства вины перед Сьюзен. Хотя винить себя было не в чем. Когда я вошел в холл, закрыв за собой дверь в свою комнату, Рассел спускался в холл в шортах, неся ведерко со льдом.

Улыбнулся, заметив меня.

– Форрест, старик! Ты куда-то крадешься в такую за полночь? Хочешь прогуляться в шалман, подцепить своих поклонниц? Дать им себя обнюхать? – Прямо за ним виднелась открытая дверь его комнаты.

– Детям в твоем возрасте давно пора спать, – ответил я. – Не знаешь, не приехал ли Алистер? Он должен нагрянуть с новым передним крылом.

– Не видел. Ты же знаешь эти воздуходувы – они же всегда ш-ш-ш-ш. – Он с улыбкой во все лицо изобразил рукой полет самолета. – Их никогда не слышно. Хочешь, скажу тебе, кто только что прибыл: Вирджиния. Ты ее видел? Для старой кошелки выглядит преотлично.

– Ей тридцать восемь.

– Да ну и Бог с ней. Ты не слышал о Рикки Моралли? – Я отрицательно качнул головой. – Это мой новый менеджер. Ты знаешь, у меня был уговор с Филом.

– Я как раз собирался спросить тебя об этом. Фил получал тридцать процентов от твоих доходов?

– Да задница! Я тогда только начинал. – Его голубые быстрые глаза гонщика пристально смотрели на меня, по нему было видно, что он думает о многом, да еще и заглядывает в открытую дверь за моей спиной. – Мы тогда только что поженились. У Кэти был ребенок. Лучше я бы чистил клетки гориллам, понимаешь, в зоопарке. Но я был глуп. И в жизни, и во всем. Понимаешь, куда бы я ни ехал, Фил должен был получать свои тридцать процентов. Могли быть и миллионы. – Улыбка не сползала с его лица. И я вспомнил о его ребенке и жене на седьмом месяце беременности там, в Лондоне.

– Да, задница! – подтвердил я.

Из-за его спины донесся голос из спальни:

– Рассел-л-л-л-л!

– Бегу! – ответил он.

Я спустился в вестибюль, выбрал новую книгу Стивена Хоукинга, уверенный, что она точно наведет сон, а когда вернулся в свой номер, обнаружил под дверью записку, подписанную «Сьюзен».

«Двадцать первый – это никуда не годится», – говорилось в ней.