Текст книги "Трасса смерти"

Автор книги: Боб Джадд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

В тексте скопирована и использована работа «Фейк-спейс-лабс» с любезного согласия «Фейк-спейс-лабс», Менло-парк, Калифорния. Я хотел бы поблагодарить Дэймона Хилла за эти круги по Сильверстоуну. А Мартина Брандля – за Магни-Кур. И Рассела Балджина, который выудил несколько моих ошибок в области высоких технологий и добавил частицу своего безупречного стиля.

Трасса смерти
SILVERSTONE
Copyright © Bob Judd 1993

Бог создает много комичного. Жаль только, что у него скверные актеры, которые стремятся сыграть это как трагедию.

Гаррисон Кейлер

Глава 1

Когда мне было семь лет, я мечтал стать автогонщиком. Когда мне исполнилось шестнадцать, мои родители, оказавшиеся к тому времени на разных континентах, заявили, что это не лучшая цель в жизни. Как выразился отец, это просто один из способов до срока покинуть этот мир.

К девятнадцати годам пришлось признать, что они были правы, но я уже ничего не мог с собой поделать. Мне нравилось крутить руль, резать ставки, отбивать чечетку на педалях и отрываться от земли на поворотах. Гонщики называют это «выкладываться». Посылаешь машину в вираж и ставишь на то, что вынырнешь на другом его конце целым и невредимым. Побоишься большого риска – проиграешь в скорости. Перегнешь палку – вылетишь с трассы. Для гонщика плохо и то и другое.

На дорожке я великолепно чувствую машину, владею собой, «режу углы» и, конечно, выжимаю скорость. За пределами трассы другое дело. Я мог за считанные доли секунды легким, как у танцора, нажатием ноги на тормоз сбросить скорость своей «ракеты» весом свыше полутонны со ста девяноста пяти до ста сорока пяти миль в час, перенести вес на наружные колеса, переключиться на пятую, «поцеловать» бордюр на повороте, дать газ и, выдерживая четырехкратную перегрузку, провести машину в полудюйме от кромки дорожки на скорости 180 миль в час.

Но тогда я, разумеется, не знал, что придется «выкладываться». Все, что я хотел, – это участвовать в гонках.

Я стою у окна своей лондонской квартиры на пятом этаже и смотрю на Холленд-парк. В воздухе кружатся хлопья первого снега и ложатся на стволы и ветки деревьев, одевая их в чернобелый мокрый наряд. Где-то внизу шелестят шинами такси и месят колесами слякоть. Хорошо бы, снег шел всю ночь и одел бы белым покрывалом город, но метеорологи, увы, предсказывают, что к утру все растает.

Почти в это же время год назад я очутился в Париже, выискивая шанс вновь принять участие в гонках «Формулы-1». Или, говоря по-другому, получить возможность «выложиться». Раздобыть деньги. Можно обладать лучшими в мире данными гонщика для «Формулы-1». Но если у тебя нет денег – «гуляй и дальше».

Год назад у «Шанталь» были деньги. Год назад Панагян, директор фирмы по маркетингу, опираясь о крышку стола длинными узкими пальцами с розоватыми ногтями, приблизил ко мне свежевыбритое лицо, излучавшее аромат то ли цветов, то ли конюшни и казавшееся бледным на фоне густых черных и блестящих волос. «Чего я хочу, – сказал он с французским акцентом, – так это превратить вас в самого сексуально привлекательного мужчину в мире».

На его толстых губах играла довольная улыбка торговца коврами, заполучившего покупателя, в то время как взгляд блуждал по комнате. Одет он был богато и броско, как принято у современных французских менеджеров; короткая стрижка, рубашка, застегнутая на все пуговицы, и кричащий галстук пурпурного цвета с золотым контуром Кинг-Конга, размахивающего красавицей Фей Рей в окружении бакланов, завершали портрет. Позади Панагяна на стеклянных полках, освещенных снизу, искрились и переливались хрустальные флаконы с баснословно дорогими духами, принесшие славу и богатство фирме «Парфюм Шанталь». Здесь «ФИКС» («Попробуй хотя бы раз», как гласила реклама), «ЛЮКС» («Самые естественные»), «КАЛМ» («Перед бурей»), «КЛИМА» («Конец. Начало»), И конечно же, классические «ШАНТАЛЬ» («Квинтэссенция успеха»). Маленькие памятники могуществу маркетинга и упаковки. Мечты в флаконах. Символы богатства и вожделения.

Там за окном Париж щурился от яркого солнца и дрожал от пронизывающего холода. Здесь в офисе «Парфюм Шанталь» все было освещено мягким светом, а воздух напоен ароматом цветов и секса.

– Я уже не участвую в гонках, – ответил я.

Панагян отмахнулся от моих слов с гримасой, какую делают французы, когда не желают слушать то, что не хотят слышать.

Он облокотился на стол и подпер подбородок волосатыми руками. Гримаса сменилась воодушевлением.

– Мы не будем это называть одеколоном для мужчин. «Мужской одеколон» – это слишком привычно, слишком уж по-женски. Да это и не одеколон, он почти без запаха. Если наши прогнозы оправдаются, то объемы производства вырастут, и за год по всему миру оборот составит 425 миллионов долларов. Знаете, что такое феромоны [1]1
  Феромон – запах, издаваемый самцами насекомых для привлечения самки.


[Закрыть], как они действуют? Не важно. Просто примите к сведению, что этот сексуальный аттрактант для нас очень важный продукт.

Похоже, что так оно и было. Меня доставили сюда из Лондона на самолете, принадлежавшем компании, сняли номер в «Георге V». Все, чем могу их пока отблагодарить, подумал я, – это выслушать его до конца. В наше время уделять внимание становится все труднее и труднее. Кругом горит земля, а господа в смокингах все еще рассуждают о маркетинге. Я оторвался от созерцания смога за окном, ставшего неотъемлемой частью большинства городских пейзажей, и пробежал взглядом по флаконам «Пьюрели Примитив», которые выстроились на полках вдоль стены кабинета Панагяна. А тот продолжал говорить.

– Поэтому мы и придаем названию такое значение. Оно должно быть новым, современным и немного таинственным, как название секретного оружия, – он понизил голос, как будто раскрывал строжайшую тайну, – должно отражать назначение продукта, которое заключаются в том, что перед ним совершенно не могут устоять женщины.

– Неужели?

– Что «неужели»?

– Что этот ваш лосьон… или как его там называют… неотразим для женщин?

– Пока с уверенностью можно утверждать только то, что он их привлекает. Он определенно привлекает. – Панагян подарил мне снисходительную улыбку. – Мы провели маркетинговые исследования по всем названиям, которые только можно придумать. Это были «Мучо» [2]2
  «Мужчина».


[Закрыть], «Хит» [3]3
  «Неотразимый удар».


[Закрыть]«Болле» [4]4
  «Яйца».


[Закрыть], «Эрекшн» [5]5
  «Эрекция».


[Закрыть], которые, кстати, хорошо пошли в Германии, «Магнум» [6]6
  «Великолепный».


[Закрыть], «Хантер» [7]7
  «Охотник».


[Закрыть], «Бритиш рэйсинг грин» [8]8
  «Британский зеленый мустанг».


[Закрыть]. Да, он может быть и зеленым, тут нет проблем – что-то вроде «назад к природе» в сочетании с первобытной агрессивностью, если вы улавливаете мою мысль. Но похоже, «Бритиш рэйсинг грин» не пошел среди холостых мужчин в возрасте до тридцати. Даже в самой Британии, – продолжал он, упиваясь своим красноречием. – «Эмфэзис» [9]9
  «Акцент».


[Закрыть], «Вайв Ленгф» [10]10
  «Длина волны».


[Закрыть]составила несколько партий и заглохла. – Последовала пауза, чтоб дать мне возможность оценить шутку. – Затем, после войны в Персидском заливе, мы обратили внимание на военные ассоциации, такие как «Мис-сайл» [11]11
  «Ракета».


[Закрыть], «СКАД» [12]12
  СКАД – аббревиатура советских противоракет.


[Закрыть], «Файр пауэр» [13]13
  «Огневая мощь».


[Закрыть]. И все они имели свой шанс. Но мы испытывали моральный дискомфорт оттого, что наша продукция могла как-то ассоциироваться с оружием. Наконец удалось найти чуть ли не идеальное название, отвечающее всем нашим требованиям. Не сомневаюсь, что вы уже догадались, что это такое.

Я недоуменно пожал плечами. Он воздел руки, как бы сдаваясь перед величием этой идеи.

– Мы собираемся назвать его «Формула-1».

– Какое отличное название, – без всякого энтузиазма откликнулся я. – Но это не имеет ко мне никакого отношения. И я уже не имею ничего общего с «Формулой-1». Повторяю снова. Я не участвую в гонках.

Он улыбнулся так, как будто услышал от меня, что его ожидает пожизненная пенсия на кругленькую сумму.

– Вы – рискованный человек, Эверс. Противоречивый, но все же популярный. Вы были бы удивлены, узнав о своем рейтинге популярности на Дальнем Востоке, да, пожалуй, в Штатах и Европе тоже. К тому же, слава Богу, вы не женаты. Вас ожидает серьезный успех. Ну, а внешне, если позволите воспользоваться фразой из нашего проекта, вы похожи на ходячую каменную глыбу.

Я скорчил гримасу, подобающую каменной глыбе.

– Вы выглядите вполне реально, – продолжал он, – в вас нет ни капельки от осточертевших штампов. Нам вовсе не нужен джентльмен типа гомика, но нам не нужен и эдакий Том Крус, который так чертовски красив, что совершенно не нуждается в нашем снадобье. Нам необходимо показать, что это средство работает. Пожалуйста, не делайте такое лицо! С небольшим добавлением ретуши мы можем сделать вас вполне симпатичным. Но вы и так нам подходите, Эверс! Идеально подходите. В вас определенно что-то есть. Похоже, вам пока не везет после недавнего скандала, не так ли? Тем упорнее вы ухватитесь за шанс стать звездой, если он у вас появится. И мы намерены дать вам этот шанс. И не просто дать, но еще и заплатить при этом.

Он сделал большой глоток темного крепкого кофе из маленькой фарфоровой чашечки. Посмаковал, сложил толстые губы бантиком и аккуратно поставил чашку на хрупкое блюдце.

– Видите ли, мы не хотим, чтобы у покупателей складывалось впечатление, что наше средство предназначено для сексуально неполноценных людей. Нам надо, чтобы наши потенциальные потребители считали себя настоящими мужчинами, как вы, например, который как магнитом притягивает женщин, а вам самому вообще-то оно и не нужно. Мы предпочли бы, чтобы люди считали, что просто брызгают им на себя для моральной поддержки. Извините, но мне пора уже называть его настоящим именем. Они просто поливают себя «Формулой-1» ради удовольствия.

– И поэтому вы хотите заставить меня пользоваться этой штукой и твердить о ней на каждом углу?

– Как вам будет угодно. Естественно, для нас, как для фирмы-производителя, более подошло, если бы вы пользовались «Формулой-1» каждый день, но тут мы настаивать не будем. Думаю, это сделало бы вашу жизнь более интересной. Лично мне, – сказал он, отгоняя эту мысль, – совершенно наплевать, будете ли вы этим пользоваться или нет.

Мы хотели бы задействовать вас для рекламы «Формулы-1» в каждой из шестнадцати стран, когда там в течение недели будут проходить гонки «Гран-при». Старт будет дан в марте в Южной Африке, а финиш намечен на начало ноября в Аделаиде. В течение месяца, предшествующего недельному «Гран-при» в Южной Африке, мы накрутим в Киалами для кино и телевидения два коммерческих ролика на шестьдесят секунд. Кроме того, мы издадим рекламную газету и журнал в сорока восьми странах, но в основном будем использовать местные средства массовой информации. Поэтому просим вас принять во всем этом участие. Должен добавить, в компании с самыми желанными женщинами в мире. Вам это понравится, уверяю вас. И женщинам тоже. С вашим менеджером мы ведем переговоры об оплате, выражающейся шестизначным числом, в фунтах стерлингов, которая будет поступать в банк по вашему выбору на ваше имя каждый понедельник после очередной гонки «Гран-при». Он просит, и нет сомнения, что он вам об этом скажет, для вас что-то вроде «Феррари-40», плюс дорожные и медицинские расходы, отчисления в пенсионный фонд, гарантии под договор, страховку – вообще-то довольно много. Но я уверен, что мы сможем договориться.

Меня всего передернуло. Хватит и того, что я весь год не участвовал в гонках. Сама мысль о том, чтобы корчить из себя перед всем миром «плейбоя» во французском варианте, излучающего сексуальный аттрактант, вызывала у меня отвращение, увы, дипломат из меня никудышный. Я ответил:

– Это ошеломляющее предложение, но вас кто-то самым серьезным образом ввел в заблуждение. Мне неизвестно, насколько вы осведомлены о гонках «Формулы-1», поэтому позвольте сообщить вам, что бывший участник автогонок «Гран-при» не более популярен, чем погонщик верблюдов.

– Что скажете о Джеке Стюарте?

– Три раза становился чемпиона мира и отработал все, что ему заплатили.

– И еще женат и работает на одного из наших конкурентов. Все же, мистер Эверс, я абсолютно согласен с вами. Но нам не нужен бывший гонщик. Мы ищем гонщика. И предварительную работу мы проделали достаточно тщательно, чтобы выяснить, что у вас все еще водительские права суперкласса и что в вашем последнем сезоне, который был чуть больше года назад, у вас был шанс на победу в чемпионате мира. Нам также известно, что в прошлом году вы дважды пытались создать свою команду для «Формулы-1», впрочем, чем меньше мы будем говорить об этом, уверен, вы со мной согласитесь, тем будет лучше.

Панагян отодвинул свое желтое шикарное кресло и встал, раздумывая, что же сказать дальше. И очевидно, эти слова в данный момент витали где-то на улице. Он повернулся спиной ко мне и стал смотреть в окно.

– Как я вам уже говорил, в своих расчетах мы делали ставку на того, у кого есть шанс стать звездой, а не того, кто уже был ею. Этот шанс мы вам даем. Оставляем за вами право – выбрать машину и команду. Здесь вам и карты в руки. Мы полностью полагаемся на вас. – Он повернулся ко мне, зная, что купил меня. – В нашем распоряжении три месяца, до того как команды заявят гонщиков. Отправляйтесь и отбирайте все лучшее из того, что имеется. Мы выделяем шесть миллионов долларов на то, чтобы написать «Формула-1»на борту вашей машины. На крыльях. Мы хотим, чтобы нас видели.

Глава 2

В дальнем конце выездной дорожки из ангаров «Бенеттона» выруливал с ревом автомобиль, размалеванный так, что походил на связку разноцветных воздушных шаров.

Под крылом самолета красовался Монако. Сине-зеленое море искрилось; солнечные блики вспыхивали на хромированных поручнях и плясали на серебристых тележках с омарами и шампанским, которые катили на веранды к бассейнам. И тут же презервативы покачиваются рядом с медузами, но зачем придираться к городу, такому очаровательному, как Монако, только потому что он приходит в упадок. И кроме того, стоит весна, вечера восхитительны, а сам город похож на драгоценный камень, выброшенный морем, – мечту вора. А если еще кто-то платит по твоим счетам, то бывают даже моменты, что подумываешь: не остаться ли здесь навсегда.

Бросай якорь, Бромптон. Подкатывай серебристую тележку, Алисон. Будь любезен, Ремингтон, откупорь бутылку шампанского, настало время поиграть в богачей. Я люблю изображать богатого, и на моем лице расплывается улыбка, как у крокодила, когда вспоминаю, как вдовствующая княгиня Монако, заслышав рев гоночных машин за стенами своей виллы, презрительно фыркнула:

– Прежде джентльмены играли в механиков. А сейчас механики играют в джентльменов.

Мы летели над городом в самолете Фила. Перед тем как приземлиться в Ницце, Фил решил сделать еще один круг над гаванью. Его широкое овальное лицо было зажато наушниками.

– Похоже, это стало событием года, Эверс! Не знаю, говорил ли тебе, но я был на трибуне в тот момент, когда ты одержал здесь свою первую победу три года назад. Боюсь сглазить, но мне бы очень хотелось увидеть, как ты сделаешь это вновь.

– Я рад, что кто-то еще, кроме меня, помнит об этом. Самая лучшая гонка в мире, на которой стоит одерживать победы, – ответил я, вспоминая тот солнечный майский полдень, когда выиграл свой первый «Гран-при». Для современных гонок Монако слишком тесен и медлителен. К тому же он еще и опасен, с машиной тут некуда выскочить, и любая ошибка – роскошь. Давным-давно следовало свернуть здесь эту гонку. Тогда в Монако я не столько радовался победе, сколько тому, что все закончилось и больше не надо делая очередной круг, испытывать муки слона в посудной лавке, не знающего, куда поставить ногу. И все равно мне не терпелось вновь пронестись по этим улицам. А Фил был прав. Тот год был особенным.

Мы смогли победить.

Каждая гонка «Гран-при» в Монако, помимо всего прочего, это еще и праздник бездельников и поле деятельности для любителей легкой наживы, которые ошиваются в барах, с побитыми мордами, в льняных брюках, рубашках цвета морской волны и с бегающими блестящими глазками. Некоторые вещи не меняются.

Я себя чувствовал в некотором роде проституткой, поэтому полагал, что здесь мне и место.

Четыре месяца назад в тот холодный декабрьский день в Париже я критически взглянул на себя и на предложение «Шанталь» и подумал: а почему бы и нет? Что мне еще остается?

Да ничего, черт побери!

Моя жизнь как бывшего гонщика могла бы быть вполне сносной, если бы я не ушел с позором, не оставался под подозрением. И этот позор и подозрение все еще висели на мне, и, похоже, ничто не говорило о возможной перемене к лучшему. Та авария в последней гонке привела к гибели моего товарища по команде и загубила команду и мою карьеру. Меня столь же жаждали видеть на круге почета «Формулы-1», как и кусок дерьма в чашке для мытья рук.

Да, Панагян был прав, я сделал две попытки создать свою команду «Формулы-1»: первая – в Америке – так и не переросла стадию задумки. А вторая – в Британии – воплотилась в жизнь как раз настолько, что съела практически все мои деньги еще до того, как мы коснулись колесом гоночной трассы. Отсюда вытекает сформулированный Эверсом Первый закон гонок: «Гран-при» получит тот, кто в этом не нуждается. Тот, кто нуждается, – останется в дураках.

Я вовсе не жалуюсь, просто обобщаю для вас, притом бесплатно, все то, чему научил меня этот маленький урок, который мне обошелся в два миллиона фунтов стерлингов.

В тот ясный денек в Париже мне было сделано глупое, неприятное и даже оскорбительное предложение. Но проблема состояла в том, что никогда не знаешь, какой шанс выбрать, когда сидишь в глубокой дыре. И любой шанс может оказаться последним. Надо видеть положительные аспекты, думал я. Появилась возможность восстановить репутацию. Шанс вновь вернуться в клуб избранных. Шанс прекратить проедать последние сбережения, наблюдая, как денежки тают на глазах. А может быть, даже и вновь выиграть гонки. При спонсорских шести миллионах под рукой мой менеджер, возможно, сумеет выторговать для меня один-два миллиона в год. Ради этого я с удовольствием гонял бы машину в течение шестнадцати уик-эндов в году и тренировался бы в перерывах между гонками. Стал куклой – жди, пока дернут за ниточки. Нищие под свою музыку не пляшут. Если придется, буду натираться за ушами до посинения этой дрянью из яиц самцов летучих мышей… или из чего бы там они ее ни делали… и делать вид, что мне это приятно. Буду рад встретить женщину, на которую это не подействует, убеждал я себя.

И я взял эти деньги и стал искать команду.

Автогонки всегда были не столько спорт, сколько деньги. А сейчас это в десять раз больше деньги, чем спорт, и одного, даже самого яркого, таланта тут недостаточно. Если достанешь несколько миллионов долларов и сумеешь проехать по треку, не врезаясь в ограждение, значит, ты можешь быть гонщиком «Формулы-1». Если денег нет, то нечего и надевать костюм. Это несправедливо, но канули в лету те времена, когда «Формулу-1» можно было упрекнуть в справедливости.

Готовясь к выезду на дистанцию сквозь скопление механиков, фотографов, менеджеров команд, техников, гонщиков и их машин, запрудивших все пространство перед ангарами, Беренсон, на своем «бенеттоне», переключился с первой на вторую: раздался щелчок – двигатель словно поперхнулся и вновь взревел во всю мощь своих семисот пятидесяти пылающих лошадиных сил.

Команды, где ворочают большими деньгами – «Мак-Ларен», «Вильямс», «Феррари» и «Бенеттон», – заявили своих гонщиков. И если даже они еще не сделали этого, все равно не стали бы со мной разговаривать. Но команда «Джойс» стала. Проведя год в «Формуле-1», она сохранила энтузиазм, талант и дисциплинированность, нужные для победы в гонке. Единственное, чего не хватало этим ребятам, – это денег. Поэтому, конечно, они будут рады потолковать со мной на эту тему, но надеются, что я не оскорблюсь, если перед этим попросят меня пройти небольшую проверку. Например, в Эшториле, где они сами тренируются. Я-то ведь уже, как-никак, больше года не сидел за рулем. Им просто надо убедиться, что я все еще знаю, как нажимать на педаль. Не мог бы я в следующем месяце наведаться в Португалию? Это следовало понимать так – в гонщиках у них нет недостатка. В деньгах они тоже не настолько нуждаются, чтоб брать к себе первого встречного только потому, что у него шесть миллионов в кармане. А посему не буду ли я столь любезен после года неучастия в гонках показать им, что я все еще могу держать машину на дорожке и что, несмотря на один или два срыва, тем не менее способен достаточно быстро добраться до пьедестала. Потому что команда «Джойс» не стремится просто участвовать. В отношении к гонкам они старомодны. Им нужны победы.

Эшториль расположен в десяти милях от самой западной оконечности Европы. В январе сюда с Атлантики пришли дожди, так что впору было призадуматься, а стоило ли уезжать из хмурой дождливой Англии. Но тем январским днем было так же солнечно, как в июне, и когда я залез впервые в кабину «джойса» и взялся за руль, то сразу почувствовал себя в своей тарелке. И даже писк в ушах показался знакомым, когда я с грохотом выкатился из ангара, втиснувшись в тесноватую для меня кабину, задевая щитками о корпус. Я легко промчался четыре круга, не спеша, привыкая к дорожке. Пустой автодром – это подмостки для гонщика, место, где он воет и пляшет, поет и клянет судьбу. Никто не висит у тебя на хвосте и не режет спереди, когда ты летишь по черной полосе на такой скорости, что забываешь обо всем и только одна мысль сверлит в мозгу – выиграть микросекунду на конце дорожки, где придется послать своего злобного монстра в другом направлении, не дать ему выйти из-под контроля, чувствуя, как нарастает жар и сопротивление руля, вчетверо превышающее нормальное, в тот момент, когда жмешь на тормоза и аэродинамическая сила придавливает твою машину к дорожке. Еще два круга, и кажется, будто никогда и не покидал гонок. Возможно, это то, что откладывается так, что забыть уже невозможно: так, сэр Джон Уитмор, сев за руль своей машины, после того как навсегда оставил гонки, показал в «Бренде-Хотч» в первый же день общее время, отличающееся всего на сотую долю секунды от времени, которое было у него тридцать лет назад.

Судя по тому, как машина вела себя на повороте, она была жестче, быстрее и грубее, чем машина команды «Арундель», которую я еще помнил. Чуть больше времени уходило на то, чтобы выжать дополнительную скорость, чуть дольше выжидать перед тем, как нажать на тормоза. Но я чувствовал, что легко могу справиться со всей той мощью, которая, подобно волне, пытается вынести машину за пределы дорожки, и обуздать ее в самый последний момент. Я не спешил, чувствуя, как под камерой сгорания корпус содрогается от грохота и вибрации, догадываясь, что что-то не так, и затем, когда левое переднее колесо стало вести в сторону, за тысячную долю секунды до непоправимого чуть вывернул это колесо и перенес на него чуть больше веса машины, тем самым вновь став хозяином положения.

В твоем распоряжении, как говаривал Стюарт, есть куча времени. По-моему, машина не очень слушалась руля, при тринадцати тысячах оборотов в минуту наблюдалась какая-то странная вибрация, исходившая вроде бы от левого заднего колеса, в кабине было тесно для ног, а мои бедра и щиколотки терлись о жгуты проводов и огнетушитель, но у меня была улыбка до ушей. Это была самая замечательная машина из всех, что мне посчастливилось водить. Пятнадцать кругов на гоночных шинах я прошел за 1 минуту 11,565 секунды – достаточно быстро, чтобы оказаться на втором месте в прошлогоднем итоговом протоколе. И на две десятых секунды хуже, чем у моего нового товарища по команде Рассела Симпсона, двадцатитрехлетнего парня из лондонского Ист-Энда, выигравшего британский чемпионат «Формулы-2» и обладавшего природным талантом в гонках. Рассел свое уже отработал утром и сейчас стоял на старте в футболке и джинсах и следил за мной с секундомером. Машина и трек на дневное время были целиком в моем распоряжении.

Когда я подрулил к ангарам, Фил спросил:

– А это что за хреновина?

– Какая? Я думаю, что сегодня у меня была совсем недурная скорость для человека, выехавшего покататься.

– Да нет, ради Христа, – ответил он, – тут работы еще навалом, чтобы тянуть до уровня, Эверс. Вижу, что ты слишком поздно тормозишь на виражах, поэтому входишь в них немного с треском, но гонку ты сделал. Я хотел спросить, что за чертовщину ты собираешься повесить на моих машинах. Что это за чушь под названием «Формула-1»?

– Это сексуальный аттрактант. То, в чем крайне нуждаются такие, как ты.

Фил изобразил самодовольную улыбку, которая в ходу у менеджеров команд:

– У меня проблема в том, чтоб отшивать баб. Если я буду пользоваться этой штукой, мне ни на что другое не хватит времени. Я спрашиваю, из чего она сделана? Как она действует?

Я еще не успел вылезти из машины, а он уже спешил узнать, как эта чертовщина от «Шанталь» повлияет на его сексуальную жизнь.

– Ты же читаешь рекламные объявления, – ответил я, – на последних страницах «Аутоспорт» под заголовками «Вы привлекаете женщин». Так вот эта штука что-то вроде этого. Она не пахнет, но считается, что притягивает баб как мух на мед. И даже к таким старым паукам, вроде тебя.

– На моей машине этой хреновины не будет.

– Шесть миллионов за сезон, Фил.

– Слушай, а она вправду действует?

– Говорят, в радиусе пяти миль, – солгал я. На самом же деле я не имел представления, «работает» средство или нет.

Если работает, то это – трюк. А если нет, то это лишь потеря времени. В любом случае я не собирался им пользоваться.

Предположим, что оно работает. Предположим, средство это фантастически эффективно. После того как я перебрал всех введенных в заблуждение женщин, которых привлекло ко мне это средство, и обнаружил ту самую, которая мне нравилась, и предположим, вылил часть жидкости на спинку кровати. Что будет тогда? Она влюбится в кровать? Или в следующего мужика, который окажется поблизости и покапает на себя этой дрянью? Ее влечение ко мне естественно или это воздействие современной химии?

Фил поднялся и отошел назад, оглядывая свою машину с отцовской гордостью.

– Да-да, по-моему, это треп, – произнес он. – А можешь достать мне немного?

Фил ранее принимал участие в «Формуле-3», работая с собственной командой, и выиграл европейский чемпионат. Потом он отошел от вождения и стал работать с командой в «Формуле-2». Его команда «Джойс» после двух сезонов победила на первенстве Европы, а теперь он намеревался победить на первенстве мира в «Формуле-1». Фил был маленьким, щуплым, с крупным носом, глубоко посаженными глазами и большой лысиной, на которой красовалась накладка из искусственных волос.

– Это только для тепла, – цедил он обычно сквозь зубы.

Менеджеры команд «Формулы-1» старались говорить не разжимая рта и ходили как аршин проглотив, не сгибая ног в коленях. Это должно было означать сосредоточенность, необходимую для ведения бизнеса, где важны детали и ничто так высоко не ценится, как деньги. Но у Фила была еще и душа. Смешливость. И Сьюзен.

Жена его, Сьюзен, выполняла самую неблагодарную работу, разыскивая спонсоров и ублажая их. Она устраивала им презентации с участием пишущей братии и внушала специалистам по маркетингу – независимо от пола – чувство радости от сознания того, что они являются частью такой крутой и удачливой команды в таком прибыльном и блестящем виде спорта. Она казалась маленькой, у нее были мягкие каштановые волосы, слегка вздернутый носик, чувственный рот и ямочки на щеках. Один глаз у нее чуть косил, придавая всему, что она говорила, что-то лукавое и игривое. Так что иногда требовалось некоторое время, чтоб до вас дошло, что она «пришпилила ваши крылышки к стене». Когда я встретил ее в первый раз, она улыбнулась обворожительной улыбкой и заявила, что если я разобью одну из «ее» машин, то мне лучше не вылезать из кабины. Позже она сообщила мне, что у нее с Филом были ожесточенные споры о том, стоит ли брать меня в команду. Насколько ей позволяло самолюбие, она понимала, что проиграла. И спустя две недели, как меня приняли в команду «Джойс», у меня возникло ощущение, что все, что я делаю правильно, только вызывает у нее раздражение.

Штаб-квартира «Джойс» находилась в Пьюри-Энд, небольшой деревушке в шести милях от Сильверстоуна. Одна извилистая улочка из каменных коттеджей, две пивные, магазинчик, почта и время от времени возникающий в тишине один из самых величественных звуков Великобритании – шум заводящегося гоночного мотора, холостой режим, пронзительный вой и замирание.

Чтобы участвовать в «Формуле-1», Фил купил ферму площадью двести акров с просторным домом и получил разрешение переделать фермерские строения в современный комплекс. Снаружи это все еще выглядело, как обычная овцеферма. А оказавшись внутри больших сараев, можно было подумать, что команда «Джойс» работает на космическую программу, при виде автоклава на двенадцать тысяч градусов для изготовления труб из углеродистой стали и механической мастерской, которой могла бы гордиться и компания «Бриттиш аэроспейс».

По сути дела, ферма команды «Джойс» была отражением самого Фила. Невзрачный и обыденный внешне, он был в действительности в высшей степени квалифицированным и целеустремленным человеком. Весь смысл «Формулы-1», утверждал он, в том, чтобы побеждать. Если будешь выигрывать гонки, все остальное придет само собой.

Пьюри-Энд находилась в двух часах езды от моей квартиры в Лондоне. Как раз настолько далеко, чтоб после долгого дня испытаний в Сильверстоуне возник соблазн остаться там на вечер и побеседовать о том, что предстоит еще сделать и как. После месяца совместных обедов мы с Сьюзен заключили мир. Я получил свою комнату в их грохочущем фермерском доме и, с благословения Сьюзен, стал частью их семьи.

В команде «Джойс» были две расхожие шутки. Одна касалась накладки Фила. Коврик для птичек, чтоб вытирать лапки, говорил он.

Зимой он должен вернуть свой хохолок еноту, вторила Сьюзен.

А вторая шутка была насчет его, как он сам называл, невероятной сексуальной привлекательности.

– Я неотделим от нее, как волны от моря. Бедняжка Сьюзен просто этого не замечает. И никто не замечает.

– Еще как замечаю, – как-то ночью за джином с тоником возразила она. – Ты просто никогда этого не видишь, потому что в такие моменты я тебе завешиваю глаза твоим хохолком.

Задние колеса дернули машину Беренсона влево к ограждающей стене трека и обратно в толпу на трассе, пока они раскручивались с нуля до 60 в первые 1,7 секунды и с шестидесяти до ста в следующий промежуток, равный одному удару сердца.

Неделей раньше я отправился в Южную Африку на съемки двух рекламных роликов «Формулы-1» для фирмы «Шанталь». Один под руководством Лейна Хекмайера, о котором каждый из присутствующих посчитал своим долгом напомнить мне, что в прошлом году в Каннах этот человек завоевал «Золотую Ворону». Ролики Хекмайера славились тем, что в них всегда полно тумана и недомолвок. А иногда – неожиданный кроваво-красный всплеск на прозрачно-голубом фоне. Возможно, вам довелось увидеть один из тех, что мы сняли… рассвет, солнце только-только выглянуло из-за холмов (холмы в тумане), трасса пустынна (клочки тумана), и на этой пустой гоночной трассе я вхожу в ремонтно-заправочный пункт. Опять кадры с пустынной трассой и трибунами, которые окутало дымкой, чтобы у вас не было сомнения: на многие мили вокруг нет ни души. Затем из густого тумана вдруг материализуются полдюжины потрясающих женщин. Они стоят в гараже, наблюдая за мной, а я забираюсь в свою гоночную машину «Формулы-1» и выезжаю на трассу. Самая высокая женщина, обалденно красивая, широкоскулая Марго с огромными невинными глазами, которая когда-то не сходила с обложек «Фэйс», «Вог», «Елли», «Вэнити Фэйр», «Космо», «Харпере» и т. д., смотрит, как моя машина исчезает вдали, и говорит: «Он вернется. Он станет лучше». А на маленькой эмблеме в углу изображен флакон с этим средством («Формула-1» для мужчин), а под ней строчка со словами «Секрет притягательности». В конце ролика крупным планом дается флакон под названием « „Формула-1“ для мужчин»,а внизу – надпись: «Тайна привлекательности». По моему мнению, этот ролик был бездарен, прямо так я и заявил. Он, казалось, устарел на добрых двадцать лет, прилетев сюда из времен старых времен «Плэйбоя» и детских сексуальных грез. При обсуждении присутствовали шесть человек из агентства, четыре представителя от клиента, директор Хекмайер и съемочная группа из двенадцати человек. Они терпеливо меня выслушали и дружно заявили в самой любезной форме: «Заткнись и крути баранку!»