Текст книги "Лунная опера (сборник)"

Автор книги: Би Фэйюй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Тубэй вернулся совсем поздно. Каждый раз, когда он возвращался в такое время, от него пахло одними и теми же духами, их запах был едва уловим. Такой же едва уловимой была миссия семейства Инь. Самое страшное, Тубэй этого запаха парфюма совершенно не замечал. А вот Тунаня распространяемый братом аромат очень даже напрягал. Проследив, как Тубэй прошел в свою спальню, Тунань вдруг почувствовал, что значит для него не больше, чем, к примеру, трусы. Он был для Тубэя просто каким-то символом, никоим образом с ним не связанным.

Тунань не хотел устраивать брату допрос. Он боялся проникать в детали его личной жизни. Молчание подразумевает, что человек что-то скрывает. Но как только запретная тема перестает являться табу, желание узнать больше увеличивается в разы. Тунань проследовал за братом. Держался он строго, но при этом продолжал хранить молчание. Ведь начни он о чем-то спрашивать, Тубэй непременно наврет с три короба. А Тунаню очень не хотелось видеть, с каким видом его младший брат будет хладнокровно обманывать его.

– Почему ты выключил пейджер? – сурово спросил Тунань. Он и сам не ожидал, что его слова прозвучат настолько проникновенно.

– Да я не выключал, – ответил Тубэй.

Тубэй не смотрел на старшего брата. На его лице отразилось полное непонимание. Обозначившиеся при электрическом освещении темные круги под глазами выдавали его утомление и усталость. Тубэй вынул пейджер, нарочито внимательно посмотрел на него и пробормотал:

– Как он мог выключиться?

Глядя на младшего брата, Тунань почувствовал, как его захлестнуло чувство возмущения и горести, он выдержал долгую паузу, прежде чем заговорил снова:

– Там в пароварке есть рис, ты, наверное, голоден?

– Да все нормально.

– Много у тебя сейчас занятий в университете?

– Да нормально.

– Справляешься?

– Все нормально.

– Старший брат с тобой разговаривает.

– Я тебе отвечаю.

Тунань не проронил ни звука, а потом зашелся в кашле. Приступ сухого кашля длился довольно долго, заставив Тунаня, словно креветку, перегнуться в пояснице. Когда все прошло, он присел рядом с Тубэем в ожидании, что тот хоть что-нибудь скажет. В период болезни ему хотелось услышать от Тубэя какие-то слова заботы или дождаться от него простого стакана воды. Тунань молча взирал на Тубэя, зрачки которого тупо уставились в пространство – вставь в них стрелки, и они могли бы сойти за часы. Этот его взгляд совсем расстроил Тунаня.

– Сходи-ка принеси мне сигарету, – попросил Тунань.

Тубэй не двинулся с места. Запустив руки в карманы, он из одного вытащил пачку сигарет, из другого – зажигалку и подал их Тунаню. Тот вынул сигарету и стал крутить ее между пальцами. Тишину в комнате нарушали лишь изредка проезжающие по улице машины. Дорогу только что помыли, отчего казалось, что колеса машин рвут под собой бумагу, создавая очень неприятное, болезненное на слух ощущение. Их семья сейчас представляла из себя своеобразный мирок на колесах, при этом Тунань отвечал за движение передних, а Тубэй за движение задних колес. Но Тунань уже видел, как эти задние колеса нагоняют его с сумасшедшей скоростью. Он уже видел, что этот день не за горами. Тунань повнимательнее присмотрелся к Тубэю: брат похудел, резко очерченные контуры лица выдавали его неспокойный юный возраст. В этих донельзя знакомых чертах Тунань узнавал молодого себя. Тунань протянул руку и пару раз хлопнул Тубэя по плечу. В этот момент Тунань вдруг и вправду ощутил себя его отцом. Он сказал:

– Вы – пропащее поколение. На вас нельзя полагаться. – В этих словах Тунаня проскользнули холодные отцовские нотки.

Тунань отбросил сигарету и заботливо обратился к брату:

– Ложись-ка спать.

Подойдя уже к двери спальни, Тунань снова обернулся и пробормотал:

– Тебе уже нужно искать девушку, чтобы жениться.

4

С висящими на шее боксерскими перчатками Тубэй вышел из спортивного зала. Он сделал два глубоких вдоха и, подняв голову, посмотрел на небо. Небосвод был настолько прозрачным, что, казалось, вдохни его – и целиком пропитаешься духом золотой осени. Кругом ни облачка, ни ветерка, ни одной птицы. Там в небесах не было ничего, кроме абстрактного, чистейшего, идеального и близкого к небытию синего цвета. Из-за пространственной иллюзии казалось, что синева уходит в безграничную даль, позволяя Вселенной пережить момент осознания своей сущности, момент устремления к спокойствию. Тубэй смотрел ввысь; если бы только на небе появилось облако или птица, его тоски уже было бы не сдержать.

Без всякой на то причины Тубэю вдруг вспомнилась Яньцзы. Такие погожие дни часто вызывали в памяти ее образ. Как только появлялось ясное небо, на его фоне тут же показывалась Яньцзы, отсутствие облаков никак не мешало ее проявлению. Ее черты лица становились отчетливыми, но, приобретая ясность, казались несколько уязвимыми. Точно так же ведет себя отражение на воде, когда упавший на ее гладь лист или неосторожный звук вмиг искажает ровную поверхность. Повторяясь из раза в раз, это очень тяготило Тубэя.

К воротам кампуса на выход направлялись спорторг и несколько других парней и девчонок, они шли и ели мандарины. Вид у них был расхлябанный и скучный. Тут спорторг окликнул Тубэя:

– Богач Инь!

Тубэй натянуто улыбнулся и в ответ поприветствовал его:

– А вы снова идете куда-то выпивать?

Спорторг обернулся к товарищам и крикнул:

– Вы слышали, богач Инь приглашает нас выпить.

Все тотчас запрыгали от радости. У Тубэя и в мыслях не было приглашать их куда бы то ни было, однако представившийся случай подтвердить свое финансовое благополучие он так легко упускать не хотел. К тому же приближалась промежуточная аттестация, а он практически ничего не учил, так что если сейчас он пригласит всех в ресторан, то в нужный момент это обеспечит ему необходимую поддержку. Тубэй улыбнулся и сказал:

– Ну раз так, почему бы нам не оторваться?

Эти его слова тотчас вызвали шумное одобрение. Между тем Тубэй успел посчитать количество приглашаемых – их было шестеро. Это означало, что выбор падал на ресторан с самообслуживанием, где он по-всякому мог уложиться в триста юаней, что, с одной стороны, было экономно, а с другой – производило нужный эффект. Тубэй поймал одно такси и посадил в него девушек, затем он поймал еще одну машину для остальных. Усевшись рядом с водителем, Тубэй кинул взгляд на боковое зеркало, сейчас он чем-то походил на Мао Цзэдуна, изображаемого на денежных знаках: на его лице читалось выражение полноправного хозяина. Тубэй сел прямо, распрямившись в струнку, словно новехонькая купюра. Замечательное ощущение.

Руки в брюки, Тубэй с горделивой осанкой вошел в холл ресторана. Он впервые переступал порог этого достойного заведения, но сделал вид, что бывал тут много раз. Тубэй понимал, что за ним наблюдают его одногруппники, и поэтому все его действия приобрели крайнюю демонстративность и показательность. Между тем одногруппники в его присутствии напротив стали ощущать свою неполноценность. Вот и прекрасно. Пусть эти пташки – спецы в делах учебы, но в денежных делах все они – сосунки.

После того как на стол выставили общий котел с кипящей водой, вид бурлящих пузырьков вмиг поднял и оживил настроение всем присутствующим. Алкоголь, едва попав в желудки, тут же развязал им языки. Выпивка – это, по сути, те же слова, и совершенно очевидно, что от количества выпитого зависит количество сказанного. Спорторг умел выпить, Тубэй от него не отставал, остальные поднимали тосты для вида, налегая в основном на съестное. Спорторг обратился к Тубэю:

– Тубэй, я вот не понимаю, на что тебе сдалась эта педагогика? Ведь, твою мать, ты можешь пойти куда хочешь.

Держа в зубах сигарету, Тубэй криво усмехнулся:

– Ну, в женский туалет я пойти не могу.

Вся компания засмеялась, официантка, стоявшая в стороне, тоже не смогла сдержать улыбку.

– Ешьте досыта, все равно тут неограниченный стол, так что налегайте как следует, пока не лопнете, – подбодрил Тубэй.

Все снова дружно засмеялись. Спорторг встал и принес три блюда, доверху наполненные нарезанными ломтиками баранины. На этот раз официантке было уже не смешно. С некоторым недовольством она выразительно захлопала ресницами. А парень уже уселся на свое место и снова обратился к Тубэю:

– Мы тут позавчера вечером собирались у одного приятеля, там каждому стали подыскивать подходящую пару, и нам на всех не хватило девушек. Это притом что тебя мы в расчет не принимали, ведь ты не живешь в кампусе.

Тубэй поморгал и отреагировал:

– Так еще есть три преподавательницы.

– Ну о чем ты говоришь?

– А что тут такого? – спросил Тубэй, после чего перевел взгляд на одногруппниц и самым серьезным тоном добавил: – Кто хочет быть со мной, прошу поднять руку.

Все три девушки также напустили на себя серьезный вид и одновременно подняли руки. Тубэй продолжил:

– Я всем хорош, только вот храплю во сне.

Одна девушка с собранными в хвост волосами сказала:

– Я знаю. К третьей паре вся группа может услышать твой храп.

Все снова грохнули от смеха и вместе осушили стаканы.

Едва Тубэй выпил содержимое, ему стало как-то не по себе. Водка оказалась чересчур крепкой и теперь рвалась наружу. Тубэй подозвал рукой официантку и попросил довести его до туалетной комнаты. Закрыв за собой дверь, Тубэй почувствовал, как в ушах разливается оглушительная тишина. Тишина была настолько выразительной, что казалась нереальной. От стены из черного мрамора и огромного зеркала на ней исходил спокойный, безмятежный свет. Тубэй стоял напротив своего отражения в зеркале. Находясь в полной отрешенности от мира, он вдруг ощутил всю свою мерзость. Его сегодняшнее поведение было омерзительным и вызывало у него ужасное отвращение. От этого Тубэю стало совсем невыносимо, неожиданно возникшая внутри его горькая тоска подступила к самому горлу. У него возникло желание блевать и плакать одновременно.

– Что ты тут делаешь? – обратился Тубэй к своему отражению. – Ты, мерзавец!

Не обращая внимания на служащего, который находился в туалете, Тубэй задрал голову и громко задышал. Потом он вытащил свой пейджер и выключил его. Ему не хотелось, чтобы старший брат стал свидетелем этой стороны его жизни. С минуту поколебавшись, Тубэй снова включил аппарат, переключив звук на виброрежим. В это время у него началась отрыжка, он подсел к унитазу. Приступ безудержной рвоты фонтаном выдворил из его организма бесформенную разноцветную массу. Тубэй медленно поднялся, все это время ему казалось, что за его спиной стоит Яньцзы, пристально наблюдая за его неприглядным поведением. Служащий довел Тубэя до раковины и открыл ему кран. Теплая нежная вода напомнила ему пальцы Яньцзы, поглаживающие струи оказывали успокаивающее действие, смывая скорбь и смятение. Тубэй взял из рук служащего белое полотенце и спрятал в нем свое лицо. Приложив к лицу полотенце, он разразился рыданиями. Он плотно зажмурил глаза, но слезы все равно просачивались наружу. Служащий потормошил его, Тубэй отпустил полотенце и посмотрел в зеркало, он стал выглядеть еще ужаснее, на его лице царила полная депрессия.

– Все нормально? – спросил служащий.

Тубэй привел себя в порядок, вытащил из кармана бумажную купюру, положил ее на умывальник и ответил:

– Все нормально.

Выйдя из туалета, Тубэй снова вернулся в банкетный зал. Услышав галдеж, он постарался возвратить себе приличные манеры и чувство собственного достоинства. Девушка с конским хвостом как раз отходила от стойки администратора, несколько взволнованно засовывая в кошелек телефонную карточку. Тубэй мельком бросил взгляд на телефон-автомат, не совсем понимая смятение девушки, которая стала куда-то звонить. Тубэй прошел на свое место. Неожиданно в кармане его брюк, словно какой-то моллюск, затрепетал пейджер. Тубэй наклонил голову и увидел, как на самом интересном месте в его штанах что-то нетерпеливо подрагивает. Одна из официанток, заметив это, в полном недоумении, пытаясь сдержать улыбку, отвернулась в сторону. Тубэй вытащил пейджер и нажал на кнопку, чтобы прочитать сообщение. На экране высветилась надпись: «Я брежу во сне твоим храпом». Тубэй сначала ничего не понял, но потом, подняв голову, увидел девушку с хвостом, которая, возвращаясь за стол, одарила его нежным взглядом. Это мигом подняло ему настроение. Тубэй стер сообщение, уселся на место и попросил официантку принести еще выпивки. Заложив обе руки за спинку стула, он вдруг заговорил на сычуаньском наречии:

– Здравствуйте ребята, нацьнем наше занятие.

Едва Тубэй раскрыл рот, как все догадались, что он изображает маленького старичка-сычуаньца, который вел у них историю. Ему стали аплодировать. А он, покачивая головой, продолжал:

– Давайте-ка посмотримь, сто из себя, в конце концов, представляет зизнь, хороса она или ни на сто не годьна.

Будучи навеселе, собравшиеся дружно подхватили:

– Хороса.

Посетители ресторана заинтересовались происходящим и все как один направили свои взгляды на Тубэя.

А Тубэй с пивом в руках уставился своими пьяными глазками на девушку с хвостом и, жестикулируя, произнес:

– Ведь сто это за стука – зизнь? Это еда на халяву?

– Тосьно.

– Это каждому парню по девуське?

– Тосьно.

Каждый ответ студентов сопровождался смехом сидевших в ресторане клиентов, которые, отложив палочки в сторону, весело наблюдали за этим театрализованным шоу.

– Зизнь есть постоянное подбрасывание баранины в кипясий котел. – Сказав это, Тубэй подался вперед и, подняв палец, спросил: – Чьи это слова?

– Чьи?

Тубэй медленно произнес:

– Это сказаль русский писатель, тот самий, который Чернышевский.

В зале раздались одобрительные аплодисменты. Все помещение благодаря импровизированному выступлению Тубэя превратилось в сцену для попурри, напоминающего по разнообразию содержимое ресторанного котла.

Тубэй и представить себе не мог, что все это время на него смотрел стоящий в стороне Тунань. Он уже давно наблюдал за младшим братом, который проявлял всю свою отвратительную сущность. Не двигаясь с места, Тунань потемнел лицом, в то время как ничего не подозревающий Тубэй воодушевленно распалялся, словно горячий самовар. Наконец Тунань подошел к нему. Из-за крепко стиснутых зубов по его щекам ходили желваки. Тунань взял брата за мочку уха и потянул к себе:

– Идем со мной.

Увидев перед собой Тунаня, Тубэй изменился в лице. В зале сразу стало тихо, клоунада закончилась. Хохот прекратился. Все поняли, что положение дел резко осложнилось. Тубэй с наклоненной набок головой обвел взглядом своих одногруппников. Они смотрели на него в замешательстве. Тубэю было просто необходимо завершить свой спектакль. Отведя глаза от лица девушки с хвостом, Тубэй пришел в себя. Набравшись храбрости, он требовательно обратился к брату:

– Пусти.

– Пойдем отсюда.

– А ну, отпусти!

– А ну, пойдем!

– Да отпустишь ты меня или нет?

– А ты пойдешь со мной или нет?

Когда их диалог зашел в тупик, Тубэй пустил в ход кулаки. Он угодил старшему брату прямо в подбородок. Тунань грузно повалился на пол. Тубэй никак не мог поверить, что его суровый старший брат окажется настолько уязвим. На лице у Тунаня выступила кровь. Он поднялся, оставив без ответа удар Тубэя. А тот, испугавшись содеянного, бессильно опустился на стул. Глаза Тунаня заблестели от слез, они засверкали, словно лед под лучами зимнего солнца, от их слепящего блеска веяло леденящим холодом. Тунань прошелся взглядом по лицам студентов, они выглядели определенно сытыми, хотя на столе в беспорядке высились нагромождения из всевозможных закусок, которые им было уже не осилить. Наконец Тунань снова посмотрел на Тубэя, вопреки ожиданиям он скривил рот в улыбке и сказал:

– В реке Янцзы каждая последующая волна накрывает собой предыдущую, так что уж тут говорить о младшем и старшем поколениях.

Наступила глубокая ночь, благодаря которой город стал похож на город. Из-за угла вывернула поливалка, напоминая страдающего павлина в период гона, время от времени тот начинал раскрывать свой хвост и издавать призывные звуки. На этот раз в поливалке вместо «Сердца красавиц» звучал «Свадебный марш». Тубэй уже практически протрезвел и сейчас двигался прямо за поливалкой, ускоряя свой шаг, словно опаздывал на торжественную брачную церемонию. Когда позади подъехала машина такси, Тубэй сел в нее и попросил шофера следовать за поливалкой. Под прекрасную мелодию «Свадебного марша» охваченные радостным волнением капельки воды в свете неоновых фонарей разлетались в стороны, напоминая яркое свадебное конфетти. Когда Тубэй попросил шофера подъехать ближе к поливалке, тот несколько заколебался, однако, уловив запах алкоголя, послушался и прибавил скорость. Водитель поливальной машины, похоже, заметил следовавшее по пятам такси, а потому просигналил, желая пропустить машину вперед. Но шофер такси не собирался воспользоваться этим жестом, а только просигналил в ответ, замедлив ход и отстав немного от поливалки.

Это преследование длилось более получаса. Среднего возраста водитель такси старательно держал дистанцию между своей машиной и водной завесой, уподобляясь гадкому утенку, догонявшему впереди идущего павлина. Поливальная машина притормозила у тротуара, чтобы заново наполнить цистерну. Тубэй, расплатившись, вышел из такси и, остановившись возле урны, стал молча обмениваться взглядами с водителем поливалки. Последнего такое поведение несколько насторожило, поэтому, пока набиралась вода, он несколько раз оглядывался в сторону Тубэя. Наполнив цистерну, водитель сел в машину и злобно захлопнул дверцу. Перед тем как уехать, он в сердцах выкрикнул:

– Психопат!

Тубэй повернулся в ответ и, уже имея в виду себя самого, тоже крикнул:

– Психопат!

Поливалка уехала восвояси. Тубэй как-то сразу заскучал. Неожиданно у бордюра ему под ноги попался отвалившийся от туфли каблук-шпилька, он стал пинать его по мере своего продвижения вперед. Рядом находилась стройплощадка. Возводившаяся на ней высотка уже стала приобретать окончательный вид, лишь строительные леса примыкали к ее пока еще бетонным стенам, все это вызывало ассоциацию с похищением голой невесты. Повсюду на земле валялись груды битого кирпича, Тубэй пнул в общую кучу каблук, чем напугал какую-то собаку. Она подняла голову и тщательно облизнула свою грязную морду. Животное вызвало у Тубэя любопытство. Забыв про поливалку, он стал смотреть на собаку, а та на него, – похоже, обе стороны прониклись друг к другу скрытой симпатией. Тубэй решил присесть на корточки, но это почему-то испугало собаку, и она убежала. Пока она перебегала дорогу, в ее освещаемом фонарями силуэте одновременно читались одиночество и независимость. Стояла уже совсем глубокая ночь, огни спокойно и в то же время ярко озаряли пространство. Эта живущая сама по себе собака заполнила собой городскую ночь, став смутным образом городского пейзажа.

В этот момент появилась одетая в кожаную юбку и черные чулки девушка. Она вынырнула прямо со стройплощадки. Между юбкой и чулками у нее оставался некоторый зазор, заметно обнажавший голые ляжки. А поскольку Тубэй продолжал сидеть на корточках, то это ничем не прикрытое пространство оказалось прямо на одной линии с его взглядом. Девушка материализовалась словно из ниоткуда, просто взяла и появилась. Тубэй поднялся на ноги, а она, перевесив сумку через плечо и скрестив руки на груди, оценивающе измеряла его взглядом. С несколько уставшим видом она встала перед ним, перенеся центр тяжести на левую ногу. В ее пылком взгляде без всякой на то причины читался явный лирический настрой.

– У меня нет с собой денег, так что иди.

«Кожаная юбка» переместила центр тяжести на другую ногу, это ее движение выглядело грациозно и обольстительно.

– К чему говорить о деньгах. Ведь главное – это чувства, при чем тут деньги? – с улыбкой произнесла девушка.

Тубэй задрал голову вверх и, глядя в небо, ответил:

– У меня не осталось чувств, так что иди.

«Кожаная юбка» тут же отреагировала:

– Неужто не осталось? Может, тебе их поискать? Поищи, и обретешь.

Тубэй в полном изнеможении ответил:

– Я искал их полночи, насилу успокоился, так что не нуждаюсь я в чувствах.

– Чувства чувствам рознь, может, все-таки попытаешь счастья?

Тубэй развел руками:

– У меня и вправду нет денег, если только в долг?

«Кожаная юбка» несколько расстроилась и, собираясь уходить, сказала:

– Пусть сделка не состоялась, но дружба осталась, значит такова судьба. А если у тебя и вправду нет денег, то будем считать, что это я осталась в долгу.

В полном одиночестве Тубэй стал наблюдать за собственной тенью. Словно преданная собака, она лежала у его ног, свидетельствуя о наличии своего хозяина. Вдалеке послышался свисток поезда, повсюду уже давно царило полное ночное безмолвие. На улицах не было ни одного прохожего и, похоже, уже ни одной машины. Тубэй бесцеремонно вышел на самую середину дороги, вытащил из штанов свое хозяйство и стал мочиться прямо на верхушку собственной тени. Медленно отступая назад, он насвистывал прекрасную непорочную мелодию «Свадебного марша». Передвигаясь под фонарями, Тубэй представил себя поливалкой. Так под покровом ночи он полил улицу – это стало его единственным делом на благо города.

План ограничения свободы Тубэя посредством пейджера провалился. Тунань признал, что это только лишние хлопоты, приобретенные за деньги, но кардинально решить проблему могли только деньги. Единственным способом была экономическая блокада, которую часто использовали янки. Разговор между братьями состоялся под утро, в пять часов двадцать минут, когда Тубэй завершил свои ночные скитания и вернулся домой. Тунань дожидался его, сидя на диване, лицо его сильно заплыло и выглядело неестественно. В коридоре послышался звук открываемой двери, кто-то ворочал в замке ключом. Открыв дверь, Тубэй застыл на пороге, не решаясь войти внутрь. Его взгляд пополз вверх от пальцев ног Тунаня и, дойдя до второй верхней пуговицы на его рубахе, застыл. Тубэй вошел в квартиру и трусливо встал перед Тунанем в ожидании приговора. Тунань сказал:

– Что было, то прошло. Я тебя не виню.

Папиросный дым, скопившийся за всю ночь, посадил старшему брату горло, из-за чего в его голосе звучали старческие, рассеянные нотки.

– Это моя ошибка, во всем виноваты деньги, это возмездие, за которое я заплатил слишком высокую цену, а ты тут ни при чем. – Тунань поднялся с дивана и продолжил: – Начиная с сегодняшнего дня я буду оплачивать тебе только минимальные расходы на жизнь, ничего сверх этого ты от меня не получишь. Выкручивайся сам.

Оставив напоследок эту фразу и полную пепельницу окурков, Тунань направился к себе в спальню. Вскоре оттуда послышался его храп. Посреди раннего утра он звучал угнетающе. Тубэй же стоял в гостиной и смотрел на портрет умершего отца. Отец выглядел сурово. Храп старшего брата походил на какой-то закодированный язык отца, которым продолжали пользоваться в их роду. Но Тубэй не понимал этого языка, в этот предрассветный час Тубэй выглядел совершенно непричастным к своему родовому клану. Он вышел из квартиры, подошел к круглому окну на лестничной площадке и стал смотреть вдаль. На востоке небо уже посветлело, но городские фонари еще не погасли. В слабых лучах рассвета огни их поблекли и ослабли. Слой пыли, скопившийся на стекле круглого окна, придавал этому утру и каждому лучику света застарелый, грязный и вялый вид.

Утро в большом городе несло на себе усталость ночного скитальца и было пронизано мраком нереального восприятия произошедшего и каким-то сумрачным настроением. Глядя на это утро в блеклом свете ночных фонарей, Тубэй стал вспоминать родные края и Яньцзы.

На следующий день, когда Тубэй приехал в Дуаньцяочжэнь, время уже близилось к вечеру. Стояла поздняя осень, и закат вполне можно было назвать кроваво-красными. В дороге Тубэй продремал больше десяти часов. Уподобившись колесам, его бессодержательные сны крутились и крутились без всякого смысла, периодически повторяясь. Когда он очнулся, то подумал, что за окном раннее утро, но положение солнца на фоне родных ему мест подсказало, что время уже близилось к ночи. Тубэй вышел на выложенную плиткой дорогу. По мере того как его вытянутая тень перемещалась по серо-голубой выпуклой плитке, казалось, что с каждым шагом ее словно отвергают, не давая возможности приобрести устойчивый характер. За несколько месяцев его отсутствия Дуаньцяочжэнь значительно пошел в рост. Повысив свой статус, он вместо поселка теперь стал называться городом. Старое название убрали со всех вывесок, на которых нетерпеливой рукой было не совсем аккуратно выведено броское слово «город». «Город» представлял из себя одну огромную стройплощадку, на которой повсюду раздавались звуки от забивания свай и на которой царил полный беспорядок, предшествующий процветанию. От витающей в воздухе строительной пыли закат приобрел более интенсивную окраску и выглядел как на картине, освещая все вокруг ярко-оранжевым светом. На лицах людей появилось предвкушение городской жизни. Словно от городского банкетного стола или цветов перед больничной койкой, от жителей исходило прекрасное настроение открытости и благоденствия.

Засунув руки в карманы, Тубэй шел по старой улице и по ходу дела обменивался приветствиями с местными жителями. Каждое из кратких и торопливых приветствий приносило приятное удивление. Когда Тубэй поравнялся с электрическим столбом, что стоял у их старого дома, он увидел, что жилище изменилось до неузнаваемости. Дверь отделали алюминием, теперь здесь был ресторан. С двух сторон от входа висели красные фонари, а на стеклянной двери была наклеена ярко-красная надпись «Острый суп малатан», выразительный шрифт которой создавался за счет твердости и жирного написания каждой из черт иероглифа. Тубэй вошел внутрь и тут же наткнулся на официантку. Девушка, говорившая на сычуаньском наречии, предложила ему место за столиком.

– Почему здесь устроили ресторан? – спросил Тубэй.

Девушка, пытаясь замять его вопрос улыбкой, вежливо спросила его, что он собирается заказывать.

– Почему здесь устроили ресторан? – переспросил Тубэй.

– Откуда мне знать? – ответила девушка. – Когда хозяин приобретал это помещение, то решил обустроить здесь ресторан.

Тубэй уселся на стул. Глядя на изображение морских креветок на скатерти, он вдруг совершенно неожиданно вспомнил жаренные в соевом соусе тефтели «львиные головы», которые так часто готовил отец, и его охватила невыразимая скорбь.

Это щемящее чувство нахлынуло на него столь внезапно, что все его душевное нутро, подобно каллиграфической бумаге, разом промокло, став слабым и бессильным. Тубэй вытащил сигарету, официантка поспешила поднести ему зажигалку. Взгляд Тубэя бродил по стенам, уподобившись ползущему вверх тигру. В душе Тубэя постепенно росло ощущение родного очага, оно было одновременно ярким и смешанным. Там, где раньше находилась его спальня, висела доска с благопожелательной надписью, в иероглифическом стиле лишу была выведена учтивая фраза: «Гость приходит сюда как домой». Тубэй вытащил свою зажигалку и с улыбкой обратился к официантке:

– Ты понимаешь, что написано там на доске?

Девушка растерялась. Тубэй ей пояснил:

– Я тебе объясню. Это значит, что гость возвращается в свой дом, как будто приходит к себе домой. Ну, дошло до тебя?

Держа в зубах сигарету, Тубэй вышел из своего прежнего жилища. Едва он переступил порог, как на глаза накатили слезы. Издалека снова раздался звук забиваемых свай, казалось, словно кто-то заколачивает крышку гроба, заколачивает пылко, вдохновенно, преисполнившись радостного возбуждения и полностью лишившись рассудка. Тубэй прошелся взглядом по мощеному переулку, наблюдая, как его родные края удар за ударом препровождаются в гроб: вот уж действительно правда, когда посетителю были рады. Тубэй прислонился к бетонному столбу, на нем еще виднелась белая рекламная листовка, повешенная летом, ее изрядно оборвали, оставив только несколько стилизованных иероглифов, среди которых красовались «гонорея, сифилис…». Тубэй пытался сдержать слезы, в стеклянной двери напротив целиком отражалось его лицо, натянутое выражение которого очень сходило за улыбку. Тубэй хищно затянулся сигаретой и выпустил густой дым, создав завесу, чтобы не видеть своего отражения.

Яньцзы вернулась к своему дому уже затемно. Сказать по правде, Тубэй давно и терпеливо ожидал этого момента. Появление Яньцзы тотчас захлестнуло его волной нежности. Яньцзы приехала, сидя на заднем сиденье мопеда. Она походила на маленькую пичужку, прижавшуюся к спине высоченного мужчины. Этот мужчина разбил вдребезги переполнявшее Тубэя возбуждение, оно иссякло, а на смену ему пришла щемящая тоска. За рулем мопеда марки «Солнце» сидел знакомый Тубэю мужчина, на их рынке в переулке Шибаньсян он был известен под кличкой Мясник. Своим острым ножом он в нужных местах проходился по свиной туше, разом превращая ее в мясо. Учитель словесности часто приводил его в качестве примера для объяснения образного выражения из Чжуан-цзы «мастер по разделке туш». Управляемый Мясником мопед играючи скользил по дороге, он исчез в конце узкого переулка Шибаньсян: взревел и уехал, оставив на прощание только красный свет от габаритов да голубое облачко от выхлопа. Тубэй позвал Яньцзы, она подняла сумку, сделала пару шагов вперед и тут неожиданно признала Тубэя. В ее реакции не было ни бурного восторга, ни смятения чувств. Яньцзы по-простому открыто выразила свое радушие, разом наговорив кучу дежурных фраз. Эта ее открытая простота очень расстроила Тубэя. Ведь он ожидал с ее стороны какой-то застенчивости, растерянности, скованности в разговоре. Но в поведении Яньцзы проявилась исключительная открытость, ее голос звучал звонко и совершенно естественно, он сразу понял, что Яньцзы стала «женщиной», от той «девушки», запомнившейся ему в отблеске ночных свечей, не осталось и следа. От нее пахло каким-то смешанным запахом свиных потрохов и бензина, что окончательно убило Тубэя. Между тем Яньцзы продолжала с ним разговор:

– Твой старший брат тоже дал маху – как он мог продать такой хороший дом? Знать бы раньше, так лучше бы он ваш дом нам продал, по крайней мере, получил бы за него тысяч на десять больше. А ты где собираешься ночевать? Если тебе вдруг негде, то останавливайся у меня.

Тубэй не проронил ни звука. Яньцзы стояла напротив. Эта девушка, заставившая его возвратиться в родные края, сейчас стояла прямо перед ним, но ее простецкое радушие остановило весь его пыл. Тубэй поднял голову и без всякого акцента произнес:

– Не нужно.

Яньцзы продолжала радостно разглагольствовать:

– А нам тут статус повысили, ты уже знаешь? Так что у нас тут теперь тоже город.