Текст книги "Библия том 2"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Он думал, что существование может быть разделено на две категории: известное и неизвестное. Известное: то, что мы уже познали; неизвестное: то, что мы познаем рано или поздно, это только вопрос времени.

В конце своей жизни он сказал: «Теперь жизнь представляется разделенной на три категории: известное, неизвестное и непознаваемое». Это непознаваемое... Известное и неизвестное мы можем понять. Это только вопрос времени – когда неизвестное станет известным, ведь известное сейчас когда-то было неизвестным. Но непознаваемое? То, что не может быть познано, что невозможно познать? С этой категорией и входит религия.

Потом Эддингтон сказал: «Теперь, когда я смотрю на мир, он не кажется мне механизмом. Скорее наоборот, он кажется мыслью. Очень загадочно». Если бы он прожил немного дольше, он наверняка сказал бы: «Мир не кажется даже мыслью, поскольку у мысли есть структура, логика. Мир выглядит как стихи, как песня».

И эта песня подобна той, которую поют по утрам птицы. Песня прекрасна, – но вы ничего не можете сделать из нее. Прекрасна и бесполезна. Потрясающе прекрасна, ею можно наслаждаться. Но в чем ее смысл? Смысла нет.

Вот мое понимание. Если вы не можете наслаждаться бессмысленным, бесполезным, вы никогда не станете религиозным. Для меня Бог – это бесполезная красота, которая окружает нас, бессмысленная песня, которая слышится повсюду вокруг: бессмысленное журчание ручья, бессмысленный шепот ветра, бессмысленное молчание звезд. Потрясающе прекрасно – и бессмысленно. Почему я говорю бессмысленно? Потому что непознаваемо.

Вещь остается бессмысленной, если она неизвестна. Когда вы познаете ее, она приобретает смысл. И я говорю вам, что звезды таинственны, но они ничто в сравнении с вашим внутренним бытием. Реки загадочны, но они ничто в сравнении с внутренним потоком вашего сознания. Гималаи таинственны, но они ничто в сравнении с внутренними вершинами вашего восторга.

Скорее будьте, чем знайте. Марк Аврелий представляется мне человеком, понимающим гораздо больше и глубже, когда он говорит: «Будь собой!», чем Сократ, когда он говорит: «Познай себя!» Хотя я хорошо знаю, что вы не сможете быть собой, если не испытаете изречения Сократа:

познай себя! Попытайтесь познать. Вы никогда не сможете познать, и мало-помалу вы оставите поиск познания и начнете быть. Познание – это философия, бытие – это религия.

Одного из величайших американских христианских теологов этого столетия Пауля Тиллича спросили однажды – в конце его жизни, где-то в Санта Барбаре, один студент спросил его: «Сэр, вы молитесь?»

Он ответил: «Нет, я медитирую».

Но если вы спросите меня, я отвечу: «Нет, я не медитирую. Я просто есть».

Молитва – это двойственность: вы и Бог. Без Бога вы не можете молиться; для молитвы необходим кто-то другой. Это зависимость от другого. Прав Тиллич. Он говорит: «Нет, я не молюсь». Его ответ не христианский, его ответ буддийский. Он говорит: «Я медитирую».

Медитация – это свобода, свобода также и от Бога, поскольку тогда даже он не нужен. Нельзя молиться без Бога, поскольку кому же тогда молиться? К кому поднимать свою голову? К кому поднимать глаза? К кому обращать свои слова, с кем вести диалог? Бог необходим. Может быть, он есть, может быть, его нет – это несущественно, – но молитва требует Бога.

Это зависимость. Без Бога молящийся человек немедленно прекратит молитву. Если Бога нет – или придет новость, что он умер, на него совершено покушение, или что-нибудь в этом роде, или он умер от старости, – то тогда молящийся человек немедленно прекратит молитву, отбросит четки и скажет: «Кончено! Теперь в этом нет смысла. Кому молиться?»

Молитва – это зависимость. Вот почему буддизм выше христианства. Даже если Бог умрет, это не потревожит медитирующего человека. Он скажет: «Все в порядке. Не имеет значения, жив он или нет. Это никогда не было для меня непреложным требованием. Я достаточен сам для себя».

Медитирующий человек медитирует в одиночестве. Но если вы спросите меня: «Медитируете ли вы, сэр?», я отвечу:

«Нет, я даже не медитирую. Я просто есть», – поскольку медитация предполагает какую-то деятельность. Нет другого, нет диалога, но вы все-таки что-то делаете. Есть делание. Это делание становится тем самым другим: делатель и делание. Вы медитируете.

Медитация – это действие, вы что-то делаете. Иногда вы медитируете, иногда не медитируете. Это не многого стоит, поскольку то, что иногда есть, а иногда нет, не может быть вашей природой. Ваша природа всегда есть, она не зависит ни от какого делания.

Я просто есть. И это самая великая молитва, это самая великая медитация. Это то, о чем говорят учителя дзэна. Если вы спросите у них, что они делают, они скажут: «Мы рубим дрова, мы носим воду. Когда чувствуем голод, мы едим, когда устаем, мы спим». Это то, что я имею в виду, когда говорю, я есть. Нет больше зависимости даже от делания чего-либо.

Молитве нужен другой, медитации нужно действие – бытию ничего не нужно. И когда вы настроены на то, что ничего не требуется, тогда вы впервые соответствуете; тогда вы впервые познали.

Вы говорите мне: «Бхагаван, я не знаю, кто я». В этом нет необходимости. Единственная необходимость такова: не быть чем-то другим. Просто будьте тем, чего вы не знаете. Просто будьте. Не выходите из этого состояния. Нет необходимости знать, поскольку вы уже есть это. Знаете вы это или не знаете – не имеет значения. Знание ничего нового к этому не добавит. Незнание ничего не отберет от этого, знание ничего к этому не добавит, так какой же смысл? Вы есть!

Назовите розу другим именем, она останется розой. Знаете ли вы имя розы или нет – она остается розой. И назовете вы ее «розой» или не назовете «розой», розу это не взволнует. Она есть. Эмерсон говорит где-то в своем дневнике:

«За моим окном цветет розовый куст. Розовый куст не беспокоится о том, с кем он. Розы не сравнивают себя с другими розами из прошлого, они не думают о розах будущего. Прямо в это мгновение они с Богом. Они с Богом в этот день».

В вашем бытии вы есть Бог. Я не скажу с Богом. В вашем бытии, в этот самый момент, вы Бог, вы божество. Никакого знания не нужно.

Не беспокойтесь. Никто не знает, кто он. Он есть! А все те, кто говорит, что знает, лишь просто повторяют штампы. Они, должно быть, прочли об этом в священных писаниях. Но там все лишь слова. Вы можете сказать: «Я брахма», или «Я атман», или «Я высшая самость», но все эти слова – штампы. Они безобразны. Они ничего не говорят, они ничего не значат.

«Я чувствую, что мне нужно обосноваться на каком-то уровне». Да, это хорошо. Вам это нужно. Но обоснование не имеет ничего общего со знанием; обоснование имеет что-то общее с бытием. Вот почему я говорю, что Марк Аврелий лучше Сократа, когда говорит: «Будь собой!»

«Разве нет для этого места?» Место – это часть пространства. Время и место не существуют в вас – и время, и место исчезают там. Вы будете обоснованы только в том случае, если достигнете внутри себя определенного состояния: когда вы не сможете сказать, кто вы, когда вы не можете сказать, где вы, когда вы не можете сказать, когда вы. Все остановилось; время не движется. Часы, может быть, движутся: тик-так, тик-так; они могут идти. Вы можете слушать их, но время не движется – это лишь тщетные колебания часов. Что-то глубоко внутри вас остановилось. В этом смысл того, что я называю «точкой без времени».

И нет пространства. Вы не можете сказать, где вы, само понятие «где» не имеет значения. Вы не можете показать на карте, где вы. Вас больше нет на карте, вы не принадлежите карте. Вы больше не часть того, что может быть измерено, вы больше не часть того, что может быть вычерчено. Вы вышли за пределы, вы трансцендировали.

Вы можете смотреть на пространство, но вы сами не находитесь в пространстве; вы можете смотреть на время, но вы сами не находитесь во времени. Вот тогда вы обоснованы. Это то, что я называю «бытие»; это то, что Иисус называет «царство Божье»; это то, что Будда называет «нирвана».

Да, вам нужно обосновать себя. Но было бы лучше сказать: «Вы уже имеете основы. Вам нужно осознание их». Как вы можете быть, если у вас нет основы? Вы уже в Боге. Как может быть иначе? Не может быть по-другому; может быть только так. Но вы не осознаете этого. Становитесь более и более наблюдательными, осознающими. Не нужно беспокоиться о знании; не задавайтесь вопросом, кто вы такие. Просто станьте осознающими.

Кем бы вы ни были: X, Y, Z – это неизвестное действует. Кем бы вы ни были, просто станьте осознающими, внимательными. Пусть это неизвестное или непознаваемое внутри вас не впадает в оцепенение и не спит. Пробудите его. Не позволяйте ему предаваться сновидениям. Встряхните его ото сна, и тогда вы вдруг поймете, что уже имеете основы. На самом деле, все, что нужно, уже есть. Нужно только обернуться.

Вот что имеет в виду Иисус, когда говорит: «Вернитесь? Царство Божье под рукой». Он говорит о ваших руках. Царство Божье всегда в руках. Лишь немного протяните свою руку и вы коснетесь его. Это протягивание руки и есть то, что я понимаю под осознаванием.

Я никогда не имел возможности по-настоящему влюбиться, познать, что есть отдача себя. Удержит ли это обстоятельство меня от того, чтобы по-настоящему влюбиться в вас, впасть в это безумие любви? Достаточно ли просто ощущать тихую любовь, уважение – или все же необходима эта странная форма душевного нездоровья?

Не беспокойтесь. У вас возникает проблема, потому что вы, должно быть, сравниваете себя с другими. Это ваша странная форма душевного нездоровья.

У каждого свой способ влюбляться. Никогда не сравнивайте. Один может танцевать, может восторгаться и петь, а другой может сидеть тихо с закрытыми глазами. Каждый из них безумен по-своему. Не думайте, что вы не безумны, а тот, кто танцует, безумен, поскольку танцующий подумает: «Вы безумны? Вы влюбились и все-таки сидите с закрытыми глазами? Что вы делаете? Танцуйте!»

У каждого свой собственный способ сходить с ума. Как ни у кого нет лица, похожего на ваше, ни у кого нет глаз, похожих на ваши, ни у кого нет отпечатков пальцев, похожих на ваши, – так ни у кого нет и такого же безумия, как ваше. Каждый уникален.

Каждый влюбляется по-своему. И это хорошо; так и должно быть. Никогда не сравнивайте. Сравнение вызывает проблемы. Тогда вам начинает казаться, что вы что-то упускаете. Ваша любовь тиха, спокойна, уважительна. Поэтому вы начинаете думать, что с вами что-то не так. Почему вы не страстны в любви? Почему вы не похожи на шторм, почему вы веете лишь подобно легкому бризу? Но это ваш способ. И Богу нужны оба способа. Шторм, шторм и шторм... Ему тоже нужно немного отдыха. Легкий бриз всегда кстати.

Не беспокойтесь. Именно так вам случается Бог. Никогда не сравнивайте. Лишь смотрите в себя и наслаждайтесь всем, что случается там, так, чтобы этого могло случаться больше. Вы можете стать даже еще более нежным; ваш бриз может даже затихнуть и прекратиться. Так случалось. Путей, ведущих к Богу, столько же, сколько ищущих. У каждого свой путь, и нет сверхпутей, запомните это – нет сверхвысоких путей. Каждый идет по своей тропе.

На самом деле, нельзя найти готового пути. Вы прокладываете его своей ходьбой, и он исчезает, когда вы проходите вперед. Никто другой по нему не пройдет; он не остается позади вас. Это как птицы, летящие в небе. Пролетая, они не оставляют следов. Никто другой не может пройти по ним. И нет необходимости в этом.

Не сравнивайте. Довольствуйтесь собой. Наслаждайтесь, восхищайтесь – помогайте себе быть собой. Это ваш путь.

Я не искал вас, но вы все же нашли меня. Я не заслужил этого. Я знаю, есть другие, кто упорнее меня стремился найти истину. Почему я так удачлив?

Потому что вы смиренны.

Может быть так, что вы упорно стремитесь, но усилие ваше исходит из вашего эго. Вы можете не стремиться, вы можете просто ждать, но это ожидание исходит из смирения. Усилие, исходящее из эго, приведет к неудаче. Отсутствие малейшего усилия, исходящее из смирения, приведет к успеху. Если вы чувствуете: «Я не искал вас, но вы все же нашли меня», если вы чувствуете: «Я не заслужил», то именно этим вы и заслуживаете. Именно так!

Я нашел вас, чувствуя, что вы не ищете меня. Ваше глубокое смирение и глубокая покорность создали такую ситуацию. Учитель находится только в смирении, только в смирении случается божественное.

Ваше усилие бесполезно, поскольку оно ваше. Слишком много «вас». Это мешает пути.

До того, как вы нашли меня, я уже отрекся от своей семьи, нации и религии. Теперь все это изменилось. Я никогда не чувствовал себя столь задетым, как сейчас, поскольку мои родители и сестра тоже санньясины. Я чувствую, что что-то особенное и неописуемое произошло между мною и ними. И я нахожу и принимаю себя в иудаизме. Что случилось?

Так должно случиться.

Иисус говорит: «Ненавидь своего отца, ненавидь свою мать, ненавидь своих братьев и сестер». Он не учит ненавидеть – он использует ненависть как средство достижения настоящей любви. Вот что случилось. Вы отреклись от своей семьи, нации и религии, но это отречение исходило, по-видимому, из эго. Это не было восстание; то была, по-видимому, реакция. Вы сделали это, должно быть, не осознавая, что делаете.

Это отречение, может быть, вырвало вас из семьи, но не соединило вас с великой семьей существования. Оно разделило вас с семьей, но разделило и вас. То был просто развод, то не было браком с более великим. То было бессилие.

Потом вы пришли ко мне. Вы стали другим. Вы медитировали, вы стали более бдительным, и тогда, мало-помалу, ваша перемена стала притягательной силой и для вашей семьи, от которой вы отреклись когда-то. Тогда ваш отец, ваша мать и ваша сестра тоже пришли сюда.

Случилось просто то, что, если вы изменяетесь, вы сами становитесь притягательной силой. И, конечно, те, кто глубоко связан с вами, оказываются задетыми немедленно. Если меняется один человек из семьи, это задевает всю семью. Члены семьи могут начать обороняться. Это тоже знак. Они могут начать сражаться. Это тоже символ того, что они затронуты. Теперь и они не могут оставаться теми же самыми; что-то должно быть сделано.

Они пришли, они тоже переменились, и вы снова стали частью вашей семьи, в совершенно новом измерении. Брак случился теперь в совершенно новом измерении. Теперь ваша семья – лишь часть большой семьи, которую создаю я, – часть большой сангхи, союза, коммуны, которую создаю я. Теперь, через меня, вы соединились снова.

Вот почему христиане постоянно дополняют свои подписи словами «Ваш во Христе». Это очень важно. Теперь нет никакого другого моста. Если вы любите Иисуса, Иисус стал мостом. Вы были кому-то другом. Потом вам явился Иисус. Теперь дружба приобретает совершенно иное значение, иную поэзию. Теперь вы больше не связаны с этим человеком напрямую. Всегда где-то рядом Иисус, Иисус всегда где-то между вами. Теперь ваш друг больше не обыкновенный друг. Через Иисуса он тоже стал божественным, и вы говорите:

«Ваш во Христе».

Мало-помалу это случится со всеми вами. Через меня вы воссоединитесь с той же семьей, от которой отреклись.

Вот что случается в последние несколько дней:

всякий раз, когда я чувствую необходимость настроиться на свой центр, я тут же вижу образ очень спокойного глубокого озера, окруженного горами. Все в покое и глубокой гармонии. Себя я вижу сидящим или у берега озера, или на вершине горы – просто сидящим и наблюдающим в спокойном счастье. Каждый раз белые и черные птицы тихо летают вокруг. Само место не из этого мира, и все же из этого мира. Этот образ немедленно центрирует меня. Он кажется, нужен мне, но все-таки это немного по-детски; и хотя не похоже на то, что я что-то делаю, я все же делаю что-то. Пожалуйста, прокомментируйте.

Это хорошо – здорово и благотворно. Это одна из старинных техник медитации. Вы, может быть, делаете ее бессознательно, но вы, наверное, делали ее в какой-то прошлой жизни. Теперь она снова поднялась на поверхность. Это одна из самых прекрасных техник. Эта техника работает так же, как работают и другие техники.

Применяйте ее. И не думайте, что это по-детски, поскольку всякое счастье детское, всякая радость детская, всякое восхищение детское. Наслаждайтесь этим; станьте ребенком. И когда работа сделана, техника исчезает. Когда работа сделана, образ озера, и гор, и птиц исчезнет мало-помалу. Образ исчезнет, но спокойствие останется. Озеро уйдет, но рябь на озере вашего сознания останется.

Наслаждайтесь этим так, как вы можете. Это имеет какую-то связь с вашим прошлым. Может быть, вы делали это раньше. Теперь это снова поднялось на поверхность. Так случается: если люди проделывали какие-то техники в своих прошлых жизнях и оставили их незавершенными, то когда снова начинаются медитации, тогда внезапно некоторые техники взрываются, поднимаются на поверхность и целиком овладевают этими людьми. Тогда вы не делаете этого. Это случается само.

И вот одна из самых значительных вещей, которую следует понять. Если метод случается вам без делания его, то этот метод для вас. Когда вы делаете что-то, это одно; когда это случается, это совершенно иное. Когда метод случается, он ближе к сердцу. Когда вы делаете его, он ближе к голове.

Допустите этот образ, наслаждайтесь им, пусть картинная красота озера полностью окружит вас. Забудьте себя;

будьте целиком во всем этом. Этот образ центрирует вас. И когда работа сделана, все образы исчезнут. Когда останетесь только вы – нет больше озера, нет больше птиц; ничто не предстает перед взором, остается только тот, кто смотрит, – вот тогда случается настоящая медитация. Вот что я называю «бытием», просто бытием. Это предельное.

Но эта техника может помочь. Когда она случается сама по себе, она может быть очень полезной. Допустите ее. Это здорово и благотворно. И не думайте, что это по-детски. Вся красота, все счастье, весь восторг – все это по-детски. Бог – это детство!

Беседа 7.

Слышавший слово

6 ноября 1975г., Пуна.

Евангелие от Матфея, глава 13

10. И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им?

11. Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано;

12. Ибо, кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет.

18. Вы, же выслушайте значение притчи о сеятеле:

Ко всякому, слушающему слово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый и похищает посеянное в сердце его – вот кого означает посеянное при дороге.

А посеянное на каменистых местах означает того, кто слышит слово и тотчас с радостью принимает его;

21. Но не имеет в себе корня и непостоянен: когда настанет скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняется.

22. А посеянное в тернии означает того, кто слышит слово, но забота века сего и обольщение богатства заглушает слово, и оно бывает бесплодно.

23. Посеянное же на доброй земле означает слышавшего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен, так что иной приносит плод во сто крат, иной в шестьдесят, а иной в тридцать.

Иисус подобен алмазу. Каждая грань его вносит свой вклад в общий блеск. В печали он дает утешение; ищущему он дает знание; нищему он дает царство Божье; богатому он дает нищету духа; сильному – покорность; слабому – силу. Он – многое, он разный с каждым, кто приходит к нему. У него много лиц, много аспектов, и так и должно быть.

То же и с Буддой, то же и со всеми теми, кто пробудился, поскольку, когда они разговаривают с вами или обращаются к вам, они говорят с вами, они обращаются к вам. Они откликаются. Они не дают больше того, что вы можете взять;

они не дают вам того, чего вы не просите; они не дают вам того, к чему вы не готовы. Они могут дать вам только то, за чем вы пришли.

От вас зависит, кем предстанет перед вами Иисус. Он – отклик, он отражает вас. Запомните это. Из-за этого возникли многие сложности. Многие люди будут рассказывать вам по-разному. И все они правы – и ни один не прав полностью. Все они говорят лишь о гранях, частях Иисуса, открывшихся им. Отсюда и так много историй...

Будда умер, и немедленно возникло великое волнение среди его последователей. Сангха, сообщество, разделилась на множество частей. Коммуна не могла остаться одной, поскольку рассказы были самые разные – как если бы Будда был не одним человеком, но многими. Он был одним, абсолютно одним, но он отражал столь многих людей, что они знали его по-разному – в соответствии со своими способностями, в соответствии со своей восприимчивостью, в соответствии со своей готовностью. Все они говорили разные вещи. Не только разные, но совершенно противоположные друг другу. Коммуна должна была разделиться.

То же случилось и с Махавирой: коммуна должна была разделиться. То же случилось и с Иисусом: коммуна не могла оставаться единой. И причина этому такова: Иисус различен различным людям. Он должен быть таким, он – лишь чистое зеркало. Вы приходите, и он открывает вам ваше лицо. Он существует так, что вы можете понять себя. У него нет идей, которые он хотел бы навязывать вам. У него совсем нет идей, он просто помощник. Если вы придете к нему в поисках знания, он откроет вам его. Если вы придете к нему в поисках любви, вам поможет его сострадание и любовь. Если вы пришли к нему как грешник, он даст вам спасение. Но это зависит от вас; он – ваше эхо.

Это нужно понять. Тогда эти сутры будут очень простыми.

И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им?

Ученики заметили, что где бы он ни говорил с массами, он всегда говорит притчами. Когда он говорит с учениками, он говорит по-другому.

Так и должно быть. Ученик – это другой человек. Ученик – это тот, кто отдал все свое. Он не просто последователь. Последователь – это тот, кто получил впечатление, но все же колеблется. А обыкновенные массы – это не последователи и не ученики. Они могут проявлять любопытство к тому, что это за человек, они могут быть заинтригованы этим человеком, они могут изумляться этому человеку – некоторые из них могут потом стать последователями, а некоторые из последователей потом могут стать учениками, – но массы все же не связаны с ним.

Они приходят к нему как любопытствующие искатели, так, между прочим. Кто-то сказал им: «Вот приходит Иисус. Великий человек, сын Божий», – и в них возникает интерес. Они снова могут потерять интерес, они могут пойти своими путями и совершенно забыть о нем – или, самое большее, он может остаться прекрасным воспоминанием, – но для них он не будет преобразованием.

Так что есть три типа людей, с которыми связан Иисус:

массы, последователи и ученики. Ученики – это немногие избранные. Ученики – это те, кто пришел к решению, что этот человек – их спасение, и они поставили на него все, что имели. Теперь они готовы умереть за него. Если жить, они будут жить ради него; если умереть, они умрут ради него. Обратного пути больше нет. Они дошли до точки, от которой нет возврата. Они смотрят на этого человека, они любят его – теперь этот человек стал самой их жизнью. Самые сокровенные тайны откроются только этим ученикам.

Тайны откроются только тем, кто настолько готов, что если даже потребуется смерть, они не будут колебаться, они не будут уклоняться. А смерть необходима. Чтобы познать предельную тайну, нужно умереть, и пока вы не умрете, эта предельная тайна не родится в вас. Чтобы воспринять ее, нужно исчезнуть. Поэтому лишь для тех немногих учеников открывается истина в своей прямоте, в своей непосредственности.

Для последователей – что-то от истины, но не прямо; что-то от истины, но не непосредственно; что-то от истины, но в облачении; что-то от истины, но спрятанное. Им еще нужно будет работать. Только тогда смогут они познать, что было сказано им.

Для масс – только притчи. Притчи – это отдаленное эхо истины. Если кто-то настаивает, в притче есть нить. Я использую слово сутра. Это санскритское слово. Оно означает «нить».

Это очень важно. Когда я говорю «эти сутры», я имею в виду «эти нити». Если вы ухватитесь за них, вы достигнете предельного. Они подобны стрелам, идущим от предельного и достигающим вашего сердца. Если пройти по пути стрелы в обратном направлении, то достигнешь предельного. Вот они нити, сутры.

Притча – это сутра. Он дает вам просто нить, намек, указание. Она дает вам очень тонкий намек и очень деликатное указание. Вам же нужно отправиться в поиск. Тогда притча мало-помалу откроет вам свои сокровища. Они не открываются с поверхности. Если вы примите за действительное только то, что очевидно, притча останется не более чем красивой историей. Если вы обманетесь очевидным, вы потеряете тропу к скрытому. В притче очевидное не является действительным. В притче содержится много покрывающих слоев. Вам нужно раскрыть их; вам нужно упорно работать.

Я слышал правдивую историю о человеке, который припарковал свой автомобиль перед супермаркетом. Когда он вернулся, то увидел, что его автомобиль почти уничтожен. Кто-то врезался в машину; передняя часть была полностью смята. Но поблизости не было видимых следов другого автомобиля или другого человека. Его сердце упало.

Потом он нашел маленький клочок бумаги, зажатый под стеклоочистителем. Он обрадовался: человек оставил свой адрес и имя. Он взял клочок дрожащими руками. Развернул бумагу. На бумаге было написано: «Пока я пишу эту записку, По крайней мере, две сотни человек наблюдают за мной. Они думают, что я пишу свое имя и адрес. Но я не пишу!» Это было все. Очевидное – это не действительное. Они, эти две сотни человек, полагали, что он записывает свой адрес и имя и прикрепляет записку к лобовому стеклу. Человек этот уходит... расходятся те две сотни человек. Никто не подумал посмотреть, что же он там написал.

Если вы принимаете притчу как очевидное, то упускаете весь ее смысл. Очевидное не является действительным. Действительное спрятано, спрятано очень глубоко – как будто внутри головки лука спрятан алмаз. Вы раскрываете и раскрываете чешуйки лука, и, наконец, открывается алмаз.

Притча – это алмаз, спрятанный в головке лука. Очевидное не является действительным; действительное совершенно иное. Притча – это способ сказать некоторую истину потрясающей важности, но сказать так, чтобы даже ребенок мог понять ее, мог почувствовать, что понял. Чтобы раскрыть притчу, требуется глубокое понимание. Ребенок может почувствовать, что он понял ее, и вместе с тем даже у очень зрелого человека может оставаться ощущение того, что все-таки что-то ускользает от него. Притча и проста, и очень сложна. На поверхности она – рассказ; внутри ее – тайна.

Иисус разговаривает с массами притчами, маленькими рассказами. Их могут понять обыкновенные люди. А если работать над ними, то даже человек необыкновенного ума может что-то упустить в них. Никто не говорил так, как Иисус. Его притчи – самое прекрасное во всей истории человеческого разума.

Будда тоже рассказывал истории, но их невозможно сравнивать с притчами Иисуса. Истории Будды просты. Они что-то говорят, но то, что они говорят, очевидно. Они не притчи, они рассказы. Они что-то объясняют. Он скажет что-нибудь и для того, чтобы сделать это более явным, расскажет историю. Эта история вторична. Историю можно пропустить, поскольку сначала он высказал истину, а потом этим рассказом поясняет истину. Этот рассказ – не притча. Притча – это тогда, когда истина спрятана в рассказе, а не высказана вне него.

Рассказы Будды можно опустить, поскольку все, что он говорит в рассказах, он уже сказал напрямую. Он всегда сначала высказывает истину, а потом рассказывает историю, чтобы пояснить ее. Рассказы Будды предназначены для пояснения.

Притчи Иисуса не для пояснения. Все, что он хочет сказать, он говорит в них. Вы должны глубоко вкапываться, вы должны продвигаться внутрь рассказа. Притча похожа на китайскую коробочку: внутри коробочки другая коробочка, внутри этой еще одна. Вы открываете каждую и находите внутри нее другую коробочку – поменьше. У притчи много слоев – столько слоев, сколько типов людей.

Гурджиев применяет категорирование людей по семи типам. Первый тип, тип номер один, ориентирован на тело. Если такой человек слушает притчу, то он коснется лишь ее тела, поверхности. Для него действительным будет лишь очевидное. Он будет слушать рассказ, наслаждаться им, он пойдет домой и расскажет историю детям. Они тоже будут наслаждаться рассказом, и потом все забудут о нем. Это рассказ, чтобы им наслаждаться.

Номер два – человек, живущий в своих чувствах, он будет подозревать, что есть что-то более глубокое, чем тело. Он будет подозревать в рассказе некоторую поэзию, некоторое романтическое измерение откроется ему. Притча не будет всего лишь притчей, рассказом; она будет поэмой, сконцентрированной поэзией. Он будет глубоко наслаждаться ею. Она взволнует его, может быть, слезы выступят на его глазах. Или, он может пуститься в пляс. Но это все. Хорошая поэма – это тоже хорошая поэма. Она не преобразует вас. Она взволнует и уйдет. Она как бриз, который прилетает, касается вас, освежает вас и потом улетает.

Человек номер три, рациональный человек, постарается понять смысл. Притча для него станет философией. Он в ней и вокруг нее наведет рационализацию. Притча станет сухой, а он превратит ее в теорию.

Вот три обыкновенных категории: человек номер один, человек номер два и человек номер три. Все они здесь: вы найдете людей этих типов повсюду. Это обыкновенное человечество, массы.

Человек номер четыре не ограничен телом, или чувствами, или разумом. Человек номер четыре вырос выше этих трех вещей. Он стал осознающим, он стал наблюдателем. Он поймет глубокое значение притчи, и это значение преобразует его жизнь. Он станет последователем. Позднее он, может быть, станет учеником. Он может полностью преобразоваться.

И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им?

«Почему не говоришь прямо? Почему все время косвенно и косвенно? Почему все время вокруг да около? Почему бы не ударить по ним напрямую и говорить прямо?»

Один весьма широко известный христианский проповедник Гарри Эмерсон Фосдик сказал, что каждый человек – это остров. Если вы хотите высадиться на остров, вам нужно грести вокруг и вокруг, чтобы найти для высадки подходящее место.

Да, он прав. Каждый человек – это остров, и если вы хотите вступить с ним в контакт, в настоящий контакт, вы должны грести вокруг и вокруг, чтобы найти для высадки подходящее место и подходящее время. Если вы высадитесь в неверном месте, вас отвергнут; если вы высадитесь в неподходящее время, вас не примут. Если вы высадитесь в правильном месте, в правильное время, вы будете желанным гостем; в противном случае вы станете незваным гостем. Нужно подождать. Притча идет вокруг и вокруг острова человека, чтобы найти, где высадиться на него.