Текст книги "Ловушка (ЛП)"

Автор книги: Беверли Кендалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Единственный звук слышный в комнате – шелест моих волос, когда я энергично качаю головой.

– Никогда? – тихо спрашивает она. Слишком тихо. Сейчас в её голосе больше порицания.

– Какой в этом смысл? Я уже беременна. – К тому же тогда у Митча появится причина винить меня. И ненавидеть.

Она неторопливо кивает, но по выражению её лица становится ясно, что она со мной не согласна. В её глазах я умалчиваю и лгу. Мне же кажется, что это называется «не подливать масла в огонь».

Я неуютно меняю положение на кровати, но заставляю себя выдержать её взгляд.

– Ты же понимаешь, что если он узнает?.. – её голос зловеще обрывается, так что смысл предупреждения не вызывает сомнений.

От одной мысли об этом моё сердце принимается быстро и тяжело стучать, отчего на секунду мне кажется, что я задыхаюсь. Медленно, глубоко вдыхаю, пытаясь сдержать поднимающуюся панику и волну вины, которая грозит поглотить меня.

– Не узнает. – Эту ошибку я унесу с собой в могилу.

Глава четвёртая.

Митч

На следующий день я приезжаю к Пейдж чуть раньше одиннадцати утра. Миссис Николс открывает дверь и провожает меня внутрь с огромной улыбкой и тёплыми приветствиями. Очевидно, она ещё не знает, что я обрюхатил её единственную дочь.

Когда я следую за ней от входной двери к подножию лестницы, она оглядывается через плечо и замечает:

– Посмотри, какой ты загорелый и красивый. То ли мне чудится, то ли ты ещё подрос с тех пор, как я видела тебя в прошлый раз. И, кажется, плечи стали шире. Это на тебя так университет влияет?

Пора бы уже привыкнуть к миссис Николс, но я всё равно чувствую тепло, согревшее моё лицо. Клянусь Богом, она единственная женщина, способная бросить меня в краску.

– Да, и ещё вес. Поддерживаю форму для футбола, – отзываюсь я, молясь, чтобы она прекратила сыпать комплиментами.

Одно дело, если бы она была похожа на обычную маму, но мать Пейдж из тех мам, вслед которым поворачиваются головы, где бы они не проходили. Темноволосая, голубоглазая и стройная, она более взрослая версия моей девушки. И даже не старая. Она родила Пейдж, когда ей было двадцать один, а это значит, что ей сейчас нет и сорока. Моей маме было сорок три, когда у неё родился я. Поздний ребёнок.

– Пейдж в своей комнате. Она себя нехорошо чувствует, но ты можешь подняться.

– Спасибо, миссис Николс.

Она безмятежно смеётся.

– Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты называл меня Морин? Ты же часть нашей семьи.

Господи, она даже половины не знает.

Но я ни к кому из родителей моих друзей не обращаюсь по имени. Мои родители меня так воспитали, а от старых привычек трудно отказаться. Я только киваю её улыбающемуся лицу и отправляюсь наверх.

Ещё она единственная мать знакомая мне, которая не имеет проблем с тем, чтобы её дочь оставалась наедине в комнате со своим парнем. Но Пейдж как-то сказала мне, что её мать всегда была реалисткой, когда дело доходит до секса и всякого такого. Она поощряла воздержание, но, тем не менее, хотела, чтобы Пейдж была готова и защищена. Знание – сила, и так далее.

Ага, точно. Посмотрите-ка к чему это привело её дочь. Она залетела в восемнадцать.

Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт.

Я решительно стучу в дверь Пейдж, прежде чем войти внутрь, где нахожу её лежащей лицом в кровать.

Вздрогнув, она спешно убирает полотенце со лба, откинув его на прикроватную тумбу, и поднимается на локтях.

– Мне казалось, ты сказал, что приедешь не раньше обеда.

– Сестра приехала домой пораньше и забрала Тесс с Дагом на занятия по плаванию, поэтому мне не пришлось оставаться. – Я придвигаюсь к кровати. Обычно мои мысли заняты только тем, как бы присоединиться к ней и немного пошалить. Теперь же, всё о чём я могу думать, это то, как эти шалости повергли нас в такой хаос. Ведь так оно и есть. Один сплошной гигантский хаос.

– Почему ты тогда не позвонил и не сказал? – интересуется она чуть хрипло.

Понятия не имея, разозлит ли её или заставит плакать «Не знаю», я ничего не произношу и занимаю место рядом с ней на кровати. Она поднимается в сидячее положение. Длинные волосы запутались, на лице нет макияжа – хотя Пейдж и не часто красилась. Но сегодня она необычайно бледна.

– Как ты себя чувствуешь? – вместо этого спрашиваю я. – Твоя мама сказала, что тебе нехорошо.

– Не очень, – признаётся она, поморщившись.

– Похоже, у тебя была непростая ночка.

– Скорее, утро, – она странно смотрит на меня, и я впиваюсь в неё ответным взглядом. – Утренняя тошнота, – объясняет Пейдж.

– Ах да, точно. – Дерьмо, у меня в голове сейчас каша. Не получается мыслить ясно. – Я много думал обо… всём. Мне придётся перевестись в местный университет, так что я смогу жить дома, чтобы быть ближе к тебе и ребёнку. – Господи, надеюсь, она не ждёт предложения. Мы, может, и не слишком молоды для того, чтобы сделать ребёнка, но мы чересчур малы для брака. До этого мне ещё далеко.

Глаза Пейдж вспыхивают от эмоций, а губы начинают дрожать.

– Митч, ты уверен? – спрашивает она едва слышным, взволнованным голосом.

Уверен ли я?

Подавляю мрачный смех, потому что моя девушка смотрит на меня так, будто всё её будущее зависит от моего ответа. Она не хочет знать правды. Мне кажется, она не сможет выдержать моих слов о том, как я себя на самом деле чувствую и что мне хочется сделать.

Найти выход. Убежать.

Единственное, что останавливает меня – моя любовь к ней и мой ребёнок, которого она носит. Мощная комбинация для ответственности. Так что я закупориваю ядовитую смесь из гнева и обиды, которую, кажется, не могу стряхнуть, зарывая её так глубоко, насколько это возможно.

– Да, уверен. Тебе нужно, чтобы я был рядом, а мне надо найти работу. Может, у меня получится ходить на вечерние занятия. – Моя сестра управляет трастовым фондом, который я унаследовал, когда умерли наши родители. Даже с тем, что Диана настояла, чтобы я взял её половину, этих денег недостаточно для того, чтобы устроить жизнь, но их хватит надолго, если ими правильно распоряжаться. И ребёнку определённо достанется от них большой кусок.

Пейдж не часто плачет, но когда это происходит – как сейчас, например, – её слёзы принимают свою собственную форму криптонита. Поговорим о принятии нокаута. Да, это про меня. Я пойду на всё, кроме убийства, чтобы они прекратились. В этот раз я обнимаю её, стараясь не давить на грудь.

– Мне та-а-а-ак жаль, – всхлипывает она, пока моя футболка мокнет от её слёз. Я целую её влажную щеку, когда она сжимает мои плечи, а потом крепко обнимает за шею.

– Пейдж, я не виню тебя, – тихонько шепчу я ей на ухо. – Мы сделали, что смогли. Это не твоя вина, так что не нужно извиняться. – Логически я знаю, что это правда, но крохотная часть меня неизменно вопрошает, не могла ли она это как-то предотвратить, отчего я чувствую себя полным дерьмом.

Она начинает плакать сильнее, прижавшись ко мне.

Я понимаю. Контрацепция была на ней, и теперь она, наверное, чувствует жуткую вину. Если ребёнок изменит всю мою жизнь, я не хочу этого. Если бы мы не завязали с презервативами, и я не переложил ответственность за принятие противозачаточных полностью на неё, мы бы не оказались в такой ситуации.

– Ну ладно тебе. Мне казалось, ты обрадуешься тому, что я буду ближе. Помнишь, сколько раз ты жаловалась, что не видишься со мной? Теперь мы будем видеться чуть ли не каждый день, – дразню я, надеясь остановить её слёзы.

Она плачет ещё сильнее. Вдруг, всхлипнув, отстраняется и прикрывает рот рукой. Я слышу приглушённое:

– Кажется, меня сейчас вырвет, – после чего Пейдж срывается к двери, где возится целую секунду с дверной ручкой, пока та не открывается.

К тому времени, как я выхожу за ней в коридор, она уже в ванной, сидит, склонившись над туалетом.

Чёрт! Вот и утренняя тошнота.

Я тороплюсь к ней.

– Эй, ты в порядке?

Её выворачивает наизнанку. Конечно, она не в порядке, придурок.

Я официально бесполезен, как тренировочные колёса на Харлее. Но что парням делать в таких ситуациях, кроме как стоять на месте с таким видом, будто мы не отличаем задницу от локтя?

Закончив, Пейдж остаётся в полусогнутом положении с прикрытым завесой волос лицом. Когда она, наконец, отвечает, её взгляд не обращён ко мне.

– Пожалуйста, уходи. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.

– Хочешь я принесу тебе крекеров или что-нибудь ещё? – они же успокаивают желудок? Я знаю, что моя сестра буквально жила на них первые месяцы своих беременностей.

С всё ещё опущенной головой, Пейдж отходит к раковине и включает воду.

– Хорошо. Возможно, они помогут.

Она согласилась, но мне кажется, что ей просто хочется, чтобы я ненадолго ушёл. Наверное, никакая девушка не захочет, чтобы парень видел её такой. Когда я смотрю на неё напоследок, она выдавливает пасту на зубную щётку.

Вокруг тишина, когда я спускаюсь вниз и иду на кухню. Мне довелось состряпать здесь немало сэндвичей за прошедшие годы, так что я знаю, где то, что мне нужно. Я беру тарелку из шкафа над микроволновкой и нахожу коробку с крекерами в маленькой кладовке.

– Всё нашёл, милый?

Я дёргаю головой достаточно сильно, чтобы почувствовать боль. Миссис Николс стоит у входа, наблюдая за мной – на её лице ни капли подозрения. Тогда почему у меня ощущение, будто меня поймали на взломе с проникновением?

– Да… эм… да, всё хорошо, – поднимаю открытые крекеры. – Вы были правы, Пейдж плохо себя чувствует. Я подумал принести ей что-нибудь перекусить.

Неубедительно, неубедительно, неубедительно, неубедительно. Она увидит насквозь за этой уловкой с крекерами попытку успокоить желудок её беременной дочери.

Миссис Николс громко вздыхает, сочувственно сведя брови.

– Бедняжка. Эти спазмы всегда были кошмарными. Уже по одной этой причине, я не хотела, чтобы она прекращала пить таблетки.

Второй раз за последние дни всё останавливается. Моё дыхание. Моё сердце. И я почти уверен, что на пару секунд, потребовавшихся на то, чтобы уловить её слова и понять их смысл, время тоже останавливается.

Мать Пейдж сдавленно смеётся, заметив выражение моего лица.

– О дорогой, разве ты не в курсе, что я знаю о том, что моя дочь принимает противозачаточные? Или тебя смущают мои разговоры о менструальном цикле? – спрашивает она, раздвинув уголки губ в улыбке.

Я прочищаю горло.

– Эм, нет. – Всё в миллиард раз хуже.

– Хорошо. Просто трудно наблюдать за её ежемесячными страданиями, особенно если она может их не испытывать. – Она подчёркнуто смотрит на крекеры в моей руке. – Раньше я давала их ей, когда нужно было успокоить желудок.

Я всё ещё заперт в каком-то странном тумане неверия, когда она говорит:

– Позови, если вдруг вам что-нибудь понадобится. – Она поворачивается, чтобы уйти, но замирает и стреляет в меня взглядом. – Ох, и можешь ещё взять с собой клубничное варенье. Она любит их с ним, – на этой ноте она исчезает в коридоре.

У меня уходит, по крайней мере, ещё минута на то, чтобы собраться и урезонить эмоции, взбунтовавшиеся внутри. Я чертовски спокоен, когда бросаю крекеры на тарелку и поднимаюсь обратно в её комнату.

Пейдж пока не знает, но всё только что изменилось.

Глава пятая.

Пейдж

В тот миг, как Митч возвращается обратно, у меня нет ощущения, будто что-то случилось, я это знаю наверняка. Когда он подходит к кровати и протягивает мне тарелку с крекерами, с его лица начисто стёрты все эмоции. Порыв ледяного воздуха сопутствует его возвращению, прильнув к нему как вторая кожа.

Сама не своя от нервов, я неторопливо принимаю тарелку и наблюдаю за ним с нарастающим опасением. Вместо того, чтобы вернуться на кровать, он, мимолётно бросив на меня взгляд, занимает место перед окном. Прячет руки в передние карманы джинсов и всматривается через вертикальные жалюзи на задний двор. Там не на что смотреть, если не считать площадку, бетонный дворик и небольшой газон, который на прошлой неделе упорно косил друг моей мамы, Рэнди.

– Что произошло?

Он не отвечает, так и глядя в окно, но явно ничего толком не видя. Челюсть у него крепко сжата, а плечи сведены, как когда он напряжён.

– Митч? – подталкиваю я, тревога возрастает с двойной скоростью.

– Ты ещё принимаешь противозачаточные?

Сердце подскакивает от этого вопроса. Желудок ухает от холода его ничего не выражающего тона.

Он знает.

У меня уходит несколько секунд на то, чтобы унять нервозность и ответить.

– Уже нет. – Мой голос так слаб, что почти неслышен. Я точно знаю, к чему всё идёт, и от этого страх сдавливает горло. Тот страх, из-за которого так трудно дышать и так легко заработать гипервентиляцию.

Вздёрнув бровь, он склоняет ко мне голову.

– Играем в игры? Хорошо, я в деле. Ты принимала таблетки, когда мы занимались сексом в последний раз? – интересуется он с преувеличенным терпением. Но этому терпению противоречит взбухшая вена, выступившая на его шее.

Даже будь у меня час на подготовку к этому вопросу, не знаю, смогла бы я ответить. Только не ему в глаза. Но, уверена, вина, ясная как день, уже написана на моём лице.

С по-прежнему глубоко заткнутыми в карманы руками, он придвигается к месту, где сижу я, замерев, на диване. Я вижу очертания каждой мышцы на его руках – загорелых, подтянутых и твёрдых. Напряжённых.

– Твоя мама думает, что у тебя спазмы – по её словам, у тебя не было бы с ними проблем, если бы ты не бросила таблетки.

Эта жеманность, манера разговора, которые он использует… Его челюсть работает, как будто раскалывая орехи, а в глазах эмоции, которые я никогда не видела направленными на меня.

Ненависть. Отвращение. Закипающий гнев. Тикающая бомба, готовая взорваться.

Впервые в жизни я жалею, что не солгала маме. Она искала в моей ванной подводку для глаз, когда нашла таблетки – две нетронутые пачки с просроченным на несколько месяцев рецептом. Когда она спросила, перестала ли я их принимать, у меня не нашлось причины на ложь. Она знала о моей проблеме с поиском «подходящего» лекарства – без побочных эффектом, которые я испытывала с тех пор, как начала пить противозачаточные. К тому же, Митч проводит большую часть года в Нью-Йорке, так что я не часто занималась сексом. Лучше было вернуться к презервативам, о чём я планировала сказать ему в следующее его возвращение домой.

– Почему ты не сказала, что перестала пить таблетки, Пейдж? – каждое слово его вопроса произнесено с дотошной отчётливостью.

Я с трудом глотаю и ненадолго отвожу от него взгляд.

Медленно свешиваю ноги с кровати на ковёр. Требуется всё моё мужество, чтобы подняться и посмотреть ему прямо в глаза.

– Я не подумала. Клянусь, Митч, у меня из головы вылетело.

При виде искры неверия и поднявшейся бури в его глаза, спешу добавить:

– Я не ожидала увидеть тебя и была так счастлива, что… забыла.

– Это полный бред, ты и сама знаешь, – рычит он глубоким, мрачным и жутко пугающим голосом. Его гнев так ощутим, что я бы отступила, если бы уже не опиралась бёдрами в матрас.

– Ты, чёрт возьми, должна была сказать мне, что бросила чёртовы таблетки.

Звук, вырвавшийся из моего горла, такой боязливый и виноватый, едва громче шёпота.

– Прости, я… мы немного увлеклись…

– Нет, – рявкает он голосом, который вынуждает меня содрогнуться. – Это не было случайностью. Ты провернула это дерьмо нарочно.

В его тоне теперь не просто упрёк. Он уже осудил меня.

– Митч, ты же знаешь мою ситуацию. Неужели ты правда думаешь, что я могла забеременеть умышленно? – Знаю, выглядит всё ужасно, но мне не верится, что он мог так низко обо мне подумать. Что я способна на такое. Господи, моя жизнь и без того тяжела. У меня уже есть один студенческий кредит, и я работаю неполный рабочий день. Плачу за свои вещи, телефон и автомобильную страховку, ещё и маме помогаю время от времени, когда с деньгами туго. Меня можно было бы счесть выжившей из ума, если бы я залетела нарочно.

Он щурится и сжимает губы в непреклонную линию.

– Ты не хотела, чтобы я уезжал в колледж. Ты взрываешь мой телефон почти каждую ночь, как будто проверяешь меня. Ах, и ещё ты не сказала, что перестала пить таблетки. Даже не знаю, а ты как думаешь? Не похоже на то, что девушка специально забеременела, чтобы разрушить своему парню жизнь?

Впервые во мне разгорается собственный гнев, отчего нагревается лицо.

– Ты говорил, что хочешь быть со мной так же сильно, как я хочу быть с тобой. Кто по собственной воле просил свою сестру дать деньги из трастового фонда, чтобы я могла оплатить обучение в Уорвике? И ты звонил и писал мне столько же, сколько и я тебе, когда был на учёбе, так что не надо делать вид, что всё дело во мне, и выставлять меня какой-то ревнивой мегерой.

– Ты соврала мне, Пейдж. Не понимаешь? – говорит он, выдыхая на меня адский огонь, когда становится прямо перед моим лицом.

В этот миг мой гнев умирает мучительной, трагичной смертью, и у меня не получается встретиться с ним глазами.

– Клянусь, Митч, я не специально, – неуверенно возвращаю к нему взгляд. – Ты же помнишь, как это было в тот раз. Мы даже не добрались до твоей спальни.

Даже до дивана в первый раз не дошли. Только до коврика входной двери. Мой топ был поднят, лифчик отпихнут в сторону, а джинсы и трусики сорваны из чистой нужды. Джинсы и боксеры Митча были спущены с бёдер, и на этом его обнажение ограничивалось. То, чем мы занялись у стены рядом с парадной дверью, приобрело новый смысл для слов «быстро и яростно».

Как бы то ни было, мои слова разозлили его ещё больше.

– Мне плевать, даже если наш секс заставил землю содрогнуться, а небо упасть, ты должна была мне, чёрт возьми, рассказать. О таком не забудешь, если только не захочешь, блядь, забыть.

Если и не его взгляд, направленный на меня, как будто я хуже твари, то брошенное ругательство, будто он уже не может остановиться, подсказало мне, насколько Митч взбешён. Я могла сосчитать на пальцах одной руки сколько раз, слышала это слово, вырвавшееся из его рта, когда мы были вместе.

– Митч, я уже извинилась. Что ещё ты хочешь, чтобы я сказала? – Ничего из сказанного мной сейчас не изменит прошлого.

– Как насчёт того, чтобы попытаться сказать мне правду, – он отступает, как будто не в состоянии больше находиться со мной рядом.

– Я сказала тебе правду, – слабо возражаю я, делая всё возможное, чтобы ослабить натиск слёз.

– Ну да, точно, – огрызается Митч, обращая на меня взгляд полного презрения. Когда он поворачивается на пятках и начинает идти к двери, я бессознательно следую за ним. Прежде чем я успеваю сказать ещё хоть слово, он уже мчится по лестнице вниз.

Я так ошеломлена его внезапным уходом, что единственное, что могу делать – слушать, как он уходит, захлопнув за собой входную дверь. Несколько секунд спустя его машина с рычанием оживает.

Я же так и стою там, сжимая руками дверную ручку до побелевших костяшек, пока не перестаю слышать его машину.

– Пейдж, – зовёт мама снизу.

Всё ещё пребывая в состоянии шока, я выхожу в коридор и приближаюсь к лестнице с почти парализующей болью в груди. Опускаю взгляд на маму, стоящую у подножия и держащуюся за перила.

– Митч уже ушёл? – спрашивает она озадаченно.

Боюсь, что если попытаюсь заговорить, то сломаюсь, поэтому просто киваю.

Мама начинает подниматься по лестнице, её недоуменное выражение лица теперь становится совершенно озабоченным.

– Милая, что случилось? Вы поругались?

Чем ближе она ко мне, тем труднее сдерживать слёзы. Губы дрожат, а слёзы застилают глаза. Мысли о потере Митча и том через что из-за меня придётся пройти моей маме, приносит больше боли, чем, мне кажется, у меня получится вынести.

– Детка, что произошло? – вопрошает она совершенно напуганным, тревожным голосом.

Она спешно преодолевает последние несколько ступенек, мгновенно притягивая меня в объятья.

И тогда я окончательно теряю контроль. Слёзы теперь никак не остановить, и они проливаются неуклонно и мощно.

– Пейдж, детка, в чём дело?

Она нежно держит моё лицо в ладонях, а её тон настойчивый.

Я выхватываю воздух, прежде чем сказать:

– Я беременна.

Ошеломлённый вздох срывается с её губ. За ним следует пауза, после которой она смежает веки и глубоко вдыхает через нос. Когда мама снова открывает глаза, у меня не остаётся сомнений, как сильно по ней ударила эта новость. Она выглядит опустошённой.

Рыдания застревают в горле.

– Ох, милая, – её голос мягок и скорбен.

– Прости, мам, – шепчу я хрипло, почти бессвязно в своём горе.

Она обнимает меня крепче, и я зарываюсь лицом в её шею, рыдая от всего сердца.

– Не переживай, милая, я здесь, с тобой. Мы пройдём через это вместе.

Всё время, пока она обнимает меня, нашёптывая утешающие слова мне на ухо, единственное о чём я могу думать – это Митч. Будет ли он рядом со мной?

* * *

Митч

       

Преданный. Обманутый. Одураченный. Вот, каким я себя чувствую.

И я доверял ей. Если бы кто-нибудь сказал мне, что Пейдж попытается так меня надурить, я бы ответил, что это полный бред. Пейдж выкинет такой финт? Никогда на свете. Не та Пейдж, которую я знаю.

Да, вот как я знаю настоящую Пейдж.

Почему я вообще посчитал её другой – выше моего понимания. В смысле, такое уже случилось с двумя моими приятелями, Карлом и Доном. И знаете, где они? Работают на тупиковых, бесперспективных работах. Скованные девушкой и ребёнком. Мы потеряли связь после школы, – которую они с трудом закончили, – но я вижу их время от времени. Оба выглядит помотанными жизнью. Кто-то сказал мне, что у Карла на подходе ребёнок номер два. Не удивлюсь, если узнаю, что их девушки проделали с ними то же дерьмо.

– Ты мой должник.

Услышав голос Джоша, я отрываю голову от пива и смотрю, как он падает в кресло напротив меня. На нём хлопчатобумажные брюки и рубашка на пуговицах, подогнанные под него. Я позвонил ему полчаса назад, спустя где-то час после того, как уехал от Пейдж, и попросил встретиться со мной в захолустном баре на другом конце города, рядом с колледжем. Они обслуживают студентов, не задавая вопросов, поэтому поддельное удостоверение не требуется. И, Господи, мне как никогда нужно выпить.

– Видимо, она была не так уж важна, раз ты бросил её ради того, чтобы встретиться со мной, – замечаю я.

Джош усмехается, беззаботно передёргивая плечами.

– Я пообещал зайти в другой раз. Сказал ей, что мне нужно внести залог за друга.

– Ты ёбнулся.

– Нет, только собирался, но ты помешал звонком, – отвечает со смехом Джош. Когда я не возвращаю улыбку, выражение его лица трезвеет, и он, видимо, вспоминает, почему оказался здесь.

– Так в чём дело? Что-то случилось с мамой твоего ребёнка?

Я вонзаюсь в него взглядом.

– Пошёл ты. – Ненавижу это выражение.

Джош разражается хохотом.

– Хорошо, я заткнусь, если ты скажешь, зачем оторвал меня от Тиффани.

Если я с кем-нибудь не поговорю, у меня съедет крыша, но ответить сразу не получается. Поэтому я выпаливаю только через мгновение:

– Она перестала принимать противозачаточные и не сказала мне.

Джош издаёт задыхающийся звук. Трясёт головой с неверующим выражением лица.

– Ты шутишь?

Видите, пусть Джош и говорил, что Пейдж залетела нарочно, но в глубине души он не верил, что она правда могла пойти на такую низость.

Я награждаю его «похоже, что я, чёрт возьми, шучу?» взглядом, прежде чем сделать длинный глоток пива.

Когда до него доходит, что это не шутка, он тихо присвистывает себе под нос.

– Срань Господня, старик, это чистейшее зло.

Поставив бутылку перед собой, я упираюсь локтями в стол и тру ладонями лицо.

– Что ты собираешься делать? – спрашивает он, стремительно переходя в режим беспрекословного друга.

– Понятия не имею, – бормочу я, слишком подавленный, чтобы мыслить ясно.

– Ты уверен на сто процентов, что ребёнок твой?

Мой взгляд резко приземляется на Джоша, и становится понятно, что он не пытается меня задеть.

– Чёрт, мужик, она бросила таблетки, не предупредив тебя. Ты не знаешь о чём ещё она могла тебе не сказать.

Вчера, когда он задал тот же вопрос, я был готов выбить из него всё дерьмо. Но сегодня, в свете всех событий, я серьёзно об этом задумываюсь. Ведь сегодня я не могу утверждать, будто знаю свою девушку достаточно хорошо, чтобы сказать, что она не станет беременеть нарочно, поэтому и знать наверняка, изменяла ли она мне, я тоже не могу. Что если изменяла? Сама бы она не призналась. Стала бы держать меня в неведении, как умалчивала об отказе от таблеток.

– Блядь, я не знаю. Она говорит, что он мой, но откуда мне, чёрт возьми, знать. – Что я знаю, так это то, что Пейдж более чем способна лгать о существенных деталях.

– Перед тем, как начать действовать, я бы сделал тест на отцовство. Уверен, ты не хочешь бросать Уорвик ради не своего ребёнка. Ребёнка, которому тебе придётся выплачивать алименты, пока ему не исполнится восемнадцать.

Как бы сильно сейчас не злился, не могу я себя заставить поверить в то, что Пейдж изменяла мне. Я видел её с тем парнем и ничего там такого не увидел. Если он и запал на неё, то у него хорошо получалось это скрывать, а если у неё что-то есть к нему, значит, она здорово меня одурачила.

Нет, я в это не верю. Однако сделать тест на отцовство не повредит на тот случай, если я ошибаюсь. Ведь очевидно, что я и раньше допускал промахи, когда дело касалось неё. Промахи, которые в масштабе будут стоить мне всей оставшейся жизни.

– Не будь болваном. Сделай тест на отцовство, – повторяет Джош твёрдым голосом, как будто принимая моё молчание за сомнение.

– Хорошо, я понял. Попрошу о тесте на отцовство, – соглашаюсь я лаконично.

– Не проси, идиот, а требуй.

Я хмуро смотрю на него.

– Ты понял о чём я.

Он прямо встречает мой взгляд с мрачным выражением лица.

– Нет, не понял. Твоя девушка держит тебя под каблуком. В первую очередь, поэтому ты и оказался в такой ситуации.

– Точно, мне же как раз это от тебя сейчас и нужно, – произношу я, отталкиваясь от кресла и поднимаясь на ноги. Пора сваливать.

– Господи, Митч, успокойся. Сажай свою задницу обратно. Я же на твоей стороне, или ты забыл? – Джош хватает меня за руку стальной хваткой.

– Так и не скажешь, – высвобождаю руку, но не делаю попыток уйти.

– Вот как ты себя ведёшь, когда слышишь то, что тебе не нравится? Сам знаешь, что я говорю правду, – рассуждает он, больше не походя на всезнающего осла.

Я заваливаюсь обратно в кресло, и он расслабляется в своём, но выражение его лица необычайно суровое и жестокое.

– Признай, чувак, она попыталась тебя связать. Женщины перестают принимать таблетки только по одной причине, и это – беременность. Она захотела заманить тебя в ловушку. Классический вариант для женщины, пытающейся удержать парня. Но ради Бога, подумай хорошенько о том, что будешь делать, даже если ребёнок твой. Не дай этой цыпочке разрушить твою грёбанную жизнь.

Я качаю головой, усталый и побеждённый.

– Что ж, для этого уже поздно.

Глава шестая.

Пейдж

       

Прошло два дня с тех пор, как мы поссорились с Митчем. Он не звонил и не заходил. Я набирала ему дважды, и оба раза вызов переводился на голосовую почту. И этого я, честно говоря, не ожидала. Даже когда мы ругались раньше, он никогда не выключал телефон и не игнорировал мои звонки.

«Но это не обычная ссора», – пришлось напомнить себе. То, что я забыла рассказать ему о прекращении приёма противозачаточных, коренным образом изменило наши жизни.

Для меня было неизведанной территорией оказаться на голосовой почте, поэтому я неловко отключалась. Что бы я ему сказала? «Ты всё ещё меня ненавидишь»?

Стоило ли мне снова извиниться и продолжить отстаивать себя?

Все варианты кажутся неправильными, если это будет происходить не лицом к лицу. Но он очевидно не готов меня выслушать.

Между тем, я в основном держалась дома, выжидая пока он успокоится. Эрин приходила вчера – успокаивала меня, пока я заливала её слезами. Пришлось рассказать ей о случившемся, и она ни разу даже не заикнулась сказать «я же тебе говорила». Даже если и подумала так, я рада, что она не стала произносить этого вслух.

Ей нравится Митч, несмотря на – как она говорит – его незадачливость по части лучших друзей, которых, по её же утверждению, она ненавидит с горячностью тысячи светил. Эрин не сомневалась, что Митч придёт в себя. Однажды она призналась, что завидует нашим отношениям, тому, как он относится ко мне. Помню, какую гордость я испытала от такого комплимента.

Я стою перед холодильником, почти не чувствуя ледяной воздух на обнажённых ногах и руках, а мои мысли заняты предстоящим обедом, когда раздаётся дверной звонок.

– Я открою, – кричит мама из прихожей. Она агент по недвижимости, поэтому сама устанавливает себе график. Думаю, она намеренно держалась поближе к дому, чтобы присматривать за мной. По ней видно, что она переживает о том, что происходит со мной – беременность – и том, что творится между нами с Митчем.

Моё сердце как будто ускоряется до пятисот ударов в минуту, когда я слышу приглушённый мужской голос. Моментально мой взгляд падает на телефон, зажатый в руке. Я не выпускала эту чёртову штуковину из виду, дёргаясь всякий раз, как он вибрировал или звонил из-за пришедшего сообщения или звонка. Просто знала, что Митч позвонит.

– Пейдж, милая, посмотри, кто пришёл.

В тот момент я знаю, что это Митч. В мамином голосе смешиваются облегчение и счастье.

Закрыв дверцу холодильника, я суетливо провожу пальцами по волосам и силюсь выглядеть собранной, когда выхожу из кухни, убедившись, чтобы шаг был умеренный, и не казалось, будто я плутала по дому, дожидаясь его прихода.

В ту же секунду, как я вижу нашего гостя, возвышающегося над миниатюрной фигуркой мамы, всё внутри меня сдувается.

Выражение моего лица, должно быть, выдаёт меня, поэтому я пытаюсь вложить в голос немного энтузиазма.

– Трент. Привет. – По их лицам становится ясно, что я здорово провалилась.

– Может, мне выйти и зайти снова? – Он опускает взгляд на маму и подмигивает. – Думаете, она надеялась увидеть на моём месте кого-то другого?

– Прости, Трент. Я очень рада тебя видеть, – настаиваю я, отодвигая острое разочарование, тяжело давящее на грудь. Иду к нему, прямиком в раскрытые для объятий руки.

Я обожаю Трента. Возможно, не будь мы знакомы с шести лет, я бы безумно влюбилась в него сразу же, как мне стали нравиться мальчики в этом смысле. С короткими, тёмными волосами, светло-карими глаза, ямочками и убийственной улыбкой, он являл собой фатального красавчика, дожидающегося своего часа. К несчастью для нас – и наших матерей, – он мне как старший брат, которого у меня никогда не было.

– Хорошо, я оставлю вас наедине. Мне нужно показать дом вблизи Милл Крика. – Мама запускает руку в сумку и вынимает ключи. – Трент, дорогой, проверь, чтобы она поела и не давай ей хандрить.

Мы ждём, пока мама уйдёт, прежде чем Трент отводит меня в гостиную, небрежно закинув руку мне на плечо.

– Расскажешь мне, что происходит?

Я поднимаю на него глаза и понимаю, что он знает. Трент не просто так сюда зашёл, а с намерением. Мы бок о бок садимся на диван.