Текст книги "Царица Пальмиры"

Автор книги: Бертрис Смолл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– А вы не считаете, что муж должен быть старше своей жены, ваше высочество?

– Старше – да, но не на тридцать два года! Отец Юлии – его сверстник.

– А что чувствует сама Юлия?

– Говорит, что любит его.

– Тогда вам не следует беспокоиться, ваше высочество! Вдруг дверь отворилась, и в комнату поспешно вошла Делиция, а следом за ней – Баб.

– Сюда идет Аль-Зена, а с ней – царь! – сообщила Делиция. – Она хочет поссорить вас с мужем и сказала, что вы остались наедине с Марком Александром!

– Но какое это имеет значение? – спросила Зенобия.

Однако Марк мгновенно понял и кивнул Делиции. Делиция сказала:

– Мы скажем, что все это время провели вместе с вами, ваше высочество!

– Юлия Туллио выходит замуж за Антония Порция, – проговорила Зенобия, осознав необходимость их присутствия, а не причину, скрывавшуюся за этим.

Женщины едва успели устроиться в углу, как дверь отворилась и в комнату поспешно вошла Аль-Зена, а следом за ней – Оденат.

– Вот! – Аль-Зена указала длинным костлявым пальцем на Зенобию. – Разве я не говорила тебе, сын мой?! Разве я не говорила, что все так и есть? Это порочное создание наедине с другим мужчиной! Все обстоит именно так, как я и подозревала. Она изменяет тебе!

Прежде чем Оденат и Зенобия успели вымолвить хоть слово, старая Баб вскочила со своего места в углу.

– Да как вы смеете обвинять мою невинную хозяйку в таком вероломстве! – пронзительно закричала она. – Это вы – порочное создание!

– Ив самом деле, Аль-Зена, – послышался из другого конца комнаты изумленный голос Делиции. – Ваша фантазия начинает проделывать с вами престранные вещи! Ах, да, думаю, это всего лишь признак старости.

У Аль-Зены от изумления открылся рот.

– Они были наедине, говорю тебе! Эта девушка, Туллио, ушла, и она осталась наедине с ним! Ала, моя горничная, сказала мне об этом, а она не станет лгать мне!

– Может быть, она просто не знала, что и Баб, и госпожа Делиция находились в комнате вместе с ее высочеством, когда я пришел, – сказал Марк, обретя дар речи.

Злость Аль-Зены удивила его. Мать Одената искала, на кого бы наброситься. Так как Баб по своему положению была не ровня ей, она избрала Делицию.

– Если ты действительно была здесь, как утверждаешь, тогда скажи, о чем вы говорили? – зарычала она на Делицию. Делиция кротко ответила:

– Мы говорили о предстоящем замужестве Юлии. Она вскоре выйдет замуж за Антония Порция.

– Полагаю, мама, этому надо положить конец. Ты совершила ошибку и теперь должна извиниться перед моей женой и моим другом Марком Александром.

– Никогда!

Лицо Аль-Зены исказилось от ярости, и она стремительно выскочила из комнаты.

– Я оставлю тебя, продолжай уроки, Зенобия. Я должен вернуться на совет, откуда меня вытащили! – сказал царь.

Он поклонился, повернулся и вышел из комнаты. Некоторое время в комнате стояла напряженная тишина, а потом Марк спокойно произнес:

– Скажите, что все это значит?

– Аль-Зена злится, потому что не она царица Пальмиры. Она места себе не находит, хочет причинить мне неприятности, – устало ответила Зенобия.

– Она обвиняет нас в том, что мы любовники. Это опасное обвинение и для вас, да и для меня тоже.

– Это всего лишь ложь из уст озлобленной женщины! Она подобна вороньему крику.

– Не следует недооценивать ее ненависть, Зенобия! – предупредила Делиция. – Если бы я случайно не услышала, как эта старая сука Ала с торжеством сообщила ей свою новость, вы и в самом деле оказались бы наедине с Марком Александром. Даже если бы царь поверил вам, в каком-нибудь темном уголке его сознания навсегда осталось бы подозрение.

– Оденат не сомневается во мне, Делиция!

– Оденат – всего лишь простой смертный, Зенобия!

– Послушай ее, дитя мое! – настойчиво советовала Баб. Зенобия раздраженно вздохнула.

– Ну, Марк, давайте продолжим наш сегодняшний урок. Я прошу у вас прощения за поведение Аль-Зены. Должно быть, всему виной ее возраст.

– Гм! Это все ее натура, а она у нее кислая, как лимон! – фыркнула Баб.

– Эта старая женщина говорит правду! – пробормотала Делиция. Зенобия не обратила на них внимания и взглянула на Марка. Он с трудом подавил улыбку.

– Сегодня мы будем беседовать о вашей прославленной прародительнице Клеопатре, царице Египта.

Даже Делиция и Баб с интересом стали слушать, и Марк начал захватывающее повествование о женщине, которая правила Египтом и завоевала сердца двух знаменитых римлян того времени.

Зенобия, однако, не слушала его. Марк вряд ли расскажет ей что-то новое о Клеопатре. Выходка Аль-Зены обеспокоила ее. Неожиданно Зенобия обнаружила, что смотрит на Марка Александра вовсе не как на друга, или римлянина, или своего учителя, а как на мужчину. Неужели его глаза всегда были такими голубыми, а ресницы – такими длинными и густыми? О боги, как же он прекрасен! Она вздрогнула, с чувством вины отвела взгляд от его лица и опустила глаза, боясь, что выдаст себя. Но что это с ней, почему она думает о нем? Потом в душе поднял голову зловредный червь любопытства, и Зенобия стала фантазировать: интересно, что она почувствует, если он вот этими сильными руками крепко прижмет ее к своей широкой груди, если она ощутит на своих губах его губы? Краска стыда залила ее лицо, и, тихо вскрикнув, она выбежала из комнаты.

– Бедная Зенобия! – с искренним сочувствием сказала Делиция. – Очевидно, эта несчастная Аль-Зена очень расстроила ее. Может быть, боги поразят эту старую суку насмерть ударом грома? Вот это было бы величайшей справедливостью.

– Я – за! Я каждую ночь молюсь об этом! – пробормотала Баб.

Марк ничего не сказал. Он не знал, что заставило Зенобию выбежать из комнаты. Но только не мать Одената, в этом он был уверен.

Зенобия была цельной натурой, поэтому ночью, когда они с Оденатом, пресытившись наслаждениями, лежали бок о бок, переплетя пальцы, она тихо произнесла:

– Сегодня Ала сказала Аль-Зене правду. Я действительно осталась наедине с Марком, но это продолжалось всего лишь несколько минут, мой Ястреб. Он пришел, когда у меня была Юлия. Когда она ушла, мы стояли и беседовали. Мне не пришло в голову, что мы поступили неосторожно. Внезапно появились Делиция и Баб и сказали, что вы идете к нам. Они упрашивали меня сделать вид, будто бы они находились со мной все это время. Я сожалею, что поступила так. Ведь мне пришлось солгать тебе, хотя я не желала этого.

Он погладил ее по шелковистой головке, лежавшей у него на груди, и улыбнулся про себя в темноте. Он знал, что она оставалась наедине с римлянином, потому что уже много недель посылал своих собственных шпионов следить за ней. Не то, чтобы он не доверял ей или она дала ему какой-то повод сомневаться в ее любви; но колкости его матери привели к тому, что червь неуверенности глодал его в самые темные ночные часы, когда он иногда просыпался от страха потерять ее. Он понимал: в том, что она провела некоторое время наедине с Марком, нет никакого вреда. Он знал, что римлянин относится к Зенобии с величайшим уважением и, возможно, с какой-то долей любви, той любви, которую можно испытывать к младшей сестре. Они друзья, Марк Александр Бритайн и его жена. У Зенобии мало друзей – кто осмелится дружить с царицей? Он не хотел портить эту дружбу, несмотря на постоянные подозрения своей матери. Это всего лишь бред больной и озлобленной женщины.

– Спасибо за то, что рассказала мне правду, мой цветок! – спокойно ответил он. – Но я никогда и не сомневался в том, что твои отношения с Марком Александром – не более чем дружба между учителем и ученицей.

Зенобия вздохнула с облегчением, и он снова улыбнулся про себя. Никогда он не поверит наговорам своей матери. Они с Зенобией – единое целое, и так будет всегда.

– Ты останешься регентшей на время войны с персами, – сказал он.

– И когда же ты выступишь в поход?

– Через месяц. Царь Шапур снова беспокоит Антиохию.

– Не могу не заметить, что каждый раз, когда он делает это, он осторожно обходит Пальмиру по пути к побережью, – сказала Зенобия.

Оденат усмехнулся.

– Он знает, что в конце концов я разобью его, мой цветок. Он желает сохранить иллюзию своей непобедимости как можно дольше.

Зенобия рассмеялась.

– Ни один из вас не страдает от недостатка гордости, мой Ястреб!

– Я, возможно, пропущу свадьбу Антония Порция. Но ты пойдешь, а потом подробно опишешь все.

– Ох, чуть не забыла! Приехал мой секретарь! Как раз сегодня! – сказала она.

– Кто он?

– Дионисий Кассий Лонгин88
  Лонгин – древнегреческий ритор и философ, представитель неоплатонизма из Афин.


[Закрыть]. Я уже говорила тебе, что послала за ним в Афины, где он преподавал риторику. Пока ты будешь воевать, рядом со мной должен быть человек, которому я смогу доверять. Не забывай, я наблюдала, как проходят заседания твоего совета, и знаю, как трудно иметь дело с твоими министрами. Среди них нет ни одного, кто ставил бы интересы Пальмиры выше своих собственных. Ты, мой Ястреб, обладаешь поистине христианским терпением, но я не уверена, что могу сказать то же самое о себе.

– Кстати, о христианах, остерегайся моего советника Публия. У него произошла серьезная ссора с торговцем-христианином Павлом Квинтом, так что он изображает из себя оскорбленного моралиста.

– Я запомню. Не хочешь ли предупредить еще о чем-нибудь? – спросила она.

– Нет, скажу, что я обожаю тебя, мой цветок! – ответил он. Она прижалась к его груди, что-то нежно нашептывая, отчего у него сладко сжалось сердце.

– Не думай, что мне очень хочется уходить из города и исполнять роль солдата, ведь это означает разлуку с тобой! Прежде мы никогда не расставались, мой цветок! – сказал он.

– Возвращайся же назад со щитом или на щите! – поддразнила она его, цитируя слова женщин древней Спарты, с которыми они провожали своих мужей.

– А не хочешь ли поехать вместе со мной?

– Ты уже испытывал себя много раз, мой Ястреб, но мне никогда не давал такого шанса. Я хочу испытать себя в роли царицы и управлять городом по своему собственному усмотрению. Тогда я, наконец, узнаю, на что способна.

Он содрогнулся.

– Ты, как всегда, беспощадно честна, мой цветок!

– Ах, Ястреб, мне будет не хватать тебя! Да, не хватать, но я действительно хочу попробовать.

– Я знаю, Зенобия, знаю. А теперь засыпай, мой цветок! Когда ты станешь правительницей, у тебя не останется времени для отдыха.

Она быстро заснула, и ее ровное дыхание теплым дуновением касалось его обнаженной груди. Он обнимал ее, словно защищая, и наслаждался ее нежностью и исходившим от нее ароматом гиацинта. Он чувствовал, что ему будет гораздо сильнее не хватать ее, чем ей – его. Ведь ей предстоит нелегкая работа, и она с нетерпением и восторгом ждет этого часа. Он сомневался, будет ли она вообще вспоминать его. На короткое мгновение он пожалел, что женился на такой умной и независимой женщине. Но ведь и тогда он знал, какая она, и все же нуждался в ней. Он нуждался в ней и сейчас. В мире полно податливых женских тел, но такие, как Зенобия, – редкость. Всякий раз, когда она отдавалась ему, он испытывал чувство победы. С другими быстро приходило пресыщение. Он улыбнулся своим фантазиям. «На самом деле все так просто, – подумал Оденат. – Я люблю ее!»

Глава 5

– Не прикрывайтесь фальшивым благочестием, Публий Като!

– Ваше величество, вы меня не правильно поняли! – послышался вкрадчивый ответ.

– Я все понимаю правильно, Публий Като.

– Император указал нам, в каком направлении следует идти. Вы хотите сказать, что он не прав? Все затаили дыхание.

– Будьте осторожны! – подсказал Зенобии Лонгин. Она едва заметно кивнула ему.

– Император во всем прав, Публий Като. Если он подвергает христиан гонениям в Риме, значит, несомненно, они заслуживают того. Но здесь, в Пальмире, наши немногочисленные христиане – честные граждане. Они повинуются нашим законам и честно выполняют свои обязанности. Я подозреваю, что ваше рвение в преследовании христиан исходит из того, что вы должны довольно крупную сумму торговцу Павлу Квинту, который, по случайному совпадению, является христианином.

– Товары, которые он продал мне, низкого качества.

– В таком случае это дело суда, не так ли, Публий Като?

–  – Вчера суд вынес свое постановление, ваше величество, – сказал секретарь Зенобии.

– В самом деле?

Зенобия прекрасно знала о вердикте суда, но ей хотелось, чтобы остальные члены совета тоже узнали об этом.

– И какое же решение вынес суд, Лонгин?

– Суд решил дело в пользу Павла Квинта, ваше величество. Товары вовсе не низкокачественные, как утверждал Публий Като. Ему приказали уплатить Павлу Квинту.

– Понятно.

Зенобия бросила на остальных советников взгляд, полный смиренного терпения.

– Кто-нибудь из присутствующих здесь считает, что христиане представляют опасность для правительства или для нашего города? Я выслушаю любого, кто пожелает высказаться.

За этими словами последовала красноречивая тишина. Публий Като в ярости встал со своего места и направился к выходу.

– Совет еще не распущен! – ледяным голосом произнесла Зенобия.

– Я не останусь здесь, не позволю себя оскорблять женщине!

Зенобия ответила:

– То, что женщина надоедает вам, несомненно, свидетельствует не в вашу пользу. Но если вы покинете этот зал без моего позволения, вы навсегда будете изгнаны из совета. Я – Царица Пальмиры и останусь царицей!

Зенобия чуть заметно улыбнулась.

– Ну, давайте же, Публий Като! Вы отдали много сил на благо города. Я могу понять ваше желание отомстить, но что бы ни произошло между вами и Павлом Квинтом, вы не должны проявлять здесь, в совете, жажду мести. Подумав спокойно, вы поймете – я права. А теперь садитесь на свое место. Нам еще нужно разобраться со множеством дел.

Два других советника мягко и настойчиво принялись убеждать Публия Като. Лицо у него покраснело, и он отрицательно качал головой.

– Убедить его невозможно, ваше величество! Этот человек просто невыносим! – сказал Лонгин.

– Лучше не наживать врагов!

– Вернется он на свое место или нет, он все равно ваш враг. По крайней мере вы публично сделали попытку примирения. Если у него хватит безрассудства уйти, вы сможете назначить на его место кого-нибудь из своих людей.

– А если он вернется, что тогда? Она наклонила голову.

– Он попытается препятствовать всем вашим начинаниям, он – мелочный человек, – ответил Лонгин. Потом его глаза заискрились смехом:

– Боги услышали мои молитвы! Этот глупец уходит! На лице Зенобии появилось выражение сожаления, а по залу прошел шепот сочувствия к ней.

– Я сокрушаюсь об уходе Публия Като, – сказала она. – Но прежде всего я служу интересам Пальмиры.

Некоторое время она, казалось, сидела опечаленная. Потом ее серые глаза засверкали и внимательно оглядели членов совета.

– Теперь, с уходом Публия Като, у нас нет кворума. Если я не назначу немедленно кого-нибудь на его место, мне придется распустить совет. А ведь у нас так много дел! Мы не можем позволить себе терять время. Есть ли какие-нибудь возражения против того, чтобы я назначила на место, оставленное Публием Като, моего секретаря Кассия Лонгина, по крайней мере временно? Хотя он отсутствовал несколько лет, по рождению он – сын нашего города.

– Я не вижу никаких препятствий для такого назначения, – сказал Марий Гракх, самый старший по возрасту и положению член совета. После короткой паузы все остальные кивнули в знак согласия.

– Тогда решено, ваше величество. Добро пожаловать, Дионисий Кассий Лонгин! Вы – не первый человек из вашего рода, который служит в этом совете. Я прекрасно помню вашего знаменитого деда.

Несколько часов спустя Лонгин говорил своей госпоже:

– У меня нет уверенности, что вы не спланировали все это заранее.

– На самом деле я не ожидала, что Публий Като уйдет в отставку со своего поста. Но когда он сделал это, вполне естественно было назначить на его место вас. Уверена, Оденат одобрит мой выбор, Лонгин.

– Но вы не знаете меня!

Зенобия обратила на него взгляд своих серых глаз и слегка улыбнулась.

– Я знаю вас, Лонгин. В первые же минуты нашей встречи я поняла, что вы за человек: умный, честный, проницательный. Вы будете верны мне, а значит – и Пальмире.

– Вы еще забыли упомянуть, что я предпочитаю мужчин в качестве любовников, – произнес Лонгин. Зенобия рассмеялась.

– Вы когда-нибудь занимались любовью с женщиной, Лонгин? Впрочем, вы не обязаны рассказывать мне об этом. Допускаю, вы имеете право на личную жизнь.

Ее глаза озорно сверкнули, и ему ничего не оставалось, как только рассмеяться вместе с ней.

– Я подозреваю, что с таким человеком, как вы, ваше величество, нелегко работать. . – Ну почему же, Лонгин, ведь я женщина! – ответила она с притворным смирением.

Лонгин в изумлении выгнул свою изящную бровь, но Зенобия предпочла не обращать на это внимания и продолжала:

– Завтра вам предстоит сопровождать меня на свадьбу Антония Порция. Будьте у меня за час до рассвета!

– За час до рассвета?!

Он явно не хотел являться в столь ранний час.

– Не думаю, что в такую рань кровь будет течь у меня в жилах, ваше величество.

– Мне нужна не ваша кровь, Лонгин, а только ваше тело, – сухо ответила Зенобия.

– Что ж, хорошо. Думаю, мы составим прекрасную пару. Доброй ночи, ваше величество!

Зенобия мягко усмехнулась, налила себе немного вина и уселась на стул. В задумчивости она маленькими глотками потягивала сладкую красную жидкость. В тот день ей пришлось лицом к лицу встретиться с первой серьезной проблемой, и она считала, что вышла из переделки достойно. Как сказал Лонгин, что бы ни произошло, Публий Като все равно стал ее врагом. Она использовала против него его собственную слабость и удалила его из совета, заменив его тем, кто поведет себя лояльно по отношению к Пальмире. Она надеялась, что Оденат одобрит ее выбор, когда вернется.

Кассий Лонгин! Она улыбнулась про себя. Он нравился ей, с его острым умом и тонкой культурой. Принимая во внимание его репутацию, никто не сможет обвинить ее в неверности мужу. Она на мгновение задумалась о том, что заставляет его предпочитать мужчин женщинам в качестве любовников, но потом пожала плечами. Это не имеет значения, ведь он ей друг, и она знает, что он станет полезным слугой Пальмире. И все же он привлекателен: высокий, тонкий, с коротко подстриженными седыми волосами, живыми и внимательными карими глазами. Нос у него длинный, а привычка смотреть вниз на кончик коса раздражала людей. И манеры, и одежда у него изящные, а натура – щедрая, хотя иногда он становился нетерпеливым, когда сталкивался с явлением, которое называл «всеобщей глупостью» населения. Он работал неутомимо, как она обнаружила за те несколько месяцев, что провела рядом с ним. Это радовало. Ей не хотелось проводить время в праздности, особенно в отсутствие мужа.

Ее внимание привлек слабый шорох у двери, и она крикнула:

– Войдите!

– Я подумала, что вы, должно быть, сейчас одна, – сказала Делиция, входя в комнату.

– Я рада твоему обществу! – ответила Зенобия, хотя ничто не могло быть дальше от правды. В действительности она наслаждалась одиночеством.

– Заседание совета продолжалось почти целый день, и вы, должно быть, в изнеможении.

– Я расцветаю, когда приходится напряженно работать, Делиция. Праздность для меня – проклятие.

– Это правда, что вы изгнали из совета Публия Като? Город полон слухов.

– Как, уже? – удивилась Зенобия. – Публий Като допустил ошибку, когда попытался использовать правительство для достижения своих личных целей.

– Аль-Зена говорит, что женщинам не место в правительстве.

– Аль-Зена быстро изменила бы свое мнение, если бы это ее, а не меня Оденат оставил бы регентшей, – рассмеялась Зенобия. – Но не будем говорить о ней, Делиция. Лучше расскажи мне о том, как ты проводишь дни.

– В праздности, Зенобия. В той самой праздности, к которой вы питаете такое отвращение. Большую часть времени я сижу перед зеркалом, хотя сама не знаю, для кого и для чего. Около часа я занимаюсь с сыновьями, но, увы, они сейчас в самом ужасном возрасте и говорят только об оружии и лошадях.

– Ты счастлива, Делиция?

– Нет, но что мне остается делать? Я – наложница Одената, хотя он вот уже пять лет не посещал меня. Я – мать сыновей, которые больше не нуждаются во мне. Я не наделена таким умом, как вы, чтобы размышлять о важных вопросах. Я – пустое место.

– Тогда чего же ты хочешь? – спросила Зенобия.

– Если я скажу вам, сохраните ли вы это в тайне? Я не могу получить то, что желаю, зато могу мечтать.

– Даю обещание!

– Мне нужен муж, Зенобия. Быть женой и матерью – вот для чего я больше всего подхожу в этой жизни. Я знаю, что это невозможно, и все же мечтаю об этом.

– Ну почему же невозможно? Ты была возлюбленной царя, и если он решит вознаградить тебя за твою преданность, отдав тебя в жены какому-нибудь достойному человеку, то кто же сможет отказать ему? Если ты хочешь этого, я сама поговорю с Оденатом, когда он вернется. Ты достаточно молода, чтобы иметь детей.

– Правда, вы сделаете это для меня?

Выражение надежды на лице Делиции чуть не заставило Зенобию расплакаться.

«Какая же я дура! – думала она. – Я была так поглощена своим собственным счастьем, что не замечала, как несчастна бедная Делиция! Я никогда не стану достойной царицей, если забота о людях сведется только к разговорам».

– Я поговорю с царем, Делиция, но после нашего разговора ты должна быть с ним честной. Не думаю, что вы когда-нибудь любили друг друга, но вы были друзьями. Когда я подготовлю почву, расскажи Оденату о своих чувствах откровенно.

– Я не уверена, что смогу, Зенобия.

–  – Ты должна сделать это, Делиция! В конце концов только ты сама можешь добиться своего счастья.

– А что станет с моими сыновьями, если я покину дворец?

– Не знаю, Делиция. Однако, полагаю, они должны уйти вместе с тобой. Они еще маленькие, и им нужна мать.

Про себя Зенобия подумала, что пока сыновья Делиции живут во дворце, они чувствуют себя царевичами. А этого, конечно, нельзя допускать, ведь они уже достаточно взрослые, и если что-нибудь случится с Оденатом, от них можно ждать неприятностей. И в самом деле, ради всеобщего блага лучше, если Лин и Берн покинут дворец.

– Я позабочусь о том, чтобы тебя не разлучили с сыновьями, Делиция. Я тоже мать и вряд ли перенесла бы разлуку с детьми.

Делиция упала на колени и поцеловала край платья Зенобии. Ее голубые глаза стали мокрыми от слез.

– Спасибо вам, ваше величество! Спасибо!

– Не благодари меня пока, Делиция. Ведь мы еще должны поговорить с царем.

– Он послушается вас! Я знаю, что послушается! – воскликнула Делиция.

– А теперь идем! Составь мне компанию за ужином. Я должна лечь спать пораньше, ведь завтра моя подруга, Юлия Туллио, выходит замуж, и меня пригласили прийти пораньше.

На следующее утро Зенобия надела роскошную, как и подобает царице, столу цвета пламени, стянутую широким золотым поясом, с рубинами и жемчугом. На шее у нее сверкало великолепное ожерелье из сотен мелких жемчужин и рубинов, которые висели на тонких, как паутинка, золотых проволочках и переливались на фоне бледно-золотистой кожи ее груди. С ушей свисали огромные рубины не правильно-овальной формы. На правую руку она надела браслет в виде золотой змейки с рубиновыми глазами, а под ним – резной золотой браслет и еще один гладкий браслет из розового коралла. На левую руку нанизала три браслета из золотой проволоки: два с жемчужинами, а третий – с маленькими рубинами. Ее тонкие пальцы украшали три кольца: обручальное, кольцо с большой розовой жемчужиной и еще одно – с квадратным розовым сапфиром.

Густые черные волосы Зенобии служанки уложили тяжелым кольцом у основания шеи. Голову венчала золотая диадема тончайшей работы, состоявшая из филигранно выполненных золотых виноградных лоз и цветов из розового сапфира. Взглянув на себя а зеркало из полированного серебра, которое держала перед ней рабыня, Зенобия поразилась своим собственным царственным видом. Она подумала, что ее высокий рост в конце концов оказался преимуществом.

Во внутреннем дворе дворца ее ждал Лонгин. Он дрожал на предрассветном холоде, но выглядел очень элегантно в своей длинной белой тунике, сотканной из тонкой шерстяной пряжи, и в окаймленной пурпурной полосой тоге-трабее с белыми и красными полосами. Его седые волосы были красиво завиты и благоухали помадой. Улыбнувшись, он помог ей взобраться на носилки, поднялся туда следом за ней и занял место напротив нее. Рабы подняли носилки И двинулись через дворцовые ворота на улицу.

– Если вам не слишком холодно, Лонгин, я бы предпочла оставить занавески открытыми. Небо в предрассветный час особенно прекрасно!

Лонгин со вздохом кивнул и вжался в подушки. Зенобия улыбнулась; в течение нескольких минут они ехали в молчании. Она смотрела на звездное небо, которое уже начало чуть светлеть у самого горизонта.

– Назовите мне неженатого мужчину из хорошей семьи, которому мы могли бы оказать честь! – попросила Зенобия.

Ее вопрос мгновенно вызвал интерес. Лонгин размышлял, а она смотрела на него и понимала, что его хитрый ум решает заданную задачу и в то же время гадает, что же такое она задумала на этот раз. Наконец, Лонгин произнес:

– Человек, который приходит мне на память – это Руф Ацилий Курий. Его отец – римский центурион – около 30 лет назад женился на дочери богатого пальмирского купца. Я помню об этом событии, потому что оно вызвало большой скандал. В то время эту семью еще не испортили римской кровью, и отец девушки был в этом отношении настоящим фанатиком. Но девушка забеременела от своего возлюбленного, и выбора не оставалось – пришлось устраивать свадьбу. Однако центурион оказался хорошим мужем. Когда он вышел в отставку и оставил службу в армии, то обосновался здесь, в Пальмире. Руф Курий – их третий сын, он служит в армии. Ему удалось стать первым пальмирцем по рождению, который стал начальником крепости Квазр-аль-Хер. Он очень предан Оденату.

– Квазр-аль-Хер? Это пограничная крепость?

– Да.

– О боги! Да это же великолепно! А вы уверены, что у него нет жены? А как насчет помолвки? А любовница?

– Ничего об этом не слышал.

– Узнайте все наверняка, Лонгин. Я должна быть уверена!

– Зачем?

Никто другой не осмелился бы задать подобный вопрос, но Зенобия не обиделась на Лонгина. Он стал ее близким доверенным лицом.

– Делиция давно уже не наложница Одената. Она несчастна, Лонгин. Оденат не нуждается в ней. Откровенно говоря, она надоела ему. Но не выгонять же ее, да и сыновья подросли. Это было бы величайшим позором. Она страстно желает стать женой и матерью. Я обещала, что поговорю об этом с Оденатом. Она еще достаточно молода, чтобы начать новую жизнь. Вот я и подумала, что если выдать ее замуж за какого-нибудь человека, которому пожелал бы оказать честь Оденат. Это было бы неплохо.

– Да, Руф Курий и в самом деле подходящий человек, – воскликнул Лонгин. – Полагаю, вы пожелаете, чтобы ее сыновья уехали вместе с ней. Руф Курий станет для них прекрасным приемным отцом. Он позаботится о том, чтобы они выросли законопослушными гражданами и честными людьми. Лонгин бросил на Зенобию озорной взгляд.

– Я одобряю ваши намерения по отношению к госпоже Делиции, но в то же время не могу не думать, что отъезд Лина и Верна не слишком огорчит вас.

– Для их собственного блага и для блага моего сына Вабаллата лучше, если сыновья Делиции не будут расти с мыслью о том, что они царевичи.

Носилки прибыли в дом Манлия Туллио Сирия. Лонгин вышел и протянул руки, чтобы помочь Зенобии спуститься.

Манлий Туллио Сирии встал на колени и прикоснулся лбом к краю платья Зенобии.

– Вы оказываете нам невероятную честь, моя царица! Ваше присутствие возвеличивает скромный дом семейства Туллио.

– Встаньте, отец моей самой дорогой подруги Юлии! Я отплатила бы злом за многолетнюю дружбу вашей дочери, если бы не приехала сюда, чтобы пожелать счастья ей и ее нареченному.

Старик Туллио поднялся. Потом все члены его семьи, начиная с его жены Филомены, засвидетельствовали Зенобии свое почтение. Затем Лонгин тихо прошептал Зенобии:

– Если бы вы приехали сюда на полчаса раньше, я бы уже замерз прямо тут, на месте, пока все они целовали бы край вашей одежды.

Зенобию душил смех. Тут заговорила мать невесты:

– Юлия хочет, чтобы вы взяли на себя роль пронубы, ваше величество! – сказала Филомена.

– Я польщена, тетя Филомена! – ответила Зенобия. Зенобию провели на почетное место. Когда солнце взошло над горизонтом, прорицатель перерезал горло молодому барашку и собрал его кровь в серебряный таз. В течение нескольких минут он внимательно всматривался в дымящиеся внутренности барашка, а потом произнес:

– Предзнаменования самые благоприятные! Тут в атрии появились Антоний Порций Бланд н Юлия Туллио; свадьба началась. Зенобия выступила вперед, улыбаясь своей подруге, и в присутствии многочисленных свидетелей соединила руки жениха и невесты. Юлия застенчиво повторила традиционные слова:

– Если ты – Гай, то я – Гая!

Слова согласия произнесены, и церемония продолжалась. Теперь ее вел верховный жрец Юпитера и его помощники.

На мгновение мысли Зенобии вернулись в прошлое, к тому счастливому дню, когда она вышла замуж за Одената, и она тихонько вздохнула. Ей так недоставало его сейчас! Если эти проклятые римляне желают покорить персов, то почему они не посылают своих собственных полководцев вместо царя Пальмиры? Какой-то тихий голос нашептывал ей в мыслях, что империя слишком велика и римляне больше не в состоянии контролировать ее самостоятельно. Она отогнала эту мысль и бросила беглый взгляд на гостей. На нее пристально смотрел Марк Александр Бритайн. Она залилась краской, сама не зная отчего. Она тут же рассердилась на себя и бросила на Марка уничтожающий взгляд. Но, к ее удивлению, он уже отвернулся. «Что же это происходит со мной», – думала она.

– Feliciter! – кричали гости, и Зенобия поняла, что Церемония закончена. Она смотрела, как Антоний Порций пылко целовал свою розовощекую невесту.

– Теперь вы довольны? – спросил ее Марк, внезапно оказавшийся рядом с ней. – По-моему, всем ясно, как он любит ее!

– Да, это хороший брак, и я рада за Юлию, – медленно ответила Зенобия.

Она взяла бокал вина, поданный ей рабом, и Марк сделал то же самое.

– Я не обижу вас, ваше величество, если скажу, что вы – самая прекрасная женщина в атом зале, самая прекрасная женщина, которую я видел за всю свою жизнь, во всех своих странствиях?

На мгновение сердце Зенобии забилось так быстро, что она даже задохнулась. Наконец, она смогла выговорить:

– Зачем вы говорите мне такие слова, Марк Бритайн?

– Но почему вас это смущает, ведь я говорю правду! – возразил он. – Разве мы не близкие друзья уже много лет, и я не имею права сделать вам комплимент?

– Вы никогда еще не говорили мне таких слов, Марк Бритайн! Я удивлена.

– Это вино придало мне смелости! – тихо пошутил он. Потом Марк произнес так тихо, что только она одна могла его расслышать: