Текст книги "Плененные страстью"
Автор книги: Бертрис Смолл
Соавторы: Робин Шоун,Сьюзен Джонсон,Тия Дивайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Плененные страстью
Бертрис Смолл
Экстаз
Пролог
Высокая женщина с лицом, закрытым чадрой, в просторном одеянии из голубой парчи пристально всматривалась в стоявших на возвышении людей. Темные глаза оценивающе оглядывали каждого обнаженного мужчину, не пропуская ни малейшей подробности его анатомии. Очевидно, ни один не удовлетворял незнакомку, поскольку прошло немало времени, прежде чем она повелительно подняла украшенную золотыми браслетами руку.
– Этот, – произнесла она, небрежно ткнув в раба толстым, белым, унизанным перстнями пальцем.
– Боги! О боги! – тихо простонал работорговец, но тут же, опомнившись, слегка повеселел. Нет худа без добра: требовательная покупательница выбрала самого непокорного и опасного невольника из тех, кто когда‑либо попадал ему в лапы.
Работорговец нахмурился и окинул мятежное создание строгим взглядом.
– Подойди! – повелительно приказал он. – Госпожа желает осмотреть тебя поближе.
Мужчина с высоты своего огромного роста воззрился на толстого коротышку‑слизняка, посмевшего приказывать ему, и решил было прибегнуть к обычной форме неповиновения: разразиться криками и ругательствами на родном языке, а также отпугнуть тех, кто осмелится увести его в рабство, свирепым видом и оскаленными зубами, в надежде, что эти средства возымеют обычное действие и его отправят в невольничьи бараки. Он так и сделал бы, но по какой‑то причине случайно бросил взгляд на статную женщину в голубом. Над плотной черной вуалью виднелись лишь прекрасные темные, искрящиеся весельем глаза. Можно подумать, она прочла его мысли!
Раб, откровенно заинтригованный, выступил вперед. Что ж, так или иначе, нужно выбираться отсюда! Нельзя же всю жизнь провести в вонючей дыре!
– Кто он? – осведомилась женщина, и раб невольно отметил, что голос у нее низкий и тягучий, как засахаренный мед. – Откуда вы его добыли?
– Привезли с караваном, пришедшим с запада несколько недель назад, – пояснил работорговец. – Настоящий варвар, великая госпожа, и хотя понимает наш язык, я так ничего и не сумел узнать о его прошлом. Но, как видите, он могуч и вполне подойдет для работы на ваших рудниках или полях.
Из груди женщины вырвался отрывистый, лающий смешок.
– В самом деле, – сухо согласилась она, не спуская глаз с внушительного мужского достоинства раба. – Помоги мне подняться на возвышение, хозяин Ашур, я хочу получше рассмотреть возможное приобретение.
Работорговец сделал знак помощникам, и те почти внесли женщину наверх.
– Поставьте ему что‑нибудь под ноги, – велела женщина, и тут же, словно по волшебству, появился небольшой табурет.
Покупательница медленно обошла раба, время от времени прикасаясь к нему. Удостоверившись в том, что кожа здоровая и загорелая, она уверенно провела рукой по мускулистым икрам, ощутив, как их владелец чуть вздрогнул. Мягкие ладони накрыли ягодицы, слегка сжали, раздвинули: очевидно, женщина старалась определить, предпочитает ли раб женщин или относится к довольно многочисленному племени содомитов. Нет… этот из тех, кому по нраву противоположный пол… Удовлетворенная осмотром, женщина приказала рабу слезть с табурета и, дождавшись, пока тот повинуется, преспокойно скомандовала открыть рот. К ее удивлению, тот беспрекословно подчинился. Незнакомка пересчитала зубы и даже пальцем потрогала.
– Все на месте, – одобрительно заметила она, – сильные и крепкие. Это хорошо.
Он сомкнул губы, а покупательница тем временем заглянула ему в глаза. Синие, как ночное небо, опушенные густыми темными ресницами, ясные, а белки чуть голубоватые.
– Встань на табурет еще раз, – потребовала она и отошла на шаг, Словно желая вновь осмотреть его.
Настоящий гигант, широкоплечий, с мощной грудью и при этом на удивление изящный. Смоляные волосы, густые и длинные, связаны на затылке в косичку. Тело гладкое и безволосое, если не считать островка черных завитков внизу живота. Руки и ноги сильные и хорошей формы. Лицо продолговатое, с длинным красивым носом, высокими скулами и лбом и большим чувственным ртом. Густые брови нависали над выразительными глазами. Подбородок мужественный, квадратный, с небольшой ямочкой посредине. Сразу видно, что он не из низкорожденных. Такие не рождаются среди крестьян и рабов.
Женщина поверить не могла своей удаче. Хорошо еще, что чадра помогла надежно скрыть восхищение и восторг!
Снова встав перед мужчиной, она бесцеремонно раздвинула его бедра и взвесила на ладони яички. Тот оставался внешне бесстрастным, хотя по телу прошел слабый трепет. Но она продолжала ласкать мужчину, мысленно оценивая его снасть. Тяжелая и поистине совершенная!
Выпустив двойную драгоценность, она сжала его пенис и принялась гладить. Да он настоящий жеребец! Интересно, насколько большим станет и как быстро, если возбудить его по‑настоящему?
Раб, не в силах совладать с собой, залился краской, беспомощный против коварно‑искусных пальцев, рождавших прилив исступленного сладострастия, и, закрыв глаза, отдался подхватившим его волнам наслаждения. Боги! Когда в последний раз он владел женщиной? Он уже был готов посчитать, что эта часть его тела никогда не оживет, но странная особа, закутанная в широкие одежды, сумела доказать обратное. Правда, он стыдился себя и того, что с ним происходило, но когда попытался сдержаться, незнакомка покачала головой.
– Я хочу убедиться, насколько обильны твои соки, – тихо объяснила она. – Освободи их. Ради меня. Сейчас.
С этими словами она отступила.
Чувственные нотки в ее голосе завораживали. Раб понял, что в этой схватке проиграл, и со стоном излил свое семя, забрызгав возвышение густой белой жидкостью. Когда на доски упала последняя капля, синие глаза распахнулись.
– Ну как, госпожа? Я выдержал испытание? – негромко и вызывающе пробормотал он.
Женщина едва уловимо кивнула и повернулась к работорговцу:
– Я беру его, хозяин Ашур. Сколько запросишь? Помни, я, вероятно, единственная покупательница, которую ты найдешь для этого чудовища.
Торговец порывался что‑то возразить, но здравый смысл перевесил алчность.
– Будь он хоть немного покорнее, я попросил бы десять золотых латок, великая госпожа, но при подобных обстоятельствах… Пять будет как раз.
– Четыре, – непререкаемым тоном изрекла она, вручая ему шелковый мешочек. Пухлые пальцы нетерпеливо сжали кисет.
– Продан! Продан! – провозгласил Ашур на всю площадь. – Продан главной сводне Кавы!
Глава 1
Дагон, принц Арамаса, молча наблюдал, как женщина в голубом одеянии шепотом дает наставления работорговцу. Закончив, она величественно удалилась. Довольный сделкой Ашур бросился к Дагону.
– Знаешь ли ты, какая удача улыбнулась тебе, варвар? Это сама леди Зинейда из Кавы! Если сумеешь держать в узде свой злобный нрав, проживешь жизнь в роскоши и безделье, обслуживая женщин Кавы. Такие причиндалы, как у тебя, похоже, станут для них неиссякаемым источником наслаждения! – нагло ухмыляясь, заметил он. – Сейчас тебя вымоют и отошлют в лагерь госпожи. Завтра на рассвете она отправляется в Каву.
Дагон не произнес ни слова, однако последовал за помощниками работорговца в публичные бани, где те рассказывали каждому встречному и поперечному, что чужеземный варвар куплен самой главной сводней Кавы. Взволнованный ропот прошел по толпе собравшихся. Но тут вперед вышел главный банщик, и счастливчика раба передали ему. Его стражники уселись на корточки и стали терпеливо ждать окончания процедуры.
– Что это за место такое, Кава? – спросил Дагон у банщика.
– Знаменитый и прославленный сказочный город женщин. Неужели никогда не слыхал раньше? Никто не ведает, где он находится, ибо те, кто пытался следить за караваном из Кавы, клянутся, будто верблюды и лошади исчезают прямо у них на глазах, растворяются в воздухе, не оставляя ни единого следа на пустынных тропах. Раз в год их главная сводня приезжает в Рамасхан за рабами. И покупает исключительно мужчин. В Каве правят женщины. Говорят, богатство их огромно и бесконечно, а земля поразительно плодородна и прекрасна. Огромные караваны с грузами золота и драгоценных камней из тамошних рудников частенько проходят через нашу страну. Кроме того, Кава славится своими шелками, спрос на которые поистине огромен, как и на легкое сукно, которое ткут тамошние мастерицы.
– В таком случае откуда тебе известно, что это город женщин? – удивился Дагон. Он хотел собрать как можно больше сведений о тех особах, которые самонадеянно полагают, будто завладели им.
– Когда‑то, много лет назад, – поведал банщик, – из Кавы сбежал один раб. Ему удалось достичь Рамасхана, хотя путешествие было долгим и опасным. Долго бедняга не прожил, но перед смертью успел рассказать о странном городе, где мужчины прислуживают женщинам, выполняют все их прихоти и капризы, но сами не имеют права выходить в город после наступления темноты, если не считать особых случаев. Он рассказал о таком месте, где детей мужского пола отнимают у матерей по достижении восьми лет. Следующие восемь лет они проводят в непрерывных воинских учениях. Если верить слухам, это еще один источник дохода. Обитательницы Кавы продают целые полки искусных и отважных воинов. Это самые лучшие наемники в мире.
– Но если никто не знает, где находится город, каким же образом ведутся торги? – допытывался Дагон.
– Во время зимнего солнцестояния, – пояснил банщик, – женщины‑воины Кавы привозят своих солдат на празднество, которое проводится за стенами города. Желающих приобрести товар столько, что на всех не хватает. Иногда полк всего один, иногда два или три. Однажды на моей памяти они вообще не явились. Ну что же, садись. Нужно вымыть тебе волосы и подстричь ногти.
Банщик сосредоточенно принялся за работу.
– Ты хорош собой, настоящий здоровяк и, вне всякого сомнения, подаришь немало сыновей красавицам Кавы.
Дагон плотно стиснул губы. Он узнал все, что хотел. Жаль, что никогда не узреет Кавы… Зато будет что порассказать своим людям, когда доберется до Арамаса. Но первым делом он прикончит предателя, своего брата‑близнеца Ногада, занявшего его законное место наследника короля Арамаса. Он воспользуется караваном из Кавы, чтобы покинуть Рамасхан, а через два‑три дня исчезнет без следа, чтобы вернуться домой. Придется пересечь две пустыни и три моря, но он вернет утерянное. Ногад горько пожалеет о том дне, когда решил избавиться от брата.
Искупав Дагона, банщик обернул вокруг его чресел чистую набедренную повязку, а помощники работорговца отвели вновь купленного раба в лагерь госпожи Зинейды. Одетая в кожаные доспехи женщина‑воин встретила их у границы лагеря, и охрана Дагона почтительно попрощалась, не преминув, однако, отпустить несколько ехидных замечаний относительно будущих любовных утех раба. Женщина презрительно оглядела парочку, пожала плечами и знаком велела Дагону следовать за ней. Она привела его в самый большой шатер, находящийся в центре, и откинула занавеску, прикрывающую вход.
– Заходи, варвар. Главная сводня ждет тебя, – буркнула она.
Дагон медленно шагнул вперед. Обстановка шатра оказалась поистине роскошной. Женщина в парчовом одеянии, уже без чадры, сидела на небольшом возвышении. Несмотря на пышные формы, она оказалась настоящей красавицей: кожа цвета белого жасмина, тонкая и мягкая, как шелк… прямой носик, маленький, похожий на розовый бутончик рот.
– Входи! Входи!
Пухлая ручка поманила его, темные глаза сверкнули.
– Садись напротив. Ты голоден? Ну, разумеется, – ответила она сама себе, прежде чем он успел раскрыть рот. – Сомневаюсь, что еда в невольничьих бараках может быть хотя бы съедобной, не говоря уже о вкусе.
С полдюжины девушек принялись расставлять тарелки и блюда, от которых исходили соблазнительные запахи. Золотой кубок наполнили темно‑красным вином. Ноздри Лагона судорожно дернулись.
– Сначала назови свое имя, а потом поужинаешь, – велела леди Зинейда. – Уверена, ты уже знаешь, кто я. Рамасхан бурлит слухами. Настоящее гнездо сплетников.
– Я Дагон, принц Арамаса, – не колеблясь ответил он и потянулся к кубку.
– И как же ты попал на невольничий рынок Рамасхана, Дагон, принц Арамаса? – удивилась она, поднимая брови.
– Из‑за предательства своего брата‑близнеца, желавшего занять отцовский трон, – пояснил Дагон. Он разорвал цыпленка и стал жадно есть.
– Ты родился первым, – констатировала Зинейда.
Дагон кивнул и проглотил крылышко.
– Да, госпожа. Говорят, когда я появлялся на свет, пальцы Ногада вцепились в мою щиколотку, словно он пытался помешать мне войти в мир раньше его.
– Грозный враг, – кивнула Зинейда. – Поешь, и мы потолкуем.
Дагон жевал медленно, тщательно, не позволяя себе объедаться: он слишком хорошо знал, что происходит с людьми, которые после долгого поста набрасывались на еду. Вот уже несколько месяцев он почти голодал.
Дагон прикончил цыпленка, каравай хлеба, проглотил с дюжину устриц, запивая красным вином, так что служанке пришлось дважды наполнять его кубок. Когда ему предложили блюдо с фруктами, он выбрал персик, разломил и, восторженно жмурясь, проглотил, не обращая внимания на то, что по подбородку течет сок. Наконец, дочиста облизав пальцы, Дагон поднял глаза на Зинейду.
– Вы всегда так хорошо кормите рабов, госпожа?
– В Каве никто не голодает, – спокойно объяснила она. – Мы никогда не обращаемся с людьми жестоко. В отличие от мужчин.
– Но все же без них вы не можете обойтись, – тихо возразил он.
– Они трудятся в полях, рудниках и выполняют другую тяжелую работу.
– А где мое место? – полюбопытствовал Дагон.
– А ты умен, – одобрительно кивнула Зинейда, игнорируя намек. – Я верю тому, что ты сын короля, ибо осанка у тебя благородная. После того как я купила тебя, несомненно, нашлись люди, которые наполнили твои уши непристойными слухами, и многие из них правдивы. Да, мужчины Кавы – невольники и служат женщинам, но почему это так уж отличается от тех государств, где женщины во всем подвластны мужчинам?
– Но мужчины во всем выше женщин, – поспешно возразил Дагон. – Они выше, сильнее, мудрее.
– Да, выше ростом и сильнее, но мудрее?! Нет, Дагон, ты ошибаешься, именно женщины превосходят мужчин, хотя бы потому, что боги избрали именно их для того, чтобы воспроизводить себе подобных. Но прежде чем ты возразишь, что для этого необходимо мужское семя, позволь напомнить: это единственное, что требуется. Твое семя бесполезно без женщины, которая вынашивает его в чреве своем. Когда же оно расцветает и на руки матери ложится младенец, она кормит его своим молоком. Мужчинам нечем питать новорожденного. Без плодоносной почвы наших тел твое семя ничего не стоит, Дагон. Поэтому мужчинам далеко до женщин. Каково предназначение мужчин в этом мире? Именно они затевают войны, в которых гибнут не только невинные, но и торговля и искусство. И чего они добиваются? Больше земли? Богатства? И что они делают со всем этим? Ба! Поэтому и существует Кава, где правят женщины. Мы пользуемся силой мужчин и их семенем, но и только. Мужчины всегда будут нам подвластны. Таковы наши обычаи. Мы не воюем с соседями и при этом куда богаче, чем ты способен представить, потому что неустанно трудимся. Впрочем, ты скоро сам во всем убедишься.
Улыбнувшись ему, она сделала глоток вина и продолжала:
– На троне Кавы сидит королева. Когда ей приходит пора соединиться с мужчиной, мы избираем новую властительницу. Нынешняя королева Халида еще ни разу не влюблялась и при этом правила дольше остальных. Она сама предложила уступить место вновь избранной преемнице, но мы не позволили, ибо это противоречит нашим законам. Прежде она обязана полюбить и взять себе мужчину.
– И ты считаешь, что именно я гожусь ей в мужья? – спросил Дагон.
– Возможно, – уклончиво пробормотала Зинейда. – Но пойми, сначала королева должна влюбиться в тебя, а не просто лечь в твою постель. Очень мало женщин Кавы остаются девственницами до пятнадцати лет. Мы рано привыкаем радоваться жизни и не стыдимся отдаться красивому мужчине. Чувственность Халиды поистине ненасытна, но, к сожалению, ни один мужчина до сих пор не завоевал ее сердца. Если ты сумеешь добиться этого, мой прекрасный принц, твоя судьба будет поистине ослепительной. Будешь жить во Внешнем дворце консортов вместе с мужьями бывших королев и иметь все, что пожелаешь, даже других женщин.
– Но если верить тому, что я узнал, мои сыновья будут отняты у матери в восемь лет, после обучения посланы наемниками в другие страны и навсегда разлучены с родителями, – возразил Дагон.
– Разве это не любимое занятие мужчин, Дагон? Драки и бои. Мы просто учим наших сыновей сражаться и выживать в мире мужчин. Каванские наемники не имеют цены, и владетели всего мира стараются их заполучить. Превращаем пороки мужчин в товар! – хмыкнула Зинейда и, с трудом дотянувшись, погладила его по руке. – Тебе не запретят видеться со своими детьми. Их казармы находятся неподалеку от дворца. Ты будешь встречаться с ними чаще, пока они будут жить в городе. Кроме того, ты не станешь вести жизнь раба для любовных утех. Будут и другие обязанности, которые не оставят тебе много свободного времени. Молодой человек, которому предназначалось стать королем, наверняка имеет и другие таланты, кроме могучего мужского достоинства. А теперь ты, разумеется, захочешь возлечь с женщиной, чтобы удовлетворить так долго копившееся сладострастие. Как давно ты был лишен плотских радостей?
Дагон вспыхнул от столь откровенного вопроса.
– Несколько месяцев, – признался он.
Зинейда понимающе улыбнулась, показав белые ровные зубы.
– Бедный мой принц, – утешила она и обратилась к молодым служанкам: – Ну, кто из вас хочет его сегодня? Только не ссорьтесь, у каждой будет возможность его попробовать.
– Мы уже все решили между собой, госпожа, – объявила желтоволосая девушка. – Тянули жребий, и мне досталась первая ночь.
– Как умно, не правда ли, Дагон? Ни споров, ни свар. Все ли мужчины так рассудительны, когда речь идет о красивой женщине? – усмехнулась Зинейда. – Вряд ли. Обязательно начнется распря, и потом бедняжке придется развлекать с полдюжины похотливых животных. Кстати, ее зовут Доре. Идите и наслаждайтесь компанией друг друга, – напутствовала она.
Доре взяла Дагона за руку, подняла с подушек и провела его в отгороженное красной шелковой занавеской помещение для сна. Занавеска упала с тихим шорохом, отсекая их от остальных женщин. Дагон огляделся. Здесь ничего не было, кроме большой перины, брошенной на деревянное возвышение.
– На колени, раб! – скомандовала Доре. – Пора тебе понять, что отныне твои властительницы – женщины.
Она негрубо, но решительно толкнула его. Первым порывом Дагона было взорваться, но он вовремя успел взять себя в руки. Только завоевав доверие этих негодниц, он сумеет скрыться.
Доре выскользнула из своего простого платья, оставшись обнаженной.
– Заложи руки за голову, раб. Тебе запрещено дотрагиваться до меня, пока я не дам на это своего позволения. Понятно?
– Да, госпожа, – кивнул Дагон.
– Вот и хорошо, – довольно улыбнулась Доре. – Я вознагражу тебя, раб. Можешь полизать мою маленькую щелку, но не смей проникать языком внутрь, пока я не разрешу.
Она растянулась перед ним и расставила ноги так, что кружево светлых завитков очутилось прямо перед его губами. Дагон наклонился и стал гладить кончиком языка сомкнутые створки пухлого венерина холма. Ее пышное тело пахло цветами, а мускусный женский аромат непреодолимо возбуждал Дагона. Он умирал от желания более смелых ласк, но не смел нарушить запрет.
Доре неожиданно выгнулась и обеими руками разомкнула розовые складки, открывая его взгляду потаенные сокровища.
– Ублажи меня, раб, – беззастенчиво потребовала она, – но помни, ты должен держать руки за головой.
Его язык немедленно нашел бутон ее наслаждения и начал снова лизать, сначала нежно, потом все энергичнее. Она оказалась слаще меда, и он зачарованно наблюдал, как крошечная поначалу изюминка растет и наливается багровым цветом.
Доре возбужденно застонала и содрогнулась, достигнув пика наслаждения. Отняв руки, она громко вздохнула:
– Это было чудесно! Обязательно расскажу остальным, как ловко ты владеешь языком, раб. А теперь встань, и я отвечу лаской на ласку.
Дагон поднялся, неспешно размотал набедренную повязку, и Доре, в свою очередь упав на колени, втянула в рот его большой палец.
– М‑м‑м, – пробормотала она, лаская его свободной рукой, – для мужчины у тебя такая мягкая кожа.
Продолжая посасывать каждый его палец по очереди, она неустанно гладила его ягодицы. Дагон стоял неподвижно, глядя на нее сверху вниз. Ничего не скажешь, хорошенькая девчонка, с крепкими круглыми большими грудями, которыми он, несомненно, не раз еще успеет насладиться до рассвета.
– Боги! – прорычал он, когда она неожиданно взяла в рот его плоть. Очевидно, игра с пальцами была всего лишь прелюдией перед основным блюдом. Доре оттянула кожу, коснулась языком бархатистой головки и долго дразнила розовым кончиком напряженный отросток, прежде чем принялась сосать, втягивая в самое горло с такой силой, что он мгновенно затвердел и поднялся. О, как ей удается удержать в изящном ротике столь набухшую громадину?!
Дагон снова застонал и, не в силах сдержаться, исторг в ее глотку любовный нектар.
– Ах‑х‑х‑х! – вырвалось у него, но Доре не выпустила его, продолжая сосать, пока не проглотила до последней капли все, что он мог ей дать. Ноги Дагона едва не подкосились, но он сумел сохранить равновесие.
Но тут, так же проворно, как начала свою сладкую пытку, Доре отпустила его и вскочила, облизываясь, словно кошка, укравшая сливки.
– Ну вот! Твой голод немного утолен, и теперь мы можем предаваться похоти хоть всю ночь. Но впредь не смей изливать свои соки, пока я не прикажу. Теперь можешь прикасаться ко мне. Пойдем, ляг со мной, Дагон!
Она потянула его к перине.
– Вижу, ты опытна, – едва слышно выдавил он, когда они очутились на импровизированной постели.
– Смею надеяться! – воскликнула Доре, задорно тряхнув волосами цвета соломы. – Мне семнадцать, и у меня уже было не меньше дюжины любовников, если считать самого первого. Он был слугой матери, и я отдалась ему в мой четырнадцатый день рождения. Мы лежали под полной летней луной. Мать застала нас, когда он лежал на мне и пронзал, казалось, до самого сердца. Мать была вне себя от злости.
– Потому что ты украла ее возлюбленного? – полюбопытствовал Дагон, теребя ее сосок.
– О нет! Она давно не пускала Бранна в свою кровать. Он оставался всего лишь ее слугой. Мать рассердилась, потому что он был сверху. Я не имела права давать мужчине такую власть над собой, и Бранн знал это не хуже меня. Она собственноручно выпорола его и отдала на всеобщую потеху. На целый день, представляешь? – Доре хихикнула. – Женщины так отделали его, что к тому времени, когда срок наказания закончился, он едва мог ходить!
– Что значит «на всеобщую потеху»? – допытывался Дагон, накрывая сосок губами.
– О‑о‑о, как чудесно! – промурлыкала Доре. – Видишь ли, хозяйка может отвести непокорного раба на главную площадь города, где велит лечь на возвышение. Там его распластывают, приковывают за руки и за ноги, и каждая женщина имеет право использовать его, как считает нужным. Возвышение вращается, так что мужчину можно взять в любом положении, приличном или нет, высечь, пытать, издеваться. Большинство женщин определяют время наказания всего в несколько часов, но мать, возмущенная тем, что Бранн не объяснил мне, где ему подобает быть, когда мы забавляемся друг с другом, отдала его городу на целый день. Правда, с тех пор я узнала, что не такой уж он хороший любовник. А теперь на спину, раб! Я желаю принять твой меч в свои ножны.
И прежде, чем он успел запротестовать, что еще не готов для нее, Доре протянула руку, завела ладонь под яички и надавила пальцем на какую‑то столь сверхчувствительную точку, что он громко охнул. К его бесконечному удивлению, она повторила процедуру несколько раз, прежде чем его плоть вздыбилась и восстала. Доре немедленно набросилась на него и, поцеловав, взгромоздилась сверху, медленно насаживая себя на острие, откинувшись назад и балансируя на руках. Глаза ее были закрыты.
– Изумительно, – пробормотала она, облизываясь. – Никогда еще не встречала мужчину с таким громадным копьем!
Дагон приподнялся, стиснул в ладонях округлые мячики грудей и принялся мять, пока девушка самозабвенно скакала на нем, ведя к мучительно‑сладостной развязке.
«Неужели все женщины Кавы столь похотливы?» – гадал Дагон, проснувшись на следующее утро. Четыре раза она возбуждала его, беззастенчиво брала и давала удовлетворение. В последующие дни он получил ответ на свой вопрос. Женщины Кавы были поистине ненасытны, и не было того, на что бы они не отважились в постели. Служанки Зинейды делили его между собой почти каждую ночь.
– Ты должен быть готов ублажить королеву! Еще бы, с таким‑то достоинством! Ты несомненно привлечешь ее внимание, мой маленький принц, – твердила главная сводня. – Ну а потом научишь ее любви. Ты ведь знаешь, что это такое, не так ли, Дагон?
– Да, – кивнул тот. – Я был влюблен в Аурею, дочь соседнего короля. Со временем нам предстояло пожениться и объединить наши владения, ибо Аурея была единственной наследницей короля Арлена. Теперь же мое место займет брат, да смилостивятся боги над Ауреей. Та терпеть не могла Ногада, но он хотел ее, потому что она предназначалась мне. Ногад всегда завидовал тому, что принадлежало мне, и старался отнять у меня все, что мог.
– Опять те же жадность и амбиции мужчин, – мягко напомнила Зинейда.
Дагон быстро понял, что убежать не удастся. Днем ему на шею надевали ошейник и ставили в длинную шеренгу невольников, скованных одной цепью. На ногах у них болтались кандалы. Караван медленно продвигался по пустыне, и за процессией рабов наблюдали зоркие глаза женщин‑воинов. Ночами же его едва ли не насиловали служанки Зинейды, и как‑то раз, когда очередная крепко заснула, Дагон поднялся, намереваясь выскользнуть из шатра, ибо только в это время его руки и ноги были свободны. Он не мог подойти к охраняемому выходу, поэтому потихоньку приподнял ткань сзади и обнаружил, что шатер заключен в железную клетку. Позабыв об осторожности, он направился к входу и увидел такие же металлические прутья. Поразительно, как он не услышал скрипа опускаемых решеток! Что же, ничего не попишешь. Придется улизнуть из Кавы. Вполне возможный, хотя немного необычный выход.
Они путешествовали караванными тропами почти неделю, пока не свернули на север по узкой дорожке, ведущей к высившимся на горизонте горам, увенчанным снежными шапками. Еще неделя – и они очутились в совершенной глуши, у подножия холмов, где почти неразличимые стежки вились по крутым склонам. Овраги становились уже, каменные стены – выше, и только над головами синели клочки неба. Однако каждую ночь они раскидывали лагерь в уютных лощинах близ горных ручьев: очевидно, места для каванцев были знакомыми.
Каждому рабу была выдана пара крепких кожаных сандалий, чтобы уберечь ноги от камней и колючек. К удивлению Дагона, мужчинам не запрещали разговаривать между собой, и у него постепенно вошло в привычку беседовать с теми, кто шел впереди и сзади. Оба, перед тем как попасть в рабство, знали о Каве и были счастливы оттого, что выбор главной сводни пал на них.
– Старая Зинейда сама когда‑то была королевой, – пояснил один из мужчин, по имени Уит, когда они, по обыкновению, говорили о будущем.
– Откуда ты знаешь? – поразился Дагон.
– Вон та женщина‑воин разболтала, – с ухмылкой буркнул Уит. – Я ей приглянулся, так что наше путешествие проходит достаточно приятно. Лучше скажи, почему ты каждую ночь проводишь в шатре сводни? Добился ее особого расположения?
Теперь настала очередь Дагона смеяться.
– Нет, – покачал он головой, – но она намеревается подарить меня своей теперешней королеве.
– Ах, – пробормотал другой спутник, Зив, – вот что значит иметь причиндалы вдвое больше, чем у простого смертного, и вполовину мощнее, чем у богов.
– Их женщины истощают мои силы, – пожаловался Дагон. – Никогда не встречал таких сладострастных созданий. Женщины не должны быть столь дерзкими и откровенными! Это неестественно! Обращаются со мной, как с игрушкой, которой можно удовлетворять все свои желания и страсти. Я для них не более чем кукла!
– А я не могу сетовать на такое обращение, – серьезно возразил Уит. – Такова мечта каждого мужчины, друг мой. Горячая бабенка, которой можно насладиться без всяких обещаний и обязательств! Я буду очень счастлив в Каве!
Караван поднимался все выше в горы. Рабам раздали легкие светлые шерстяные плащи, ибо, несмотря на то что солнце светило ярко, дни становились прохладнее, а ветер – все резче.
Как‑то вечером Зинейда объявила Дагону, что они в трех днях пути от Кавы и завтра вступят во владения королевы.
– Твое могучее орудие славно потрудилось, – добавила она. – Мои девушки поют тебе дифирамбы, маленький принц. Но теперь ты должен хорошенько отдохнуть, чтобы королева почувствовала всю силу твоей страсти, когда ты впервые с ней ляжешь. Сегодня я расскажу тебе о Халиде.
Они сидели друг против друга перед жаровней, в которой ярко пылал древесный уголь. Перед этим им подали вкусный ужин: жареное мясо газели и только что выловленная рыба на ложе из зелени, миска с овсяной кашей и большая кисть винограда. Дагон согрелся, а вино притупило обычную осторожность.
– Она красива? – с любопытством спросил он.
Зинейда кивнула:
– Богиня более чем благосклонна к ней и наделила не только красотой. Бабка Халиды была королевой Кавы. Сама Халида очень горда и умна. Именно этим, вероятно, и объясняется ее неспособность полюбить. По‑моему, она просто не верит, что может отдаться тому, кто ей неровня. Множество мужчин привозила я в Каву, и благородных и нет, но никогда до сих пор не встречала сына короля, будущего монарха. Думаю, что сама богиня прислала тебя для Халиды.
– А я думал, тебя привлекло мое огромное достоинство, – мягко поддразнил он. Зинейда хмыкнула.
– Да, – согласилась она, – но разве все это не замысел богини, решившей столкнуть нас на жизненной тропе?
Дагон тоже засмеялся. Ему нравилась эта крупная добрая женщина, обладавшая неистощимым запасом материнской любви и заботы и совсем не походившая на знатную даму, тоже бывшую когда‑то королевой.
– Расскажи, какая она, Халида, – попросил он. – И каковы же дары богини, которыми она ее благословила?
– Для женщины она, пожалуй, чуть высоковата. Ее голова доходит тебе до плеча. Стройна, хотя фигура ее соблазнительно‑женственна. Груди – словно высокие снежные конусы, увенчанные розовыми маковками, цвета рассветного неба над горами. Лицо в форме сердечка, лоб гладкий и высокий. Глаза – словно две изумрудные миндалины, рот большой, но очень, очень чувственный, волосы – золотистые нити, отливающие серебром. Ты никогда не видел ничего подобного!
