Текст книги "Вернуть вчера"

Автор книги: Бертрам Чандлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Мы миновали уровень, на котором располагался салон и кают-компания, затем уровень, где находились каюты экипажа, и вскоре добрались до самого конца колонны. Дальнейший путь преграждала закрытая наглуха герметичная дверь. За ней находился отсек управления корабля. Стрелка барометра, табло которого светилось в темноте металлическим блеском, остановилась на нулевой отметке.

– Кто должен находиться в это время в отсеке управления? – спросил я.

– Айвор, – в замешательстве ответила Анна. – Это было его дежурство. И капитан, наверное.

– Удар пришелся сюда, – объявил я. – Но ведь есть еще и остальные механик и помощник, свободный от вахты.

– Они должны быть где-то здесь, – прошептала она.

– Это я и сам знаю, – рявкнул я в ответ. – Весь вопрос в том, где они шляются. Проклятая аварийка трезвонила так, что слышно было, наверное, даже на Окраинах! Должно быть, с ними что-то случилось.

Так оно и вышло.

Повернув обратно, мы возвратились на уровень, где находились каюты экипажа, и обнаружили, что обе двери, выходившие на площадку центральной шахты были плотно закрыты и надежно загерметезированы. Мы разыскали табло барометра, и если верить ему – чего нам ужасно не хотелось, ни игнорировать тот факт, что стрелка замерла на зловещей критической отметке, было тоже невозможно – в каютах экипажа царил глубокий вакуум.

– Кто должен быть в машинном отделении? – спросил я.

– Второй помощник.

– Так какого же черта он там делает? Пойдем!

Я снова ухватился за центральную колонну и поспешно поплыл вперед, минуя по пути различные ярусы корабля. Дверь в машинное отделение, находящаяся в самом конце колонны, оказалась герметически закрыта, и я взревел от досады. Но посветив фонариком на табло барометра, я почувствовал себя несколько лучше. Давление в помещении за дверью было нормальным. На всякий случай я постучал пальцем по толстому стеклу циферблата, но стрелка не тронулась с места.

– Ее можно открыть вручную, – сказала Анна.

– Хорошо. Сейчас покажешь, где это.

И она показала.

Щиток ручного открытия дверей оказался совсем не таким, с какими мне обычно приходилось иметь дело, и к тому же и сам механизм действовал с убийственной неповоротливостью. Но в конце концов дверь поддалась, и я лучь фонаря скользнул в царящую за ней черноту, освещая металлические части механизмов, стеклянные циферблаты индикаторов и блестящие капли некой жидкости, медленно кружащиеся вокруг парящего по воздуху субъекта в белом комбинезоне.

– Еще один! – воскликнул я, будучи не в силах сдержать охватившего меня возмущения. – Неужели среди вас нет никого, кто мог бы спокойно перенести невесомость, не похвалившись при этом харчами?

– Никки! – окликнула Анна. – Никки!

В ответ раздался сдавленный стон.

Я тоже застонал, заставляя себя переступить порог машинного отделения. Я вытащил механика из облака его же блевотины и встряхнул его. Он пытался отбиваться, и тогда я отвесил ему оплеуху.

– Не надо. Не бейте меня! – прохрипел он.

– Я тебя еще не так отделаю, если ты сейчас же не возьмешь себя в руки. Где включается свет?

Он взмахнул безвольной рукой.

– Там есть щиток...

Я отцепился от него, ухватился за опору и направился к щитку, за которым скрывалась электрическая панель. Рядом с одной из кнопок была прикреплена табличка: АВАРИЙНОЕ ОСВЕЩЕНИЕ. Я нажал ее. Зажегся свет. Я огляделся по сторонам, не обращая внимания ни на механика, ни на Анну. Заметил на стене аппарат внутренней связи. Позвонил в главный отсек управления. Ответа не последовало – но я и не ожидал, что на том конце провода снимут трубку. Затем я попытался связаться с командиром корабля, его старшим помощником, главным механиком. Безрезультатно. Я положил трубку на рычаг.

Я обернулся и увидел, как Анна тем временем достает что-то из аптечки и передает механику. Что это могло быть такое, мне было ясно и без дополнительных пояснений. Я ждал, когда лекарство возымеет действие, проявляя при этом все признаки крайнего нетерпения. Между делом я достал сигарету, слегка помял ее в пальцах и сунул фильтр в рот, прекрасно понимая, что курение вызовет преступную растрату кислорода – ведь нам все еще только предстояло выяснить подлинные масштабы и последствия аварии однако, решил, что в данных условиях это будет вполне оправдано.

– Почему не работает двигатель? – спросил я.

– Я... я не знал, в чем дело. И подумал, что так будет безопасней. И с готовностью добавил: – Сейчас снова запущу. Я мигом.

– Ни в коем случае. Не раньше, чем выясним, где мы находимся и вообще, что с тут происходит. Нужно узнать, что случилось. – Я затянулся сигаретой и выпустил изо рта тоненькую струйку табачного дыма. – А почему вырубилось освещение?

– Я не знаю. Наверное, полетели предохранители. А потом заклинило клапана.

– А клапана-то тут при чем?

– Они отводят избыточное тепло от двигателя.

– Ну что за дурацкий корабль! – выругался я. – А почему ваша дверь оказалась загерметизирована?

– Послушайте, мистер! – не выдержал он. – Вы не имеете права устраивать мне допрос. Вы всего лишь пассажир.

– Но при этом у меня на руках имеется Межзвездное квалификационное свидетельство профессионального астронавта, – ответил я, – в соответствии с законами галактики дающее мне право принять на себя командование этим судном в случае гибели или неспособности экипажа исполнять свои должностные обязанности, вне зависимости от моего статуса или отсутствия такового.

– В случае гибели экипажа? – пробормотал он. – Неужели и капитан... и старпом... и все они...?

– А ты как думал? Что, по-твоему, творилось здесь, пока ты барахтался в своей блевотине? Поврежден нос судна, отсек управления и каюты экипажа. И первым делом я собираюсь выяснить, что же такое там произошло. Надеюсь, на борту этой скорлупки найдется хотя бы пара исправных скафандров?

– Они в этом шкафу, – сказала Анна, доставая скафандр. – Вот.

Я оглядел находку и выругался.

– Ты только взгляни на датчик воздуха! Доставай второй, может быть хоть он окажется в порядке. А если и в нем воздуха осталось только на пять минут, то я вообще никуда не полезу!

– Там люди умирают, а ты...! – гневно воскликнула она.

– Если там и были люди, то они уже мертвы, – грубо оборвал ее я. Мертвы. Ты когда-нибудь видела, что делает с человеком вакуум? А я видел. Мне очень жаль, но им мы уже ничем не поможем, и только лишь навредим себе, если станем лезть напролом, без должной подготовки. Нам бы теперь самим уцелеть и, если повезет, постараться спасти корабль. Ни о чем большем мечтать просто не приходится.

– Вот второй скафандр, – сказала Анна.

– Ну, этот чуть получше, – одобрил я. – А теперь вопрос к тебе, Ник или как там еще тебя величают? – у тебя есть план этого судна? Так, чтобы на нем были бы обозначены все шлюзовые двери и переборки?

– Что ты собираешься делать? – спросила Анна.

– Вот как раз это-то я и пытаюсь выяснить, – ответил я.

Глава 14

После того, как я ознакомился с чертежами судна, у меня появилась возможность составить план дальнейших действий. Загвоздка была в том, что, как выяснилось, на "Лунной Деве" не было предусмотрено внутренних воздушных шлюзов. Вернее, такой шлюз был, но уж очень большой. Его роль выполняла осевая шахта.

– Действовать будем следующим образом, – принялся я объяснять механику. – Я надену скафандр и отправлюсь на разведку. Вы же останетесь здесь, загерметизируете дверь и затем по моей команде откроете соответствующий клапан и спустите воздух из шахты.

– Но тогда мы потеряем много воздуха, – с сомнением заметил он.

– Оставшегося должно хватить, ведь теперь нас здесь только трое, напомнил я. – Тем более, что в любом случае двери уцелевших помещений автоматически загерметизируются сразу же, как только давление воздуха в центральной шахте начнет падать.

– А как мы услышим твою команду? – спросила Анна.

– Надень второй скафандр, – велел я ей, – но шлем не закрывай. Я буду поддерживать связь с тобой по рации.

– А что если рация откажет после того, как ты окажешься снаружи? Как я узнаю о том, что пора закачивать воздух обратно в шахту, чтобы ты мог вернуться?

– Из тебя получится настоящий астронавт, – одобрительно сказал я. Просчитай наихудший вариант, а затем найди способыисправить положение. Что ж, на тот случай, если рация откажет, и я захочу вернуться обратно в машинное отделение, я три раза громко стукну в дверь.

Я забрался в скафандр, кислородные баллоны которого были полностью заправлены, и опустил стекло шлема, подумав о том, что в последний раз мне приходилось надевать скафандр еще на "Молнии", во время учебной тревоги так когда же это было? С точки зрения хронологии, не очень давно, но с тех пор столько всего произошло... В мою жизнь вошла Илона... Интересно, почему, черт возьми, мне нужно вспоминать о ней именно сейчас?

– Проверка связи, – сказал я. – Раз, два, три... Как меня слышно?

– Слышу тебя хорошо, – раздался в моем шлемофоне тоненький голосок.

– Порядок. А теперь скажи своему приятелю, что я выхожу.

Неловкая пауза, а потом:

– Он не мой приятель!

– Но все равно скажи.

– Ладно. – Снова молчание. – Джонни, ты уж поосторожнее там.

Я направился к лестнице, ведущей к двери, магнитые подошвы сапог скафандра создавали иллюзию гравитации. Я начал подниматься по ступенькам, и она исчезла, так как в состоянии невесомости попросту нет необходимости переносить вес с одной ноги на другую. Добравшись до дверного проема, я ухватился обеими руками за длинный, тонкий столб центральной колонны и покинул шлюзовую камеру.

– Анна, – сказал я, – герметизируй дверь. Открывай клапан.

– Герметизирую дверь, – повторила она. – Открываю клапан.

Оглянувшись назад, я увидел, как дверь машинного отделения закрылась. Бросив взгляд на циферблат датчика наружного давления, расположенного у запястья левого рукава скафандра, я заметил, как стрелка дрогнула и поползла в сторону нулевой отметки.

– Начат сброс воздуха, – отрапортавал я. А затем, спустя некоторое время, показавшееся мне целой вечностью: – Сброс воздуха завершен.

Перебирая руками, я принялся продвигаться вдоль колонны. Минуя по пути различные уровни, я поглядывал по сторонам, подмечая, что все двери были наглухо закрыты. А значит, что потери атмосферы будут незначительны. Хотя, с другой стороны, какая разница? В конце концов я добрался до переборки, отделявшей конец шахты от отсека управления. Оглядевшись по сторонам, я разыскал механизм ручного открывания дверей, конструкция которого была точной копией агрегата, установленного на двери в машинное отделение. Однако на открытие этой двери времени ушло гораздо больше – ведь голыми руками работать гораздо легче, чем теми же руками, облаченными в тяжелые перчатки.

Когда же я наконец пробрался в заветное помещение, то первым моим впечатление стал яркий свет, слепивший глаза. Почти прямо по курсу застыла огромная, сверкающая сфера, от которой исходило белое сияние, практически полностью затмевавшее черноту космоса. Почти прямо по курсу... Это было единственной хорошей новостью. Мне нужно было время для работы, время на то, чтобы взять ситуация под свой контроль – если, конечно, такое вообще возможно. А если нет? Тогда мы опишем вокруг Луны лихую дугу и снова помчимся в направлении Каринтии и, если повезет, то диспетчера космопорта Плзеня догадаются о том, что у нас на борту серьезные неполадки и направят буксир, который, может быть, и сумеет перехватить нас прежде, чем мы в кого-нибудь врежемся.

Почти прямо по курсу...

Хватит распускать сопли, Петерсен, ведь ты же не желторотый новичок. Уж давно пора бы запомнить, что космический корабль следует не туда, где небесное тело находится в данный момент, а туда, где оно будет находится в заданный промежуток времени.

Но тут плавный ход моих мыслей прервал голос Анны.

– Джонни...

– В отсеке управления, – кратко отозвался я. – Веду разведку.

– А Айвор, – прошептала она. – И командир... неужели они...?

– Да, – резко ответил я. Сомнений быть не могло. Стекла фюзеляжа были выбиты, а сама некогда удерживавшая их металлическая арматура причудливо изогнута.

Но тел нигде не было видно. Стекла и какие бы то ни было обломки также отсутствовали. Когда разрушительная воздушная волна мгновенно вырвалась из отсека через пробоину, то она унесла с собой все, что не было надежно закреплено. Но, думал я, если метеорит и попал бы в один из иллюминаторов, то остальные должны были бы остаться невредимыми... (Должен признаться, теория Анны о том, что якобы Каринтийская система совершенно свободна от метеоритов, не вызывала у меня особого доверия.)

Но что бы то ни было – метеорит или не метеорит – речь шла о неком большом, твердом объекте, скорость которого на момент столкновения с нашим кораблем была, по всей видимости, довольно высокой. Радар был выведен из строя; экраны мониторов были разбиты, а в пульте зияло с полдюжины пробоин. Я подошел к пульту управления, расположенному у кресла командира корабля и старпома, и обнаружил те же повреждения. Итак, система управления была безнадежно выведена из строя. Ведь даже при столь существенных повреждениях корабля на пульте все равно должны были бы светиться лампочки – индикаторы герметичности дверей, датчики давления. Индикаторы работы реактивного двигателя...

– Джонни, – снова раздался голос Анны. – Как ты там? В порядке?

– Да.

Я рассеянно потянул за осколок серой металлической обшивки, вонзившейся в обивку одного из кресел. Это был сильно искореженный, ощетинившийся острыми, с зазубринами краями кусок металла; мне пришлось приложить существенные усилия, чтобы отодрать его от кресла. На нем была заметна какая-то надпись: ...ТЧИК МАРК IV.

Передатчик?

Тяжело скользя намагниченными подошвами сапог скафандра по палубе, я подошел к рации. Вернее, к тому месту, где она прежде находилась. От нее осталось лишь странным образом расплющенное основание с торчащими во все стороны обломками металлического корпуса. Рядом в полу зияла пробоина должно быть, именно через нее и улетучился воздух из кают экипажа.

Передатчики не взрываются.

Однако, данный экземпляр оказался исключением.

– Джонни!

– Ну тут я, тут, – отозвался я. – Отсек управления разнесен в клочья. Никто не выжил.

– А каюты экипажа?

– Пробоина в обшивке. Там тоже никто не уцелел.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что знаю.

(Аварии подобного рода случаются в космосе довольно часто; однако выжить в них удается единицам.)

Сквозь выбитые иллюминаторы я глядел на зловещий белый шар. Он стал больше, заметно увеличившись в размерах всего за каких-то несколько минут, проведенных мной в отсеке управления. Он стал гораздо больше. Теперь он был слишком большим. Я попытался припомнить, что именно капитан говорил за ужином; тогда он снисходительно поведал мне, когда именно по расписанию должен был произойти разворот. Скорее всего, момент разворота мы уже пропустили; однако, в то же время после аварии и ускорение стало заметно меньше. Но была ли это просто авария? Я снова с сомнение поглядел на то, что осталось от передатчика.

Нужно было что-то предпринять, и действовать как можно быстрее. Это было очевидно. Но что делать? И как?

Я вспомнил самые последние учения, в которых мне довелось поучаствовать в составе Резерва. Они состояли из прохождения курса выживания в нештатных ситуациях и действий при посадке подбитого боевого корабля, отсек управления которого разрушен вражескими снарядами, осуществляемой на поверхность предположительно дружественной планеты. Честно говоря, это был курс пилотирования на тренажере. И по завершении сеанса работы в кресле воображаемого пилота, меня не покидало ощущение, что я внес свою весомую лепту в дело разрушения корабля, с успехом довершив то, что было начато вражеской артиллерией, а экзаминатор не сказал ничего обнадеживающего, чтобы смогло развеять эти мои сомнения. И все же, должен же быть какой-то выход...

Я занял кресло командира экипажа и пристегнулся, после чего нажал на кнопку "ВЫДВИЖЕНИЕ ПЕРИСКОПА". Металлизированная ткань скафандра передавала малейшие звуки, отзывавшиеся щелканием в наушниках рации. Экран перископа он треснул, но все же уцелел – внезапно ожил, отображая панораму звездного неба, в самом центре которой возникла темная сфера, усеянная огоньками городов.

Что ж, неплохо для начала.

Я взглянул на гироскоп. Это была хорошо знакомая мне модель прозрачный шар, в котором плавала модель корабля, острое основание которого почти касалось разметки, нанесенной на стекло изнутри. Два колесика управления были устроены с тем расчетом, чтобы ими мог манипулировать человек, облаченный в скафандр; и тем не менее, конструкция оказалась крайне неудобной. В конце концов мне все же удалось развернуть корабль на сто восемьдесят градусов. Я нажал кнопку и замер в ожидании. Ничего не произошло. Отраженное изображение Каринтии по-прежнему висело в самом центре экрана перископа.

– Анна, – сказал я.

– Слушаю, Джонни.

– Вам там лучше покрепче пристегнуться к чему-нибудь. Я собираюсь включить двигатели поворота.

Через несколько секунд она доложила.

– Все готово.

Я нажал на другую кнопку. Ничего не произошло. Хотя честно говоря, я был бы даже удивлен, если бы на сей раз все вышло так, как надо. Неспособность корабля должным образом реагировать на манипуляции пилота было лишним подтверждением того, о чем безмолвно свидетельствовал погасший пульт управления. Очевидно, отлетевший от передатчика обломок повредил, а то и вовсе перерезал главный кабель. И единственный уцелевший участок цепи оказался связан с механизмом управления перископом.

Итак, подумал я, в моем распоряжении имеется по крайней мере перископ – это раз. И еще высотомер – это два.

Мой взгляд задержался на этом примитивном, исключительно механическом приборе – пружинка, стрелка, шкала. Конечно, невесть какое ценное приобретение, но все же лучше, чем ничего.

– Анна, – сказал я.

– Да? – с готовностью откликнулась она. – Ты, кажется, собирался задействовать двигатели поворота.

– Я это сделаю обязательно, если твой приятель, со своей стороны, сумеет запустить их в соответствии с моими инструкциями. Спроси там у него, возможен ли такой вариант, а также сможет ли он сделать то же самое с гироскопом.

Наступила долгая пауза, а потом:

– Говорит, что сможет.

– Хорошо.

Тут я вспомнил о том, что мне при этом еще нужно будет каким-то образом дышать, а я до сих пор не знаю, хватит ли воздуха, находящегося в баллонах моего скафандра, до посадки. Я поднял глаза, изогнул шею и взглянул на датчик, укрепленный на внутренней стороне моего шлема. То, что я увидел, совершенно не обнадеживало. Тогда я отсегнул ремни и направился к шкафу, в котором оказалось еще три скафандра. Все три костюма оказались основательно повреждены, но к моей огромной радости, баллоны с воздухом оказались в целости и сохранности и к тому же целиком заполненными. Я отсоединил их и уложил в кресло старпома, пристегнув на всякий случай ремнем. Сам я снова занял командирское место.

– Активировать гироскоп, – приказал я.

– Активировать гироскоп, – эхом отдальсь в наушниках. И затем: Гироскоп активирован.

– Развернуть корабль вправо по короткой оси.

– Развернуть корабль вправо по короткой оси.

Я не ожидал услышать знакомое повизгивание, но тем не менее оно раздалось, хоть и очень тихо, и этот звук оказался усилен материалом внешней обшивки корабля и металлизированной тканью моего скафандра. Огромный шар, до сих пор маячивший впереди, качнулся и начал медленно удаляться, в конце концов скрываясь за неровной линией горизонта, роль которого выполняла искореженная рама фюзеляжа. Я не стал терять даром время и вглядываться в пришедшее ему на смену звездное небо, сосредоточив все свое внимание на экране перископа. Прошло еще довольно много времени, прежде, чем его озарил первый серебристый, еле различимый лучик. Я изо всех сил сжал рычажок контроля поляризации и вздохнул с облегчением, убедившись, что он функционирует должным образом.

– Вот так, – сказал я. – Хорошо... – И потом: – Так держать!

– Есть, так держать!

Я настроил поляризатор.

– Анна, – сказал я, – там внизу какой-то зеленый кружок на белом фоне. Это и есть Плзень?

– Да. Сады под стеклянным куполом.

– А где космопорт?

– К северу от города. Там, где красный проблесковый маяк.

Я почетче навел на резкость, но смог разглядеть лишь крохотную искорку. И находилась она далеко от центра экрана.

– Активировать гироскоп, – снова приказал я. – Курс на порт... космопорт... Так держать!

– Есть, так держать.

Подкрутив ручку увеличения перископа, я отыскал еще один зеленый купол, размером поменьше. Включил подсветку квадратов масштабной сетки и вращал шкалу до тех пор, пока не удалось выставить против нее оба купола. Они неуклонно удалялись друг от друга.

– Подготовить главный двигатель, – приказал я.

– Приготовить главный двигатель.

– Гравитация – один.

– Гравитация – один... Готово.

– Пуск!

Мне уже не раз пришлось пожалеть о том, что громкость звука в шлемофоне ничем не регулировалась, и оставалось лишь надеяться на то, что Анна, находясь в машинном отделении, не оглохнет от шума двигателей и будет в состоянии слышать мои команды. Оторвавшись от экрана, я взглянул на тоненькую стрелку высотомера и увидел, что она неуклонно ползет вниз, к цифре "один". Я снова перевел взгялд на экран, и увидел, что взаимное удаление двух моих ориентиров практически прекратилось.

– Отключить двигатель! – закричал я.

Ответа Анны я так и не расслышал, но грохот и скрежетание внезапно смолкли.

– Двигатели поворота – секундная готовность!

– Двигатели поворота – секундная готовность!

Купол Плзеня теперь находился в самом центре экрана; другой, меньший, купол все еще удалялся от него, но это движение было почти незаметно невооруженному глазу. Гравитация: 0.3. Я задумался. Ускорение: 0.25? А какой показатель боковой девиации?

Но прежде, чем предпринимать еще что бы то ни было, мне первым дело было необходимо подключиться к новому баллону с воздухом. Сделать это мне удалось без особого труда, хотя поначалу в какой-то момент я уже был готов запаниковать, когда клапан нового баллона не открылся с первой попытки, но зато потом ощутил почти детскую радость, выбросив старый баллон за борт, через разбитый иллюминатор.

И с еще более детской непосредственностью подумал о том, что, наверное, все-таки вовсе необязательно загромождать отсеки управлени кораблей всяким электронным хламом, потому что можно прекрасно обойтись и без него.

Глава 15

Пять часов спустя, за которые мне пришлось израсходовать еще два баллона воздуха, я уже не ощущал былого восторга. Чтобы понять это, попробуйте вообразить себе, что вы жонглер, и ваша задача заключается в том, чтобы удерживать равновесие, водрузив себе на кончик носа биллиардный кий, на противоположном конце которого возвышается заставленный посудой поднос. А теперь представьте себе, что вам приходится выполнять этот трюк не пять минут, а в течение пяти часов. И в довершение ко всему, для пущего усложнения задачи, реакция ваша при этом довольно заторможена.

Именно так все и было на самом деле.

Мне было бы гораздо легче, будь у меня возможность манипулировать гироскопами и двигателями поворота собственноручно, непосредственно из отсека управления. На деле же все команды отдавались мною устно и адресовались Анне Бенц, которая, в свою очередь, передавала их по цепочке дальше, не слишком расторопному и сообразительному Никки. Я не раз думал о том, чтобы облачить Никки в скафандр и общаться с ним напрямую, без посредника, но в таком случае, ему пришлось бы крутить ручки приборов руками, затянутыми в неуклюжие перчатки. Выходом из положения смог бы стать скафандр со съемным шлемом и перчатками, но, к несчастью, на борту "Лунной Девы" имелись лишь недорогие модели, которые годились разве что для учебных тренировок и испытаний.

Но более всего я страдал от того, что в моем распоряжении не было радара. В таких условиях снижение происходило практически вслепую – и чем дальше, тем становилось все более и более рискованным. По иронии судьбы, именно отсутствие данного инструмента делало посадку обязательной. Будь у меня радар, я смог бы вывести корабль на оптимальную, стабильную орбиту вокруг Венцеля, а там глядишь, и помощь бы подоспела. Но при сломанном радаре вариант с посадкой был наименьшим из нескольких зол.

И радиосвязь тоже пришлась бы как нельзя кстати. И это было вполне осуществимо, если бы только в диспетчерской космопорта Плзень проявили изобретательность и догадались бы перейти на частоту рации скафандра сразу же, как только стало очевидно, что наш главный передатчик не отвечает. Однако, как выяснилось позднее, таких светлых умов среди них не оказалось, и они продолжали тщетно крутить ручки приемников, пока наконец какого-то прозорливца не осенила сногсшибательная мысль, что, возможно, экипаж "Лунной Девы" был вынужден облачиться в скафандры. Однако к тому времени мне уже не мог помочь ни один диспетчер, а потому неожиданно раздавшийся в наушниках незнакомый голос не вызывал во мне никаких иных чувств, кроме раздражения.

Раздражения?

Весьма опасная тенденция.

– Порт Плзень вызывает "Лунную Деву". Порт Плезнь вызывает "Лунную Деву". Как меня слышите? Как слышите? Прием.

Я не ответил на запрос.

– Анна, запустить второй и третий двигатели разворота. Секундная готовность.

– Запустить второй и третий. Секунда.

– Порт Плзень вызывает "Лунную Деву". Что у вас случилось? Прием.

– Главный двигатель – ноль-тридцать пять...

– Порт Плзень вызывает "Лунную Деву". Что у вас случилось? Прием.

– "Лунная Дева" – Порту Плзень. Заткнитесь же, черт вас побери! Анна, главный двигатель – ноль-двадцать пять.

– Порт Плзень вызывает "Лунную Деву". Вы отклоняетесь от курса. Скорректируйте траекторию снижения. Прием.

У меня начали слезиться глаза, но я не сводил взгляда с экрана перископа. Там уже были видны увенчанные куполами административные здания, над которыми возвышалась башня центра управления полетами. Мне была довольно отчетливо видна посадочная площадка – круглый островок серого бетона, казавшегося почти черным на фоне ослепительно белой пыли. И я также видел, что на ней уже стояло несколько кораблей – один большой, очевидно, принадлежавший "Лунным Извозчикам", и два судна поменьше. Будь площадка свободна, я, может быть, и рискнул бы осуществить посадку на твердую поверхность. Будь у меня чуток побольше сил, я, пожалуй, и рискнул бы. Однако, я уже попросту был не в состоянии удерживать на скользком от холодного пота кончике своего носа этот шатающийся во все стороны биллиардный кий с водруженным на него подносом с грузом посуды. Край посадочной площадки начал сползать за пределы экрана перископа. Я не препятствовал этомуму. Он исчез с экрана, и теперь под нами расстилалось безупречно белое море пыли. Уже очень близко. Было даже заметно, как под действием тяги нашего главного двигателя, на его поверхности вздымаются серебристые фонтанчики и разбегается во все стороны мелкая рябь.

– Порт Плзень вызывает "Лунную Деву". Порт Плзень вызывает "Лунную Деву". Вы отклонились от курса. Скорректируйте траекторию. Скорректируйте траекторию. Прием.

– Главный двигатель, – приказал я, – ноль-два. Первый поворотный секундная готовность. Главный двигатель – ноль-один... Отключить все!

– Отключить все! – повторила за мной Анна.

– Порт Плзень вызывает "Лунную Деву". Вы...

Мы падали.

Но наше падение продолжалось гораздо дольше, чем я рассчитывал. Я приготовился к толчку, но его не последовало. Мы упали и продолжали куда-то проваливаться. Когда же я увидел, как через края разбитых иллюминаторов отсек управления захлестывают волны серой, мелкой, как вода пыли, то мне стало ясно, что происходит.

* * *

Если бы в машинном отделении никого не было, и будь у меня возможность осуществлять управление непосредственно из командного отсека, то, думаю, я и рискнул бы запустить главный двигатель – ведь, в конце-то концов, "Лунная Дева" не была моей собственностью. Но там, внизу, осталась Анна, и вместе с ней Никки. Так что ни о каком риске не могло быть и речи.

Будь я в лучшей форме – физически и морально – то наверняка успел бы вовремя сориентироваться, отстегнуть ремни и попытался бы выбраться наружу – совершив тем самым величайшую ошибку, которая могла бы стоить мне жизни. Погребенный в пыли корабль, как выяснилось в дальнейшем, обнаружить довольно просто; в то время, как увязшему в ней человеку остается лишь уповать на то, что его успеют откопать прежде, чем в баллонах его скафандра закончится воздух. Короче, я неподвижно сидел в командирском кресле, постукивая перчаткой по замкам ремня и глядя на то, как мелкая, текучая, словно вода, покрывала палубу, доходя мне сначала до колена, затем до груди и, в конце концов, песчанные волны сомкнулись над шлемом.

– Порт Плзень вызывает "Лунную Деву", – раздался уже знакомый мне голос, в котором теперь слышалось мрачное злорадство – "вас же предупреждали...". – Вы промахнулись.

– Я знаю, – отозвался я.

– Джонни! – ворвался в мои раздумья встревоженный голос Анны. Джонни! Где мы находимся? Что случилось?

– Мы совершили посадку, – ответил я. – Сели и увязаем все глубже и глубже.

При тусклом свете индикаторов, расположенных на внутренней стороне моего шлема, я вглядывался в непроницаемую серую массу напирающую на прозрачный щиток. Интересно, думал я, а что если стекло не выдержит и треснет, но быстро спохватился и принялся рассуждать, хотя и не очень уверенно, о том, что на планете с относительно низкой гравитацией, и давление грунта должно быть соответственно меньше.

В эфире появился новый голос – сдержанный и хорошо поставленный, что выдавало его явную принадлежность к лицу, наделенному определенными полномочиями, к тому же его начальственные интонации не оставляли сомнений на тот счет, что его обладатель знает, что говорит.

– "Лунная Дева", говорит Порт Плзень. К вам направляется спасательная платформа. – Пауза. И затем: – Эй, "Лунная Дева", вы меня слышите?

– Вас слышу.

– Что у вас случилось? Доложите обстановку на борту?

– Взрыв, – ответил я. – Поврежден отсек управления. Капитан, старпом, вторые помощники и главный механик – все погибли.

– Кто говорит?

– Джон Петерсен. Пассажир.

– Кто руководил посадкой?

– Я.

– Так какова ситуация, Петерсен? Сколько человек осталось в живых? Где они сейчас?

– Выжили трое. Стюардесса и второй механик в машинном отделении. Помещение загерметизировано, но там лишь один скафандр, да и тот с почти пустыми баллонами. Я нахожусь в том, что осталось от отсека управления, засыпан пылью с головой. На мне скафандр. Запаса воздуха осталось еще примерно на полчаса.