Текст книги "Звезда балета"
Автор книги: Берта Рэк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА VI
ПЕРВЫЙ ТАНЕЦ НА БАЛУ
I
Все уладилось. Любой переполох в реальной жизни не так страшен, как о нем говорят. А потому пропустим все, что говорили родные Риппл о «глупом, случайном недоразумении» в связи с ее уходом после представления.
Все утряслось задолго до следующего, на этот раз дневного спектакля в «Колизеуме». Для Риппл спектакль был замечателен только благодаря одному обстоятельству: он снова был там.
Он был там вместе с ее семьей, они все пришли к артистическому подъезду. При первом же взгляде на него, когда он стоял на улице, у фонаря, на голову выше ее высокого отца, она снова растерялась, так же как в первый вечер. Она услышала его любезное приветствие:
– Здравствуйте.
Риппл знала, что безнадежно влюблена. Она боялась, что это случится. Теперь она знала это. Думала, что никогда больше его не увидит. Но он был здесь. И что еще удивительнее, у него уже имелся увлекательный план на этот вечер, от которого у нее захватило дыхание и сильно забилось сердце. Он приглашал мисс Мередит поехать куда-нибудь и потанцевать с ним после балета. Согласна ли она? Не провести ли им вечер всем вместе?
Он повторил свое приглашение в Трокадеро, куда пригласил всю семью Мередитов, четырех человек (мисс Бекли-Оуэн уехала обратно в Уэльс), пить чай. Он отлично понимал, по его словам, что каждому из них следовало бы спокойно пообедать и рано лечь спать. Ему удалось все это высказать, несмотря на то, что большую часть разговора, казалось, заглушала безумная музыка – доносившаяся с эстрады и звучавшая в самом сердце Риппл.
– Но балет, вы знаете, закончится до десяти; будет еще очень рано, – спокойно настаивал капитан Барр.
Риппл быстро взглянула на него и снова отвела глаза.
II
Она нашла капитана Барра еще более красивым теперь, когда смогла рассмотреть вблизи его решительное, смуглое, красивое лицо и сильную высокую фигуру. Как он выделялся среди других мужчин в ресторане! На нем был темно-синий костюм и темный галстук, подобранный не очень удачно. Но Риппл удивлялась, как могла она думать, что современная одежда мужчин так уродлива.
Она никогда больше не будет так думать. По крайней мере, о той одежде, которую он носит. Она любовалась всем, что было на нем и вокруг него: его серой мягкой шляпой с черной лентой, мятыми перчатками, его большими черными башмаками, его тростью, его портсигаром, потертым и поцарапанным, не очень блестящим, украшенным его инициалами. Ей нравилось и его имя. Виктор! Оно было на карточке, которую он вручил ее отцу – капитан Виктор Барр. Это ей нравилось. Нравились и его темные брови и пристальный взгляд – не мрачный, но серьезный, когда он смотрел спокойно, как определила Риппл.
Этот выразительный взгляд открывал Риппл все мысли молодого человека, его стремления, симпатии и антипатии, его идеалы и цели. Если бы он был на месте месье Н. и можно было каждый день работать под его руководством! Риппл поручилась бы, что капитан Барр должен замечательно танцевать. И тут он предложил ей пойти потанцевать с ним.
Ее семья, видимо, ничего не имела против. Да, если скромное празднование в тот вечер и не удалось, то почему бы и не устроить праздник сейчас?
Словами «это было как сон» так часто злоупотребляли, описывая девичью влюбленность, что они почти перестали передавать какой бы то ни было образ. В этом трагедия образных выражений, теряющих свою прелесть еще до того, как найдены новые, способные их заменить. И все же рискнем повторить, что Риппл чувствовала себя как во сне, сидя против молодого человека, рядом со своим братом Ультимусом.
III
Краснощекий Ультимус уплетал пирожные с увлечением человека, который знает, что ему не следовало бы здесь находиться. Его взяли в Лондон только для того, чтобы побывать с ним у зубного врача, так как золотая пластинка, которую он носил для укрепления передних зубов, сломалась. Легкая починка затянулась, так что четвертому брату Риппл пришлось остаться в Лондоне на три дня, и он, так же как его сестра, был «как во сне». Каждая черта его розового лица выражала решимость не упустить ни одной минуты своего отпуска. Каждым взглядом блестящих глаз он давал понять, что там, где будут остальные, будет и он: в театре, на ужине, на танцах.
Но Риппл печально взглянула на капитана Барра, который предлагал ей небольшие бутерброды с анчоусами и обращался с таким соблазнительным предложением.
– Боюсь, что не смогу.
– Не сможете?
– Боюсь, что нет; знаете, месье Н. не любит, когда кто-нибудь из нас танцует в других местах, пока мы его еще ученицы. Он был очень недоволен, когда одна из наших девушек посетила большой дансинг в Сесиль.
– Это другое дело, – возразил капитан Барр. – Конечно, я не приглашаю вас танцевать в такой ресторан, где все бы знали, кто вы, – добавил он, как будто Риппл, начинающая артистка, уже пользовалась большой популярностью. Я предполагал пойти куда-нибудь в более скромное место (он этого не предполагал, но быстро придумал выход из положения), В одно из тех мест, куда можно попасть за пять шиллингов и где танцевать вполне прилично. Если вы попытаетесь протанцевать там самый скромный шимми или нечто подобное, то вас остановят. Бывали вы когда-нибудь на таких зрелищах, сэр? – обратился он к отцу Риппл. – Они довольно забавны. Стоит посмотреть, если пойти туда со своей компанией.
Отец Риппл, перестав рассматривать экстравагантную черную бархатную шляпку и пикантный профиль за соседним столом, повернулся и, казалось, согласился, что это было бы очень забавно.
Капитан Барр, видимо, принадлежащий к числу людей, которые, задумав что-либо, не успокаиваются, пока не добьются своего, предложил такой план: он заедет в автомобиле за Риппл, затем заберет семью Мередитов в гостинице и отвезет их всех в Хаммерсмит, как раз вовремя, чтобы успеть протанцевать несколько танцев до закрытия дансинга.
– Это вовсе не плохое место: отличный паркет, прекрасный оркестр.
– Да, и не надо переодеваться, – заявил Ультимус, у которого рот был набит пирожными, – это некоторое преимущество, так как я не взял с собой своих вещей.
Риппл и ее мать переглянулись. Вещи! Мальчик как раз в это утро настоял на том, чтобы ему заказали пиджак. Тетушка Бэтлшип спросила его, что он хочет получить в подарок ко дню рождения, и он сразу выбрал пиджак. Это был его первый пиджак, Он заказал его не у своего школьного портного, а у того, который шил его отцу. И Ультимус уже знаком с порядками этого заведения (Ультимус, которому вообще не следовало здесь быть)! Спорить с ним было невозможно.
– Не надо больше задумываться над этим, – согласился отец Риппл: мысль о танцевальном вечере неожиданно, казалось, ему понравилась. – Если я буду сопровождать Риппл, то все обойдется, как ты думаешь, старушка?
– О да, папа, – согласилась Риппл, радостно примирившись заранее с возможным выговором месье Н., и снова посмотрела на капитана Барра, Бесконечно восторгалась она его выразительным ртом, и раздвоенным подбородком, и всем в нем – начиная с того, как он причесывал свои густые черные волосы, и кончая тем, что говорил о своей матери, («Очень хорошо, сэр, благодарю вас. Да, она все еще живет там же, в Кенте. О да, я бываю там каждую неделю по воскресеньям, когда мне это удается»).
Риппл подумала: «Представить себе только: жить в том же доме, что и он».
– Ну отлично! – сказал майор Мередит.
IV
После вечернего представления Риппл ждал у артистического подъезда автомобиль капитана Барра.
Мать Риппл не приняла участия в этом вечере. Она слишком устала, осталась в гостинице и рано легла спать. Но уснуть не могла, ибо шум Лондона казался ей адом после долгих спокойных месяцев, в течение которых она не выезжала из долины. Мешали ей заснуть и беспокойные мысли. Конечно же, она думала о своей дочери Риппл и об этом молодом человеке. Риппл так явно в него влюблена! Молодой капитан Барр бесспорно увлечен ею! Миссис Мередит размышляла:
«Да, я вышла замуж за первого мужчину, который обратил на меня внимание. Это было так естественно! Мне кажется, все считают, будто их дети должны делать то же самое, что и родители. Но неужели для нее это будет конец всему? Она так молода! Можно было надеяться, что на первом плане у нее будет карьера…».
Затем мысли ее обратились к молодому человеку. Он казался таким славным и приятным! Гарри знал о нем все, и это тоже было преимуществом. «Таким зятем мог бы гордиться каждый», – быстро неслись ее мысли.
По словам Гарри, все, что касалось его службы во время войны, его образования и семейного положения, – все было безупречно. У него симпатичная семья, которая живет в своем старом доме в Кенте. Они были довольно состоятельны, но со времен войны много потеряли. Теперь у них осталось ровно столько, чтобы поддерживать старый дом и содержать мать Виктора. Сестры его замужем.
После войны Виктор Барр, как и многие другие демобилизованные офицеры, занялся тем, что он с добродушной насмешкой называл «гнусной, унизительной коммерцией». Один из его товарищей по полку, которому он случайно спас жизнь, превратился в чудака и оригинала и находился почти на грани умственного расстройства. Не поэтому ли, вопреки обыкновению, он после окончания войны действительно вспомнил о своем старом товарище. Этот человек разыскал Барра, переговорил с ним и, желая его отблагодарить, предложил ему место коммивояжера в своей крупной фирме кондитерских изделий. Капитан Барр не задумываясь принял это предложение, главным образом из-за своей матери.
Мать Риппл, лежа на кровати в гостинице и не в силах уснуть, думала:
«Это не особенно хорошо, но не имеет значения, если все остальное хорошо. А почему остальное должно быть нехорошим! Не знаю. Он очень симпатичный… Но лучше, если бы у нее была возможность выбора. Она должна осмотреться, познакомиться со многими молодыми людьми, иметь десятки поклонников и выбрать из них лучшего…» – Затем явилась мысль: «Но если первый и есть лучший, то к чему беспокоиться? Зачем терять время и разбрасываться ради тех, кто этого не стоит?»
Она подумала: «Во всяком случае, прежде всего ее должны увлекать ее танцы». – Мелькнула другая мысль: «Но, может быть, все это преждевременно? Вероятно, он и не думал ничего такого. Возможно, он просто хочет быть любезным с дочерью своего бывшего начальника, интересной девушкой. Может быть, Риппл ни о чем подобном и не помышляла. Что если это только мимолетная встреча?»
Однако материнский инстинкт подсказывал ей: «Он уже влюблен в Риппл. Он и Риппл хотят одного и того же. Хорошо это или плохо, но так суждено».
V
Тем временем Риппл трепетно переживала волшебный час своего первого танца на балу.
Многие девушки ее возраста и моложе уже бывали на балах. Множество девушек, начинающих выезжать, занятых в конторах, живущих в семьях, уже познакомились с лондонскими дансингами. Они со знанием дела обсуждали достоинства различных садов на крышах и кабаре. Семнадцатилетние девушки, с одной стороны, хорошо разбирались в коктейлях, а с другой – были совершенно «пресыщены» дансингами. Это были не «испорченные ученицы театральных школ», а так называемые «прилично воспитанные девушки из хороших семей». Многие из них бывали по вечерам в загородном Дворце танцев под тем предлогом, что «сегодня годовщина перемирия, и все дансинги Вест-Энда переполнены» или «ради нарядов, так как это самое изысканное место в Лондоне».
Для Риппл все эти впечатления были новыми и неожиданными. Что касается вечерних увеселений, то молодая девушка их не знала, ибо вела строгий затворнический образ жизни. Она, избравшая танцы своей профессией и уже дебютировавшая в лондонском театре, после трехлетних занятий под руководством всемирно известных педагогов, сильно отставала от своих сверстниц во всем, что касалось развлечений, которые позволяли себе многие лондонские школьницы.
Но в тот вечер она вознеслась на вершины, которых никогда не достичь, по меньшей мере, половине ее ровесниц. Риппл была искренне, глубоко влюблена – не так, как влюблялось большинство этих девушек. Они, возможно, уже свыклись с атмосферой влюбленности и ухаживания, встречая мужчин соответствующего им типа и уровня. Они привыкли к поклонению, столь же разнообразному, как сорта душистого горошка. Эти девушки знали, как разобраться в поклонниках и выбрать, но им был неведом внезапный страстный восторг Риппл. Когда же наконец они находили своего избранника, то, вероятно, никогда не испытывали того, что почувствовала Риппл, услышав шутливый вопрос капитана Барра:
– Не покажем ли мы им, как нужно танцевать?
Они отошли от стоявших рядом столиков и вышли на большую свободную площадку. Для Риппл этот огромный Танцевальный зал с яркими китайскими фонариками, с пальмами, со сменяющими друг друга оркестрами, с Толпой корректно скользящих танцоров казался сценой из арабских сказок. Она находила там различные полузабытые поэтические образы своего детства – тех времен, когда еще увлекалась романами.
Капитан Барр взял ее за руку. Она положила другую руку на его широкое плечо. Они понеслись по паркету, и это было невыразимое блаженство.
Бессвязные мысли мелькали в голове Риппл: «Это только доказывает, что тому, кто сам по себе интересен, не обязательно быть безупречным танцором. Наши па не так совпадают, как бывало со Стивом много лет назад, но, по-моему, это вовсе не значит, что он не хороший танцор. Это только потому, что он гораздо выше меня, выше всех, с кем мне до сих пор приходилось танцевать».
Этот вальс танцевали при разноцветном мягком освещении призматических лучей; по временам они пронизывали полумрак залы и скользили то по одной, то по другой паре, и один из лучей горячим красным пятном лег на воротник капитана Барра. Ближайший ко входу оркестр наигрывал:
Кружи меня легче,
Держи меня крепче
В капризном вальсе…
И Риппл прошептала под музыку:
– Капитан Барр, вы не обидитесь, если я вам скажу кое-что?
– О! Конечно, нет. Скажите. Что? Я, наверное, одеревенел от страха, что танцую с таким знатоком, как вы. Скажите мне, если я делаю что-нибудь неправильно, мисс Риппл! Слишком большое па или что-нибудь в этом роде?
– Нет, нет, не то. Но только вы держите одну мою руку слишком высоко, а другую – слишком низко. Видите? От этого платье у меня спадает с плеча.
Платье Риппл относилось к числу тех одеяний, которые так дороги склонному к компромиссам британскому сердцу. Оно было полувечерним и, значит, для человека со строгим вкусом непригодно было ни в качестве вечернего, ни в качестве дневного. Мать Риппл, возвращаясь с чая в Трокадеро, выбрала недорогое хорошенькое платье из лилового креп-жоржета на витрине небольшого магазина, а миссис Мередит была одной из тех женщин, которые, покупая наряды для дочери, не могут забыть о цветах, линиях и тканях, которые некогда сами предпочитали. Вырез платья был обшит кружевом, прикрывавшим белую грудь Риппл. Кружево спустилось вниз, врезавшись с одной стороны в шею и обнажив верхнюю часть тонкого плеча с другой стороны. Движением плеч девушка поправила вырез.
– Поверьте, я ужасно огорчен, – извинился капитан Барр. – Постараюсь помнить и не делать этого больше.
– О, это ничего, все отлично. Когда кавалер настолько выше дамы, такое всегда может случиться, – охотно объясняла Риппл с видом девушки, привыкшей приноравливаться к росту своих кавалеров. Она уже освоилась и с каждой минутой ей становилось все легче с ним разговаривать.
Он спросил:
– Часто ли вы здесь бывали?
– Нет, не очень; то есть, я хочу сказать, никогда не была.
– О да, я вспомнил, вы говорили, что ваш русский учитель не разрешает своим ученицам бывать в дансингах. Почему он это запрещает?
– Отчасти потому, что ему неприятно, чтобы нас, его учениц, видели повсюду, отчасти же из-за того, что не хочет, чтобы мы уставали. Вполне естественно, – продолжала Риппл, – он хочет, чтобы мы отдавали все силы нашей работе.
Капитан Барр не расслышал ее последних слов. Продолжая танцевать, он склонил свою черную голову над ее темноволосой головкой.
– Хочет, чтобы вы… что?
– Отдавали все силы нашей работе.
– Вашей работе? То есть танцам на сцене? Я понимаю. Но, вероятно, предполагается, что вы можете и развлекаться?
– О, конечно. Мы и развлекаемся. Но работа на первом плане.
– А все остальное на втором, в загоне?
– Конечно, пока мы работаем с месье Н. Работа должна быть для нас главным, так он говорит. – Она продолжала рассказывать молодому человеку о месье Н. и о его поразительном таланте. – Видите ли, для него балет, танцы – это творчество, это искусство. Он так старается, вкладывает столько усилий, чтобы все было прекрасным и безупречным. Не должно быть погрешности ни в одном па. Чем больше он делает, тем больше видит, сколько еще нужно сделать. Он хочет, чтобы мы все относились к работе так же. Так я и отношусь.
– Относитесь к своей работе, как он? Однако вы приехали сюда, мисс Риппл.
Риппл не могла ни опровергнуть, ни объяснить этот факт. Она только пробормотала:
– Для артиста работа прежде всего! Мадам и он страстно в это верят.
– Я называю это фанатизмом, – сказал капитан Барр.
Они продолжали танцевать в искусственном полумраке, который прорезывали розовые, зеленые, фиолетовые лучи. Игра света создавала в этом огромном прозаически обставленном зале атмосферу сказки.
А на улице ночные увеселения в Хаммерсмите шли своим чередом: лавки с жареной рыбой были полны народу; веселый хриплый говор стоял над устричным баром, над прилавками с фруктами и кофе. Из Лирического театра по окончании оперы вышла разношерстная публика, среди которой одни были там в первый раз, а другие – в восемьдесят первый. Толпы людей выходили со станций метрополитена. Таксомоторы гудели, трамваи звенели, грузно, с шумом проезжали автобусы. В танцевальном же зале бесшумно кружились пары и оркестр играл:
Ты знаешь, дорогой, я, как на небесах,
Когда в своих руках меня сжимаешь ты.
Риппл, даже танцуя, думала:
«Это слишком прекрасно. Все кончится прежде, чем я пойму, какое это наслаждение».
Она уже не обращала внимания, держит он ее руку слишком высоко, слишком низко или как-нибудь иначе. Он держал ее! Она думала:
«Это слишком чудесно! Когда я стану старой-старой женщиной, то буду вспоминать наш танец и как это было прекрасно».
VI
Тем временем отец Риппл думал: «Клянусь, это совершенно не похоже на то, как танцевали в наши дни».
Майор Мередит сидел со своим сыном Ультимусом под балконом, и его пополневшее, но еще хорошо сохранившееся лицо выражало недовольство. Он подносил руку к усам и пощипывал их, посматривая вокруг. Это место, хотя и новое для него, едва ли было так интересно, как утверждал молодой Барр. Во-первых, здесь не было почти никаких напитков, только лимонад и мороженое. Во-вторых, вся здешняя публика, все эти степенно танцующие девушки и молодые люди – кто они такие? Он не мог определить их социального положения. В-третьих, он предполагал, что для начала его дочь сделает первый тур со своим отцом. Но вот, смотрите-ка, молодой Барр, его сослуживец, умчал ее на его глазах и исчез с ней в этом людском водовороте. Ну, конечно, сегодня его дочь Риппл первый раз выехала в свет!
Грустно вспоминал он о балах, на которых бывал еще задолго до того исторического бала, когда родилась Риппл. Какие вальсы, какие изумительные мелодии! Как танцевали в те дни! Какие красивые бальные платья носили женщины! Турнюры… Что-то бесконечно женственное было в этом изгибе взбитого шелкового турнюра, при одном упоминании о котором нынешняя молодежь начинает смеяться. Платья были более женственны. Масса кружев, множество лент, складок. Корсажи туго зашнурованы и обольстительны. Конечно, в те дни женщина выглядела интереснее. Красавицей называли женщину с приятным привлекательным лицом, хорошим бюстом, изящной тонкой талией. Много ли талий в девятнадцать дюймов можно встретить сейчас? Очень мало. А теперь видишь только, как разгуливают какие-то палки от метелок в прямых сверху донизу платьях, которые просто висят на них, и со стрижеными волосами.
Так майор Мередит оценивал девушек тысяча девятьсот двадцать первого года. Он вспоминал прошлое. Тогда не было стриженых волос. Волосы, эту красу и гордость женщины, обрезать?! Прекрасные волосы были тогда у женщин. Длиннее, чем у Риппл; он встречал десятки женщин, которые уверяли его, что могли сидеть часами, укладывая свои волосы. А какие красивые носили прически – пышные узлы, волнистые пряди! Сколько очарования было в женщинах! То были действительно женщины – не имитация мужчин. Нет ничего удивительного, что мужчины перестали вставать и уступать места своим современницам.
Тридцать лет назад все выглядело по-другому. Как приятно было расхаживать по бальной зале, полной очаровательных, красивых женщин, иные из которых с такими многообещающими улыбками соглашались танцевать с ним вальс еще за неделю до бала. Вот это было время!
– Папа, – раздался в этот момент голос его сына Ультимуса, которому вообще не следовало здесь находиться, – как ты думаешь, не взять ли нам двух дам по шести пенни?
– Что ты хочешь этим сказать? – смущенно спросил майор Мередит.
– Как, папа, ты ничего об этом не знаешь? А я знаю. Разве ты не читал объявления? Там сказано, что «для удобства одиноких посетителей» можно взять билет, затем выбрать себе одну из профессиональных танцовщиц и танцевать с ней, и она не имеет права отказаться. Вот они сидят там дальше, за барьером.
– Боже мой, я никогда не слышал ничего подобного! – воскликнул Гарри Мередит, очнувшись от воспоминаний о балах XIX века. Эти воспоминания проносились в его голове быстрее, чем мелькали перед ним по блестящему полу корректно танцующие пары. Им овладело сложное чувство: было в нем удивление, отчасти любопытство, некоторое отвращение к новшествам и изрядная доля покорной насмешливости. «Куда мы идем?» – думал он.
Когда он был молод, невозможно было себе представить существование подобного места. «Какой-то турецкий невольничий рынок, – размышлял майор Мередит, – Подумать только: английские девушки сидят и ждут, чтобы их наняли танцевать за шесть пенсов!»
– Они сидят на этой стороне слева, – пояснил его юный сын, – а мужчины – направо.
– Мужчины? – воскликнул отец Ультимуса, с неподдельным ужасом уставившись на указанное место за барьером, где за столиками сидело несколько щеголеватых и выдержанных молодых людей. – Мужчин нанимают танцевать? Дальше идти некуда!
В дни своей молодости он видел неинтересных девушек, как, например, кузина Мейбл, которые покорно сидели и ждали, пока какой-нибудь мужчина соблаговолит пригласить их танцевать. Это казалось ему вполне естественным. Тут не было ничего плохого. Но видеть молодых, здоровых, сильных мужчин, которые сидят в ожидании, пока их наймет женщина! «Куда мы идем? Что будет дальше?!»
– Папа, не дашь ли ты мне шиллинг, я бы пошел и взял в кассе билеты. Мне в школе один товарищ рассказывал об этом. Он со своим знакомым, с матерью и сестрой были здесь в последние каникулы. Он танцевал с двумя такими сильфидами, как он их называл. Это вон те девушки в черных с зеленым платьях, их можно сразу отличить.
– О, Боже! – прошептал майор Мередит. – Тебе вообще не следовало здесь быть…
– Но, папа…
– У меня нет шиллинга. У меня только полкроны. Принеси сдачу, Ультимус.
VII
Капитан Барр на весь вечер завладел Риппл. Майора Мередита взяла за руку привлекательная на вид блондинка в черном, которой он отдал свой розовый билет. У нее были приятные манеры, но она отличалась бесстрастием, холодной корректностью и выдержанностью.
– Вы, вероятно, редко танцевали? – сказала девушка майору, красе балов прошлого века. – Это ничего, я буду руководить вами. Вот как раз начинается музыка. Прежде чем снова сюда приходить, вам следует взять несколько уроков фокстрота. Старайтесь не подпрыгивать так. Это слишком старомодно. Вот так лучше!
Бедный Гарри Мередит!
VIII
Ультимус имел не больший успех у серьезной брюнетки, вероятно, лет на пятнадцать старше его.
– Конечно, все лучшие сильфиды были разобраны в начале вечера, – жаловался он. – Моя была почему-то не в духе.
– Вероятно, она недолюбливает младенцев, – намекнул майор Мередит, – и, по ее мнению, ты еще чересчур молод.
– О нет, я не сказал ей, сколько мне лет. Я думаю, это потому, что я не особенно много с ней разговаривал. Дело в том, что я совершенно не знал, о чем говорить, – объяснял мальчик, принимаясь за мороженое. – Мне пришло в голову только спросить ее: «Часто ли вы здесь бываете?» (Конечно, она бывает здесь постоянно) или «Что вы делаете по воскресеньям?» Я не говорил больше ни о чем, потому что боялся, как бы она не подумала, что я приглашу ее пить чай, а теперь не время для этого… Смотри, вон идет Риппл, наконец-то, она к нам возвращается!
Пробираясь сквозь самую нарядную в Лондоне толпу танцующих, Риппл подходила к их столику в сопровождении своего кавалера. Новое выражение, появившееся на ее лице в тот вечер, стало еще яснее и заметнее.
Любовь подобна цветущему растению. Чувству, возникшему в сердце Риппл с первого взгляда, предстояло еще долго расти и распускаться, но первые побеги оно дало! Опытный садовник уже знал бы, что ему нужно следить, как бы кто-нибудь не вырвал с корнем эти вечнозеленые побеги. Восхищение заливало краской щеки девушки, раскрывало мягкие губы и сияло в глазах – восхищение от его близости в эти чарующие часы.
– Ты довольна танцами?
– Да, благодарю, папа.
С легким неуловимым вздохом она села; поправила вырез лилового платья, который опять перекосился из-за манеры капитана Барра высоко держать ее руку.
– Это платье недурно, – заявил младший брат Риппл, тот самый, который когда-то отозвался о ее лице, что оно слишком уродливо для сцены. – Действительно, ты в нем неплохо выглядишь, – он добавил: – Для тебя – совсем неплохо.
На это капитан Виктор Барр громко рассмеялся, откинув назад блестящую черноволосую голову.
«Жизнь не может всегда быть такой, – думала Риппл. – Мне кажется, каждому человеку отпущено определенное количество истинного наслаждения. Некоторые находят его в мирной, спокойной жизни, даже в мелочах, и когда оно приходит к пятидесяти или шестидесяти годам, то напоминает варенье на большом куске хлеба с маслом. Другие получают его сразу, большой порцией, как варенье в ореховом торте. Этот вечер – мое варенье. Остальная жизнь – всего лишь неизбежное тесто… Не пора ли нам домой?»
IX
Проводив ее обратно в Хемпстед, капитан Барр, стоя с непокрытой головой в свете фар своего автомобиля, сказал:
– Очень благодарен вам за то, что вы поехали. Риппл не знала, как поблагодарить его, – ведь это был ее первый бал. Она колебалась, затем взглянула на него и просто сказала: – Мне это доставило удовольствие. Спокойной ночи. Прощайте!
– До свидания! – сказал капитан Виктор Барр. Расчесывая волосы и расхаживая по комнате, прежде чем лечь в постель, Риппл лихорадочно думала: «До свидания!» Что он хотел этим сказать? Увижу ли я его снова?» Только этот вопрос интересовал и тревожил ее теперь.
