Текст книги "Запомни эту ночь"

Автор книги: Берта Эллвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Мишель сердито смотрела на Филиппа. Если его беспокоит, что она собирается претендовать на половину его бескрайних владений, то она готова его успокоить.

Последние несколько недель свелись для него только к фантастическому сексу, да и тот, похоже, ему приелся. Что было, то сплыло! Иначе зачем бы ему затевать ссору, обвиняя ее в том, что она вышла замуж из-за денег.

– Я не собираюсь требовать от тебя денег по разводу! – сказала она после небольшой паузы.

Почему вдруг она заговорила о разводе, если за эти пять недель уверовала в то, что их брак спасен? Мишель мысленно застонала. Ну конечно, она знала почему. Он не стал бы бросать ей столь гнусные обвинения, если бы хотел сохранить их брак. Она поднялась. Все равно все катится к черту. Когда они шли сюда по саду рано утром, все вокруг казалось ей таким волшебным, как в сказке, а теперь…

Ее порывистое движение прервал Филипп, схватив ее за руку и заставив снова сесть рядом с ним.

– Ты сказала, что была безумно влюблена в меня, когда мы поженились… Это ложь, я не видел доказательств.

Еще одно обвинение? По-видимому. Но мягко сказанное. Филипп отпустил ее руку. Он высказался, и теперь она может уйти? Или он хочет, чтобы она защищалась? Или ему безразлично? В любой момент она может расплакаться, а это очень унизительно для нее. Она этого не должна допустить.

– Ты уже знаешь, как все было, Филипп. Но я напомню. – От обиды в голосе ее было слишком много язвительности. Пришлось перевести дыхание и смягчить тон. – Когда мы поженились, я представляла собой некий анахронизм, существо из девятнадцатого века, живущее в двадцатом. Воспитывал меня деспотичный отец, образование получила монастырское и не имела опыта общения с мужчинами, за исключением, конечно, отца, Пола и старшего брата Кэтрин. Отец вообще считал, что женщины только для того и существуют на земле, чтобы обслуживать мужчин, и больше они ни на что не годятся.

Она залпом выпила кофе и чуть не разбила блюдце, возвращая на место чашку.

– Мне было восемнадцать, когда я окончила школу. Отец убедил меня, что мой долг остаться в доме и заменить приходящую прислугу, которая вела хозяйство в доме после смерти мамы. Так что, когда я познакомилась с тобой, уровень моего самосознания был весьма низким. Я по уши влюбилась в тебя, но понимала, что я тебе не ровня. У тебя было все, чего не было у меня: богатство, происхождение, огромная самоуверенность.

Тем не менее она вышла за него, потому что отчаянно любила. Знала, что он ее не любит, но чувствовала его увлеченность ею, а для нее это было дороже, чем беззаветное обожание кого-либо другого.

– Значит, я оказался объектом весьма запоздалой подростковой влюбленности, – подытожил Филипп со скучающей улыбкой, определив таким образом чувство, сгубившее ее. – Так почему все-таки не задалась наша семейная жизнь? Лично я делал все, что в моих силах, создавая тебе благополучную жизнь, свободную от всяких забот. Разве я не старался помочь тебе войти в новую для тебя роль в новой для тебя жизни.

– Ты старался помочь?! – усмехнулась Мишель. – Оставляя меня на мать и теток, пока сам разъезжал по всей стране?

– Разъезжал по твоим делам, – резко осадил ее Филипп. – Пришлось разбираться в той финансовой путанице, которую оставил тебе в наследство отец. Нужно было проследить за продажей дома, встречаться с юристами и кредиторами. Вряд ли тебе это доставило бы удовольствие. А главное, тебе была предоставлена возможность войти в новую семью, поближе познакомиться с моими родными, начать приготовления к свадьбе. Так что, пожалуйста, не возводи на меня напраслину, будто я вел себя неправильно.

– Отчего же? Ты вел себя точно так же, как и мой отец. Высокомерно и самонадеянно, – ответила Мишель. – И не смотри на меня так обиженно. Три года назад я не умела высказывать свое мнение, а теперь умею! Ты решал, что мне нужно, не спрашивая, чего я хочу. Я была так хорошо выдрессирована, что даже мысленно не пыталась возражать. И поступала так, как мне велели. И страдала от этого. К тому времени, когда мы поженились, мне основательно внушили, что я недостаточно хороша для тебя по всем параметрам. Ни красоты, ни денег, ни благородного происхождения! – Вспомнив, как ее унижали, Мишель еще больше разозлилась, голос ее зазвенел. – Зато ты, разумеется, совершенство! Правда, с тобой трудно, вот и на мне ты женился, чтобы досадить своим родным. Я слышала это изо дня в день. Ты мужчина сексуальный и опытный, я тебе скоро надоем. Как только я рожу наследника усадьбы, мне определят содержание и уберут с глаз долой.

После ее горячего монолога, в котором она впервые выплеснула то, что накопилось за годы, проведенные в усадьбе, наступило напряженное молчание. Филипп сидел застывший как изваяние, глаза его потемнели, а когда он заговорил, голос его был тихим и угрожающим:

– Кто тебе это говорил?

– Какое это теперь имеет значение? – Мишель ощутила внутреннюю пустоту, словно из нее душу вынули.

Вспомнив свои страхи тех лет и как ей их внушали в расчете на то, что она откажется от свадьбы, Мишель снова пришла к тому же выводу: они с Филиппом и по культуре и по социальному положению принадлежат к разным мирам, а то, чем она жила последние недели, всего лишь фантазии, пустые мечты.

– Для меня имеет. Скажи мне, – настаивал Филипп.

Все тот же приказной тон, устало подумала Мишель. А впрочем, какого черта?! С какой стати ей выгораживать женщин усадьбы? Все равно он не поверит ей, если успел обвинить в таких позорных грехах, как меркантильные расчеты и распутство. Ну обзовет еще разок-другой лгуньей, какая разница?

– Твои тетки, – ответила она. – К чести твоей матери, она не принимала участия в таких узкосемейных дискуссиях… Свое отношение она выражала холодной вежливостью.

– Черт возьми! – Филипп сорвался с места. – Это я выбрал тебя… Как они посмели?! – рычал он.

Мишель содрогнулась. В гневе Филипп представлял собой довольно впечатляющее зрелище: глаза сверкали, ладони сжимались в увесистые кулаки. Хорошо хоть не обозвал ее лгуньей, наговаривающей на благородное семейство. Мысль эта немного согрела ее, и робкая надежда шевельнулась в глубине ее души, когда он вытянул в ее сторону руки и тихо сказал:

– Иди ко мне.

Она подошла, как всегда покорная его воле. Оказавшись в кольце его рук, она прислонилась головой к его плечу. Сердце ее задрожало от любви и готово было воспарить от счастья, когда она услышала:

– Теперь начинаю немного понимать. К тому времени, как мы отправились в свадебное путешествие, твое чувство уверенности в себе, и без того слабое, было окончательно уничтожено. Оказавшись наедине с опытным мужчиной, который, определив содержание, собирается сплавить тебя с глаз долой после выполнения супружеского долга, то бишь рождения наследника, ты замкнулась в себе. Естественно, ты отказалась заниматься любовью со мной, ведь это могло привести к беременности, а тебе не хотелось провести остаток жизни в роли отверженной жены под пристальной опекой женщин, которые успели дать тебе понять, насколько ты им неугодна.

Слушать все это в его изложении было даже приятно. Мишель слабо улыбнулась. Он похлопывал ее по спине, словно она была комнатной собачкой и нуждалась в утешении. Но, поскольку в его объятиях она быстро забывала о неприятном, отошли на задний план и все его оскорбительные обвинения. Могла ли она противиться своему телу, которое отчаянно тянулось к нему?

– Тебе следовало тогда же рассказать мне обо всем, – с нежной укоризной сказал Филипп. – И я бы развеял все твои опасения. – Еще одно похлопывание, потом его руки легли ей на плечи и отстранили от себя. – Но со мной ты всегда держалась так, словно язык проглотила, хотя могла часами болтать с Кэтрин и ее братцем. Очень жаль, что ты испытывала передо мной такой благоговейный ужас. Простое объяснение могло бы все изменить.

Говорит как феодальный властелин, ни больше ни меньше. Снисходительно, покровительственно. Он снова начал обращаться с ней как с дефективным ребенком, мнение которого недостойно его внимания. Было время, когда она безоговорочно соглашалась с каждым его словом. Ее ведь так и воспитывали, в вере, что мужчины существа высшего порядка и что они всегда все знают лучше.

Мишель откинула назад голову и сказала:

– Беременная или нет, я все равно оказалась в положении отверженной жены, разве не так? – Она ослепительно улыбнулась ему, чтобы смягчить сказанное. Важно было не оттолкнуть его, а спокойно разобраться в прошлом. Возможно, он снова изменит свое мнение о ней и откажется от нелепых обвинений. – К тому же я никогда не согласилась бы выйти за тебя, если бы думала, что меня положат как ненужную вещь в ящик комода после рождения наследника. Я знала, что ты не жестокий человек. Это было…

Внезапно Мишель замолчала, перевела дыхание и положила ему на грудь ладони. Она ощутила через мягкий белый шелк тепло его тела и тяжелые удары сердца. Ей так хотелось его близости, но с этим придется подождать, хотя даже такое прикосновение заставило ее тело дрожать, а сердце биться быстрей.

– Понимаешь, мне говорили, что ты пользуешься большим успехом у женщин, у тебя есть опыт, – продолжала Мишель дрожащим голосом. Дыхание ее стало прерывистым. – Твои тетки наперебой рассказывали мне о твоих любовных связях с манекенщицами, танцовщицами, которые все как на подбор были ослепительными красавицами. Нет, по их мнению, в жены они не годились, но такие связи были необходимы молодому человеку для возмужания.

Мишель все крепче прижималась к нему, уступая настойчивому желанию своего тела. Может, он поймет? Она услышала, как он вздохнул и вдруг резко отвернулся от нее. Встревоженная, она смотрела на его напряженную спину.

– Филипп… я была девственницей, я даже с мальчиком никогда не дружила. Я боялась своей неопытностью разочаровать тебя. Страх был сильнее меня, я не могла от него избавиться. Понимаешь? Я постоянно думала, что ты сравниваешь меня с другими… красивыми, раскованными, которые знают, как доставить удовольствие мужчине.

Почему он отвернулся и не смотрит на нее? Почему? – в отчаянии думала Мишель.

– В ту первую ночь я была как замороженная из страха разочаровать тебя. Я понимала… понимала… – Мишель начала запинаться. – Трудно разговаривать с человеком, который упорно стоит к тебе спиной. От волнения на нее снова напало косноязычие. Но, взяв себя в руки, она сказала: – Я понимала, что ты не любишь меня… Ты выбрал меня только потому, что я ничего не требовала от тебя. Но я чувствовала, что ты увлечен мною, и решила, что этого будет достаточно. Хотя этого оказалось недостаточно, – уныло добавила она. – Если б ты любил меня, то не стал бы сравнивать с другими женщинами, ты бы научил меня искусству нежной страсти и освободил бы от страха. Но ты не любил меня, а самой мне было стыдно говорить на эту тему. Поэтому я отталкивала тебя, как только ты приближался ко мне. Не могла я еще раз подвергнуть себя унижению.

Тишина, только воркует горлица и ветер шелестит листвой в кронах деревьев. Почему он молчит?

– Скажи что-нибудь, – попросила она.

Филипп обернулся, и у Мишель перехватило дыхание при виде его лица. Что это? Позднее раскаяние? Сожаление? Печаль?

– Что ж, я должен признать большую часть высказанных тобой обвинений, – глухо произнес он каким-то отрешенным голосом и взглянул на часы. – Когда ты оставила меня, первым моим побуждением было поехать следом и притащить тебя обратно силой. – Филипп говорил неторопливо, словно подбирал нужные слова.

Странно, мелькнуло в голове Мишель, она-то считала, что он будет только счастлив избавиться от неугодной жены.

– Зачем?

Он уловил скепсис в ее тоне и слегка дернул головой.

– Что значит – зачем? Ты была моей женой. А Филиппу Бессону нелегко расстаться с тем, что ему принадлежит, даже с тем, что не особенно и нужно.

– И почему ты не поехал за мной?

А она вернулась бы с ним в усадьбу? Пожалуй, вернулась бы. Первые несколько недель после побега ей пришлось очень тяжело. Мучила мысль, что она собственными руками разрушила не успевшую начаться семейную жизнь. Она ненавидела себя за это. Если бы Филипп тогда явился за ней, она бы вернулась, понадеявшись на вечное «как-нибудь образуется». Но Филипп не явился, он даже не попытался с ней связаться, и она поняла, что отныне должна рассчитывать только на себя и что придется начать новую, самостоятельную жизнь.

– Передумал. – Снова беспокойный взгляд на часы. Казалось, он избегал встречаться с ней глазами, словно хотел дистанцироваться от нее. – Ты была, как бы это сказать помягче, очень незрелой. Не в том смысле, что ты была инфантильной дурочкой, такой ты меня бы не привлекла, но тебе не хватало уверенности в себе. Ты была замкнутой, ранимой. Я решил, что опыт самостоятельной жизни, без отца и мужа, направляющих тебя, позволит тебе повзрослеть. – Взгляд и голос его стали суровыми. – И я оказался прав. Ты повзрослела больше, чем можно было ожидать, моя дорогая. Секс определенно тебя больше не пугает. Единственное, что мне неизвестно, но очень хотелось бы знать: кто же тебя так здорово обучил?

* * *

– Филипп!..

Но Филипп быстрыми шагами удалялся в сторону дома по дорожке сада, окаймленной зарослями лаванды, которая под солнцем стала разливать в воздухе свой специфический аромат. Если он и услышал ее отчаянный призыв, то не подал виду.

Бросив мимолетный взгляд на кофейный поднос, Мишель решила вернуться за ним попозже. Необходимо было, хотя особой надежды на успех она не питала, попытаться еще раз убедить его, что за время их годовой разлуки она ни с кем не спала. Что он был ее первым и единственным мужчиной, что она его любит и хочет остаться с ним навсегда.

Мишель догнала мужа у арочного прохода в каменной стене, отделявшей внутренний двор особняка от сада. Сердце ее бешено стучало, лицо от волнения раскраснелось.

– Филипп… подожди!

По контрасту с ней он выглядел собранным и спокойным. Она никогда не видела его таким сосредоточенно-серьезным. Он посмотрел на нее, вопросительно выгнув бровь.

– Я хочу поговорить… хочу, чтобы ты выслушал меня… – Язык плохо слушался ее, мешала неуверенность в себе, она боялась, что ей не удастся убедить его в своей чистоте. Раз эта мысль мучила его все пять недель, он уже не избавится от нее так просто.

– Дорогая, разговор окончен. – В голосе его звучала обреченность, которая перевернула ей душу. Красивые серые глаза смотрели на нее с полным безразличием. – Разговор начистоту состоялся, он был мучительным, но необходимым, как ты понимаешь. А последние пять недель… что я могу сказать? – Он приподнял плечи. – Прекрасный сон. Но кто-то из двоих должен был очнуться и взглянуть в лицо реальности. Нам нужно было разобраться, почему наш брак оказался таким… – Филипп помолчал, подыскивая наименее болезненное слово, – таким нескладным. Ладно… – Он снова взглянул на часы. – У меня деловая встреча в Батон-Руж. Вернусь через два дня. Поговорим после моего возвращения. Только уже не о прошлом, а о будущем.

Возьми меня с собой! – мысленно взмолилась Мишель, но вслух ничего не сказала. По его тону она поняла, что он собирается дать ей развод, о котором она просила еще год назад. Все возвращается на круги своя. Деловые поездки, длительные отлучки. А ей остается ждать его. Как всегда.

Нет, напомнила себе Мишель, теперь ситуация изменилась. Отличие состоит в том, что за время, проведенное вместе, они сошлись как две половинки, точно подошедшие друг другу, и разделить их невозможно. Или это не имеет значения?

Филипп вошел в дом, а она опустилась на каменную скамью у фонтана, прислушиваясь к его журчанию и вдыхая пряный аромат олеандров. Самое лучшее, что она может сейчас сделать, это успокоиться. Развод ей ни к чему, слишком сильно она его любит.

Он задавал вопросы, и она честно на них отвечала. Любопытство его удовлетворено. Теперь он знает, почему она была вынуждена покинуть его, почему их брак дал трещину с самого начала. Просто ему не приходит в голову, что он делает неправильные выводы. Прошлое никак не отпускало их. Разобравшись в одних ошибках, были сделаны новые. Чего стоит одно его нелепое обвинение, будто она спала с другими. Возможно, он просто хочет закончить то, что начала она, – разорвать их брак. Душевная боль, которую вызвала эта мысль, была невыносимой.

Через несколько минут Филипп стоял перед ней, спокойный и подтянутый, от него веяло свежестью и одеколоном, которым он всегда пользовался на ее памяти – она бы не спутала его ни с кем другим по одному этому запаху, – держа в одной руке ключи от машины, в другой изящный кейс.

– Я позвонил Джону с Эми. Они должны быть здесь через час, – ровным голосом сообщил Филипп. – Дом и сад нуждаются в уборке после нашего безалаберного проживания здесь, – пояснил он.

Мишель тоскливо подумала, что вот и кончился их второй медовый месяц. На сердце стало еще тяжелее, в таком состоянии бесполезно затевать серьезный разговор. Она может сорваться в истерику, начать кричать о своей оскорбленной невинности, умолять его разрешить ей поехать с ним. Вряд ли ему это понравится. Нужно время, чтобы взять себя в руки, а потом продумать то, что произошло между ними утром. В его отсутствие она этим и займется.

– Хорошо, – ответила Мишель, спокойно встретив его взгляд, и поспешила отвернуться, чтобы он не заметил блеснувшие на ее глазах слезы. – Увидимся через два дня. Береги себя.

I Через пятнадцать минут Мишель была готова выйти из дому. На ней было легкое палевое платье, удобные сандалии, соломенная шляпа, защищающая от солнца, и соломенная сумка в тон к сандалиям и шляпке. Дожидаться экономку Эми и ее мужа Джона не входило в ее намерения. К тому же в особняке каждый пустяк остро напоминал ей о Филиппе. Ей нужно собраться с мыслями, смириться с фактом, что их брак обречен, а также получить подтверждение своим подозрениям…

В тени узкой улочки, ведущей к центральной площади старой части города, она с облегчением вздохнула, вспомнив домоправительницу Эми. Крепко сбитая невысокая пожилая женщина три года назад железной рукой управлялась с целым штатом прислуги, была предана хозяину, но с первого взгляда невзлюбила его молодую жену. Теперь у нее еще больше оснований ненавидеть меня, подумала Мишель.

Первым делом она устремилась в клиническую лабораторию, где сдала анализы. Скоро она узнает результат. Может, она уже носит в себе будущего ребенка Филиппа! А может, ее цикл нарушился из-за того, что она один раз не приняла таблетку в ту роковую, незабываемую ночь? Но об этом позже, решила она. Впереди у нее масса времени подумать о последствиях в случае положительного результата. Тем не менее внутри у нее все дрожало, и она устремилась к столикам уличного кафе под полосатыми зонтиками. Заказав апельсиновый сок со льдом, она попыталась расслабиться и ни о чем не думать и принялась наблюдать за окружающей ее суетой на старинной площади. Но ничего не помогало мысли упорно возвращались к будущему ребенку Филиппа, наполняя все ее существо совершенно новым для нее чувством.

* * *

Почти стемнело, когда Мишель вернулась к большому каменному зданию особняка, выделявшегося своими размерами на этой узкой улице. Волосы, аккуратно собранные утром в пучок, растрепались, и локоны живописно рассыпались по плечам. Ветер с моря дул так сильно, что сорвал шляпу с ее головы, пока она прогуливалась по длинному песчаному пляжу. Все тело зудело от пота и прилипших песчинок, ноги ныли от усталости, но зато прочистились мозги и повысилось настроение. Настолько, что она сумела улыбнуться Эми, которая встречала ее в мраморном холле особняка.

– Добрый вечер, Эми. Надеюсь, вы с мужем благополучно добрались?

* * *

Из огромного штата прислуги остались только эти двое. Неужели Филипп не пользовался этим райским уголком после их несостоявшегося медового месяца?

– Добрый вечер, миссис Бессон, – произнесла Эми все с тем же неодобрительным выражением на лице. – Ужинать будете? – тоном великомученицы спросила она.

Но даже ее явная недоброжелательность не могла испортить настроение Мишель. Случись их встреча три года назад, она отрицательно помотала бы головой и поспешила бы скрыться. Но сейчас страдальческий вид экономки вызвал у Мишель только легкую усмешку.

– Да, пожалуйста, что-нибудь легкое в маленькой столовой через час. Мне надо принять душ и переодеться.

– Хорошо, миссис Бессон. Через час. – В маленьких черных глазах пожилой женщины мелькнуло одобрение. Или ей показалось? – Добро пожаловать домой. Давненько вас не было.

Эми ушла, а Мишель вздохнула от приятного сюрприза и, окрыленная успехом, взлетела по широкой закругленной лестнице. Все будет хорошо… обязательно! Эми ее приняла, а это отличный знак! Были и более существенные.

Прокрутив в памяти их утренний разговор с Филиппом, Мишель логически и спокойно проанализировала его, выделив ключевые моменты. Он признался, что был не на шутку увлечен ею, что не хотел ее отъезда, но смирился ради ее же блага и позволил ей пожить самостоятельной жизнью, повзрослеть и обрести уверенность в себе. Он искренне негодовал, узнав, какую роль сыграли его тетки в их отношениях. Филипп вернется, и они снова поговорят, он обещал ей. Разговор пойдет об их будущем. Останутся ли они вместе? С прошлым они разобрались, это было необходимо, сохранялось только заблуждение Филиппа по поводу ее предполагаемых измен. Она снова попытается разубедить его, решимости ей не занимать. А как только и с этим уладится – Мишель мечтательно и самодовольно улыбнулась, – она не будет ходить вокруг да около, а прямо спросит его, не хочет ли он начать их семейную жизнь сначала. Лично себя она не мыслит без него, и от его ответа будет зависеть вся ее жизнь.

Час спустя Мишель спускалась вниз, и ей казалось, что она плывет по воздуху, такой невероятной легкостью наполняла ее мысль о том, что она носит под сердцем ребенка Филиппа. Никогда в жизни она еще не чувствовала себя такой счастливой.

* * *

И вот этот день настал. Если Филипп сдержит слово, то сегодня он должен вернуться. Правда, он не сказал во сколько. Мишель мерила шагами спальную комнату, возбуждение ожидания не позволяло ей расслабиться. Еще только середина дня. Сколько времени осталось до его возвращения?

О, как ей не терпится снова увидеть его, поцеловать, прижаться к нему. Во что бы то ни стало ей нужно удержать его, пробудить в нем чувство любви к ней, хоть чуточку… терпения, чтобы заставить его поверить: ее мнимая неверность всего лишь плод его болезненного воображения. Без взаимного доверия их брак не имеет будущего.

Было жарко и душно. Джон сказал, что, вероятно, надвигается ураган, когда она помогала ему в саду утром, дабы скоротать время до приезда Филиппа. Потом у нее закружилась голова. Сказывался недосып и то, что она почти ничего не ела. От волнения у нее пропал аппетит.

Мишель уже три раза принимала холодный душ и теперь расхаживала по комнате в белом кружевном лифчике и таких же трусиках, но все равно изнывала от жары. Скоро придется одеться. Возможно, Филипп приедет к ланчу, и надо встретить его в лучшем виде. Но что надеть? Мишель прошлепала босиком к вместительным стенным шкафам, долго перебирала одежду и наконец остановилась на открытом легком платье цвета морской волны.

– Мишель!

Руки ее задрожали, от звука его голоса Мишель потеряла всякую способность соображать. Обернувшись и увидев мужа, она выронила платье, и оно легким облаком легло к ее ногам. Говорить она не могла, горло сжималось от переполнявших ее чувств, сердце выпрыгивало из груди.

Он здесь, пора сказать ему всю правду… сказать, что она любит его и хотела бы остаться с ним до конца своей жизни. О ребенке она сейчас говорить не станет, чтобы Филипп не подумал, будто она хочет сыграть на его отцовских чувствах. Он должен быть свободен в выборе решения об их будущем, а не оставаться ее мужем только из чувства долга.

Мишель облизнула пересохшие губы и, преодолев первое волнение, собралась с мыслями, пока Филипп закрывал дверь. Она взглянула в его усталое лицо и по взгляду его запавших глаз поняла, что не слов он ждет от нее. Тело Мишель загорелось и задрожало под этим взглядом. Не сводя с нее глаз, он устремился к ней навстречу, сдергивая с себя пиджак, галстук и роняя их на пол. Голова Мишель кружилась от нараставшего в ней желания. Она видела, что он тоже хочет ее. Заготовленная речь испарилась из ее головы. Когда свою волю диктуют тела, слова становятся ненужными.

Мишель обвила шею Филиппа руками и крепко прижалась всем телом к нему. Да, ей многое надо было ему сказать и задать тысячу вопросов… но не сейчас. Сейчас жизненно необходимо было ощутить его близость… Пальцы ее скользнули в его волосы на шее, влажные от пота.

Он был какой-то взлохмаченный, взъерошенный. Несколько прядей прилипли к его влажному лбу и почти касались черных бровей. Мишель вдруг увидела, что он замер, закрыл глаза и сжал губы. Она нежно провела ладонями по его шее, а потом опустила их ему на плечи. Он не сделал ни одного движения ей навстречу, хотя она была уверена, что он хочет ее, что в любой момент сила ее притяжения может пробить его защиту. Прижимаясь к нему всем телом, она ощущала учащенное биение его сердца, тугая твердая плоть, касающаяся ее бедра, свидетельствовала о его возбуждении.

– Я соскучилась по тебе, – тихо сказала она.

Он желает ее, так почему не заключит в свои объятия, почему запрещает себе любить ее? Мишель расстегнула на нем рубашку и прижала ладони к его жаркому телу.

– Похоже на то. – Голос Филиппа звучал глухо.

Наконец он "открыл глаза, которые пронзили ее своей серебристой яркостью.

– Как я уже говорил, перемена в твоем сексуальном развитии просто поразительна.

– Хватит! – Мишель уронила голову, спрятав лицо на его груди. – Дело не в сексе, – произнесла она; от переполнявшего ее желания слова звучали невнятно. – Я знаю, что тебя мучит, но ты не должен… это просто неправда!

Она ничего не могла с собой поделать. Его близость, острый мужской запах сводили ее с ума, голова кружилась от неудержимо нараставшего желания. Глухой стон вырвался у нее, и она прижалась к плоскому соску на его груди, руки действовали сами по себе, гладя его ребра и плоский живот.

– Будь по-твоему! – пробормотал Филипп. Он подтянул ее на себя одной рукой, а второй оттянул ее голову за волосы от себя и с почти жестокой жадностью завладел ее ртом.

Мишель готова была криком кричать от сжигавшего ее желания, пальцы ее рук утопали в густых волосах Филиппа, она прижимала его голову к себе с небывалой для нее отчаянной решимостью не отпускать его от себя. Не могу и не хочу, последнее, что успела она подумать, перед тем как они рухнули на шелковое покрывало постели и он навалился на нее всем телом. Нетерпеливыми пальцами он расстегнул на ней лифчик, чтобы заменить его своими ладонями, и только тогда прервал свой эротический поцелуй. Мишель, закинув руки за голову, отдавалась ему целиком отныне и навсегда.

И в этот момент зазвонил внутренний телефон. Аппарат стоял на маленьком столике у высокого окна. Филипп замер, а Мишель, обвив его шею руками, пыталась удержать его.

– Не подходи, – шепнула она.

Но Филипп освободился от ее рук, спустил ноги с кровати, сделал глубокий вдох и направился к назойливо трезвонившему аппарату.

Вернется ко мне или нет, гадала Мишель, наблюдая за лицом Филиппа. Оно снова стало замкнутым и волевым, никаких следов страсти. Вот такое у него было лицо, когда он уезжал два дня назад… И все-таки она пробила его оборону. Потом, когда они будут лежать блаженно расслабленные после взрыва страсти, она и расскажет ему все, что приготовила к его приезду, и уговорит его дать ей еще один шанс в их совместной жизни.

Филипп молча слушал, потом коротко негромко ответил и положил трубку. По дороге к постели он снял с себя рубашку и бросил ее на пол. Лицо замкнутое, но он возвращается к ней! Сердце Мишель ликовало. Кто бы там ни звонил, он все равно возвращается к ней. Мишель улыбнулась и протянула к нему руки, пока он расстегивал брюки.

– Звонила Эми, только что приехала моя мать. Будет с нами за ланчем. Спустись вниз, пока я приму душ и переоденусь, – ровным голосом проговорил Филипп, – скажи ей, что я появлюсь через пятнадцать минут, не позже.

Сердце Мишель заныло. Менее подходящего момента для своего появления Луэллин выбрать не могла, подумала Мишель, наблюдая, как Филипп удаляется в ванную комнату. Его обнаженное тело, как всегда, поражало ее своими совершенными пропорциями. В горле стоял ком. Ни слова сожаления или извинения, ничего. Приказной тон Филиппа и его равнодушный взгляд глубоко задели ее. Хотел показать, что он всего лишь мужчина, поддавшийся действию гормонов в ответ на ее откровенное предложение… Хотя и пытался сопротивляться? Нет, не может она этому поверить. То, что происходило между ними, не просто половое влечение, это она знала точно. В задумчивости Мишель застегнула лифчик и встала с измятой постели. Их идиллические отношения на протяжении пяти недель лучшее тому доказательство. За это время она узнала мужа совсем другим – веселым, обаятельным, сексуальным и нежным, временами невыносимо высокомерным, но всегда бесконечно милым. Его мучит вечное, старомодное чувство ревности, только и всего, твердо сказала себе Мишель.

Разумеется, легкомысленно открытое платье, которое она выбрала для обольщения мужа, совсем не годилось для ланча в обществе свекрови с консервативно-чопорными вкусами, думала Мишель, ныряя в него и затягивая сбоку молнию. Но она одевается так, чтобы доставлять удовольствие Филиппу, и не собирается потакать вкусам своей свекрови. Она тут же представила, с каким откровенным восхищением муж будет любоваться ее открытыми плечами и тронутыми загаром руками, ее грудью в глубоком вырезе, ее тонкой талией. Платье было удивительно красивым и как нельзя лучше подчеркивало все достоинства ее стройной фигуры и великолепного тела.

Свекровь, как обычно, была вся в черном, если не считать белой шелковой вставки под горлом. Мишель нашла ее в маленькой столовой, где Эми уже выставила на круглый стол самый лучший фарфор, хрусталь и тяжелое старинное серебро. Встретив твердый спокойный взгляд Луэллин, Мишель сдержанно улыбнулась.

– Как мило, что вы приехали, – сказала она, сама думая прямо противоположное. Она надеялась, что свекровь ограничится коротким визитом, но спросить не решилась, боясь показаться невежливой. – Филипп просил извинить его, – добавила она. – Муж только что вернулся из деловой поездки, через несколько минут он спустится и Эми подаст нам ланч.

– Жизнь здесь явно пошла тебе на пользу, – заметила Луэллин. Она сидела у окна, выходящего на освещенную солнцем веранду. – Я нахожу, что ты выглядишь теперь гораздо лучше.