Текст книги "100 великих спортсменов"

Автор книги: Берт Шугар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)

БРОНКО НАГУРСКИ
(1908—1990)

Деймон Раньян некогда написал: «Примерно 95 процентов всей спортивной традиции является чистым вымыслом. Враньем, если угодно. Однако безвредным враньем. Кого, к черту, интересует, насколько исказился спортивный факт по прошествии многих лет?»

Но эти «выдумки», «вранье» или просто старые добрые мифы имеют хождение в стране и предоставляют материал для рассказчиков. И нет спортсмена, жизнь которого предоставила бы писателям более широкое поле, чем Бронко Нагурски. В соответствии с одной из историй тренер команды Университета Миннесоты спросил его о том, на какой позиции он играет. И получил ответ: «На всех». Так было и на самом деле, он блистал у конца поля, в задержке и полной защите, вполне уместным образом став единственным игроком, попавшим в список лучших игроков Америки в одном году одновременно на двух различных позициях: задерживающего и фулбека.

О том, как он попал в Университет Миннесоты, повествует другая история, которую часто рассказывают на банкетах и подобных им мероприятиях. История эта гласит, что тренер Миннесоты Док Спирс, находившийся в селекционной поездке, решил справиться о дороге у ходившего за плугом молодого человека. Пока Спирс рассматривал мускулатуру парня – само собой Нагурски, – тот вынул из земли свою соху и указал ею в нужную сторону. (В последующие годы сам Нагурски внес в текст красивую правку, когда, услышав весь рассказ, спросил: «Надеюсь, я был в поле без лошадей?»)

Так или иначе, очевидно одно: Бронко Нагурски был фигурой мифологического плана. И потому все, что рассказывают о нем, может быть правдой лишь наполовину. Единственный вопрос заключается в другом: на какую именно?

Вот что можно сказать точно: Нагурски был внушительного роста – шесть футов и два дюйма и весил 226 фунтов. В соответствии с описанием, оставленным нам Джорджем Халасом: «И все его тело – все – было мышцей, кожей и костью. На нем не было и унции жира. Я видел многих людей, но подобного сложения не было ни у кого».

Являясь воплощением мощи, Нагурски бегал с живостью сельского работника – ноги расставлены, на лице написано «посторонним вход воспрещен», а руки скорее способны разорвать мяч, чем уступить его соперникам.

Но как бы ни бегал Нагурски, истинную славу ему принесла блокировка. В те годы откровенно драчливого футбола, когда три ярда и толпа тел были нормальным явлением, Нагурски умел пробить себе дорогу в этом первобытном лесу. Один из неудачливых соперников, лишившийся сознания после столкновения с Нагурски, очнулся и увидел над собой тренера, спрашивавшего, все ли с ним в порядке. «Все в порядке», – ответил игрок. А потом, посмотрев на трибуны стадиона Миннесоты, он спросил: «Но как все эти люди успели подняться обратно на трибуны?»

Проблистав в Миннесоте три года, в 1930 году Нагурски перешел к «Чикагским Медведям» за королевские деньги – 5000 долларов в год, считая бумажками Гувера. Появление в рядах команды лучшего силового раннера лиги сказалось на «Медведях» почти немедленно – и на их противниках тоже. Один из них, Эрни Неверс, описал впечатления человека, попытавшегося остановить Нагурски: «Останавливать его было все равно что пытаться остановить грузовой поезд, катящий под горку». Еще один из соперников, Бенни Фридман, вспоминал: «Я оказался на его пути, когда он прорвался сквозь линию защиты, но теперь от гола отделял его только я сам. Словом, это было, как если стрелочник попытался остановить паровоз голыми руками». Еще один, Стив Оуэн, сказал: «Для Нагурски сдерживающие его – все равно что мухи на лошадином крупе – шкуру свербит, но не более того».

Во встрече с «Портсмутскими Спартанцами», состоявшейся в 1933 году, Нагурски принял мяч на питчауте за считанные секунды до конца игры. Прогромыхав к концу поля, Нагурски разбросал таклеров Портсмута, словно соломинки. Пробиваясь к боковой линии, он стряхнул с себя нескольких сдерживавших, повисших на нем, словно пиявки. К тому мгновению, когда он добрался до голевой линии, Нагурски набрал такую инерцию, что, проскочив линию, врезался в кирпичную стенку. Она-то и остановила его. Утверждают, что, очнувшись, он сказал: «А этот последний парень крепко врезал мне».

В 1934 году он сделался блокирующим защитником и возглавил защиту, обеспечивавшую рывки крохотного Битти Фезерса, первым из защитников НФЛ пробежавшего тысячу ярдов, – «причем около девяти сотен из них под боком у Нагурски», вспоминал комментатор Джек Брикхауз. В том же самом году Дик Ричардс, владелец «Детройтских Львов», лично видевший в том сезоне, как Нагурски дважды растоптал его команду, подвернувшуюся под лапы «Медведей» с идеальным счетом 13:0, обедая за одним столом с Бронко, сказал: «Нагурски, я готов дать вам десять тысяч долларов только за то, чтобы вы убрались из лиги. Понимаете? Я не намереваюсь перекупать ваш контракт. Я просто не хочу, чтобы вы губили моих футболистов».

В 1937 году он успешно сочетал игру в футбол с карьерой борца. Однажды за три недели он провел восемь борцовских поединков на пути из Ванкувера в Филадельфию, одновременно сыграв пять игр за «Медведей». В 1938 году, потребовав дополнительные 1000 долларов у Халаса и не получив их, он прекратил выступления и занялся борьбой, но вернулся в 1943 году и привел «Медведей» к новой победе в чемпионате НФЛ, блистая в качестве задерживающего, линейного защитника и полного защитника.

Грантленд Райс, отмечая, что многие называют Нагурски величайшим футболистом всех времен, писал: «Он был звездой на краю поля, блестящим сдерживающим и сокрушающим своей мощью защитником, умеющим пасовать. На мой взгляд, одиннадцать Нагурски были способны победить одиннадцать Грейнджей или одиннадцать Торпов». Но это утверждение невозможно проверить.

БОБ ГИБСОН
(родился в 1935 г.)

В длинной истории бейсбола насчитывается не более горстки питчеров, в чьей душе пылало неукротимое пламя, надменных и угрюмых, делавших свое дело под лозунгом «пленных не берем». К их числу относятся такие титаны и борцы, как Карл Мейз, Берли Граймз, Ред Раффинг, Лефти Гроув, Сэл Мэгли и Эрли Винн.

Но на любом снимке этой группы все перечисленные бойцы непременно подвинулись бы, чтобы пропустить в свои ряды более современного деятеля – Боба Гибсона Вперед и в центр.

Ибо если Эрли Винн, уже подвинувшийся на два шага, уступая место Гибсону на снимке, однажды признал, что ударил бы собственную матушку, если бы она подвернулась ему под горячую руку на площадке с битой в руках, инстинкт подсказывает мне, что крутой норовом Гибсон ткнул бы в ребра и свою мамашу, и своего папашу, и всех сродников сразу, если бы это могло помочь делу.

Сказать, что Гибсон был крут как яйцо после трехдневной варки, значит ничего не сказать о нем. Высокий и жесткий, как гравюра на стали, наделенный лицом, к которому улыбка, похоже, не прикасалась вовсе, и к тому же холодным, как два брикета мороженого сразу, Гибсон представлял собой внушительную персону, умевшую поднять искусство устрашения на новый уровень.

Во время своей семнадцатилетней карьеры Гибсон поддерживал с бэттерами такие отношения, что можно было не сомневаться уж эти люди не станут обмениваться поздравительными открытками на Рождество. С его точки зрения, бэттеры являлись главными врагами общества.

Он рос медленнее и был более хрупким, чем соседские ребята, однако был достаточно крепким, чтобы заниматься спортом в средней школе, где блистал в бейсболе, баскетболе и прыжках в высоту. «В футбол я не играл, – вспоминал Гибсон. – Я был слишком невысок для этого».

Тем не менее к тому времени, когда этот уже 180-фунтовый крепыш ростом шесть футов и один дюйм окончил школу, его таланты укрупнились настолько, что их трудно было не заметить, что и сделали обитавшие неподалеку от его родного города «Сент-Луисские Кардиналы» в бейсболе и соседний же Крейтоновский университет в баскетболе. Сам Гибсон, скорее всего, склонялся к обучению баскетболу в университете Индианы, однако Индиана уже набрала всю квоту чернокожих баскетболистов, и выбор был сделан в пользу Крейтона.

Там Гибсон блистал в баскетболе, набирая более 20 очков за игру, ставя самые разнообразные рекорды школы, а еще играл питчером и аутфилдером в бейсбольной команде. Один из источников утверждает, что рекорд его в питче равнялся 62, но сам Гибсон утверждал, что «имел лучший результат». Однако в отношении его результата в бэттинге сомнений нет: Гибсон имел на бите на старшем курсе 0,340 и возглавлял список конференции.

Поиграв летом в полупрофессиональных командах, Гибсон определил, что ему «будет проще попасть в старшую лигу в качестве питчера. Аутфилдеры ценятся в грош за дюжину, если только ты не Вилли Мейз» Но Гибсон не являлся Вилли Мейзом, он был, как выяснилось позднее, уникальным Бобом Гибсоном. И этого оказалось более чем достаточно для Омахи, фармклуба «Кардиналов», который и подписал с ним контракт.

В тот первый сезон Гибсон выступал питчером сразу за Омаху и Колумбус, Джорджия. Однако, сказать по правде, выступления его являлись разве что сносными, хотя он выиграл все шесть проведенных им игр. «Я располагал тогда, – вспоминал Гибсон, – лишь скользящим быстрым броском. Ни крученых, ни власти над мячом у меня не было». В следующем, 1958 году Гибсон вновь поделил свои силы между Омахой и Рочестером, Нью-Йорк. Но его результаты вдруг приобрели респектабельный облик. Потом, на третий год, он вновь занялся совместительством, на сей раз разделяя свои обязанности между Омахой и ее родительским клубом, «Сент-Луисскими Кардиналами».

Тут он попал под крылышко босса отдела кадров команды, менеджера Солли Хемуса. Располагая согласием большей части своего персонала, Хемус впервые предоставил шанс Гибсону. 30 июля, и тот отплатил за доверие сухой игрой, первой из 56 в его карьере. Однако остаток года оказался менее ярким. В ту зиму Гибсон разделял свое время между двумя видами спорта, выступая также за «Гарлем Глобтроттерс».

В начале сезона 1960-го Гибсон вновь оказался в младшей лиге. В середине сезона, когда «Кардиналы» бросили вызов Питтсбургу и Милуоки в борьбе за первенство лиги, Хемус велел свистать наверх всех, кто был способен помочь команде, в том числе и Гибсона. Однако Гибсон проиграл в важной встрече со «Щенками», и Хемус стал обращаться к его услугам все реже и реже, причем за сезон наш герой вышел на поле всего шесть раз.

Убежденный теперь в том, что Хемус «не любит его», Гибсон был вне себя от радости, когда после первой половины сезона 1961 года «Кардиналы» уволили Хемуса, взяв на его место знакомого Гибсону менеджера, мягкого Джонни Кина из команды Омахи. Кин немедленно посоветовал Гибсону «не дуться» и вручил ему мяч в первый же день своего пребывания на посту тренера: «На питче ты». И Гибсон стоял на питче, заработав пробежку на базу и победу над «Доджерс». Чередуясь с Реем Садецки, Ларри Джексоном, Эрни Броглио и Куртом Симмонсом, Гибсон имел 211 иннингов и победы в 13 играх, вывел из игры 166 бэттеров, показав пятый результат в лиге, и достиг ERA, равного 3,24, что также являлось пятым результатом.

За следующие пять лет Гибсон одержал больше побед, чем в предыдущий год. Но самой важной из них стала его девятнадцатая победа в 1964 году, когда в последний день сезона, с четырьмя надежными иннингами он завоевал вымпел чемпиона Национальной лиги в самой жаркой схватке во всей ее истории, победив и «Красных» и «Филадельфийцев», которые возглавляли турнирную таблицу лиги еще за две недели до завершения первенства.

В последовавшей мировой серии Гибсон отличился, выбив пятерых из семи первых «Янки», порученных его вниманию. К несчастью, и сам он оставил игру после восьмого иннинга, утратив восемь попаданий и четыре пробежки. Однако через четыре дня он вернулся на поле, вывел из игры 13 «Янки» и выиграл пятую игру шестью попаданиями. Три дня спустя он начал седьмую игру, высадив с поля еще девять «Янки», что дало ему 31 удар навылет, больше, чем имел в одной серии любой другой бейсболист, – больше, чем Коуфакс, Мэтьюсон, Джонсон, Дин, Грув, больше, чем все прочие игроки.

Три следующих сезона Гибсон продолжал свои сокрушительные броски, теперь включавшие быстрый мяч, натуральный «сухой лист» и жестокий прямой мяч, заставлявший бэттеров выглядеть случайно забредшими на это место учителями воскресной школы, все время опасающимися получить мячом в лоб. Хмурясь и кривясь, Гибсон собирался, а потом подступал к бэттеру с невесомым мячом в руке, раскручивая его так, что угадать, куда он полетит, не представлялось возможным.

Сезон 1967 года начался для Гибсона, как и все остальные. И даже более того. В своем первом старте он повторил рекорд старшей лиги по ударам навылет в начале игры, высадив последовательно с поля пятерых первых представших перед ним «Гигантов». По прошествии 140 ударов навылет, имея дело с «Питтсбургскими Пиратами» и Клементе, Гибсон пустил сокрушительный мяч, Клементе отбил его в сторону питчерской горки, и снаряд попал в ногу нашего героя, оставив ушиб и перелом. Гибсон отправился домой сращивать кости, выбыв на пятьдесят шесть игр сезона, но «Кардиналы», не скудные на таланты, все же выиграли вымпел с отрывом в десять с половиной игр и встретились с «Невозможной Мечтой», командой «Красных Носков» в мировой серии.

А потом настал 1968 год, и его микроскопический ERA в 1,12 стал самым маленьким в так называемую эру живого мяча, начавшуюся в 1920 году, а его 13 сухих игр в сезоне стали самым высоким показателем с тех пор, как Гровер Кливленд Александер имел 16 в 1916 году. А потом была мировая серия. И новые рекорды.

В первой игре Гибсон имел подавляющее преимущество, выбив пятерых из первых шести «Тигров», а потом парными ударами навылет, и прямыми как луч света флешами довел в девятой игре счет до рекордных 17. Когда на табло появилось сообщение о том, что он только что побил рекордное для мировой серии достижение Сэнди Коуфакса, своим шестнадцатым броском выведя из игры Норма Кэша в девятом иннинге, кетчер «Кардиналов» Тим Макгарвер встал и указал на табло. Гибсон, отрешившийся от всего, что окружало его, рыкнул, что, по всей видимости, означало: «Дай сюда этот поганый мяч!» И только потом обернулся, чтобы посмотреть все-таки в ту сторону, куда указывал Макгарвер. И тут на лицо его вползла крохотная улыбка. А потом он снова взялся за свое дело, достав сквозь игольное ушко быстрым мячом Вилли Хортона и тем самым доведя свой результат до семнадцати.

Четвертая игра складывалась подобным же образом, и Гибсон продолжал терроризировать соперников своими бросками и десятью ударами навылет. Начинало уже казаться, что у Гибсона есть гарантия против поражений в играх мировой серии. Перед седьмой игрой в раздевалке «Тигров» царили подобные настроения, и Норм Кэш в шутку сказал: «Уж и не знаю, может быть, он на самом деле переодетый супермен». Три иннинга так и казалось, и он отправил на отдых девять «Тигров»; причем девятым был Микки Лолих, ставший тридцать второй жертвой Гибсона в серии, что превысило прежний рекорд, установленный – угадайте кем? Шесть иннингов Гибсон и Лолих уравновешивали друг друга, обмениваясь бросками, только броски Гибсона были точнее: он пропустил только одно попадание. Потом, в седьмом иннинге, фортуна ткнула своим капризным пальчиком в центрфилдера Курта Флуда, который проиграл мяч, посланный Джимом Нортрапом. «Тигры» выиграли игру, а с ней и серию, но только после того, как Гибсон продемонстрировал свои чудеса.

Боб Гибсон «писал свою легенду» еще семь лет, играя с тлеющим в душе огнем. А потом он повесил свои шиповки на гвоздь и занял свое место в Зале бейсбольной славы и на групповом портрете некоторых бейсболистов, самых упрямых бойцов.

ОТТО ГРЭХЭМ
(1921—2003)

Если верить словам бессмертного тренера Винса Ломбарда, сказавшего, что «хотя победа еще не все, но победа – это все-таки кое-что», то умение спортсмена побеждать – одна из характеристик его личности. А в истории командных видов спорта не было победителя большего, чем Отто Грэхэм.

Тренировавший Грэхэма десять лет Пол Браун именно об этом и думал, когда высказал следующую мысль: «Место квартербека там, где финишировала его команда. Отто Грэхэм был лучшим в истории футбола».

Пол Браун и Отто Грэхэм составляли то, что один из обозревателей того времени Уолтер Уинчелл назвал «программой», парочкой, изрядно способствовавшей созданию кливлендских «Браунз». Поскольку когда «Кливлендские Бараны», они же «Тараны», победители первенства НФЛ 1945 года, восстали ото сна и, следуя совету Хораса Грили, перебрались на запад в Лос-Анджелес, покинув Кливленд, Всеамериканская футбольная конференция начала бросать более чем алчные взоры на Город-у-Озера. Дело было не только в том, что футбол, как и природа, не терпит вакуума; вопрос заключался в установлении прав собственности на один из потенциально наиболее доходных рынков в спорте. Однако этого можно было достичь лишь с помощью команды, способной завоевать сердца местных болельщиков в той же мере, как это сделали безвременно усопшие «Бараны».

Организовать новую команду с нуля – дело чертовски серьезное. И Браун подошел к нему подобающим образом. Методичный тренер решил не собирать по городам и весям свободную рабочую силу, а подобрать молодца, способного привести новорожденную команду к победе. Причем немедленно. И выбор его пал на молодого квартербека из Северо-Западного университета по имени Отто Грэхэм.

Грэхэм впервые привлек к себе внимание Брауна в 1941 году, когда отдал два паса на занос в победной для команды Северо-Запада встрече с Огайо, когда Браун потерпел свое единственное поражение на первом году пребывания на посту тренера «Оленьих Глаз» со счетом 7:14. На следующий год он привлек к себе внимание всей страны серией из трех пасов. В том году, невзирая на рекордно неудачное выступление команды Северо-Западного университета (1:9), Грэхэм всего только поставил рекорд «Большой Десятки» по пасам, возглавил ее список по пасам и нападению и был назван самым ценным игроком конференции.

Однако Отто Грэхэм был грозен не только на футбольном поле. Он в той же мере преуспевал в баскетболе и бейсболе. Более того, на старшем году обучения он попал во всеамериканскую сборную по баскетболу, став наряду с Бенни Оостербааном и Уэсом Феслером третьим игроком, попадавшим в сборные года по футболу и баскетболу.

В лице Грэхэма Браун получил разыгрывающего, обладавшего невероятным чувством мгновения и периферическим зрением и способного стать осью того отлично притертого друг к другу механизма, который он надеялся создать на поле, команды, соответствующей некогда изреченному Э.Э. Каммингсом утверждению: «Точность создает движение». К тому же – разве Грэхэм не побеждал его команды в двух встречах из трех?

И, следуя правилу, раз-ты-не-можешь-побить-его-привлеки-на-свою-сторону, Браун отправился подписывать контракт с Грэхэмом, а потом записался в Колгейте на программу подготовки пилотов для флота. Грэхэм, задрафтованный «Детройтскими Львами» из благополучно существовавшей НФЛ, но так и не дождавшийся от них даже весточки, соблазнился на посулы Брауна, двухгодичный контракт, подъемные и 250 долларов в месяц на все время войны.

Понимая, что, даже купив скрипку работы Страдивари, Айзеком Стерном[56]56
  Первый всемирно знаменитый американский скрипач. (Прим. перев.)


[Закрыть] не станешь, Браун приступил к оркестровке своего собственного шедевра. Когда война закончилась и Джонни, Данте и Мак отправились по домам, Браун договорился с такими будущими звездами, как Данте Лавелли, Мак Спиди, Мэрион Мотли, Джонсом «Срочная Доставка», Лу Гроза, и прочими закаленными войной экс-солдатами, которым предстояло оттенить выступление его главного исполнителя Отто Грэхэма.

Начиная с самой первой игры первого сезона новой команды, сезона 1946 года, закончившейся полным разгромом «Морских Орлов» из Майами со счетом 44:0, команда, получившая название «Браунз» – не в честь Пола Брауна, как обычно считают, а другого чемпиона своего времени, Джо Луиса, имевшего прозвище «Коричневый (Браун) Бомбардировщик», стала созвездием в процессе его созидания. Однако, по правде говоря, Грэхэм не выходил тогда в стартовом составе: он опоздал в тренировочный лагерь, сделав небольшой заезд в Рочестер, чтобы сыграть в профессиональный баскетбол за тамошних «Ройялс» и помочь им выиграть чемпионский титул Национальной баскетбольной лиги в 1945—1946 годах.

В третьей игре сезона Грэхэм оказался на поле в качестве квартербека в Т-образном построении и немедленно начал оправдывать возлагавшиеся на него надежды. В тот год «Браунз» выиграли двенадцать игр регулярного сезона и звание чемпионов лиги, а Грэхэм – получивший теперь имя «Отто-автомат» из-за невероятной точности – возглавил список лиги по пасам.

Тем не менее «Браунз», как и вся новая лига, по-прежнему оставалась за рамками внимания футбольных болельщиков и хозяев футбола. Когда кто-либо упоминал о лиге ААФС комиссару известной всем НФЛ Элмеру Лаудену, тот просто фыркал: «Пусть сперва научатся играть в футбол». Однако футбольные мячи и все прочие необходимые для игры причиндалы обходились обеим лигам много дороже, чем они могли себе это позволить. И вот в 1950 году дороговизна финансовой войны заставила лиги объединиться, причем три команды ААФС были допущены в респектабельную НФЛ, и среди них были и «Браунз» вместе с Отто Грэхэмом.

Ну, теперь-то «Браунз» получат по заслугам, так во всяком случае можно было рассудить, поскольку первая игра их в большом профессиональном футболе должна была состояться в Филадельфии против правящих чемпионов НФЛ. Однако к ужасу и восхищению публики «Браунз» устроили «Орлам» показательную порку со счетом 35:10, причем счет еще не отражал истинного соотношения сил. И вновь Грэхэм был впереди, совершив 21 пас на внушительную общую сумму в 346 ярдов и три заноса при пробежке для еще одного.

К концу первого года, проведенного им в НФЛ, «Браунз» выиграли десять из двенадцати игр регулярного сезона, победив при этом лос-анджелесских, то есть бывших кливлендских «Баранов» во встрече за звание чемпиона. На следующий год Кливленд вновь вышел в чемпионы конференции, однако проиграл «Баранам» во встрече за звание чемпиона. Сезоны 1952 и 1953 годов стали повторением пройденного, так как оба эти года «Браунз» становились чемпионами конференции и оба года проигрывали финальную игру, на сей раз дважды «Львам» из Детройта. Но в 1954 году «Браунз» опять завоевали свой чемпионский титул и сокрушили «Львов» в финале со счетом 56:10, причем Грэхэм отдал в этой игре, предположительно являвшейся для него последней, прямой, как стрела, пас для заноса и совершил пробежки еще для трех. Однако Браун уговорил Грэхэма вернуться на последний победный круг; и круг действительно оказался победным, так как Грэхэм в своем прощальном матче привел «Браунз» к званию чемпионов во вполне удовлетворительной победе со счетом 38:10 над «Баранами», отдал два паса, завершившиеся заносами, и сделал пробежки еще для двух.

Такой финал вполне подобал самому победоносному игроку в истории профессионального командного спорта, исполнителю, более чем славно проявившему себя на футбольном поле и на баскетбольной площадке. За десятилетнюю профессиональную карьеру Отто Грэхэм каждый год выступал по меньшей мере в одной финальной игре. Его команды победили в двенадцати из этих пятнадцати чемпионских игр. Немногие атлеты добиваются подобных успехов в одном виде спорта; и никто, кроме Отто Грэхэма, не восходил на такие высоты, выступая сразу за две команды.