Текст книги "История Алан на западе"

Автор книги: Бернард Бахрах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Например, в обширном районе Центральной Арморики, перешедшем к середине VI века под контроль Кономора, жил мелкий вождь по имени Кадуон, Помимо его имени, мы мало что знаем о нем (имя его, между прочим, содержит не только элемент саd, означающий в аланском языке «знатный», «благородный», но и очень схоже с именем скифского вождя Каdоviа), Это не говорит ни о том, что Кадуон был аланом, ни о том, что его имя имеет аланское происхождение. Смысл заключается лишь в том, чтобы подвергнуть сомнению общепринятую практику безоговорочно классифицировать все раннесредневековые имена Арморики, содержащие элемент саd, как кельтские. И кроме того, если остается место для сомнения, не стоит ли тогда внимательнее исследовать некоторые более спорные определения, встречающиеся в литературе и фольклоре относительно центральноазиатского происхождения алан или их влияния в процессе культурного взаимообмена?

В этом плане следует очень кратко остановиться на материале Артурова цикла, который играет такую важную роль в европейских легендах и в средневековой армориканской литературе. В настоящее время считается общепризнанным факт, согласно которому в 500 г. в Британии жил талантливый военачальник, приостановивший на некоторое время саксонское завоевание. В период раннего средневековья этот человек – предание именует его Артуром – был известен в Уэльсе, Корнуэлле и Арморике, Обрывки сохранившейся информации наводят на мысль, что вокруг исторической личности Ар тура возникли неправдоподобные истории. Но, тем не менее, из-за ограниченности свидетельств трудно доказать существование «широко распространенной саги об Артуре» до того, как Жоффрей Монмутский издал свою Historia Regum Britannie (История британских королей) приблизительно в 1136 году. Жоффрей включил в эту работу кое-какую информацию об Артуре, распространенную в раннем средневековье. Он также, возможно, воспользовался и материалами, взятыми из более ранних источников, их которых ни один до времени жизни Жоффрея не сохранился. Кроме того, писатели более раннего периода могли отбирать для себя фрагменты Артурианы, проигнорированные Жоффреем и упоминаемые только в позднем рыцарском романе.

Выше было показано, что аланское влияние было значительным в раннем средневековье и, в особенности, в тот период, когда Артур был очень популярен. Но следует рассмотреть, не оказывали ли аланы и их потомки влияние на Артуриану. Возможно, самую большую известность Артур получил из-за своего обладающего чудесной силой меча Экскалибура. В средневековой литературе, однако, тема меча героя очень распространена («Беовульф» Неглунда, «Роланд» Дюрендаля и т. д.), Меч Артура, вероятно, может вести свое происхождение из уэльсской поэмы XI века The Spoils of Annwfu, в которой говорится, что меч принесен из «потустороннего» мира и от дан Артуру. В уэльсской книге, вышедшей позднее, Culhwch and Olwen, Артур появляется c мечом Caledvwch.

Некоторые ученые считают, что Caledvwch и Culhwch и Caliburn в Historia Жоффрея имеют какое-то отношение к Caladbolg, мечу ирландского героя.

Все же, исследуя историю меча героя, неразумно пропускать Gesta Caroli (Деяния Карла), произведение Ноткера, написанное в конце IX века и входившее на раннем этапе развития в Шарлеманскую легенду.

В Gesta Карл изображается героем: «… увенчанным железным шлемом, носящем железные рукавицы… защищенным железной кирасой; левой рукой он высоко поднял железное копье, в то время как правую руку всегда держит на своем непобедимом мече». Хотя описание доспехов напоминает читателю снаряжение Артура, описанное и в Culhwch и в Historia Жоффрея, особого внимания в этом тексте заслуживает меч.

Ноткер пишет по этому поводу: «Nam dextra in invictum calibem semper erat extenta» («ПоиСТИне Правая рука всегда протянута к непобедимому мечу»). Из текста ясно, что calibs – это меч и примечательно его сходство с Калибур-ном Артура.

Меч Артура объединяет различные сюжеты многих произведений. Меч в камне, к примеру, это намек на политическое устройство с религиозной окраской. То есть, камень, или, точнее, скала – это церковь, держащая меч, символ вековой власти, и только законному королю будет дозволено владеть им. В порядке противопоставления меч в Annwfu принесен из потустороннего мира, что предполагает религиозную коннотацию с нехристианскими намеками. Основной чертой, с которой ассоциируется меч Артура, является военное и, таким образом, политическое превосходство, которым наделяется его обладатель.

Меч, как символ власти и военной доблести, в рамках религиозного контекста встречается во многих уголках мира, включая степи Центральной Азии. Приск, подробнее всех засвидетельствовавший карьеру Аттилы, указывает, что гуннский вождь верил, будто однажды он станет правителем Рима, потому что бог показал ему меч Марса, считавшийся священным у хозяев степи. Меч считался священным, потому что посвящался богу войны. Согласно повествованию Приска, меч, утерянный на многие годы, был вновь найден, когда вол, пасшийся на поле, порезал об него ногу. Увидев кровь, пастух обнаружил меч и принес его Аттиле, который, говорят, верил, что обладание мечом бога войны наделяло его военным превосходством.

Стоит иметь в виду и тот факт, что отношение Аттилы к мечу, как к символу власти, берет свое начало от верований, перенятых гуннами у покоренных алан. Известно, что аланы поклонялись обнаженному мечу, вонзенному в землю. Этот бог войны представлялся аланам также богом «потустороннего мира», стоящим над духами предков, счастливо погибших, то есть павших в бою, служа богу войны. Подобные взгляды, присущие кочевникам, – на политическое, военное и религиозное значение меча, – могли быть привнесены в Арморику аланами, поскольку только они одни из степных народов на селяли этот район.

Связь степной тематики с легендами об Артуре– это нечто большее, чем просто географическое соседство, что подтверждается рассказом Конона Мериадока, который играет важную роль в некоторых материалах по Артуриане Согласно предисловию к Life of Sainf Geoznovoc, документу начала XI в., включающему информацию об Артуре, некто Конон Мериадок, упоминавшийся также в Historia Жоффрея, прибыл в Арморику и убил воинов-язычников, выступивших против него; их женщин он все же оставил живыми, чтобы использовать их в качестве прислуги. Однако, говорят, он приказал вырезать им языки, чтобы они не портили кельтский язык своим иностранным произношением. Тема вырезания языков у пленных женщин в арморико-уэльсских материалах, изложенная в предисловии к Life of Sainf Geoznovoc, уникальна, и насколько мне удалось установить, она не встречается ни в одном другом произведении раннесредневековой литературы в Западной Европе. Должно быть, эта уникальная nема возникла на основании какого-то исторического факта. Возможно, что в конце V века часть алан, поселившихся в Арморике и все еще говоривших на родном языке, как предполагает Life of Sainf Paul еще не приняли христианство и поклонялись попрежнему мечу, как богу войны, главенствовавшему над «потусторонним миром», где счастливые воины нашли свое последнее пристанище. С другой стороны, возможно также, что Конон напал на алан-христиан, но повествование со временем изменили, чтобы оправдать его варварские поступки против христиан. В любом случае, вполне может быть, что кельтский вельможа – в легенде он зовется Конон Мериадок – вторгся со своим войском на территорию алан, убил воинов, выступивших против него, захватил в плен женщин и вырезал им языки, чтобы непонятная речь степных варваров не оскверняла чистоту языка завоевателей. Такой рассказ может также быть симво лическим изложением попыток кельтов разрушить культуру алан. В примерах, как реальных, так и вымышленных, подтверждающих грубое обращение одной этнической группы с другой, нет недостатка.

В раннем материале по Артуриане есть две легенды о самом Артуре.

B одной Артур – великий христианский герой, о котором более подробно упоминает Жоффрей в Historia. В другой, однако, Артур изображается в какой-то степени антигероем; это мятежный король и тиран, который, хотя и несомненно христианин, находится в конфликте с церковью и священниками. В этой второй легенде Артуру наносится поражение в бою, он не в силах противостоять дракону, и его усмиряют святые, по крайней мере, дважды.

В Life of Sainf Carannog Артур использует в качестве стола алтарь, но что ни кладется на этот стол, все сбрасывается с него сверхъестественными силами. (Не могло ли кощунственное поведение Артура в этом рассказе дожоффреевского периода стать прообразом Круглого Стола?) В Life of Sainf Padarn Артур нападает на священнослужителя, чтобы отнять его мантию. Однако чудесные силы святого отца таковы, что алчный и непочтительный Артур внезапно проваливается сквозь землю и не может освободиться до тех пор, пока не вымаливает прошения у священнослужителя. Артур, тиран в Life of Sainf Padarn, таким же образом изображается в Life of Sainf Cados. В этом рассказе Артур порицается за распутство, когда домогается чужой жены, за алчность, когда требует в качестве виры (компенсация за смертоубийство – М.Ч.) за своих убитых воинов скот, и за свою непочтительность, когда угрожает осквернить храм.

Из Life of Sainf Gildas Кападоса мы узнаем, что Артура называли rex rebellus (мятежный король), что он убил брата Гилдаса и что, в конечном итоге, он был посрамлен святым: «… Король Артур, горько жалуясь и плача, принес покаяние, наложенное епископами, которые были там, и до кoнца своей жизни насколько мог исправлял свой образ жизни».

Приводились доводы, что такой образ Артура – не более чем тема «непокорного короля», использованная авторами жизнеописаний святых, чтобы повысить престиж своих произведений за счет недуховных лиц. Более того, этот «отрицательный образ» Артура вполне может отражать реальную жизнь магната периода раннего средневековья лучше, чем более поздний героический образ. Марк Кономор, к примеру, вполне соответствует этому прототипу, и у нас есть достаточно сведений о нем из Life of Sainf Samson, в которой святой берет над ним верх.

Редко представляется возможность узнать, как определенная легенда развивалась. И мы были бы очень рады установить, кто был моделью для «мятежного короля» в рассказах об Артуре, если это не сам Артур, который мог и не существовать, как историческое лицо, вовсе, но был внесен в легенду, как определенный характер. Кем бы ни был и каким бы ни был Артур, желательно было бы принять во внимание время его предположительного существования. Если он жил, то это было во второй половине V века.

Во второй половине V века, когда якобы Артур процветал, одним из самых популярны-х святых в Арморике и западной Британии был Св.

Герман Аугзеррский, Этот святой, живший в первой половине V века, несколько раз совершал поездки в Британию, где он завоевал огромную славу за свое благочестие и военные способности. Что касается последнего, то и Вид и Ненний называли его dux belli (военачальник). Этот факт, конечно, обращает на себя внимание, поскольку очень напоминает определение, данное Неннием Артуру – dux bellorum. Оба они – Вид и Ненний – в качестве основного источника информации о Св. Германе использовали его «Житие», написанное во второй половине V века Констанцием, современником реального Артура, если он действительно существовал.

В своей жизни Св. Герман возвышался над многими магнатами, и тема «мятежного короля» имеет место и в его «Житии». Среди магнатов, усмиренных Германом, был вождь алан в Арморике Эотар (Гоар), Относительно конфронтации между Германом и Эотаром Констанций писал: «Аэций… позволил Эотару, жестокому королю алан, покорить Арморику; и Эотар, с алчностью варвара, жаждал овладеть этой землей. Тогда против короля-идолопоклонника выступил старец (Св.

Герман) и под покровительством Христа доказал, что он сильнее и могущественнее всех своих врагов. Он быстро собрался, поскольку все приготовления к походу были уже сделаны. Аланы уже начали наступление, и все дороги были запружены их вооруженными всадниками. Тем не менее наш священник направился по той дороге, на которой он надеялся встретить короля, прибывшего туда после него.

В момент встречи войско было уже в пути и, таким образом, святой предстал перед вооруженным вождем в окружении его воинов. Сначала святой обратился с просьбой через переводчика, Но Эотар проигнорировал его просьбы, и тогда Герман стал его ругать. В конце концов Герман протянул руку и, схватив лошадь Эотара под уздцы, остановил его, а вместе с ним и всю армию. После этого Божьей милостью гнев короля сменился восхищением. Эотар был потрясен такой твердостью и, возблагоговев перед таким величием, изменил свое решение. Война и волнения, связанные с ней, уступили место любезности мирных переговоров. Отбросив в сторону свое высокомерие, король начал беседу, окончившуюся в пользу святого».

Каждый год 31 июля, в день Св. Германа, эта живописная картина, созданная Констанцием Лионским где-то в 480 году, проповедовалась со всех кафедр в церквах Арморики и Британии в течение всего раннего средневековья. Сколько времени должно было пройти, чтобы деяния алчного и жестокого короля Эотара, который был точной моделью «мятежного короля», отождествилисьс поступками Артура в народной памяти? Смешение деяний Эотара и Артура было вполне естественным среди неграмотного люда Британии и Арморики. Таким образом, отождествление в народе аланского вождя с героемправедником могло бы помочь нам понять появление в легенде образа антигероя.

Глава IV
ВЛИЯНИЕ АЛАН НА ЗАПАДЕ

Во время кочевой жизни в степях Центральной Азии и Южной России аланы избирали своими вождями наиболее опытных в бою воинов. Но после их расселения на территории Римской империи в качестве союзников Рима аланы несколько изменили свой образ жизни. К примеру, аланы Галлии не стали laeti (летами[1]1
  Иноземцами, получившими от государства земельный надел и этим поставившими себя в крепостную зависимость.


[Закрыть]), которые жили полуавтономными общи нами и сами обеспечивали себя едой и всем необходимым. Если бы аланы стали laeti, им пришлось бы заниматься земледелием и вести домашнее хозяйство. То есть они утратили бы свое военнополитическое значение для Рима, Так случилось с сарматами, поселившимися на землях империи в качестве laeti. Они потеряли свою боеспособность так же, как и аланы, поселившиеся в Италии в качестве laeti.

Однако римские власти, заинтересованные в сохранении военного могущества алан, расселяли их на основе системы госпиталитета.

Согласно этой системе, между римскими землевладельцами и пришельцами заключалось соглашение о разделе земли, о проживании на ней экономически зависимых колонов и рабов, а также о доходах.

Таким образом, аланы получали возможность интегрироваться в структуру римского общества на самых высших уровнях. Как отмечалось ранее, римские землевладельцы отказались делить землю в соответствии с заключенными соглашениями. В результате враждебные галло-римляне были изгнаны своими предполагаемыми партнерами.

Поэтому в регионах, где аланские поселения, по-видимому, были наиболее влиятельными, пришельцы ни с кем не делились доходами.

Они завладели всем и стали земельной аристократией.

Во второй половине V века аланские воины, получавшие выгоду от поселения в империи, занимали положение, подходящее для интеграции в класс potentiones (власть имущих), людей, пользовавшихся властью и заправлявших местными делами. И, кроме того, часто демонстрировавшаяся аланами склонность к ассимиляции даже способствовала их интеграции. В начале VI века в городе Ле-Манш был епископ по имени Allanus, а уже поколение спустя в семье, имевшей связи с кельтской знатью, появился первый граф из большого числа бретонских графов по имени Alan.

Предыдущие обсуждения, касающиеся Аспидия, senior loci (правителя области) в Орансе, Еутариха, зятя Теодориха Остготского и нескольких Гоаров, служителей церкви, которые занимали высокое положение и при вестготском короле, и в период правления династии Меровингов, показывает, что мужчины аланского происхождения и те, чьи имена говорили об аланском влиянии, достигли в раннем средневековье выдающегося положения в Западной Европе.

Несмотря на то, что из-за недостаточности документов нельзя установить степень аланского влияния на уровне высшего общества, нам, тем не менее, известен очень богатый землевладелец по имени Alanus из района Ле-Манш. Он стал широко известен в начале IV века, когда отдал все свое состояние Ле-Маншской церкви после гибели сына, убитого при налете. В южной части восточного района аланского поселения близ города Шо (Нонн) можно встретить упоминание о некоем Аспере, выдающемся землевладельце. В Курси, в Нормандии, семья, процветавшая в период раннего средневековья и ведущая свое происхождение с довикинговского периода, имела прозвище Alaniers.

Высшие круги средневекового общества рассматривали конную охоту с преследованием зверя как главный вид спорта. Охота такого рода была частью жизни алан во времена их кочевья, и, возможно, став землевладельцами в период раннего средневековья в Европе, они продолжали охотиться на оленей и волков скорее ради удовольствия, чем для добычи пищи, как это было раньше. Для преследования зверя держали больших, крепких и быстрых псов. Самой прославленной их этих средневековых охотничьих собак был ныне исчезнувший Алан (средневеков, лат. Alanus), который, согласно современным авторитетным источникам по истории и происхождению собачьих пород, «происходил родом с Кавказа, откуда сопровождал свирепых, светловолосых и воинственных алан».

Подобно аланской лошади в годы античности, в средние века огромной популярностью пользовалась аланская собака. Позднее ей был присужден статус геральдического знака, поэтому на гербе города Алано в Испании по сей день изображены две аланские собаки.

В средневековых источниках имеются упоминания о псарях для аланских собак. Считалось, что лучшими псарями были испанцы, другие восхваляли псарей Милана в Италии. Вспомним, что Милан располагался в центре ряда аланских поселений, которые датируются V веком, По некоторым критериям историю алан на Западе можно рассматривать как удачную, в то время как по другим стандартам ее можно считать бедой алан. Согласно предположению об удачно сложившейся истории, аланы в Галлии и Италии первыми ассимилировались и интегрировали в раннес-редневековую культуру. Они оставили прочный след в военной тактике и стали составной частью аристократии. Они оказали влияние на искусство, на церковь, на литературу. Но, с другой стороны, аланы не основали постоянного государства, а те, что попали в Африку и Константинополь, исчезли без следа. Во всех областях, за исключением, быть может, области науки, аланы на Западе исчезли так же, как canus Alani, их прославленная охотничья собака периода средневековья. Склонность алан к ассимиляции, часто помогавшая им выживать и процветать, сыграла свою коварную роль в их окончательном исчезновении. Однако даже и сегодня в современной Франции можно встретить не совсем ясный эпитет, который напоминает нам о роли алан в конфликтах раннего средневековья. Поговорка не совсем лестная, однако она ясно свидетельствует о предрассудке против алан, сохранившемся до наших дней в нынешней Нормандии:

«Cet homme est violent et allain» – «Этот человек неукротим и аланоподобен»…

ПРИЛОЖЕНИЕ 1
ТАЦИТ ИГНОРИРУЕТ АЛАН

Cогласно мнению некоторых историков, император Нерон в последний год своей жизни решил пойти войной на алан с целью захвата Дарьяльского прохода (Врат Кавказских). Информация об этом походе главным образом основывается на высказывании Тацита: «… многих к этому числу из Германии с Британией и Иллирией, отобранных Нероном и посланных вперед к Вратам Каспийским против албанцев, войну с которыми он готовил и отменил лишь после того, как Виндик со своими сторонниками был подавлен и взят в плен…» Дополнительные сведения дает Светоний: «Он готовил поход к Вратам Каспийским, набрав из италиков девять легионов с шестирядной глубиной, которые у Александра Великого назывались фалангами».

Тацит ясно свидетельствует, что кампания предпринималась против албанцев и цель ее состояла в захвате контроля над Вратами Каспийскими. Ученые, однако, установили, что сведения римлян о географии данного региона не всегда точны. Согласно некоторым из этих сведений, Тацит скорее имел в виду Врата Кавказские, нежели Каспийские и если это так, то поход Нерона был не против албанцев, а против алан. Возможно, таким образом, что Тацит ошибался и что Светоний тоже заблуждался, поскольку и греческие, и римские авторы часто путали эти два прохода. Более того, у Тацита была, видимо, склонность либо путать алан с албанцами, либо вообще игнорировать алан.

У нас есть основания сомневаться в точности записей Тацита, касающихся похода Нерона. То есть, если даже читать Alani вместо его Аlbani, и Врата Кавказские вместо Врата Каспийские, новый вариант все же остается сомнительным. Аланы были первобытным кочевым народом, разбросанным маленькими группами в степях, и мысль о том, что римские легионы преследовали этих быстрых конников на тысячемильных степных просторах, явно абсурдна. К тому же аланы оказали поддержку римской политике против Парфии в 35 г.н. э. и еще в 72 г.н. э. поддерживали после смерти Нерона, антипарфянскую политику Рима. Алан следует рассматривать как врагов парфян, и в Риме их, скорее всего, так и воспринимали. Было достигнуто перемирие или нет, а Парфия оставалась опасным врагом Рима на Востоке. Рим скорее поощрил бы врага Парфии, чем предпринял бы поход против него.

Нерон, который, по-видимому, вообразил себя новым Александром Великим, и, очевидно, мечтал о завоеваниях на Востоке, мог осуществить свою мечту через завоевание парфян подобно тому, как Александр завоевал Персию. Вполне возможно, что Нерон, несмотря на перемирие с парфянами, собирался предпринять большой поход в самое сердце Парфии (войны обычно планируются в мирное время), чтобы под чинить албанцев и захватить контроль над Вратами Каспийскими.