Текст книги "Битва Шарпа"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Рансимен смотрел на Шарпа. Полковник обливался потом, пораженный видением французов, с яростью кастрирующих всех подряд в разрушенном форте.

– Но они не хотят давать нам мушкеты, Шарп. Мы пробовали! Кили и я пробовали вместе! И этот неуклюжий тип, генерал Вальверде просил за нас тоже, но генерал-квартирмейстер сказал, что сейчас временная нехватка запасов оружия. Он надеялся, что генерал Вальверде сможет убедить Кадис послать нам испанские мушкеты.

Шарп покачал головой, глядя на отчаяние Рансимена.

– Значит, мы должны позаимствовать мушкеты, генерал, покуда испанские не прибудут. Всего-то и надо перенаправить пару фургонов с помощью тех печатей, которые у вас еще остались.

– Но я не имею права распоряжаться маршрутами фургонов, Шарп! Больше не могу! У меня есть новый пост, новые обязанности.

– У вас слишком много обязанностей, генерал, – сказал Шарп, – потому что вы – слишком ценный человек. Но на самом деле вы не должны волноваться из-за деталей. Ваша работа состоит в том, чтобы принимать общие решения и позволять мне заботиться о деталях. – Шарп подбросил перочинный нож в воздух и поймал это. – И позвольте мне позаботиться о жабах, если они нападут, сэр. У вас есть дела поважнее.

Рансимен откинулся на складном стуле, отчего тот опасно заскрипел.

– В твоих словах есть смысл, Шарп, действительно есть смысл. – Рансимен дрожал, представляя себе весь ужас своего преступления. – Но ты думаешь, что я просто предвосхищаю приказ, вместо того, чтобы нарушать его?

Шарп уставился на полковника с притворным восхищением.

– Мне жаль, что у меня нет вашего ума, генерал, действительно жаль. Просто блестящая формулировка: «Предвосхищение приказа». Жаль, что я не додумался до этого.

Рансимен расцвет от комплимента.

– Моя дорогая мать всегда утверждала, что я должен был стать адвокатом, – сказал он гордо, – возможно, даже лордом-канцлером! Но мой отец предпочел, чтобы я избрал честную карьеру. – Он швырнул на свой кустарный стол несколько чистых листов бумаги и начал писать приказы. Время от времени ужас свершаемого вновь посещал его и он делал паузу, но каждый раз Шарп открывал маленькое лезвие и закрывал его, и эти звуки побуждали полковника вновь макать кончик пера в чернильницу.

И на следующий день озадаченные кучера привели четыре запряженных волами фургона, до краев загруженные оружием, боеприпасами и снаряжением, в форт Сан-Исидро.

И Real Compania Irlandesa была наконец вооружена.

И помышляла о мятеже.

Глава 4

На следующее утро, сразу после рассвета, делегация отыскала Шарпа в пустынном северном углу форта. Лучи встающего над долиной солнца золотили легкий туман, который редел на ручьем, и Шарп наблюдал, как лунь без малейшего усилия планирует на слабом ветру, пристально разглядывая склоны холмов. Восемь человек, составлявших делегацию, замерли в неловком молчании у него за спиной, и Шарп, окинув их серьезные лица недовольным взглядом, отвернулся к долине.

– Там наверняка бегают кролики, – сказал Шарп, ни к кому в частности не обращаясь, – и эта тупая птица не может поймать их в тумане.

– Он по-настоящему не проголодался, – сказал Харпер. – Я никогда не видел ястреба, более тупого, чем кролик. – Сержант в зеленом мундире был единственным делегатом от роты Шарпа: другие солдаты все были от Real Compania Irlandesa. – Сегодня хорошее утро, – сказал Харпер, который выглядел непривычно нервным. Он явно полагал, что или отец Сарсфилд, или капитан Донахью, или капитан Ласи должны заговорить на щекотливую тему, которая заставила эту делегацию искать Шарпа, но священник и два смущенных офицера молчали. – Особенное утро, – сказал Харпер, снова нарушая тишину.

– В самом деле? – откликнулся Шарп. Он стоял на зубце около амбразуры пушки, но теперь он спрыгнул на платформу, а оттуда на дно сухого рва. Годами ливни размывали гласис и засыпали ров, в то время как мороз ослаблял и крошил каменную кладку крепостных валов. – Я видел лачуги, построенные лучше чем это, – сказал Шарп. Он пнул в основание стены, и один из больших камней заметно сдвинулся. – Там нет ни горсти чертова цемента! – воскликнул он.

– В растворе было слишком мало воды, – объяснил Харпер. Он глубоко вздохнул, понимая, что его компаньоны не будут говорить, и сделал решающий шаг сам. – Мы хотели видеть вас, сэр. Это важно, сэр.

Шарп вкарабкался, цепляясь за камни крепостных валов и потер ладони одна о другую, стряхивая пыль.

– Это о новых мушкетах?

– Нет, сэр. Мушкеты просто отличные, сэр.

– Обучение?

– Нет, сэр.

– Тогда человек, к которому вам следует обращаться, – полковник Рансимен, – сказал Шарп кратко. – Обращайтесь к нему «генерал», и он даст вам все что угодно. – Шарп преднамеренно уходил от разговора. Он знал точно, зачем делегация здесь, и у него не было ни малейшей охоты взваливать на себя их заботы. – Говорите с Рансименом после завтрака, и он будет в достаточно хорошем настроении, – сказал он.

– Мы говорили с полковником, – заговорил наконец капитан Донахью, – и полковник сказал, что мы должны говорить с вами.

Отец Сарсфилд улыбнулся.

– Полагаю, что мы заранее знали, что он так скажет, капитан, когда обращались к нему. Я не думаю, что полковник Рансимен особенно сочувствует проблемам Ирландии.

Шарп перевел взгляд от Сарсфилда на Донахью, от Донахью на Ласи, от Ласи – на угрюмые лица четырех рядовых гвардейцев.

– Так значит, разговор об Ирландии, не так ли? – спросил Шарп. – Ладно, продолжайте. У меня нет никаких других проблем на сегодня.

Священник проигнорировал сарказм и протянул Шарпу свернутую газету.

– Это здесь, капитан Шарп, – сказал Сарсфилд почтительно.

Шарп взял газету, которая, к его удивлению, прибыла из Филадельфии. Первая полоса была плотно забита строчками жирного шрифта: сведения о прибытия судов и их отплытия от городских причалов; новости из Европы; сообщения Конгресса и рассказы об злодеяниях индейцев: пострадали поселенцы на западных территориях.

– Это внизу страницы, – пояснил Донахью.

– «Печальные последствия невоздержанности»? – громко зачитал заголовок Шарп.

– Нет, Шарп. Прямо перед этим, – сказал Донахью, и Шарп вздохнул, когда прочитал слова «Новая резня в Ирландии». То, что следовало далее, было более примитивной версией рассказа Рансимена: каталог случаев насилия и убиения невинных детей английскими драгунами и молящихся женщин, вытащенных из дома пьяными гренадерами. Газета утверждала, что призраки солдат Кромвеля вернулись к жизни, чтобы снова залить Ирландию кровью мучеников. Ирландия, заявило английское правительство, будет умиротворена раз и навсегда, – и газета прокомментировала, что англичане занимаются «умиротворением», тогда как множество ирландцев сражается против Франции в королевской армии в Португалии. Шарп перечитывал статью дважды.

– Что говорит лорд Кили? – спросил он отца Сарсфилда, не потому что его хоть сколько-то интересовало мнение Кили, но чтобы выиграть несколько секунд на обдумывание ответа. Он также хотел заставить Сарсфилда говорить от имени делегации, поскольку священника Real Compania Irlandesa Шарп держал за дружелюбного, разумного и хладнокровного человека, и если бы он мог перетянуть священника на свою сторону, тогда и вся остальная рота последовала бы за ним.

– Его Светлость не видел газету, – сказал Сарсфилд. – Он уехал на охоту с доньей Хуанитой.

Шарп возвратил газету священнику.

– Ладно, я видел газету, – сказал он, – и я могу сказать вам, что все это – чушь собачья! – Один из гвардейцев дернулся возмущенно, однако замер, когда Шарп послал ему угрожающий взгляд. – Это – сказка для идиотов, – продолжал Шарп вызывающе, – абсолютная и подлая фантазия.

– Откуда вы знаете? – обиженно спросил Донахью.

– Потому что, если бы в Ирландии были столкновения, капитан, мы услышали бы об этом раньше американцев. И с каких это пор американцы стали говорить правду о британцах?

– Но мы слышали об этом, – вмешался капитан Ласи. Ласи был коренастый молодой человек, любитель подраться с ободранными кулаками. – Были такие слухи, – настаивал Ласи.

– Мы тоже слышали, – добавил Харпер виновато.

Шарп посмотрел на друга.

– О, Боже, – сказал он, поняв, как плохо Харперу и как он надеется, что Шарп докажет, что эти слухи неверны. Если бы Харпер затевал бунт, он выбрал бы не Шарпа, а какого-нибудь другого представителя враждебной нации. – О, Боже! – повторил Шарп. Он уже был доведен до отчаяния множеством проблем. Real Compania Irlandesa обещали жалованье и не дали ни гроша; каждый раз, когда шел дождь, старые казармы заливало; пища в форте была ужасная, и единственное, чего вполне хватало, так это воды в ручье. Теперь вдобавок к этим проблемам и угрозе мести Лупа возникла внезапная угроза ирландского мятежа.

– Дайте мне газету обратно, отец, – сказал Шарп священнику, затем ткнул грязным ногтем в дату, напечатанную наверху страницы.

– Когда это было издано? – Он показал дату Сарсфилду.

– Месяц назад, – сказал священник.

– И что? – спросил Ласи воинственно.

– А то: сколько чертовых новобранцев прибыло из Ирландии в прошлом месяце? – спросил Шарп, стараясь выразить голосом все презрение, которое он испытывал. – Десять? Пятнадцать? И не один из них не догадался рассказать нам об изнасилованной сестре или о матери, которую обесчестил какой-то драгун? И вдруг какая-то ничтожная американская газетенка знает об этом все? – Шарп обращался с этими словам к Харперу, поскольку Харпер лучше других мог знать, сколько новобранцев прибыло из Ирландии. – Пошевели мозгами, Пат! В этом нет ни малейшего смысла, и если ты не веришь мне, я дам тебе пропуск: дойди до главного лагеря, найди тех, что недавно прибыли из Ирландии, и спроси у них о новостях из дома. Может, ты поверишь им, если не веришь мне.

Харпер посмотрел на дату на газете, обдумал слова Шарпа и нехотя кивнул.

– Это не имеет смысла, сэр, вы правы. Но не все в этом мире должно иметь смысл.

– Конечно все! – выкрикнул Шарп. – Именно так мы живем. Мы – взрослые мужчины, Пат, не безмозглые мечтатели! Мы верим в винтовку Бейкера, мушкет Тауэра и в двадцать три дюйма штыка. А суеверия и предрассудки можешь оставить женщинам и детям, и вот этому, – он похлопал ладонью по газете. – Только это хуже, чем суеверия. Это прямая ложь! – Он посмотрел на Донахью. – Ваша задача, капитан, состоит в том, чтобы пойти к вашим людям и сказать им, что это – ложь. И если вы не верите мне, тогда поезжайте вниз в лагерь. Пойдите к егерям Коннахта и спросите их новобранцев. Пойдите к иннискиллингцам. Пойдите туда, куда хотите, но вернитесь до заката. И до тех пор, капитан, объявите вашим людям, что у них сегодня полный день обучения стрельбе из мушкета. Заряжать и стрелять, пока плечи не собьют до сырого мяса. Это ясно?

Люди из Real Compania Irlandesa кивали неохотно. Шарп выиграл спор, по крайней мере до вечера, когда Донахью вернется из разведки. Отец Сарсфилд взял газету у Шарп.

– Вы говорите, что это – подделка? – спросил священник.

– Откуда мне знать, отец? Я только говорю, что это неправда. Где вы взяли ее?

Сарсфилд пожал плечами.

– Они рассеяны всюду по армии, Шарп.

– И когда мы с тобой видели газету из Америки, Пат? – спросил Шарп Харпера. – И забавно, не правда ли, что в первой, которую мы увидели, рассказывают про кровавые злодеяния Великобритании в Ирландии? По мне так это попахивает провокацией.

Отец Сарсфилд свернул газету.

– Я думаю, что вы, вероятно, правы, Шарп, и слава Богу, если так. Но вы не будете возражать, если я поеду с капитаном Донахью сегодня?

– Не мое дело, чем вы занимаетесь, отец, – сказал Шарп. – А что касается остальных – будем работать!

Шарп ждал, когда делегация уйдет. Жестом он дал понять Харперу, чтобы тот остаться, но отец Сарсфилд тоже задержался.

– Я сожалею, Шарп, – сказал священник.

– Почему?

Сарсфилд вздрогнул от резкого тона Шарпа.

– Я полагаю, что вы не нуждаетесь в том, чтобы ирландские проблемы осложняли вам жизнь.

– Я не нуждаюсь ни в каких проклятых проблемах, отец. У меня есть работа, и работа состоит в том, чтобы превратить ваших мальчиков в солдат – в хороших солдат.

Сарсфилд улыбнулся.

– Я думаю, что вы – редкая птица, капитан Шарп: честный человек.

– Вовсе нет, – сказал Шарп, чуть не покраснев, потому что вспомнил ужас, который сотворил с тремя дезертирами El Castrador по просьбе Шарпа. – Я ни какой к черту не святой, отец, но мне действительно нравится добиваться цели. Если бы я потратил свою проклятую жизнь на мечты, то я все еще ходил бы в рядовых. Мечтать можно позволить себе, если вы богаты и привилегированны. – Он произнес последние слова сердито.

– Вы говорите о Кили, – сказал Сарсфилд и медленно двинулся вдоль крепостных валов рядом с Шарпом. Подол сутаны священника был влажным от росы, блестевшей на траве, которая росла в форте. – Лорд Кили – очень слабый человек, капитан. У него была очень сильная мать, – священник поморщился, видимо, вспомнив ее, – и вы не можете знать, капитан, каким испытанием для церкви могут быть сильные женщины, но я думаю, что они – куда большее испытание для своих сыновей. Леди Кили хотела, чтобы ее сын был великим католическим воином, ирландским воином! Католический военачальник, который преуспел бы там, где протестантский адвокат Вольф Тон потерпел неудачу, но вместо этого она ввергла его в пьянство, азарт и распутство. Я похоронил в ее прошлом году, – он быстро осенил себя крестным знамением, – и боюсь, что сын не оплакивал ее так, как сын должен оплакать свою мать, и что, увы, он никогда не будет таким христианином, каким она хотела его видеть. Он сказал мне вчера вечером, что намеревается жениться на донье Хуаните, и его мать, я думаю, будет плакать в чистилище от мысли о таком испытании. – Священник вздохнул. – Однако, я не хотел говорить с вами о Кили. Вместо этого капитан, я прошу вас быть чуть терпимее.

– Я думал, что был достаточно терпим с вами, – сказал Шарп, оправдываясь.

– С нами – ирландцами, – пояснил отец Сарсфилд. – У вас есть родина, капитан, и вы не знаете, что это такое – быть изгнанником. Вы не можете знать, каково это: слушать плач над реками Вавилонскими. – Сарсфилд улыбнулся собственным словам, затем пожал плечами. – Это походит на рану, капитан Шарп, это никогда не заживает, и я молю Бога, что вы никогда не узнали таких ран.

Шарп испытывал смешанное чувство смущения и жалости, глядя в доброжелательное лицо священника.

– Вы никогда не были в Ирландии, отец?

– Однажды, сын мой, несколько лет назад. Несколько долгих лет назад, но если я проживу еще тысячу лет, это краткое пребывание будет всегда помниться как вчера. – Он улыбнулся с сожалением, затем подтянул полы влажной сутаны. – Я должен присоединиться к Донахью в нашей экспедиции! Думайте о моих словах, капитан! – Священник поспешно ушел, его белые волосы развевались на ветру.

Харпер присоединился к Шарпу.

– Хороший человек, – сказал Харпер, кивнув в сторону уходящего священника. – Он рассказал мне, как он был в Донеголе однажды. В Лу Суилли. У меня была тетя, которая жила в той стороне, прости Господи ее черствую душу. Она жила в Размуллене.

– Я никогда не был в Донеголе, – сказал Шарп. – И я никогда, наверное, никогда там не буду. И честно говоря, сержант, прямо сейчас меня это не волнует. У меня достаточно много проклятых неприятностей без проклятого ирландского восстания, свалившегося мне на голову. Нам нужны одеяла, пища и деньги, а значит, я должен заставить Рансимена написать еще один его волшебный приказ, но это будет нелегко, потому что жирный педераст до смерти боится быть судимым военно-полевым судом. От проклятого лорда Кили нет никакого проку. Только и делает, что лакает бренди, видит во сне свою проклятую славу и цепляется за юбку шлюхи с черными волосами как дурень. – Шарп, несмотря на совет Сарсфилда о терпении, вышел из себя. – Священник требует, чтобы я жалел вас всех, Хоган хочет, чтобы я дал этим парням под зад коленом, а еще есть толстый испанец с ножом для кастрации, который ждет, что я поймаю Лупа, чтобы он мог отрезать ему яйца. Все ждут, что я решу все их чертовы проблемы, так что ради Бога – хоть ты мне немного помоги!

– Я всегда помогаю, – сказал Харпер обижено.

– Да, ты помогаешь, Пат, извини.

– И если эти истории верны…

– Они неверны! – выкрикнул Шарп.

– Ладно! Боже, спаси Ирландию…. – Харпер глубоко вздохнул, после чего между ними воцарилось неловкое молчание. Шарп бездумно смотрел на север, в то время как Харпер забрался в соседнюю орудийную амбразуру и пинал камни в ослабленной кладке.

– Бог знает, зачем они построили форт здесь, – сказал он наконец.

– Там проходила главная дорога. – кивнул Шарп к сторону северного прохода. – Она позволяла обойти Сьюдад Родриго и Алмейду, но половину дороги смыло дождями, а то, что осталось, не выдержит веса современных пушек, так что сейчас эта дорога бесполезна. Но дорога в восточном направлении все еще существует, Пат, и проклятая бригада Лупа может воспользоваться ею. Вон оттуда, по этим склонам, через крепостные стены – и прямо на нас. И у нас нет ничего, кроме этих стен, чтобы остановить педераста.

– Зачем Лупу делать это? – спросил Харпер.

– Потому что он – безумный, храбрый, безжалостный педераст, именно поэтому. И потому что он ненавидит меня, и потому что вышибить из нас дух для ублюдка проще простого. – Шарп был озабочен угрозой ночного налета бригады Лупа. Сначала он думал о налете просто как о средстве запугать полковника Рансимен и заставить его подписать фальшивые приказы для фургонов, но чем больше Шарп думало об этом, тем более вероятным такой налет ему казался. И форд Сан Исирдо был безнадежно плохо подготовлен к такому нападению. Тысяча солдат, возможно, была в состоянии удержать его разваливающиеся крепостные валы, но Real Compania Irlandesa была слишком маленькой частью, чтобы оказать реальное сопротивление. Эти разваливающие валы станут западней для роты – беспомощной, словно крыса, брошенная на ринг против терьера. – И именно этого хотят Хоган и Веллингтон, – сказал Шарп громко.

– Почему это, сэр?

– Они ни черта не доверяют твоим ирландцам, понимаешь? Они хотят убрать их с дороги, и предполагается, что я помогу им избавиться от педерастов, но беда в том, что они мне нравятся. Черт побери, Пат, если Луп нападет, мы все будем мертвы.

– Вы думаете, что он нападет?

– Я чертовски хорошо знаю, что он нападет! – сказал Шарп пылко, и внезапно неопределенные подозрения перешли в твердую уверенность. Он, возможно, только что слишком энергично провозгласил свою уверенность, но по правде говоря, он всегда полагался на свой инстинкт. Шарп давно понял, что мудрый солдат прислушивается к своим суевериям и страхам, потому что они лучший поводырь, чем здравый смысл. Здравый смысл утверждал, что Луп не будет тратить впустую время и силы, совершая набег на форд Сан Исирдо, но Шарп отклонял доводы здравого смысла, потому что его инстинкт предупреждал о грядущих неприятностях.

– Я не знаю, когда или как он нападет, – сказал он Харперу, – но я не доверю дворцовой гвардии боевое охранение. Здесь мне нужны наши парни. – Он подразумевал, что хочет, чтобы стрелки охраняли северную оконечность форта. – И мне нужен ночной пикет, так что позаботься, чтобы несколько парней выспались днем.

Харпер пристально глядел вниз длинный северный склон.

– Вы думаете, что они пойдут в этом направлении?

– Это самый легкий путь. Подходы с запада и востока слишком круты, южная сторона слишком хорошо укреплена, но даже калека перепорхнет через эту стену. Иисус! – Это последнее проклятие вырвалось у Шарпа, потому что он сам только что осознал, насколько уязвим форт. Он посмотрел в восточном направлении. – Готов держать пари, что ублюдок наблюдает за нами прямо сейчас. – Сидя на дальних вершинах гор, француз, вооруженный сильной подзорной трубой, мог вероятно пересчитать пуговицы на мундире Шарпа.

– Вы действительно думаете, что он придет? – спросил Харпер.

– Я думаю, что нам чертовски повезло, что он уже не пришел. Я думаю, что нам чертовски повезло, что мы еще живы. – Шарп спрыгнул с крепостного вала на траву внутри форта. Здесь не было ничего, кроме заросшего травами и сорняками пустыря протяженностью в сто ярдов, а за ним – красные кирпичные бараки казарм. Всего восемь длинных бараков, и Real Compania Irlandesa располагалась в двух, которые меньше нуждались в ремонте, в то время как стрелки Шарпа поселились в оружейном складе неподалеку от надвратной башни. Эта башня, считал Шарп, ключ к обороне, тот, кто будет владеть башней, будет доминировать на поле боя. – Все, что нам нужно, – это сигнал тревоги за три-четыре минуты до их атаки, – сказал Шарп, – и тогда мы можем заставить педераста пожалеть, что он не остался дома в постели.

– Вы можете разбить его? – спросил Харпер.

– Он уверен, что может застать нас врасплох. Он уверен, что может ворваться в казармы и перебить нас как сонных мух, Пат, но если только у нас будет несколько минут форы, мы сможем превратить эту башню в крепость – и без артиллерии Луп ни черта с ней не сделает! – воскликнул Шарп в неожиданном приступе энтузиазма. – Разве ты не говорил мне, что хорошая драка все равно что выпивка для ирландца?

– Только, когда я пьян, – сказал Харпер.

– Тем не менее, будем молиться о битве и о победе, – сказал Шарп непреклонно. – Бог ты мой, это добавит гвардейцам немного уверенности в себе!

***

Но позже, в сумерках, когда последние красно-золотые лучи угасали позади западных холмов, все изменилось.

Португальский батальон прибыл без предупреждения. Это были caçadores – такие же стрелки, как зеленые куртки, только одетые в кроваво-коричневые мундиры и серые британские брюки. Они были вооружены винтовками Бейкера и, похоже, знали, как их использовать. Они вошли в форт легким, свободным шагом опытных вояк, а следом за ними прибыл конвой из трех запряженных волами фургонов, загруженных едой, дровами и запасными боеприпасами. Батальон был немногим более половинного состава – примерно четыреста солдат, но когда они строились на главной площади форта, вид у них был бравый.

Их полковника, высокого, с узким лицом, звали Оливейра.

– В течение нескольких дней каждый год, – объяснил он бесцеремонно лорду Кили, – мы занимаем Сан Исирдо. Просто чтобы напомнить себе, что форт еще существует и помешать кому-либо еще здесь расположиться надолго. Нет, не выселяйте своих людей из казарм. Мои люди не нуждаются в крыше. И мы не будем стоять у вас на пути, полковник. Я устрою своим бандитам тренировочный марш через границу в течение следующих нескольких дней.

Позади последних фургонов скрипели, закрываясь, большие ворота форта. Створки ворот соединились, и один из людей Кили поставил на место запорный брус. Полковник Рансимен спешил из башни – поприветствовать полковника Оливейру и пригласить на ужин, – но Оливейра отказался.

– Я ужинаю с моими людьми, полковник. И никаких исключений из правил. – Оливейра говорил на хорошем английском, и почти половина его офицеров были британцы – результат политики объединения португальской армии и сил Веллингтона. К восторгу Шарпа одним из офицеров caçadores был Томас Гаррард, который служил с вместе Шарпом рядовым в 33-м полку и который использовал в своих интересах перспективы, предлагаемые британским сержантам, согласным присоединиться к португальской армии. Они последний раз встречались в Алмейде – как раз тогда, когда огромная крепость взорвалась, что привело к сдаче гарнизона. Гаррард был среди защитников крепости, вынужденных сложить оружие.

– Проклятые ублюдки эти жабы! – сказал он с чувством. – Держали нас в Бургосе на пайке, достаточном, чтобы прокормить крысу, и что там была за жратва – одна гниль. Боже правый, Дик, мы с тобой видали дрянную жратву, но эта была действительно поганая. И все потому что проклятый собор взорвался. Я хотел бы встретить французского артиллериста, который сделал это, и свернуть его треклятую шею!

По правде говоря, это Шарп взорвал склад боеприпасов в склепе собора, но вряд ли было благоразумно признаваться в этом.

– Это был ужасно, – согласился Шарп.

– Вы ушли на следующее утро, не так ли? – спросил Гаррард.

– Кокс не позволил бы нам уйти. Мы хотели пробиться через осаждающих, но он говорил, что мы должны вести себя достойно и сдаться. – Он покачал головой. – Хотя теперь это не имеет значения.

– Жабы обменяли меня, и Оливейра предложил мне присоединился к его полку, так что теперь я – капитан, как и ты.

– Прекрасно!

– Они – хорошие парни, – тепло сказал Гаррард, глядя на свою роту, которая расположилась бивуаком под открытым небом возле северных крепостных валов; португальские походные костры ярко горели в сумраке. Пикеты Оливейры стояли на каждом крепостном валу и охраняли башни у ворот. При таких надежных часовых Шарп мог не выставлять в охранение собственных стрелков, но он все еще опасался нападения и поведал Гаррарду о своих опасениях, когда они вдвоем прогуливались вдоль темных крепостных валов.

– Я услышал о Лупе, – сказал Гаррард. – Он настоящий ублюдок.

– Злобный как дьявол.

– И ты думаешь, что он придет сюда?

– Так говорит мой инстинкт, Том.

– Черт, проигнорируй его, и можешь рыть себе могилу, а? Пойдем навестим полковника.

***

Но Оливейру было не так легко убедить в основательности опасений Шарпа, к тому же и Хуанита де Элиа не помогала взаимопониманию. Хуанита и лорд Кили вернулись после целого дня охоты и вместе с отцом Сарсфилдом, полковником Рансименом и полдюжиной офицеров Real Compania Irlandesa были гостями на ужине у португальцев. Хуанита высмеяла предупреждение Шарпа.

– Вы думаете, что французский бригадир будет беспокоиться из-за какого-то английского капитана? – спросила она насмешливо.

Шарп подавил приступ злобы. Он говорил с Оливейрой, а не со шлюхой Кили – но здесь было не место и не время для ссоры. Кроме того, он чувствовал, что каким-то странным образом их взаимная неприязнь заложена в них от природы и потому – неизбежна. Она будет приветливо болтать с любым другим офицером в форте, даже с Рансименом, но с Шарпом в лучшем случае ограничится вежливым приветствием и тут же повернется и уйдет.

– Я думаю, что он беспокоится из-за меня, мадам, – сказал Шарп мягко.

– Почему? – требовательно спросил Оливейра.

– Говорите! Рассказывайте все! – сказал Кили, видя, что Шарп колеблется.

– Ну что, капитан? – поддразнила Шарпа Хуанита. – Язык проглотили?

– Я думаю, что он беспокоится из-за меня, мадам, – сказал Шарп, уязвленный, – потому что я убил двух его солдат.

– О, Боже! – Хуанита притворилась потрясенной. – А я-то думала, что на войне это обычное дело!

Кили и часть португальских офицеров улыбнулись, но полковник Оливейра только внимательно посмотрел на Шарпа, словно тщательно выбирая слова. Наконец он пожал плечами.

– Почему его волнует, что вы убили двух его солдат? – спросил он.

Шарп сомневался, стоит ли признаваться в том, что, как он знал, было преступление против законов войны, но едва ли он мог уйти от ответа. Безопасность форта и всех людей внутри него зависела от того, удастся ли убедить Оливейру в реальности опасности, поэтому очень неохотно он описал изнасилованных и убитых детей и взрослых жителей той деревни и то, и как он захватил двух людей Лупа и поставил их к стенке.

– У вас был приказ расстрелять их? – спросил Оливейра, догадываясь, каков будет ответ.

– Нет, сэр, – сказал Шарп, чувствуя, что все смотрят на него. Он знал, что, возможно, совершает ужасную ошибку, признаваясь в совершении казни, но он во сто бы то ни стало должен был убедить Оливейру в опасности – и поэтому он описал, как Луп прискакал в маленькую горную деревушку, чтобы спасти две солдатские жизни, и как, несмотря на его просьбы, Шарп приказал их расстрелять. Полковник Рансимен, слыша рассказ впервые, недоверчиво покачал головой.

– Вы расстреляли людей Лупа у него на глазах? – удивленно спросил Оливейра.

– Да, сэр.

– Так эта вражда между вами и Лупом – личная вендетта, капитан Шарп? – спросил португальский полковник.

– В некотором смысле, сэр.

– Или да или нет! – отрезал Оливейра. Он был действительно вспыльчив, напомнив Шарпу генерала Крофорда, командующего легкой дивизией. У Оливейры было то же самое неприятие уклончивых ответов.

– Я полагаю, что бригадир Луп нападет очень скоро, сэр, – настаивал на своем Шарп.

– Доказательство?

– Наша уязвимость, – сказал Шарп. – И еще то, что он назначил цену за мою голову, сэр. – Он знал, что это прозвучит как проявление слабости, и покраснел, когда Хуанита громко засмеялась. Она была одета в форму Real Compania Irlandesa, но расстегнула воротник мундира и рубашки, так что отблески пламени играли на ее длинной шее. Каждый офицер вокруг огня казался очарованным ею, и неудивительно, поскольку она казалась совершенно экзотичным существом в этом мире пушек, пороха и камня. Она сидела близко к Кили, облокотившись на его колено, и Шарп задавался вопросом, не объявили ли они о своей помолвке. Отчего-то все гости за ужином были празднично настроены.

– И какова цена, капитан? – спросила она насмешливо.

Шарп едва удерживался от ответа, что награды более чем достаточно, чтобы оплатить ее услуги в течение ночи.

– Я не знаю, – солгал он вместо этого.

– Не может быть много, – сказал Кили. – Престарелый капитан вроде вас, Шарп? Пара долларов, возможно? Или мешок соли?

Оливейра поглядел на Кили, и взгляд его выражал неодобрение пьяным насмешкам его Светлости. Полковник затянулся сигарой и выпустил струю дыма над огнем.

– Я удвоил часовых, капитан, – сказал он Шарпу. – И если этот Луп действительно явится, чтобы требовать вашей головы, мы дадим ему бой.

– Когда он явится, сэр, – ответил Шарп. – И могу я предложить, со всем уважением, сэр, что вы поставите часовых в башнях у ворот?

– Вы не сдаетесь, да, Шарп? – прервал его Кили. Перед прибытием португальского батальона Шарп попросил, чтобы Кили переместил Real Compania Irlandesa в башни, но Кили безапелляционно отказался. – Никто не может напасть на нас отсюда, – сказал Кили теперь, повторяя свои прежние аргументы. – И в любом случае, если они нападут, мы должны драться с ублюдками на крепостных стенах, а не в башне.

– Мы не можем драться на крепостных стенах… – начал Шарп.

– Не говорите мне, где мы можем драться, черт вас возьми! – закричал Кили, напугав Хуаниту. – Вы – выбившийся в люди капрал, Шарп, а не чертов генерал. Если французы придут, то, черт побери, я буду драться с ними так, как я хочу, и побью их, как мне нравится, и я не буду нуждаться в вашей помощи!

Вспышка смутила собравшихся офицеров. Отец Сарсфилд хмурился, как если бы он искал некоторые смягчающие выражения, но именно Оливейра наконец сломал неловкую тишину.