Текст книги "Битва Шарпа"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

– Так скоро?

Дюко пожал плечами:

– Я подозреваю, что Real Compania Irlandesa достигнет британских линий в ближайшее время. Наверняка – к концу месяца.

Хуанита кивнула:

– Я готова. – Она сделала паузу: – И британцы, Дюко, будут, конечно, подозревать зачем им прислали королевских ирландцев?

– Конечно, будут. Они были бы дураками, если бы не подозревали. И я хочу, чтобы они были подозрительны. Наша задача, мадам, состоит в том, чтобы ослабить нашего противника, так что позволим им опасаться Real Compania Irlandesa, и, возможно, они пропустят реальную угрозу… – Дюко снял очки и протер линзы полой сюртука. – А лорд Кили? Вы уверены в его привязанности?

– Он – пьяный дурак, майор, – ответила Хуанита. – Он сделает то, что я скажу ему.

– Не заставляйте его ревновать, – предупредил Дюко.

Хуанита улыбнулась:

– Вы можете читать мне лекции мне по многих предметам, Дюко, но когда дело доходит до мужчин и их капризов, верьте мне, я знаю все, что можно о них знать. Не волнуйтесь о моем лорде Кили. Он будет всегда милым и послушным. Это – все?

Дюко надел очки.

– Это – все. Я могу пожелать вам хорошо отдохнуть ночью, мадам?

– Я уверен, что это будет роскошная ночь, Дюко.

Донья Хуанита улыбнулся и вышла из комнаты. Дюко слышал, как ее шпоры бренчали на ступеньках, затем донесся ее смех, когда она столкнулась с Лупом, поджидавшим ее у подножья лестницы. Дюко закрыл дверь, когда они засмеялись вместе, и медленно подошел к окну. Дождь в ночи хлестал по-прежнему, но Дюко не обращал внимания, его мысли были заняты видением грядущей славы. Слава зависела не столько от Хуаниты и Лупа, исполняющих свой долг, сколько от хитроумного плана человека, которого даже Дюко признавал равным себе, человека, чье страстное желание победить британцев не уступало желанию Дюко увидеть торжествующую Францию, и этот человек уже был позади британских линий, где он посеет семена зла, от которого британская армия начнет гнить изнутри, а затем попадет в западню возле узкого оврага. Худое тело Дюко, сотрясала дрожь, когда видение развернулось в его воображении во всем своем великолепии. Он видел наглую британскую армию, разрушенную изнутри, затем загнанную в ловушку и разбитую. Он видел триумф Франции. Он видел долину реки, забитую до самых скалистых краев окровавленными трупами. Он видел Императора, правящего всей Европой, а затем, кто знает, и всем миром. Александр сделал это – почему не сделать это же Бонопарту?

И все это начнется с небольшой хитрости Дюко и его самого секретного агента на берегу Коа, около крепости Алмейда.

***

– Это – шанс, Шарп, душу могу заложить, это – шанс. Истинный шанс. Не так много шансов встречаются в жизни, и человек должен хвататься за них. Мой отец учил меня этому. Он был епископом, и ты понимаешь, что человек не поднимается с должности викария до епископа, не хватаясь за каждый шанс. Ты понимаешь меня?

– Да, сэр.

Массивные ягодицы полковника Клода Рансимена надежно располагались на скамье постоялого двора, а перед ним на простом дощатом столе грудились во множестве объедки. Тут были и куриные кости, и голые остовы гроздей винограда, кожура апельсинов, обглоданный скелет кролика, куски неопознаваемого хряща и опустошенный бурдюк. Обильная жратва вынудила полковника Рансимена расстегнуть мундир, жилет и рубашку, чтобы ослабить завязки корсета и выпустить на свободу живот, так что часовая цепочка с печатками пересекала полосу бледной, тугой как барабан плоти. Время от времени полковник звучно рыгал.

– Тут где-то есть горбатая девчонка, которая подает пищу, Шарп, – сказал Рансимен. – Если увидишь девчонку, скажи ей, что я съел бы кусок пирога. И немного сыра, пожалуй. Но не козьего. Не выношу козьего сыра: он вызывает во мне раздражительность, понимаешь?

У красного мундира Рансимена были желтые отвороты и серебряное плетение 37-го, хорошего линейного полка из Гэмпшира, где не видели даже и тени полковника уже много лет. Еще недавно Рансимен как Генеральный управляющий фургонами отвечал за кучеров и грузчиков королевского корпуса фургонов и вспомогательного подразделения португальских погонщиков мулов, но теперь он был назначен офицером связи в Real Compania Irlandesa.

– Это – честь, конечно, – говорил он Шарпу, – но ни неожиданная, ни незаслуженная. Я сказал Веллингтону, когда он назначил меня Генеральным управляющим фургонами, что я буду делать эту работу в виде одолжения ему, но что я ожидаю награду за это. Порядочный человек не станет тратить годы своей жизни, вбивая правила поведения в тупые головы кучеров фургонов, клянусь Богом, нет. Вижу горбунью, Шарп! Вон она! Останови ее, Шарп, будь добрым товарищем! Скажи ей, что я хочу пирог и настоящий сыр!

Пирог и сыр были доставлены, и еще бурдюк с вином и тарелка вишен, дабы удовлетворить последний приступ аппетита Рансимен. Компания кавалерийских офицеров, расположившихся за столом в дальнем углу двора, заключала пари на то, сколько жратвы Рансимен сможет поглотить, но Рансимен был глух к насмешкам.

– Это – шанс, – повторил он снова, хорошенько заправившись пирогом. – Я не могу сказать, чем это обернется для тебя, конечно, потому что парень вроде тебя вряд ли может ждать многого от жизни в любом случае, но я считаю, что у меня есть шанс на Золотое Руно. – Он посмотрел на Шарпа. – Ты ведь понимаешь, что значит real, не так ли?

– «Королевский», сэр.

– Выходит, ты не совсем необразованный, а? Именно «королевский», Шарп. Королевская гвардия! Эти ирландские парни – королевские! А не банда кучеров и погонщиков мулов. У них есть связи при дворе, Шарп, а это означает королевские награды! Я даже что-то слышал, будто испанский двор дает пенсию с указом о Золотом Руне. К ордену полагается красивая звезда и золотая нагрудная цепь, но пенсия тоже не помешает. Награда за хорошо сделанную работу, разве ты не понимаешь? И это только от испанцев! Один только Господь знает, на что может разориться Лондон. Рыцарство? Принц-регент захочет узнать, как мы справляемся с этим делом, Шарп, он будет интересоваться нами, разве не ясно? Он ждет, что мы примем этих ребят должным образом, как приличествует королевской гвардии. Орден Бани по крайней мере, я думаю. Возможно, даже виконтство? А почему нет? Есть только одна проблема. – Полковник Рансимен снова рыгнул снова, затем приподнял ягодицы на нескольких секунд. – Бог мой, так-то лучше, – сказал он. – Освобождайтесь от газов – так говорит мой доктор. Нет хуже для здоровья, чем держать вредные газы внутри, говорит он мне, потому что тело будет гнить изнутри. Теперь, Шарп, капля дегтя в нашей бочке меда: эти королевские гвардейцы – ирландцы. Ты когда-нибудь командовал ирландцами?

– Немного, сэр.

– Понятно. А я командовал множеством жуликов с тех пор, как они объединили наш корпус с ирландским корпусом фургонов. И нет такой вещи об ирландцах, которой я не знаю. Был когда-либо в Ирландии, Шарп?

– Нет, сэр.

– Я был там однажды. Гарнизонная служба в Дублинском замке. Шесть месяцев страдания, Шарп, без единого кусочка должным образом приготовленной еды. Бог видит, Шарп, я стремлюсь быть хорошим христианином и любить моих собратьев, но ирландцы действительно иногда достают. Не то чтобы некоторые из них не были самыми хорошими товарищами, которых только можно найти, но они могут быть такими тупыми! В самом деле, Шарп, я иногда задавался вопросом: уж не морочат ли они мне голову? Притворяются, что не понимают самых простых приказов. Понимаешь это? И есть кое что еще, Шарп. Мы должны будем быть благоразумными, ты и я. Ирландцы, – тут Рансимен с трудом наклонился вперед, как если бы доверял что-то очень важное Шарпу, – они в большинстве своем римские католики, Шарп. Паписты! Нам придется придерживать свои религиозные взгляды, чтобы не вызвать их возмущение! Ты и я можем знать про себя, что Папа Римский – перевоплощение Блудницы Вавилонской, но делу не поможет, если мы скажем об этом вслух. Знаешь, что я подразумеваю?

– Вы подразумеваете, что не будет никакого Золотого Руна, сэр?

– Добрый малый! Я знал, что ты поймешь. Точно. Мы должны быть дипломатичными, Шарп. Мы должны понимать. Мы должны принимать этих парней так, будто они англичане. – Рансимен обдумал свое утверждение и нахмурился: – Или почти англичане, так или иначе. Ты ведь из рядовых, не так ли? Следовательно, эти соображения могут быть не вполне очевидны для тебя, но если ты только не забудешь помалкивать о Папе Римском, ты не наделаешь непоправимых ошибок. И скажи твоим парням то же самое, – добавил он торопливо.

– Многие из моих людей – сами католики, сэр, – уточнил Шарп. – И к тому же ирландцы.

– Так и должно быть, так и должно быть. Каждый третий в этой армии – ирландец! Если когда-нибудь будет мятеж, Шарп… – Полковник Рансимен вздрогнул, представив бунтующих папистов в красных мундирах. – Ладно, нет смысла забивать себе головы этим, не так ли? Просто игнорируйте их позорную ересь, Шарп, просто игнорируйте ее. Игнорировать – единственно правильное отношение к папистам, всегда говорил мой дорогой отец, а сжигать их у столба – единственное известное лекарство. Он был епископом, так что разбирался в этих делах. О, и еще одно, Шарп: я был бы обязан, если бы ты не называл меня «полковником Рансимен». Они еще не заменили меня, таким образом я – все еще Генеральный управляющий фургонами, так что следует говорить «генерал Рансимен».

– Конечно, генерал, – сказал Шарп, скрывая улыбку. После девятнадцати лет в армии он хорошо изучил таких, как полковник Рансимен. Человек покупал себе каждое повышение вплоть до подполковника, и на этом застрял, потому что получить звание выше этого можно только по старшинству и за заслуги, но если Рансиен хочет называться генералом, что ж, Шарп может и подыграть ему. Он уже понял, что от Рансимена вряд ли можно ждать неприятностей, поэтому не стоит противоречить ему в такой мелочи.

– Добрый малый! Ах! Ты видишь этого тощего парня, который уходит? – Рансимен указал на человека, направляющегося к арке на выходе из постоялого двора. – Клянусь, что он оставил на столе почти полный бурдюк вина. Видишь? Пойди и прихвати его, Шарп, будь добрым товарищем, прежде чем горбатая девчонка наложит на него свою лапу. Я сам бы пошел, но проклятая подагра как-то особенно грызет меня сегодня. Иди же, иди, я хочу пить!

Шарп был спасен от унизительной обязанности обшаривать чужие столы, словно нищий, появлением майора Майкла Хогана, что позволило Шарпу вернуться к столу, заваленному остатками завтрака Рансимена.

– Добрый день, полковник, – сказал Хоган, – и это – великий день, не так ли?

Шарп заметил, что Хоган преднамеренно подчеркивает свой ирландский акцент.

– Жаркий, – отозвался Рансимен, промакивая салфеткой пот, который стекал по пухлым щекам, и затем, внезапно осознав, что сидит с голым животом, безуспешно попытался стянуть края корсета. – Ужасно жаркий, – сказал он.

– Это – солнце, полковник, – сказал Хоган очень искренне. – Я заметил, что на солнце обычно бывает жарко. Вы заметили это?

– Ну, конечно, это – солнце! – сказал Рансимен, сконфуженный.

– Значит, я прав! Не правда ли удивительно? А что относительно зимы, полковник?

Рансимен перевел измученный взгляд на оставленный бурдюк. Он собирался приказать, чтобы Шарп принес его, когда служанка унесла его.

– Проклятье! – печально пробормотал Рансимен.

– Вы что-то сказали, полковник? – Хоган позаимствовал у Рансимена пригоршню вишен.

– Ничего, Хоган, просто приступ подагры. Мне нужно побольше Хьюссоновой воды, но ее здесь чертовски трудно найти. Может быть, вы могли бы послать запрос в Конную гвардию в Лондоне? Они должны понимать, что мы здесь нуждаемся в лечении? И еще кое-что, Хоган.

– Говорите, полковник. Я всецело к вашим услугам.

Рансимен покраснел. Он понимал, что его дразнят, но хотя он был выше ирландца по званию, его пугала близость Хогана к Веллингтону.

– Я все еще, как вы знаете, Генеральный управляющий фургонами, – с трудом выговорил Рансимен.

– Именно так, полковник, именно так. И чертовски замечательный, должен сказать. Пэр говорил мне буквально на днях. Хоган, говорит он, вы за всю свою жизнь видели, чтобы фургонами распоряжались так мастерски?

– Веллингтон так сказал? – спросил Рансимен удивленно.

– Сказал, полковник, сказал.

– Что ж, я вовсе не удивлен, – сказал Рансимен. – Моя дорогая мать всегда говорила, что у меня талант к организации, Хоган. Но суть в том, майор, – продолжал Рансимен, – что пока замены не найдено, я – все еще Генеральный управляющий фургонами, – он подчеркнул слово «генеральный», – и я был бы весьма обязан, если бы вы обращались ко мне как…

– Мой дорогой Управляющий фургонами, – прервал Хоган осторожную сентенцию Рансимена, – почему вы не сказали сразу? Конечно я буду обращаться к вам как к Управляющему фургонами, и прошу прощения, что не додумался до этой простой любезности самостоятельно. Но теперь, дорогой управляющий, вы должны извинить меня: Real Compania Irlandesa достигла окраин города, и мы должны встретить их. Вы готовы? – Хоган указал на выход с постоялого двора.

Рансимен был напуган перспективой немедленного действия.

– Прямо сейчас, Хоган? Сию минуту? Но я не могу. Указание доктора. Человек моей конституции должен отдохнуть после… – Он сделал паузу, подбирая правильное слово. – После… – Он попытался снова и снова потерпел неудачу.

– Отдых после трудов? – вкрадчиво подсказал Хоган. – Очень хорошо, Управляющий фургонами, я скажу лорду Кили, что вы встретите его и его офицеров на приеме у генерала Вальверде сегодня вечером, в то время как Шарп отведет солдат в Сан Исирдо.

– Сегодня вечером у Вальверде, Хоган, – согласился Рансимен. – Очень хорошо. И еще, Хоган. О том, что я был Генеральным управляющим фургонами…

– Нет необходимости благодарить меня, Управляющий фургонами. Вы только смутили бы меня вашей благодарностью, честное слово! Я уважаю ваши пожелания и прикажу всем остальным делать то же самое. Теперь идите, Ричард! Где ваши зеленые друзья?

– В пивной возле постоялого двора, сэр, – сказал Шарп. Его стрелки должны были присоединиться к Шарпу в форде Сан Исирдо – заброшенной цитадели на португальской границе, чтобы помогать ему обучать Real Compania Irlandesa стрелять из мушкетов и наступать в линии застрельщиков.

– Бог ты мой, Ричард, ну Рансимен и дурак! – довольно сказал Хоган, когда они вышли за ворота постоялого двора. – Он – добродушный дурак, но он, наверное, был худшим Генеральным управляющий фургонов за всю историю. Собака Мак-Джиллигана лучше справилась бы с работой, а собака Мак-Джиллигана была совершенно слепой, припадочной и часто пьяной. Вы никогда не знали Мак-Джиллигана, не так ли? Хороший инженер, но он свалился со Старого мола в Гибралтаре и утонул после того, как выпил две кварты хереса, упокой Господи его душу. Бедная собака была безутешна и ее пришлось пристрелить. Горцы 73-го проделали это с полной расстрельной командой и последующими воинскими почестями. Рансимен нужен для того, чтобы польстить ирландцам и заставить их думать, будто мы относимся к ним серьезно, но это не ваша работа. Вы понимаете меня?

– Нет, сэр, – сказал Шарп, – совершенно не понимаю вас, сэр.

– Вы плохо соображаете, Ричард, – сказал Хоган, затем остановился и взялся за серебряную пуговицу на куртке Шарп, чтобы привлечь внимание к его следующим словам. – Цель всего, что мы теперь делаем, состоит в том, чтобы расстроить лорда Кили. Ваша работа состоит в том, чтобы стать занозой в заднице лорда Кили. Мы не хотим его здесь, и мы не хотим его проклятую королевскую роту, но мы не можем сказать им, чтобы убирались прочь, потому что это было бы недипломатично, таким образом, ваша работа состоит в том, чтобы заставить их уйти добровольно. О! Простите меня, – смутился он, потому что пуговица осталась у него в руке. – Эти педерасты не внушают доверия, Ричард, и мы должны найти дипломатический способ избавиться от них, поэтому сделайте все, что сможете, чтобы обидеть их, сделайте это, и предоставьте Рансимену Пузатому быть вежливым, чтобы они не думали, что мы преднамеренно грубы. – Хоган улыбнулся. – Самое большее они обвинят вас в том, что вы не джентльмен.

– А я не джентльмен, так ведь?

– Так уж получилось, что нет, это одна из ваших ошибок, но давайте не волноваться об этом теперь. Помогите мне избавьтесь от Кили, Ричард, со всеми его игрушечными солдатиками. Заставьте их бояться вас! Заставьте их страдать! Но прежде всего, Ричард, пожалуйста, пожалуйста заставьте ублюдков уйти.

***

Real Compania Irlandesa означает Ирландская королевская рота, но фактически это был небольшой батальон, один из пяти, которые составляли дворцовую гвардию королевского двора Испании. Триста четыре гвардейца были вписаны в книги роты, когда она несла службу во Дворце Эскориал в пригороде Мадрида, но пленение короля Испании и нарочитое невнимание со стороны французов подсократило списочный состав, а поездка морем вокруг Испании, чтобы присоединиться к британской армии, проредила ряды еще больше, так что сейчас в предместье Вилар Формозо в строю стояли оставшиеся сто шестьдесят три человека. Этих сто шестьдесят трех гвардейцев сопровождали тринадцать офицеров, священник, восемьдесят девять жен, семьдесят четыре ребенка, шестнадцать слуг, двадцать две лошади, дюжина мулов, «и одна любовница», сказал Шарпу Хоган.

– Одна любовница? – недоверчиво спросил Шарп.

– Есть, вероятно, дюжина шлюх, – сказал Хоган, – или две дюжины! Может быть, целый бродячий бордель, но его светлость предупредил меня, что ждет особого отношения к нему и его подруге. Ее еще нет здесь, имейте ввиду, но его светлость сказал мне, что она приезжает. Донья Хуанита де Элиа, как предполагается, используя свое очарование, прокладывает себе путь через линии противника, чтобы согреть постель его светлости, и если она – та самая Хуанита де Элиа, о которой я наслышан, тогда она хорошо подготовлена по части согревания постели. Вы знаете, что говорят о ней? То, что она коллекционирует форму полка каждого, с кем спит! – хихикнул Хоган.

– Если она собирается пересекать линии здесь, – сказал Шарп, – ей чертовски повезет, если она избежит бригаду Лупа.

– Откуда, черт возьми, вы знаете о Лупе? – резко спросил Хоган. Большую часть времени ирландец держался приветливым и остроумным приятелем, но Шарп знал, что дружелюбие маскирует бритвенно острый ум, и в тоне вопроса внезапно сверкнула острая сталь.

Все же Хоган был в первую очередь другом, и долю секунды Шарп испытывал искушение признаться в том, что он встретил бригадира и незаконно казнил двух его солдат, одетых в серую форму, но решил, что подобного рода дела лучше предать забвению.

– Все знают о Лупе в этих краях здесь, – ответил он вместо этого. – Вы не проведете дня на этой границе, не услышав о Лупе.

– Это действительно так, – согласился Хоган, его подозрения развеялись. – Но не пытайтесь познакомиться с ним поближе, Ричард. Он – плохой мальчик. Позвольте мне заботиться о Лупе, в то время как вы заботьтесь об этом позорище. – Хоган и Шарп, сопровождаемые стрелками, завернули за угол и увидели Real Compania Irlandesa, выстроенную для смотра на пустыре напротив недостроенной церкви. – Наши новые союзники, – сказал Хоган неприязненно, – хотите верьте, хотите нет, одеты в повседневную форму.

Повседневная форма солдата предназначена для того, чтобы он носил ее каждый день, исполняя свои солдатские обязанности, но повседневная форма Real Compania Irlandesa была намного более безвкусной и роскошной, чем полная парадная форма большинства британских линейных батальонов. Гвардейцы носили короткие красные куртки с раздвоенными, обшитыми черным шнуром с позолоченной бахромой, фалдами. Тем же самым черным с золотом шнуром были обшиты петлицы и воротники, в то время как отвороты, обшлага, задники фалд были изумрудно-зеленого цвета. Их бриджи и жилеты когда-то были белыми; высокие ботинки, ремни и портупеи – из черной кожи, шелковые пояса – зеленые, и того же зеленого цвета – высокие перья, приколотые у каждого на боку черной двурогой шляпы. Позолоченные кокарды на шляпах изображали башню и льва на задних лапах, и те же самые символы были изображены на великолепных, зеленых с золотом, перевязях, которые носили мальчишки-барабанщики и сержанты. Когда Шарп подошел ближе, он увидел, что роскошные мундиры поношены, заштопаны и выцвели, но все же они все еще выглядели нарядно в ярком свете весеннего дня. Сами солдаты казались не столь бравыми – скорее удрученными, утомленными и недовольными.

– Где их офицеры? – спросил Шарп у Хогана.

– Ушли в таверну завтракать.

– Они не едят со своими людьми?

– Очевидно, нет. – Неодобрение Хогана было не столь явным, как у Шарпа. – Теперь не время для сочувствия, Ричард, – предупредил Хоган. – Вы не должны любить этих парней, помните?

– Они говорят по-английски?

– Так же, как вы или я. Приблизительно половина из них родились в Ирландии, другая половина происходит от ирландских эмигрантов, и многие, я должен сказать, прежде носили красные мундиры, – сказал Хоган, имея ввиду, что они были дезертирами из британской армии.

Шарп повернулся и подозвал Харпера.

– Давай-ка взглянем на эту дворцовую гвардию, сержант, – сказал он. – Прикажи им разомкнуть ряды.

– Как мне их называть? спросил Харпер.

– Батальон, наверное, – предположил Шарп.

Харпер набрал полную грудь воздуха.

– Ба-та-льо-о-он… Смиррр-на!! – Голос его был так громок, что ближние в строю вздрогнули и едва не подпрыгнули на месте, но лишь немногие исполнили команду. – Для осмотра-а-а… Ря-ды-ы-ы … Разом… кнуть!! – проревел Харпер, и снова очень немногие гвардейцев двинулись с места. Некоторые просто таращились на Харпера, в то время как большинство ждали указаний от собственных сержантов. Один из этих великолепно разукрашенных сержантов направился к Шарпу, очевидно, чтобы спросить, какими полномочиями наделены стрелки, но Харпер не ждал объяснений: – Шевелитесь, вы ублюдки! – проревел он со своим донеголским акцентом. – Вы теперь на войне, а не королевские горшки охраняете. Будьте порядочными шлюхами, как все мы, и размокните ряды, немедленно!

– А я еще помню времена, когда ты не хотел быть сержантом, – вполголоса сказал Шарп Харперу, когда пораженные гвардейцы наконец повиновались команде зеленого мундира. – Вы с нами, майор? – спросил Шарп Хогана.

– Я буду ждать здесь, Ричард.

– Тогда пошли, сержант, – сказал Шарп, и стрелки начали осматривать первую шеренгу роты. Неизбежная в любом городе банда уличных мальчишек следовала за ними в двух шагах, изображая из себя офицеров, но ирландец ударом кулака в ухо далеко отбросил самого наглого из мальчишек, и другие разбежались, дабы избежать наказания.

Шарп осматривал в первую очередь мушкеты, а не солдат, однако каждому он посмотрел в глаза, чтобы удостоверился, насколько тот уверен в себе и готов сражаться. Солдаты воспринимали его осмотр с обидой, и неудивительно, думал Шарп, ведь многие из этих гвардейцев ирландцы, которым явно не по себе от того, что их придали британской армии. Они добровольно вступили в Real Compania Irlandesa, чтобы защищать Его Католическое Величество Короля, а здесь над ними измываются вояки из армии протестантского монарха. Хуже того: многие из них были ярыми ирландскими патриотами, преданными своей стране, как только изгнанники могут быть преданны, а теперь их просят сражаться в одном строю с чужеземными поработителями их отчизны. Однако Шарп, который сам был прежде рядовым, ощущал в них больше страха, чем гнева, и он задавался вопросом: может быть, гвардейцы просто боятся, что от них потребуют надлежащего исполнения военной службы? Потому что если судить по виду их мушкетов, Real Compania Irlandesa давно забыла, что такое военная службу. Их мушкеты выглядели просто позорно. Гвардейцы были вооружены довольно новыми мушкетами испанского производства с прямой собачкой курка; однако эти мушкеты они сделали совершенно непригодными к эксплуатации – замки проржавели, а стволы забиты пороховой гарью. У некоторых из них не было даже кремней, у других – кожаной прокладки под кремень, а у одного мушкета даже не было винта собачки, которым крепится кремень.

– Ты когда-нибудь стрелял из этого мушкета, сынок? – спросил солдата Шарп.

– Нет, сэр.

– А вообще ты когда-нибудь стрелял из мушкета, сынок?

Парнишка испуганно оглянулся на собственного сержанта.

– Отвечать офицеру, парень! – рыкнул Харпер.

– Один раз, сэр. Однажды, – сказал солдат. – Только однажды.

– Если ты захочешь убить кого-нибудь этим ружьем, сынок, тебе придется бить его по голове прикладом. Уверяю тебя. – Шарп вернул мушкет солдату. – Ты выглядишь достаточно большим для этого.

– Как тебя зовут, солдат? – спросил парня Харпер.

– Рурк, сэр.

– Не называй меня «сэр». Я – сержант. Откуда ты?

– Мой отец из Голуэя, сержант.

– И я из Тангавина в графстве Донегол, и я стыжусь, малыш, стыжусь, что такой же ирландец, как я, не может держать ружье хотя бы немного в приличном виде. Иисус, парень, ты и француза не подстрелишь из этой штуки, уже не говоря уж об англичанине. – Харпер снял с плеча собственную винтовку и сунул ее под нос Рурку. – Смотри сюда, парень! Чистая настолько, что ей можно сопли выбивать из носа короля Георга. Вот так должно выглядеть оружие!.. Направо посмотрите, сэр… – добавил Харпер вполголоса.

Шарп повернулся и увидел двух всадников, скачущих через пустырь к нему. Копыта лошадей вздымали струи пыли. Первым, на прекрасном черном жеребце, скакал офицер в великолепном мундире Real Compania Irlandesa – его сюртук, вальтрап, шляпа и упряжь были богато украшены золотыми кисточками, выпушками и петличками. Второй всадник был столь же роскошно одет и на великолепной лошади, а позади этих двоих маленькая группа других наездников была вынуждена придержать скакунов, перехваченная Хоганом. Ирландский майор, все еще пешком, поспешал за двумя всадниками, но был слишком далеко, чтобы помешать им добраться до Шарпа.

– Что, черт возьми, вы делаете? – спросил первый офицер, остановив коня в шаге от Шарпа. У него было тонкое, загорелое лицо с тщательно подстриженными и напомаженными усиками. Шарп предположил, что ему нет еще и тридцати, но несмотря на юность, на его угрюмом и потасканном лице читалось выражение превосходства, как у существа, рожденного, чтобы повелевать.

– Я провожу смотр, – ответил Шарп холодно.

Второй всадник остановил коня по другую сторону от Шарпа. Этот был старше, чем его компаньон, и носил ярко-желтый сюртук и бриджи испанского драгуна, но его мундир был настолько изукрашен золотыми цепями, кисточками и аксельбантами, что Шарп предположил, что перед ним по меньшей мере генерал. Его узкое, усатое лицо имело то же властное выражение, что у первого офицера.

– Разве вас не учили спрашивать разрешение командира, прежде чем осматривать его солдат? – спросил старший с явным испанским акцентом, затем отдал приказ на испанском языке его младшему товарищу.

– Старший сержанта Нунан! – выкрикнул младший офицер, очевидно, передавая команду старшего. – Сомкнуть строй немедленно!

Старший сержант Real Compania Irlandesa послушно перестроил людей в сомкнутый строй, и тут как раз Хоган добрался до Шарпа.

– Вы уже здесь, милорды, – обратился Хоган к обоим всадникам. – И как Ваши Светлости отзавтракали?

– Это было дерьмо, Хоган. Я не накормил бы этим собаку, – сказал младший из двоих, надо полагать – лорд Кили, ломающимся голосом, в котором слышалась неприязнь, но кроме того – влияние паров алкоголя. Его Светлость, решил Шарп, хорошо принял за ланчем – достаточно хорошо, чтобы ослабить узду, в которой он вынужден был себя держать. – Вы знаете это существо, Хоган? – Его Светлость кивнул, указывая на Шарпа.

– Разумеется, знаю, милорд. Позвольте мне представить: капитан Ричард Шарп, Южный Эссекс, – тот самый человек, которого Веллингтон хотел видеть вашим советником по боевой подготовке. И, Ричард: имею честь представить графа Кили, полковника Real Compania Irlandesa.

Кили мрачно посмотрел на лохмотья стрелка.

– Значит, вы будете нашим инструктором по строевой подготовке?

В его словах звучало сомнение.

– Я также даю уроки убийства, милорд, – ответил Шарп.

Старший испанец в желтой униформе усмехнулся в ответ на претензии Шарпа.

– Эти люди не нуждаются в уроках убийства, – сказал он на своем английском с испанским акцентом. – Они – солдаты Испании, и они знают, как убивать. Их надо научить как умирать.

Хоган прервал.

– Позвольте мне представить: Его Превосходительство дон Луис Вальверде, – сказал он Шарпу. – Генерал – главный доверенный представитель Испании в нашей армии. – И Хоган подмигнул Шарпу так, чтобы это не мог видеть ни один из всадников.

– Уроки умирать, милорд? – спросил генерала Шарп, озадаченный его высказыванием и задающийся вопросом, нет ли тут недоразумения, вызванного нетвердым владением английским языком.

Вместо ответа генерал в желтом мундире тронул бока лошади шпорами, чтобы направить животное вдоль первой шеренги Real Compania Irlandesa, и, высокомерно не заботясь о том, следует ли Шарп за ним или нет, с высоты седла прочел стрелку лекцию:

– Эти люди идут на войну, капитан Шарп, – говорил генерал Вальверде достаточно громко, чтобы большая часть гвардейцев слышала его. – Они собираются воевать за Испанию, за короля Фердинанда и Сантьяго, а воевать – означает стоять твердо и прямо перед вашим противником. Воевать – означает смотреть вашему противнику в глаза, в то время как он стреляет в вас, и победит та сторона, капитан Шарп, которая выстоит прямо и твердо дольше, чем другая. Таким образом, вы не должны учить этих солдат, как убивать или как сражаться, а скорее как стоять смирно, в то время как весь ад обрушивается на них. Это – то, чему вы учите их, капитан Шарп. Занимайтесь с ними строевой подготовкой. Учите их повиновению. Учите их стоять дольше чем, французы. Учите их, – генерал, наконец повернулся в седле и свысока посмотрел на стрелка – учите их умирать.

– Я лучше научу их стрелять, – сказал Шарп.

Генерал усмехнулся в ответ.

– Разумеется, они умеют стрелять, – сказал он. – Они – солдаты!

– Они могут стрелять из этих мушкетов? – спросил Шарп насмешливо.

Вальверде посмотрел на Шарпа с жалостью.

– В течение последних двух лет, капитан Шарп, эти солдаты исполняли свои почетные обязанности при попустительстве французов. – Вальверде говорил таким тоном, словно обращался к маленькому и невежественному ребенку. – Вы действительно думаете, что им позволили бы остаться там, если бы они представляли угрозу для Бонапарта? Чем хуже выглядело их оружие, тем больше французы доверяли им, но теперь они здесь, и вы можете предоставить им новое оружие.