Текст книги "Батыр"

Автор книги: Берды Кербабаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

У ГРАНИЦЫ

I.      Таинственные тени

Май в тот год выдался нежаркий. До июня оставались уже считанные дни, а по вечерам было ещё совсем прохладно.

На западной окраине небольшого селения, раскинувшегося у самого подножия горы, неподалёку от границы, стоял маленький домик, обнесённый невысоким дувалом. За дувалом пышно зеленели фруктовые деревья. Уже созрели ранний урюк, розовели, наливаясь соком, бархатистые персики, желтели яблоки, будто напоённые солнечным светом.

Итак, была весна, в школах кончались занятия, и по всей большой Советской стране у мальчиков и девочек наступали каникулы.

Черкез Чарыев, самый младший из обитателей небольшого домика, стоявшего на отшибе, привык в эту пору плескаться с утра до вечера в быстром горном ручейке, который перерезал село точно посередине. Прозрачная, как глаза журавля, вода весело журчала, словно приглашая мальчика освежиться. Однако в такую прохладную погоду, как этой весной, даже Черкез ни разу ещё не отважился окунуться в ручей.

Да и вообще в нынешнем году всё шло как-то по-иному. Черкеза не тянуло к любимой игре в пятнашки. Он начал помогать отцу в колхозных делах, и эти дела всё больше и больше захватывали мальчика.

Вот и сегодня, позабыв про все игры, он отправился к отцу на дальние поля, где колхоз уже начинал уборку ячменя. Отец уехал туда ещё накануне и заночевал там, а Черкез отвёз ему полный хурджин хлеба и всякой еды, которую приготовила мать, осмотрел вместе с ним пшеницу, посеянную на одном из горных склонов, и не спеша возвращался теперь на своём маленьком ослике домой.

Мальчику не хотелось ехать той же дорогой, которой он обычно ездил. Черкез хорошо знал свои родные горы. Вместе с отцом – лучшим охотником на селе и знаменитым на весь район следопытом – он исходил их в окрестностях села вдоль и поперёк, и каждая пещера, каждый камень и куст были ему тут знакомы.

Добравшись до перевала, Черкез уверенно двинул своего ослика вниз по крутому склону.

Посвежело. Солнце зашло за горы, и на долины легли синеватые тени. Но пустынные вершины гор всё ещё отчётливо вырисовывались на потемневшем небе. Непривычному человеку окружающее безлюдье и эта насторожённая тишина, наверно, показались бы страшными, но Черкез не чувствовал страха. Не впервые случалось ему возвращаться домой в тёмные, безлунные ночи. Серенький ослик, оставив свою поклажу на поле, шёл теперь налегке. Уверенно переступая острыми, как у джейрана, копытцами, он осторожно спускался по крутой тропке. Седло со шлеёй удобно и прочно держало Черкеза.

Когда тропка чуть приметно расширялась или спуск становился менее крут, серенький ослик веселее припускался вперёд, оставляя за собой лёгкое облачко пыли. Тогда, увлекаемый быстрым движением, Черкез запевал песню. Эхо, перекатываясь из ущелья в ущелье, звонко отдавалось в скалах, но горные птицы, уже привыкшие к этому высокому детскому голосу, не пугались его.

У одного из поворотов тропинки, примерно на середине спуска, за острой зубчатой грядой скал открывался вид на противоположный склон горы. Глубокое ущелье разделяло два горных склона, и только острые глаза маленького горца могли приметить что-то необычное там, вдали...

Остановив своего ослика, Черкез пристально вгляделся.

Склон горы, утонувший в этот вечерний час в густой тени, казался на первый взгляд таким же пустынным, как всё вокруг. Но там, в неверном сумраке, что-то бесшумно двигалось, и в этом безмолвном, неясном движении заключалось именно то необычное, что привлекло к себе внимание Черкеза.

Прикусив нижнюю губу, Черкез продолжал напряжённо всматриваться. Нет, ему не померещилось! Там, по склону горы, и в самом деле двигалось что-то под покровом спускавшейся ночи.

Что же это могло быть?

Как истый горец, Черкез прежде всего подумал о животных. Джейраны? Нет, он хорошо знал их повадки. У них такие зоркие глаза – джейраны непременно заметили бы Черкеза, а заметив, сначала замерли бы на месте, а затем мгновенно скрылись бы из виду. Нет, это не джейраны.

Волки или шакалы? Но подлую натуру этих зверей Черкез изучил давно. Они хоть и хищники, а тоже пугливы, как и джейраны, трусливы даже. Увидев его, и они поспешили бы спрятаться. А ведь он со своим осликом стоит на краю тропы, на виду.

Лошади? Коровы? Овцы? Но как могли они забрести на тот склон в такое неурочное время? Быть того не может.

Оставалось предположить одно, и Черкез сделал этот вывод: значит, там люди.

Но кто же они такие?

«На том склоне не водится дичи, – думал Черкез, – и охотникам там делать нечего. И пастбищ там нет. Значит, это и не пастухи с подпасками». И всё же Черкез был уверен, что там движутся люди, – движутся в темноте, тихо, опасливо, скрытно.

И тут ему вспомнилась заметка, которую он прочёл как-то в газете: в одном селе, неподалёку от границы, наши пограничники выследили и задержали бандитов. И помог им в этом деле мальчик, пионер. Читая эту заметку, Черкез, помнится, был ещё очень раздосадован, что в газете так скупо рассказана эта интересная история.

Быть может, и тог пионер так же вот случайно, ночью заметил что-то необычное. Заметил, встревожился и решил дознаться, в чём дело. А он, Черкез Чарыев, как должен поступить? Ясно: надо расследовать, что там такое.

Итак, Черкез, обдумав всё и сопоставив, принял решение.

Он понял, что нужно действовать. Но как – этого он ещё не знал и в раздумье погладил шею своего верного ослика. «Нужно выбрать путь покороче и поехать им наперерез»,—думал он. А дальше что? Ну, доберётся он до них. Увидит, друзья это или враги. А если враги – что тогда? Если это бандиты, разбойники, что может он, мальчик «величиной с кулак», один, против них сделать? И если это люди с чёрным сердцем, они могут попросту прикончить Черкеза где-нибудь в ущелье...

Но у Черкеза сердце хоть и маленькое, а храброе, и он не дал угнездиться в нём этой последней, страшной мысли.

– Да что тут думать-то! Всё равно, стоя на месте, ничего не придумаешь, – буркнул он, досадуя на себя за своё, как ему показалось, малодушие. – Там видно будет...

Решительно хлопнув по шее своего ослика, Черкез повернул его в ту сторону, где оба склона, понижаясь, сближались друг с другом, и стал опускаться с горы напрямик.

Серенький ослик был, в общем, довольно послушным созданием. Почувствовав решимость своего хозяина, он весело побежал вперёд, помахивая хвостом.

II.      Не удалось!

Луна ещё не выглянула из-за гор, когда Черкез спустился на своём ослике в ущелье. Теперь он был уже близок к тому месту, где, по его расчётам, путь неизвестных должен был скреститься с его путём. Тени вокруг сгустились, и Черкез приостановился, всматриваясь в темноту и раздумывая, как ему быть дальше.

Неожиданное происшествие положило конец его раздумью. Виной всему был его друг ослик. То ли ему наскучило смирно ожидать решения Черкеза, то ли захотелось громогласно высказать собственное мнение, но только он, навострив уши, протяжно и громко закричал.

Если уж говорить правду, то голос осла едва ли способен привести кого-либо в восхищение, но, пожалуй, никогда ни один осёл не подавал голоса в столь неподходящий момент. Не приходится поэтому удивляться, что Черкез очень рассердился. Ударив своего любимца палкой по стоявшим торчком ушам, мальчик прошептал сквозь зубы:

–      Ах ты, паршивец! Ты, никак, хочешь выдать меня врагам? Недаром говорят – не бери себе осла в товарищи.

Ослик возмущённо замотал головой и уже собрался заявить решительный протест, но тут Черкез ловко накинул ему на голову торбу, в которой возил отцу гостинцы из дому.

Обвязав морду осла торбой, Черкез злорадно сказал:

–      Теперь кричи сколько влезет!

Но тот уже не мог кричать и стал рваться вперёд, быть может почувствовав где-то неподалёку присутствие людей. Черкез ткнул его палкой в подбородок и заставил стоять смирно.

Черкез и осёл – оба замерли. Вот теперь уже было над чем призадуматься. Положение Черкеза стало довольно плачевным. Неизвестные люди слышали, конечно, крик этого дурного осла и знают, что здесь, в ущелье, кто-то есть. Теперь враги настороже, притаились и ждут. А в том, что это враги, Черкез больше не сомневался. Иначе, почему они не разговаривают громко, открыто, не поют и не смеются? Будь это люди из их села или другие честные люди, чего бы ради стали они молчать и таиться? А эти двигаются бесшумно, тайно, скрываясь в тени, стараясь ничем не выдать себя. Они прячутся!

Значит, верно: чужие! Чужие в пограничной полосе!

Осознав грозившую ему опасность, Черкез только укрепился в своём решении: этих людей необходимо выследить. Однако действовать надо было обдуманно и осторожно.

Черкез не стал больше мешкать. Стараясь двигаться бесшумно, он слез с осла, завёл его в чащу и привязал там. Затем снова выбрался на открытое место и, пригнувшись, начал осторожно пробираться вперёд. Кругом по-прежнему было тихо: «А ведь они, выходит, боятся Черкеза «величиной с кулак»!» – подумал он вдруг и улыбнулся. Или их уже нет здесь? Неужто улизнули? Да нет, Черкез знал все тропки на том склоне: тот путь длинней, они не могли его опередить. Они же не бежали сломя голову – старались пробираться потихоньку. А напрямик здесь чужакам не пройти и подавно. Ясно, они где-то там у спуска в ущелье.

И Черкез продолжал осторожно, бесшумно продвигаться вперёд, временами останавливаясь и прислушиваясь, больше чутьём, чем зрением определяя направление.

Он подумал, что прежде, когда ему случалось проезжать здесь на своём ослике, какой-нибудь зверь нет-нет да попадался навстречу. А уж как смеркнется, так и подавно. Приходилось ему видеть и волка и неуклюжего рыжего шакала. Частенько пробегала лисица, помахивая хвостом, как куделью... А вот сейчас ущелье словно вымерло. И это лишний раз укрепляло его уверенность. Нет, ему не почудилось – здесь были люди, и они спугнули зверей.

Пробравшись сквозь кустарник, Черкез осторожно выглянул на открытую луговину, и в эту самую минуту луна тоже, как назло, высунулась из-за края горы. Черкез поспешно лёг в траву ничком. Прислушался – ни звука. Черкез пополз вперёд. Теперь, по его соображениям, до той тропы, по которой должны были спуститься неизвестные, было совсем близко.

Если, например, хорошенько изловчиться и запустить камнем, так наверняка долетит...

Внезапно Черкез почувствовал, что ему неудержимо хочется чихнуть. «Ну, пропал!»– подумал он.

Густая ароматная трава щекотала ему лицо. Он тихонько перевернулся на спину и немного полежал, затаив дыхание, глядя в мерцающее звёздами тёмное небо. Лёгкий ветерок пронёсся над ущельем, и Черкез, лёжа в траве, ощутил его прохладу на своём разгорячённом лице.

Когда Черкез собрался ползти дальше, ему показалось, что один из кустов на противоположном склоне – до него было уже рукой подать – темнее остальных. Он приостановился, вгляделся, не движется ли там что-нибудь. Нет, никакого движения не заметно. И всё же... Словно там какое-то тёмное пятно, тень. Может, дикая свинья с поросятами?

Черкез стал медленно приближаться к кусту. Сердце бешено колотилось у него в груди, и ему казалось, что этот стук разносится по всему ущелью.

Вдруг Черкез отчётливо увидел, что возле куста что-то движется. Тёмное пятно колыхнулось, отделилось от куста, и в ту же минуту чья-то сильная рука ухватила Черкеза за плечо.

III.      Попа7лся

Черкез и крикнуть не успел, как на него навалились двое.

Он даже не пробовал отбиваться. Он сразу увидел, что это ни к чему, и с ужасом переводил взгляд с одного державшего его бандита на другого.

Один из них был здоровенный детина с усами, как две метёлки, и подбородком, который казался больше всего лица. На лбу у него Черкез заметил глубокий шрам – словно осёл рассек ему левую бровь копытом. Второй был немногим старше Черкеза и худой, как щепка. Третий же был чёрный, горбоносый, с очень бледным лицом и горящими, как показалось Черкезу, глазами.

–Ты кто такой? – негромко спросил тот, что со шрамом, наклоняя к лицу Черкеза свой страшный подбородок.

Черкез молчал, не успев ещё собраться с мыслями.

–Откуда ты? Куда шёл?

Черкезу вдруг вспомнилось, что в одной книге, которую он читал, советский боец, попав в руки фашистов, отвечал не торопясь, взвешивая каждое слово. И Черкез, нахмурив свои тоненькие брови и подумав немного, смело ответил:

–Я шёл к отцу.

–Где твой отец?

–В горах.

–Что он там делает?

–Жнёт.

– А зачем ты шёл к отцу?

–Вёз хлеб.

При слове «хлеб» все трое заговорили разом, перебивая друг друга, а рука человека со шрамом ещё больнее стиснула плечо Черкеза.

–Хлеб?

–А где он?

–На чём ты его вёз?

Прислушиваясь к их голосам, вглядываясь в их лица, Черкез понял: эти люди голодны. Очень голодны, прямо умирают с голоду. Он стал напряжённо соображать...

–Я вёз хлеб на моём ослике, – медленно проговорил он.

–А где твой осёл?

–Вырвался из рук.

Бац!

Горбоносый размахнулся и отвесил Черкезу такую затрещину, что у того на мгновение стало совсем черно в глазах.

–Не ври! Говори: где осёл?

–Я не вру. – Черкез старался говорить твёрдо, но это ему плохо удавалось. – Ночь тёмная, страшно. Показалось, идёт кто-то. Я спрятался за куст, а как вылез – осла-то и нету. Может, увёл кто.

–Врёшь, врёшь, паршивец! – зашипел горбоносый.

–Если вру – сами найдите.

– Молчи, щенок!

Черкез молча опустил голову.

–Говори, где осёл? – сдавленным шёпотом произнёс вдруг тот, что моложе всех, безусый.

Черкез молчал.

–Ты что молчишь?

–Тот, – Черкез мотнул головой на горбоносого, – велел молчать. Я и молчу.

–Не прикидывайся и не ври. Говори, где осёл? Он здесь где-то. Мы слышали, как он кричал.

– Зачем мне врать? Я тоже слышал – кричит где-то мой осёл. Стал бегать туда, сюда. Темно, не найду. Да, может, это вы его спрятали?

–Так ты, значит, осла искал? А зачем же ты на брюхе полз?

–Да чтобы волк не увидел. Страшно-то как!

–Почему же ты не звал своего осла?

–Так я ж говорю вам: волки, шакалы кругом – боялся я. Да и медведи здесь тоже водятся. А ну как схватят и утащат к себе в берлогу!

–Осла позвать ты боялся? А песни горланить – это тебе не страшно?

–Песни? Какие песни? Не пел я ничего.

–Не ты, скажешь, что ли, орал во всё горло, когда солнце коснулось края земли: «Взойдём на гору стеклянную...»?

–Да я и песни такой не знаю.

Неизвестные заговорили между собой на незнакомом языке. Но Черкез недаром родился и вырос в пограничном селении, многие жители которого, в том числе и отец Черкеза, говорили на двух языках.

Прислушиваясь к их приглушённым голосам, Черкез улавливал общий смысл речей, хотя и не все слова были ему понятны. Человек со шрамом говорил, что Черкезу нельзя доверять. «Я среди них жил, я их знаю, – всё повторял он. – У них даже маленькие дети хитрые, себе на уме».

А Черкез в это время с горечью и страхом думал о том, что никакая хитрость не приходит ему на ум и не знает он, как ему спастись, как вырваться из лап этих негодяев. А ведь он должен, должен сообщить на погранзаставу об этих подозрительных людях, которые бродят зачем-то ночью по горам, стараются не шуметь и даже боятся говорить в полный голос...

Из дальнейших их слов Черкез сделал заключение, что они

сбились с пути, заблудились в горах, сильно проголодались, и каждый винил в беде других и выгораживал себя. Когда они снова заговорили о том, что надо раздобыть хлеба, не то дело их пропащее, Черкез нашёл момент подходящим, чтобы вставить своё слово.

–Помогите мне, добрые люди, найти моего ослика! – тоненьким голоском проговорил он.– Отец небось голодный сидит, а там у меня столько хлеба! Мать полный тамдыр напекла, целый хурджин навьючила... Я ведь знаю, куда побежал этот глупый осёл, – там такая чащоба, далеко не уйдёт, только боюсь я один-то идти.

Посовещавшись ещё немного, а больше – поспорив, неизвестные объяснили Черкезу, что они здесь по специальному заданию, но у них кончились запасы продуктов. Они приказали ему вести их туда, где он потерял осла, и все четверо стали взбираться по склону горы. Черкез шёл впереди. Горбоносый придерживал его за ворот рубахи.

Они поднялись довольно высоко, когда чуткое ухо Черкеза уловило внизу, в ущелье, какие-то новые звуки. Он чуть замедлил шаг, стараясь прислушаться. Время от времени раздавался едва слышный треск, словно ломалась сухая ветка. Вот как будто покатился камешек, выскользнув из-под ноги... Зверь или человек? «А что, если это пограничники? – пронеслась у Черкеза мысль. – Пройдут мимо и ничего не узнают. Надо как-нибудь привлечь их внимание...»

И, пренебрегая грозившей ему опасностью, он закинул голову и закричал что было мочи, словно подзывая осла:

–Кур, кур! Сюда, сюда!

Больше он уже ничего крикнуть не успел. Ему заткнули рот, и он почувствовал, что задыхается.

IV. Друг выручил

Серому ослику давно прискучило его вынужденное одиночество. Когда хозяин неожиданно бросил его одного в густых зарослях, ослик некоторое время послушно стоял как вкопанный, лишь чуть-чуть пошевеливая ушами и хвостом. Сколько протекло времени, он, конечно, не мог бы определить в часах и минутах, но, по его разумению, простоял он так немало.

Наконец ослик стал проявлять нетерпение. Прежде всего, показалось ему обидным, что закрутили ему зачем-то вокруг морды торбу. Торба мешала дышать, нельзя было пощипать травку, а самое главное – никак нельзя было подать голос. А всякому уважающему себя ослу это время от времени совершенно необходимо.

Ослик принялся мотать головой, но толку от этого получилось немного. Тогда, потоптавшись на месте, он сунул морду в самую середину густого куста и начал стаскивать торбу, цепляя её за ветки. Сначала это тоже не особенно помогало, но, как говорится, упорство и труд всё перетрут, и мало-помалу торба начала сползать. И в эту минуту до ушей ослика долетел отдалённый протяжный крик. Ослик снова мотнул головой – торба свалилась на землю. Ослик вздохнул полной грудью, потом ещё раз набрал в лёгкие побольше воздуху и нарушил величественную тишину ночи громким, торжествующим рёвом.

Рёв осла прокатился по горам и замер где-то в глубине ущелья. После этого ослик совершенно успокоился и начал удовлетворённо пощипывать молодые листочки на кусте.

Теперь время уже не текло так томительно медленно, и, увлечённый своим занятием, ослик даже не заметил, откуда появился вдруг его хозяин.

А Черкез, подойдя к ослику, неожиданно обнял его серую голову, прижал к груди, погладил.

Ослик совсем не привык к таким нежностям и довольно нетерпеливо замотал головой. Черкез быстро вывел его из зарослей, вскочил ему на спину и, замолотив пятками по бокам, направил его совсем не в ту, как показалось ослику, сторону. Скоро ослик с удивлением убедился, что они и в самом 1деле направляются туда, откуда прибыли.

А Черкез спешил к отцу. Что греха таить, ему было страшно, очень страшно. Он ведь не знал – не гонятся ли за ним по пятам. Тихий стук копыт его ослика громом перекатывался у него в ушах. Он бы обвязал ослику копыта травой, да боялся остановиться. И не только страх за себя гнал его к отцу – он знал, что надо действовать, надо сообщить об этих людях на погранзаставу, а где погранзастава, этого он не знал.

До богарных полей было ближе, чем до села, и потому Черкез погнал своего ослика туда. К тому же мальчику было известно, что на селе он сейчас не найдёт ни председателя колхоза, ни председателя сельсовета – оба уехали в район.

Но когда Черкез добрался до богарных полей, его постигло разочарование: он не нашёл там никого из жнецов. И отца тоже не было. Никого, кроме древнего старика сторожа. Где отец Черкеза, сторож не знал. Пришёл какой-то человек, потолковал с ним о чём-то, и они ушли вместе.

– Кулы-ага, а Кулы-ага, ты не знаешь ли, где погранзастава? – прокричал Черкез в ухо старику (сторож был глуховат) .

– Когда-то было время, сынок, – неторопливо проговорил Кулы-ага,–сказал бы ты мне: «Кулы-ага, сведи меня к колодцу в песках», – я бы свел. Сказал бы ты: «Кулы-ага, сведи меня на самую высокую гору», – я бы свёл. А теперь стар стал Кулы-ага, глаза плохи, уши плохи... Нет, не знаю, сынок, где погранзастава. А зачем тебе? И чего это ты ночью по горам шляешься?

Время было дорого, и Черкезу не стоялось на месте, но как не уважить старика, не ответить на его вопрос? Черкез стал наскоро рассказывать, что приключилось с ним в этот вечер.

Нагнувшись к Черкезу, выставив вперёд седую бороду, Кулы-ага внимательно слушал его торопливый рассказ.

Когда Черкез на секунду умолк, чтобы перевести дух, старик нетерпеливо спросил:

– Да как же ты от них удрал-то?

– А вот, друг выручил, – ответил Черкез, шлёпнув ладонью по шее осла.

И мальчик рассказал старику, как он закричал, чтобы привлечь внимание тех, кто, как ему показалось, проходил низом ущелья, и тогда неизвестный схватил его за горло и чуть не придушил. Но тут откуда-то издалека донёсся громкий крик осла, и неизвестные страшно обрадовались, потому что их мучил голод, и они все поспешили туда – на крик осла. Но он, Черкез, нарочно стал их кружить и завёл в чащу на самом краю крутого обрыва – только они не знали, что там обрыв. А он улучил минуту, юркнул в кусты и кубарем полетел вниз. Он знал, куда летит, знал, что там внизу не камни, а мягкая лужайка, – не раз при ярком солнышке он потехи ради скатывался с этого обрыва. Так он от них и удрал – и прямо к своему ослу...

Слова Черкеза произвели сильное впечатление на Кулы-ага.

–Да-a, видал, чего в двенадцать-то лет натворить можно! – с завистью произнёс старик. – А мне вот уже восемьдесят второй пошёл... – прибавил он со вздохом. – Ну, ты молодец, парень! Чтоб твои уши и глаза всегда были такими чуткими и зоркими...

–Кулы-ага, посоветуй, что мне теперь делать? – попросил Черкез.

Кулы-ага просто сознался:

– Для таких сложных вопросов, сынок, голова моя уже слаба. Спросил бы ты меня что-нибудь насчёт жатвы или косовицы... Думается мне всё же, что надо тебе поспешить в село – там народ поднимать. Только смотри не попадись опять этим в лапы.

Черкез и сам уже пришёл к такому решению. Ударив ослика пятками в бока, он ткнул его палкой в шею и покатил вниз.

И снова в тишине ночи зацокали копыта по каменистой тропке, и луна, поднявшаяся уже на высоту пики, отбросила на склон холма длинную скользящую тень мальчика верхом на осле.

У. Опять встретились

Ну и ночка! Да, не раз будет Черкез вспоминать эту ночь.1 Никогда ещё за всю его недолгую жизнь не приходилось ему переживать такого. Уже немало натерпелся он страху и, подъезжая наконец к родному селу, никак не думал, что эта ночь готовит ему новую неожиданность.

У окраины уснувшего села (время-то, верно, уже подходило к полуночи) ослик, переходя вброд ручей, остановился и жадно припал к воде. Все понукания оказались напрасными, и Черкезу, несмотря на овладевшее им нетерпение, пришлось дать другу напиться. Пока ослик утолял жажду, Черкез смотрел в прозрачную, серебристую воду ручья, в которой, чуть колыхаясь, отражалась луна. Потом он поднял голову и окинул взглядом село. Оно лежало перед ним тёмное, притихшее, и только в самом крайнем, стоявшем на отшибе домике светился огонёк. Это был домик Черкеза.

«Значит, отец дома, – обрадовано подумал Черкез. – Верно, мать кормит его ужином. Мы с ним сейчас сразу поедем на заставу. Я сведу пограничников на то место, где прятались

чужие. Пограничники пойдут по следам и поймают их. Далеко-то тем не уйти – они не знают дороги».

Напившись, ослик фыркнул, отряхнулся и зашагал дальше.

...Привязав осла во дворе, Черкез взбежал на крыльцо, распахнул дверь и замер на пороге.

На столе горела лампа, мать стояла возле печки, а на скамейке у стола сидел человек в шапке. При появлении Черкеза он встал. У него был огромный подбородок, и даже при тусклом свете лампы бросался в глаза глубокий шрам, рассекавший левую бровь...

Мать бросилась к Черкезу:

–Сынок, где ж ты был так долго? Уж я чего только не передумала!.. Сердце совсем изболело, словно в него щепку воткнули... Ну, садись скорей, поешь. Тут к нам гость пришёл – с важным каким-то поручением едет, да сбился с пути. Сейчас я вас накормлю обоих... Да где же ты пропадал, скажи?

Первой мыслью Черкеза было, что неизвестный убьёт и мать и его самого, стоит ему хоть чем-нибудь выдать себя или дать понять матери, что этот человек – враг. И врать нельзя: это заставит насторожиться. И Черкез ответил как ни в чём не бывало, словно уже и позабыл о недавней встрече или не придал ей значения, а может, и не узнал в госте чужого человека, которого случайно повстречал ночью в горах!

–Осла потерял. Бился, бился, насилу нашёл!.. Ой, мама, давай скорее есть, прямо помираю с голоду! – И Черкез шагнул к столу.

Свет лампы упал на его лицо, и мать всплеснула руками:

–Сынок, где это ты так расцарапался? И рубаху порвал!

–Говорю тебе, осла искал! Забрался он в самые заросли, – буркнул Черкез, сел и с жадностью принялся уписывать хлеб, ни на кого не глядя.

–Как же ты его упустил? Чудно! – сказала мать.

–Так это ты, значит, осла звал? – с расстановкой проговорил гость, и в голосе его Черкезу отчётливо послышалась угроза.

Мать посмотрела на сына, потом на гостя и на минутку задержала на нём взгляд:

–А ты что стоишь, гость? Садись, сейчас горячего подам.

Она довольно долго возилась у печки, потом поставила на стол миску, налила две тарелки супу. Черкез, беря у матери тарелку, поглядел ей прямо в глаза. Говорить он не мог и» всё вложил в этот взгляд. Мать, казалось, хотела что-то спросить, но промолчала и только едва приметно покачала: головой.

Гость молча хлебал суп.

В комнате было тихо. Мать стояла прислонившись к печке, сложив на груди руки и поглядывала то на сына, то на гостя. Все трое молчали.

Первым заговорил чужой:

–А ты, малый, я вижу, храбрец. И не боишься ночью по горам один ездить?

Черкез невнятно пробормотал что-то, уткнувшись в свою тарелку.

Мысли вихрем проносились в его голове, но он не мог принять никакого решения. Побежать разбудить соседей? А если этот погонится и убьёт? А мать? Она может броситься за ними, и тот убьёт и её. Нет, нельзя действовать опрометчиво. Черкез в этом уже убедился там, в горах. Если бы он мог дать матери хоть какой-то намёк! Она бы вышла, будто невзначай, за чем-нибудь и позвала бы соседей. Но как это сделать, чтобы не заметил тот?

–А чего бояться-то! – ответил он гостю. – В горах у нас тихо, спокойно. Злых зверей нет. Злых людей – тоже. – Черкез

украдкой бросил на мать быстрый взгляд. – Волки, шакалы – это известные трусы. Правда, в прошлом году, помнишь, мама, поймали у нас в горах какого-то бандита... – Черкез заметно оживился; он даже перестал есть и повернулся к матери:—Вот страшилище-то! Помнишь, мама? Огромный, кудлатый! А конь у него – ну прямо с дом...

За спиной Черкеза скрипнула скамейка, и, обернувшись, он увидел, что гость поднимается из-за стола. «Верно, я переборщил. Догадался он!» – замирая от страха, подумал Черкез.

–Ну, спасибо за угощенье, хозяйка. Пойду, – сказал гость. – Ты мне позволишь взять этот хлебец на дорогу?

Поняла ли мать Черкеза скрытый в словах сына намёк или по какой-нибудь другой причине, но только она сказала поспешно:

–Да куда ж ты ночью пойдёшь? Заночуй у нас. Я к утру два тамдыра хлеба тебе напеку. А это что за хлеб – корки одни. Весь хлеб, что был в доме, я на поле отправила...

–Ничего, и этот сойдёт, – сказал гость, засовывая чурек за пазуху. – А задерживаться мне никак нельзя – срочное задание. К утру-то я уже на месте должен быть... Так эта дорога через село куда, ты говоришь, ведёт?

–Погоди, погоди, мы сейчас хлеба достанем, – не отвечая на вопрос, сказала мать. – За хлебом пришёл, а без хлеба уходишь – неладно это... Ну-ка, сынок, беги живей к соседям, займи у них.

Черкез нерешительно приподнялся со стула – ему было страшно оставить мать одну с этим бандитом, – но волосатая, хорошо ему знакомая рука легла на его плечо.

–Сиди, – сказал гость. – Нечего людей зря беспокоить. Обойдусь. Будь здорова, хозяйка!..—Рука его сильно сдавила плечо Черкеза, и он прибавил: —А ты, малый, смотри осто-

рожнее ходи по горам. Не ровён час, всё может случиться. Будем вот ловить бандита, как бы тебя по ошибке не подстрелили!

Гость вышел за порог.

Черкез и мать на мгновение замерли на месте, глядя друг на друга широко раскрытыми глазами.

За окнами раздался заливистый собачий лай. Черкез бросился к двери, распахнул её и выскочил на крыльцо. Лай раздавался с левой стороны.

Черкез поглядел туда и в неярком свете луны увидел тёмную фигуру, метнувшуюся через дорогу.

– Я побегу к Сазаку, мама! – крикнул Черкез и скатился с крыльца.

VI. Высокая похвала

Сазак, секретарь комсомольской организации, жил на другом конце села. Черкез для сокращения пути помчался к нему напрямик. Преследуемый неистовым собачьим лаем, он перескочил через арык, птицей перелетел через какой-то дувал, перемахнул через огородные грядки и что было мочи заколотил кулаком в дощатую дверь.

«Два раза был у меня в руках этот бандит – и упустил я его! Эх, саманная голова!» – с отчаянием думал Черкез, совершенно забыв о том, что не столько бандит был у него в руках, сколько он сам был в руках у бандита.

К счастью, Сазак оказался дома. Выслушав сбивчивый рассказ Черкеза, он быстро натянул на босые ноги сапоги, вывел из-под навеса своего ослика, и, взобравшись к нему на спину вдвоём, они погнали его на пограничную заставу. Сазак знал туда дорогу, а так как путь их лежал.мимо дома Черкеза, тот, для облегчения сазаковского ослика, пересел по дороге на своего.

Молодой капитан, начальник погранзаставы, выслушав сообщение Черкеза, тотчас отрядил трёх пограничников с собакой в село. Собака должна была повести их по следу человека, который заходил в дом матери Черкеза. Сам же капитан с двумя пограничниками и Сазаком, взяв ещё одну собаку, направился в горы – туда, где прятались ночью неизвестные. Нужно ведь было захватить и тех двух. Черкез на своём ослике указывал путь.

О нарушении границы на погранзаставе было уже известно и поиски велись не первый день, но след нарушителей был потерян. Однако теперь начальник не сомневался, что преступники сегодня же будут у него в руках. Со стороны границы путь им был отрезан. Да, кстати сказать, Черкез, зовя во всё горло своего осла, тоже потрудился недаром. Его крик был услышан.

Нижней тропой через ущелье проходили двое пограничников. Они услыхали пронзительный детский крик, потом какой-то неясный шум, после чего всё стихло. Пограничники вскарабкались вверх по склону, прошли по верхней тропе, обшарили кусты, заметили какие-то следы, но никого не обнаружили.

Покричали – никто не откликнулся. Это показалось им подозрительным. По голосу они поняли, что кричал не взрослый, а мальчик. Но если бы на него напали дикие звери, он кричал бы иначе. Всё это было очень странно, и один из пограничников, оставив своего товарища продолжать поиски, побежал на богарное поле за лучшим следопытом и знатоком этих гор – отцом Черкеза. Теперь они тоже принимали участие в поисках.