Текст книги "От варягов до Нобеля. Шведы на берегах Невы"

Автор книги: Бенгт Янгфельдт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Новая церковь

Вопрос о постройке нового церковного здания обсуждался еще в 1830-е годы в связи с празднованием 200-летия основания шведской церкви в Ниене. Однако эти планы были осуществлены гораздо позже. В 1861 г. графу Армфельту удалось добиться от русских властей займа в 150 тысяч рублей серебром на условии погашения его частями в течение тридцати семи лет. Проектирование здания было возложено на тридцатипятилетнего архитектора Карла Андерсона, родившегося в Стокгольме, но выросшего и получившего образование в Петербурге (о нем подробнее см. в главе «Живописцы и архитекторы»).

Закладной камень был положен в воскресенье 28 июля 1863 г. по завершении литургии. Текст на медной табличке, положенной вместе с закладным камнем, гласил:

«Закладной камень Евангелическо-Лютеранской церкви шведского прихода во имя Св. Екатерины заложен в достославное правление Его Императорского Величества Александра II 28 июля/9 августа 1863 г.

Попечитель церкви:

Министр Статс-секретарь по делам Великого Княжества Финляндского Действительный Тайный Советник Граф Александер Армфельт.

Пастор прихода Консисториальный советник Доктор Густав Фредрик Сандт.

Архитектор Карл Андерсон».

Старое церковное здание постройки 1769 г. стояло в Шведском переулке, а новое возвели на Малой Конюшенной улице. Оно было завершено в конце 1865 г. Одновременно на углу Малой Конюшенной и Шведского переулка был сооружен новый приходской дом, тоже по чертежам Андерсона.

Поскольку внутреннее убранство (и частично также фасад) церкви подверглось разрушениям с тех пор, как в 1930-х годах здание было переоборудовано под спортивные залы, приходится обратиться к свидетельствам современников-очевидцев, чтобы получить представление о том, как церковь выглядела в день ее освящения. Вот описание церкви Св. Екатерины, помещенное в 1871 г. стокгольмской газетой «Forr och nu» («Прежде и теперь»):

«Церковь выстроена вплотную к таким же большим, как она сама, домам (это принадлежащие приходу школы, приюты и т. д.), которые стоят по обе стороны от нее. Лишь стоя напротив церкви, можно охватить всю ее взглядом и осознать, насколько же она прекрасна.

Внутренность церкви, начиная от поистине великолепного вестибюля, выдержана в византийском стиле. Он повсюду прост и чист, лишен всяких излишеств и вычурности, однако не создает ощущения пустоты. Все деревянные части окрашены под дуб. Колонны по обе стороны широкого, выстланного коврами прохода, ведущего от входных дверей прямо к алтарю, отлиты из железа, но покрыты составом, удивительно напоминающим гранит. Запрестольный образ изображает Христа на кресте и плачущих у его ног женщин…»

Запрестольный образ, выполненный эстонским художником Иоганном Кёлером (1826–1899), являлся авторской копией запрестольного образа, написанного для одной эстонской дворцовой церкви. Оригинал, сразу прославивший художника, был куплен для петербургского Музея Александра III (ныне Государственный Русский музей).

Рисунок церкви Св. Екатерины, выполненный Робертом Хаглундом и помещенный в иллюстрированной газете «Прежде и теперь» в 1871 г.

Через десять лет после освящения церкви на средства Женского общества был куплен новый орган, а в 1890 г. в церкви произвели ремонт. Прежнее внутреннее убранство сохранили, но внесли и новшества: над алтарем и хорами поместили «утешающие и ободряющие слова Божии», а в ризнице повесили начищенные памятные доски о посещениях церкви шведскими королями.

В том же году, когда шведская общественность смогла прочесть в газете «Прежде и теперь» о церкви Св. Екатерины, ее и школы посетил император Александр II. Пока церковные школы работали, то есть до весны 1918 г., одна стена была украшена надписью на шведском языке: «3 декабря 1871 г. Его Величество император Александр II осчастливил шведскую школу Св. Екатерины Своим Высоким посещением». Спустя несколько лет, в 1875 г., в церковь и школы нанес визит король Швеции и Норвегии Оскар II. И это посещение было отмечено памятной доской.

Густав Сандт скончался в конце января 1881 г., пробыв пастором прихода почти полвека. Через месяц с небольшим на Екатерининском канале, в каких-нибудь сотнях метров от шведской церкви, был убит Александр II; это событие обозначило начало новой эпохи в истории как России, так и прихода. О ней речь пойдет ниже, см. главу «Великолепный Херман Каянус».

Граф Готландский и граф Хага

После осуществленного Густавом III в 1772 г. государственного переворота, который, укрепив королевскую власть в стране, решительно ослабил значительное прежде влияние российского двора на шведскую внутреннюю политику, король искал удобного случая лично убедить императрицу Екатерину II в том, что его революция не была направлена против интересов России. Через пять лет он нашел подходящую возможность, чтобы, как сам писал в своем дневнике, «устранить все худые и неблагоприятные впечатления, которые враги моего государства старались внушить ей обо мне, и полностью изгладить чувство горечи, посеянное в ней памятным днем 19 августа 1772 года». Летом 1777 г. Густав отправился в Петербург встретиться с Екатериной – императрицей, которая была не только матерью всех русских, но и его собственной кровной кузиной: отец Густава – Адольф Фредрик – был братом матери Екатерины – Иоганны Элизабеты Ангальт-Цербстской.

Густав хотел бы быть приглашенным Екатериной и по дипломатическим каналам делал все для того, чтобы это произошло. Однако императрица, по внешнеполитическим соображениям не заинтересованная в визите шведского короля, передала через своего министра в Стокгольме, что летом, вероятно, будет в отъезде. Но дело зашло уже так далеко, что Густаву было поздно менять планы. В апреле российский двор был извещен о намерении короля инкогнито прибыть в Петербург в сопровождении маленькой свиты: король намеревался поселиться у шведского министра Юхана Фредрика фон Нолькена и просил не устраивать никаких сколько-нибудь значительных церемоний, которые могли помешать его доверительному общению с императрицей. После того как вопрос таким образом был решен шведской стороной, императрица передала Густаву, что рада будет видеть его в Петербурге.

Чесменская церковь, закладной камень в основание которой положил Густав III. Она возведена по проекту Юрия Фельтена и является одним из немногочисленных в Петербурге зданий в готическом стиле

«Приезд короля воспринимается здесь как сенсация», – записал в своем дневнике французский временный поверенный в делах барон де Корберон, но одновременно отметил, что императрица не особенно обрадована этим визитом, который обойдется ей в кругленькую сумму: «Наша добрая дама становится прижимистой».

Густав выехал под именем графа Готландского – псевдонимом, который не претендовал на то, чтобы ввести кого-либо в заблуждение; он был принят по-королевски, хотя императрица старательнейшим образом считалась с его инкогнито. Густав прибыл в Петербург 5(16) июня – разница между юлианским и григорианским календарями в XVIII в. составляла 11 дней – и оставался в российской столице ровно месяц, покинув ее 5 (16) июля. (Далее все даты приводятся по старому стилю.)

Рано утром 5 июня пришедшая из Свеаборга галера «Серафим» бросила якорь у Кронштадта.

Вот как поэтично описывает король в своем дневнике первые впечатления от края, который некогда был шведским и который он, Густав, спустя десять лет попытается вернуть себе силой оружия: «В это мгновение взошло солнце, и прекрасная погода, а также удивительный вид на Кронштадт с обширного, заполненного лесом корабельных мачт моря, вход в петербургскую гавань, Финляндская сторона, Стрельна и Петергоф создавали красивейшую перспективу, какую только можно себе представить».

Последний отрезок пути до столицы король со свитой проделали в каретах. Густав стремился скорее вперед, и поездка водой при встречном ветре казалась ему слишком медленной. Слух о приезде короля распространился по столице, и около дома шведского министра уже стояла в ожидании большая толпа народа.

«Взаимные излияния теплых родственных чувств»

Граф Готландский прибыл в Петербург в 8 часов утра и уже спустя три часа нанес визит российскому министру иностранных дел графу Панину. Для него визит явился полной неожиданностью – он ожидал фон Нолькена и полагал, что тот придет один. Панин только-только встал с постели, и на голове у него еще был ночной колпак, когда министр представил ему облаченного в каролинскую униформу короля. Граф пришел в совершенное смущение, поняв, кто стоит перед ним. Он одной рукой поприветствовал короля, однако не мог приподнять ночной колпак, поскольку тогда сползли бы поддерживаемые другой рукой штаны. «Ах, – сказал он фон Нолькену, – ну и шуточку вы со мной сыграли!» – «Меня не удивляет замешательство вашего превосходительства, – ответил министр, – но бывают гости, которым не посмеешь ни в чем отказать».

Этот эпизод отражен в дневнике, который король вел на французском языке, но перестал вести после визита к Панину – поняв, возможно, что апофеоз повествования уже достигнут.

После того как Панин опомнился достаточно, чтобы избавиться от колпака и облачиться в панталоны, он на протяжении часа беседовал с королем и фон Нолькеном и позднее в тот же день обедал с королем. После полудня Густав в обществе министра иностранных дел отправился в царскосельский дворец, где пребывала императрица. Назавтра король писал своему брату герцогу Карлу: «Я надел русский орден, который надлежит носить при каждой встрече с императрицей». Находясь в городе, он сохранял свою «анонимность» и не носил никаких орденов.

Состоявшаяся встреча шведского короля и российской императрицы прошла, как написали «Санкт-Петербургские ведомости», «при взаимных излияниях теплых родственных чувств». Эта оценка подтверждается письмом к герцогу Карлу, в котором Густав сообщает, что императрица весьма обходительна и что «сама она еще лучше молвы о ней». Екатерина пообещала уважать инкогнито короля во всем, что «не лишает ее удовольствия беседовать» с Густавом. После театрального представления, партии в шахматы и ужина время уже перевалило за полночь. «Если продолжение не уступит началу, – писал король брату, – то мне останется лишь поздравить себя с этим путешествием».

Плавка серебра и гравировка медалей

За время пребывания в Петербурге Густав неоднократно встречался и с императрицей, и с ее сановниками, но поскольку визит не был официальным, то король не был перегружен церемониалом и имел возможность ознакомиться с тем, что его интересовало. Это были учебные и культурные учреждения, созданные Екатериной в духе века Просвещения: Академия художеств и Институт благородных девиц в Смольном. Король также посетил Академию наук и несколько полков и военных учреждений. Разумеется, он не упустил случая как можно чаще бывать в театре.

Петербургская Академия художеств, возведенная в 1764–1788 гг. по проекту А. Ф. Кокоринова и Ж. Б. М. Валлен-Деламота. Обелиск справа – поставленный в 1799 г. памятник фельдмаршалу Петру Румянцеву. Гравюра начала XIX в. Королевская библиотека (Стокгольм)

Уже на другой день после посещения императрицы Густаву представилась возможность снова встретиться с нею – при закладке церкви Иоанна Пророка и Крестителя у Чесменского дворца, стоящего по дороге в Царское Село. Церковь возводили в память о победе русского флота над турками 1770 г., и королю была оказана честь положить закладной камень в основание храма. Архитектором его был Юрий Фельтен, который десятью годами ранее спроектировал здание церкви Св. Екатерины для шведского прихода.

При состоявшемся через несколько дней посещении Академии художеств король был принят ее президентом, действительным тайным советником Иваном Бецким. «Римские картины», «редкости, выточенные собственноручно Высокой Основательницей», «оригинальные картины кисти великих мастеров», рисунки и архитектурные чертежи – все было осмотрено и удостоилось монаршего одобрения. Королю были подарены золотые и серебряные медали Академии, а также несколько гравюр.

Уже два года в Петербурге работал Александер Рослин (см. главу «Живописцы и архитекторы»). Встречался ли Густав с ним в Академии художеств, неизвестно, но мы знаем, что в Петербурге они общались. В ту пору Рослин работал над портретом короля, который Густав предназначал для замка Грипсхольм, где портрет должен был занять место – и занимает ныне – рядом с портретом Екатерины кисти того же мастера. За время пребывания в российской столице Густав несколько раз позировал Рослину и по крайней мере однажды пригласил художника разделить с ним трапезу. «Вам надлежит знать, что вы всегда желанный гость за моим столом», – поприветствовал Густав Рослина, несмотря на то, что художник явился к обеду, когда он уже закончился.

После еще одной встречи с Екатериной Густав написал брату, что все идет в соответствии с его желаниями и императрица выказывает ему «все возможные знаки внимания и почета». О том, что сам Густав произвел сильное впечатление на окружение императрицы, следует из дневника барона де Корберона: «Король пользуется здесь большим успехом; его находят весьма любезным и имеют для этого все основания». Императрица обходилась с кузеном «превосходно» и интересовалась, как долго он намерен оставаться в Петербурге. «Так долго, как смогу, но не столь долго, как хотелось бы», – последовал ответ.

После нескольких визитов к императрице (в Петергофе и Зимнем дворце) король, сопровождаемый князем Потемкиным и графом Румянцевым-Задунайским, посетил Монетный двор в Петропавловской крепости. Здесь Густав, по сообщению стокгольмской «Larda Tidningar» («Ученой газеты»), наблюдал плавку серебра, гравирование медалей и осмотрел много механизмов для чеканки монет. В подарок он получил медали, выбитые прямо при нем. После полудня компания в шлюпке отправилась в императорское Горное училище. Здесь статский советник Нартов продемонстрировал «химические опыты, заводские модели»; здесь же королю преподнесли «редкия российския руды». Затем монарха препроводили к «сделанной рудокопной горе, на поверхности и во внутренности которой отправлялись обучающимися кадетами горные работы». По донесениям, король осыпал похвалами и Горное училище, и Монетный двор.

Кунсткамера – старейший в России музей, основанный в 1714 г. для собраний разного рода редкостей, которые царь Петр привез из своих поездок по Западной Европе. В одном из крыльев здания размещалась библиотека, в другом – музейные коллекции. В средней части находился анатомический театр, а в башне – так называемый Готторпский глобус. После пожара 1747 г. Кунсткамера была частично перестроена, а глобус перевезен в специальный павильон во дворе. В связи с празднованием в 1775 г. пятидесятилетия со дня основания Академии наук Кунсткамера была украшена, в частности, бюстами выдающихся ученых, столь понравившимися Густаву III. Раскрашенная литография 1822 г. Королевская библиотека (Стокгольм)

Философский век

Члены Академии наук – а некоторые из них являлись также членами родственной ей шведской Академии – в день ее посещения Густавом почтили короля: все они присутствовали там. Заседание вел директор Академии Сергей Домашнев, а началось оно с того, что секретарь ознакомил собравшихся с трудом естествоиспытателя Петера Симона Палласа «Общия примечания о составе гор и о переменах, произшедших на земном глобусе, прикосновенно к Российской империи».

Лист, изготовление которого граф Готландский в качестве высокого гостя сам наблюдал в типографии Академии наук. Королевская библиотека (Стокгольм)

После ознакомления с сообщением из Китая о грибе не известного ранее вида директор произнес речь о том, что «наш век» есть век «философский».

После собрания король осмотрел Академию. В Кунсткамере граф Готландский имел возможность увидеть «восковое изображение» Петра Великого, то есть известную «восковую персону» царя. В другом помещении королю продемонстрировали физические инструменты, а также китайские и монгольские редкости; потом монарх взял на себя труд взобраться по узкой лестнице под самую крышу, чтобы обозреть вид сверху.

В Минц-кабинете Густаву показали шведские монеты, некоторые с его собственным изображением. Директор подарил королю золотую медаль и жетон, отчеканенные по случаю 50-летнего юбилея Академии. Отсюда короля сопроводили в Кабинет минералов, где он с большим интересом осмотрел кусок самородного железа, найденный в Сибири в 1772 г. в ходе одной из академических экспедиций. Кусок этого железа был положен в позолоченную серебряную шкатулку с гербом Готланда и подарен королю.

В библиотеке Густав прочел несколько страниц из собственноручно написанного императрицей проекта нового собрания законов – одного из важнейших русских документов века Просвещения. Король получил печатное издание «Наказа» Екатерины II, несколько отпечатанных в академической типографии книг, а также план Петербурга. Затем обход был продолжен до знаменитого Готторпского глобуса, который после пожара был помещен в построенный во дворе специально для него павильон. Густав, с интересом осмотрев глобус снаружи, заявил, что хотел бы увидеть его и изнутри. В «Санкт-Петербургских ведомостях» читаем:

«Вдруг показалось, как будто бы земля отверзла свои недра.

Глобус разтворился и представил во внутренности сему вожделенному гостю питательныя земныя произведения.

Вокруг земной оси явился уготовленный завтрак, состоящий из плодов и прочаго. Великое изобилие цветов, коими вся внутренность глобуса была украшена, герб графа Готландскаго, из роз сплетенный, везде являющийся, созвездие Овна, которое есть главное знамение сего герба, особливо преукрашенное, представляло зрелище сколь приятное, столь и новое. Когда господин граф, все шведские господа, с ним бывшие, некоторые здешние и господин директор вошли в глобус, то сей последний просил гостей взять тут отдохновение и вкусить от даров, кои земля им приносит. Знаменитый путешествователь остановился тут с полчаса и при выходе изъявил в наиласкательнейших словах свое благоволение господину директору».

Портрет Густава III работы Александера Рослина – подарок шведского короля Смольному институту. Собрания Шведской академии. Фото Ёсты Гласе

Обход продолжался. Когда Густав входил в академическую типографию, там печатали лист гравюры, изображавший, к изумлению короля, его самого.

Король был доволен приемом в Академии наук, где, помимо всего прочего, мог насладиться осмотром бюстов выдающихся шведов – таких как королева Кристина, Карл фон Линней и химик Юхан Валериус. В знак своей высокой оценки увиденного он преподнес директору Домашневу золотую табакерку, а нескольким членам Академии – золотые медали, выбитые по случаю учреждения в 1775 г. Верховного суда Васа. Этой чести удостоились математик Леонард Эйлер-старший, упомянутый уже Паллас, а также уроженец Финляндии астроном Андерс Юхан Лексель.

Как королю удавалось все успеть, остается загадкой, но в тот же день он наблюдал военные и гимнастические упражнения сухопутных кадетов, вызвавшие у него «смешанное чувство удовлетворения и удивления». День завершился очередным посещением придворного театра.

Смольный и Иван Бецкой

24 июня граф Готландский посетил Смольный институт благородных девиц, куда отправилась и Екатерина, чтобы поздравить с именинами директора института тайного советника Бецкого. В институте был собственный театр, и воспитанницы исполнили французскую комедию, за которой последовал «очень забавный балет».

Портрет Ивана Бецкого работы Александера Рослина, созданный во время двухлетнего пребывания художника в Петербурге. Государственный Эрмитаж (Петербург)

В парке были возведены зеленые беседки, и там сыграли отрывки из других комедий и опер, в частности сцену из оперы Мармонтеля «Земира и Азор».

В роли чудовища Азора – заколдованного принца – выступила шестнадцатилетняя девушка Хрущова. Колдовство должно было быть снято, как только сорвут хорошо охраняемый цветок, посвященный доброму божеству. Едва цветок был сорван и прозвучало имя императрицы, маска была сброшена, и девушка Хрущова вновь явила свое красивое личико. Юная девчушка принялась было декламировать стихи во славу императрицы, но, сообщает газета, не смогла закончить чтение из-за душивших ее слез.

Для славного своей просвещенностью монарха такой институт, как Смольный, представлял, разумеется, особый интерес, и, судя по газетным репортажам, то был уже второй визит Густава в институт; согласно другим сведениям, он побывал там несколько раз. Король интересовался учебными занятиями и художественными работами воспитанниц, а также участвовал в их играх. По возвращении в Швецию он послал в институт свой выполненный маслом портрет с надписью: «Donne par GUSTAF III Roy de Suede. A la commun: te Imperiale des Dem: les nobles de Russie. 1777» («В дар от Густава III, короля Швеции. Российскому Императорскому пансиону благородных девиц. 1777»). Портрет до 1917 г. висел в музее Смольного института.

Кадетский корпус и Смольный институт стокгольмская «Ученая газета» описывает как «два учреждения с обширными и превосходными возможностями» для общего воспитания и образования, «этих надежных основ силы и блага всякого государства». Директором и корпуса, и института был граф Иван Бецкой – выдающийся педагог-просветитель и знаток искусств, происхождение которого, по всей вероятности, интересовало Густава – Бецкой был наполовину шведом. Его отец, князь Иван Трубецкой, был взят в плен в сражении под Нарвой 1700 г. и почти двадцать лет провел в Швеции как русский военнопленный; вместе с другим русским пленным он в 1718 г. был обменен на генерала Реншёльда. У Трубецкого в России были жена и дети, однако это не помешало некоей барышне Спарре (по другим сведениям – Вреде) родить ему в 1704 г. в Стокгольме сына.

В России мальчики, рожденные вне брака от знатных людей, часто сохраняли фамилию отца, но в усеченном виде, и поэтому Трубецкой стал Бецким (обычно пишется Бецкой, а иногда Бецкий). О юных годах Ивана Бецкого существуют противоречивые сведения, но, по его собственным словам, первоначальное образование он получил в копенгагенском кадетском корпусе. Затем он приехал в Париж, где будто бы находился в интимной связи с матерью Екатерины Великой, и ходили упорные слухи, что он – истинный отец императрицы. Скорее всего, это всего лишь миф. Что не является мифом – это выдающиеся карьера и положение Бецкого при дворе императрицы, где он, глубоко проникшись идеями французских энциклопедистов и Руссо с его последователями, на протяжении нескольких десятилетий был движущей силой едва ли не всех просветительских и образовательных проектов в России.