Текст книги "Слепая вера"
Автор книги: Бен Элтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
17
– Как насчет перекусить? – спросил Траффорд.
Кассий поднял глаза, и Траффорд улыбнулся. Целое утро он ждал этой минуты с алчным нетерпением, несмотря на опасность, которой был чреват предстоящий разговор. Их привычный офис вдруг превратился для Траффорда в хранилище секретов, захватывающе интересное место, где находились только три человека: он сам, Кассий и Сандра Ди. Все прочие, с точки зрения Траффорда, были не более реальными, чем мечущиеся на экранах перед ними герои компьютерных игр, которые помогали им скоротать долгие и бессмысленные рабочие часы.
– С удовольствием, – ответил Кассий.
– Слава Любви, – сказал Траффорд.
– Аллилуйя, – с готовностью подтвердил Кассий.
Теперь пришел черед Траффорда выбирать ресторан, и он пригласил Кассия в «Макдоналдс».
– Мы что-нибудь отмечаем? – осведомился Кассий.
«Макдоналдс» была самой старой и почтенной из многочисленных сетей общественного питания с отделениями во всех торговых пассажах и крупных универмагах. Основанная еще до Потопа, она функционировала и сейчас, в эпоху Истинной Веры, чем могли похвастаться очень немногие компании. Поэтому она обладала в глазах публики особым благородным шармом и стояла на голову выше конкурентов. Здесь не разрешалось обнажаться полностью, и лучшего, более аристократического места для того, чтобы отпраздновать крестины, солнцестояние или свадьбу, было не найти во всем городе.
– Да. Да, мы кое-что отмечаем, – ответил Траффорд, когда они везли свои маленькие тележки с едой к только что освободившемуся столику. – Сегодня я начинаю сопротивляться Храму.
– Чудесно, – обронил Кассий, принимаясь за очистку столика от стандартного мусора: объедков, пустых картонок и сопливых салфеток. – И как же вы собираетесь осуществить это благородное намерение? – спросил он в своей обычной манере, словно наставник бойцов кунг-фу из популярной видеоигры, хотя Траффорд и сомневался, что он перенял этот стиль поведения именно оттуда.
– Я хочу последовать вашему совету, – сказал Траффорд.
Он произнес это внятно и громко, с чувством внутреннего облегчения. Еще один секрет, еще один акт неповиновения, на сей раз такой, который может отнять у Храма очередную плененную им душу.
Выражение лица Кассия не изменилось. По-прежнему улыбаясь, он раскрыл принесенные картонки с едой и откусил от гамбургера. Это на мгновение согнало улыбку с его губ, но он тут же приклеил ее обратно и стер с подбородка липкий сладкий майонез.
– А ваша жена согласна? – спросил он, прежде чем пробормотать себе под нос: – Идиоты, они даже в майонез напихали сахару.
– Нет, Чантория мне запретила, – с вызовом ответил Траффорд. – Но я все равно на это пойду.
– Если нас поймают, вас закидают камнями или сожгут, – сказал Кассий. – Впрочем, вы и сами знаете.
– Я потерял ребенка. Больнее этого уже ничего быть не может.
– Легко сказать, но представьте себе, как языки пламени лижут вам ноги. Если под пыткой вы получите шанс спастись, принеся в жертву то, что любите, разве вы от него откажетесь?
– Наверное, не откажусь… но, к счастью, мне предлагают выбирать в другом порядке. Во всяком случае, пока я готов рискнуть.
Некоторое время они оба жевали в молчании, под гул сотен голосов, обсуждающих еду, животрепещущие новости из жизни звезд и последние декреты Храма.
– Так вы не против? – спросил Траффорд. – Вы сделаете прививку моей дочери?
– Конечно.
– Несмотря на несогласие моей жены?
– Если бы я мог, я делал бы детям прививки даже против воли обоих родителей, точно так же как попытался бы спасти ребенка, если бы ему приставил нож к горлу его собственный отец. Тут не о родителях надо думать, а о детях. Спасать их – мой долг. Я же вам говорил, это моя вера.
– Вакцинаторы верят в Бога?
– Некоторые верят. Многие – нет. Это не требуется. И уж, во всяком случае, среди нас нет почитателей того Бога, каким его изображает Храм: злобного, мстительного, безнадежно оторванного от реальности и непоследовательного существа, у которого хватает времени и охоты лезть в душу каждому человеку и выслушивать его молитвы и который тем не менее убивает и калечит всех без разбору.
Его последние слова утонули в оглушительной музыке. За соседним столиком собралась шумная компания, празднующая чьи-то именины, и несколько ее членов решили порадовать своими любимыми песнями весь ресторан. Перед каждым из гостей уже стояло по огромному стакану со взбитыми сливками, посыпанными леденцовой крошкой, а кто-то под восторженные крики и восклицания открывал большие сумки, чтобы извлечь оттуда дополнительные килограммы сластей. Интерактивные воздушные шары, когда по ним хлопали ладонью, пели «Ура, Звездочет, тебе уже пятьдесят!», а на большом плоском экране воспроизводились громкие пространные видеопоздравления тех, кто не смог явиться на торжество лично. Все это вкупе с той какофонией, которая и раньше наполняла зал, сделало шум в ресторане почти невыносимым.
– Как мы это устроим? – прокричал Траффорд Кассию, хотя тот находился не больше чем в полуметре от него.
– Мне надо разобраться, какие вакцины я смогу достать и когда, – ответил Кассий, тоже напрягая голос до предела. Странно было вести такой опасный разговор на уровне крика, но Траффорд понимал, что их едва ли подслушают, а если даже и запишут через микрофон, то все равно потом ничего не разберут. – Малыши чем только не болеют, – продолжал Кассий. – Одним уколом от всего не спасти. Но что сможем, то сделаем.
– А где вы берете вакцины?
Как раз в это мгновение шум неожиданно стих. Траффорду повезло. Если бы он заговорил хоть на долю секунды позже, страшное слово «вакцины» прозвучало бы в относительной тишине – и кто знает, к чему бы это привело!
Минутная пауза в общем гаме объяснялась тем, что дежурный администратор попросил компанию, отмечающую именины, слегка сбавить обороты, поскольку в непосредственной близости от нее справлялись поминки. Сначала гости категорически отказались, заявив, что они заплатили за свою еду и что они не хуже всех остальных и имеют столько же прав делать все что им угодно и где им угодно, как и другие свободные граждане. Однако когда администратор сообщил, что их соседи поминают умершего ребенка, друзья Звездочета, поворчав, согласились вести себя потише.
Разумеется, постепенно шум снова начал усиливаться, но на некоторое время Траффорд с Кассием получили возможность говорить не надсаживаясь.
– Существует целая сеть, – сказал Кассий, отвечая на вопрос Траффорда. – Одни лекарства синтезируются на кухнях, превращенных в лаборатории, или здесь, в Лондоне, или за городом. Другие тайно привозят из-за границы. Североевропейские страны, входящие в Блок Истинной Веры, смотрят на эти вещи чуть либеральнее, чем принято у нас. В Скандинавии вакцинация вообще не была запрещена законом, но пятнадцать лет назад давление со стороны Большого Союзника положило этому конец. Тут вот какая логика: нет веры – нет и ядерного прикрытия, так называемого военного зонтика, а при том что больше половины мира затоплено и все тамошние жители очень хотят перебраться к нам, без военного зонтика не обойдешься, ведь так? Точнее было бы сказать, без военных сапог.
В этом месте разговор снова прервался, потому что на их столик навалился задом какой-то здоровенный кутила из соседней компании, весь и татуировках. Столик был привинчен к полу, но содрогнулся под тяжестью двух гигантских, практически голых волосатых ягодиц, которые, рухнув на него, расползлись по пластиковой поверхности и даже слегка раздвинули в стороны картонные стаканы Траффорда и Кассия с молочным коктейлем. Все друзья именинника снимали происходящее на мобильные телефоны, и этот гость пытался отойти подальше, чтобы увеличить обзор своей видеокамеры. Казалось, видеосъемка – основное занятие этих весельчаков, если не считать еды. Можно было подумать, что они и собрались-то лишь ради того, чтобы запечатлеть свое сборище на электронных носителях.
Траффорд с Кассием сидели тихо. Они не стали упрекать человека, который вторгся в их личное пространство и буквально уселся на их обед. С каждым днем в Лондоне становилось все теснее, нервы у горожан были взвинчены, и они разделились на две вполне определенные группы: тех, кто постоянно искал возможность затеять свару, и тех, кто старался замять любой конфликт в зародыше. Как и прочие любители спокойной жизни, Траффорд давно уже понял, что люди, которые наиболее рьяно отстаивают свое право делать все, что им вздумается, никогда не упустят шанса обвинить в неуважении людей, которые пытаются отстоять свое право на то, чтобы им не мешали люди, делающие все, что им вздумается. Было ясно как дважды два, что любое замечание в адрес человека, сидящего на их столике, не вызовет ничего, кроме праведного гнева, обвинений в неуважении и, возможно, вспышки насилия. Поэтому Траффорд и Кассий не сговариваясь решили подождать, пока он уберется сам.
Но тех, кто ищет скандала, трудно остановить пассивной обороной, и незваный гость, похоже, заподозрил в их молчании намек на пресловутое неуважение.
– Вам чего, не нравится, что я тут сижу? – раздраженно спросил он, пытаясь развернуть верхнюю часть своего могучего торса так, чтобы очутиться с ними лицом к лицу.
– Нет-нет, что вы, – быстро ответил Кассий.
– Потому что если у вас какие-то проблемы, можем разобраться с ними прямо здесь. Понятно, о чем я?
– Абсолютно никаких проблем. У вас праздник, чувствуйте себя как дома.
– Потому что мне надо отойти с этой долбаной камерой, – пояснил человек, уже понимая, что желанная драка вряд ли завяжется, но еще не потеряв последней надежды.
– Конечно. Пожалуйста, не стесняйтесь. Вы нам вовсе не мешаете, – заверил его Кассий. – Мы можем перейти за другой столик, если вам так удобней.
– Ладно. Рад, что все утряслось, – сказал человек и отвернулся, чтобы продолжить съемку.
Кассий с Траффордом мирно сидели, дожидаясь, пока он уйдет. Имея перед глазами огромную полуголую задницу, они просто не могли вести беседу на какую бы то ни было тему. Все, что им оставалось, – это сидеть и смотреть, как пот ручейком сбегает в ложбину пониже спины незнакомца и, просочившись сквозь его коротенькие атласные шорты, снова появляется на столе, образуя там лужицу, в которой потихоньку намокают их картонки с едой.
Наконец, едва не сломав отчаянно заскрипевший столик, человек поднялся, чтобы вернуться к друзьям. Напоследок он громко пукнул, несказанно позабавив этим всю свою компанию.
– Приятного аппетита, – пошутил он.
Траффорд и Кассий через силу улыбнулись.
Если бы они покинули ресторан или сменили столик, это наверняка повлекло бы за собой обвинение в неуважении. В конце концов, незнакомец имел полное право страдать метеоризмом, а кроме того, ни один закон не запрещал пускать ветры в общественных местах.
Вскоре неприятное впечатление рассеялось, и Кассий с Траффордом возобновили свой диалог о жизни и смерти – диалог, который мог означать жизнь для дочери Траффорда и смерть для них с Кассием.
– Кто готовит сыворотку? – спросил Траффорд.
– Химики. Люди, которые тайно изучают запрещенную науку.
– Разве не любая наука запрещена?
– Не смешите. Конечно, нет. То, что осталось от нашей страны, функционирует благодаря науке. Она откачивает из метро воду, она приводит в движение поезда и автобусы. Она консервирует продукты, она снабжает нас микроволновками и холодильниками.
– Понимаю. Вы имеете в виду мудрость.
– Нет, я имею в виду не мудрость, – кисло ответил Кассий. – Мудрость всегда отражает чье-то мнение, чью-то точку зрения на вещи. А наука занимается фактами. Храм называет мудростью те обрывки науки, которым учит ради своих собственных целей. Но это всего лишь очередной обман.
– Наука, мудрость – какая разница? – спросил Траффорд. – Это же просто слова.
– Да, слова с абсолютно разным значением. Мудрость субъективна. Наука объективна. Неужели вы не понимаете, насколько это важно? Наука не имеет никакого отношения ни к вере, ни к чувствам. Науку интересует то, что можно выяснить путем наблюдений и умозаключений, то, что можно доказать.
– Да-да, конечно. Я понимаю, – с азартом подтвердил Траффорд.
Он был увлечен, даже взволнован. Все, что говорил Кассий, впрямую перекликалось с его тайными мыслями, которые ему еще никогда и ни с кем не приходилось обсуждать.
– Беда Храма и его прислужников из правительства в том, что наука им нужна, – продолжал Кассий. – Хоть они и заявляют, что все, открытое в Допотопную эру, заслуживает презрения, на самом деле они целиком зависят от этих знаний. Тут и операции, которые навязываются женщинам, и техника, которая позволяет удерживать в воздухе уцелевшие самолеты и обрушивать на головы иноверцев ракеты со взрывчаткой, и химикалии, с помощью которых выращивается и хранится эта дрянь, наша еда, а в первую очередь – микротехнологии, обеспечивающие круглосуточный поток бессмысленной информации, в которой нас топят. И все это плоды трудов того самого интеллектуального сообщества, которое они презирают и осуждают, того, которое когда-то разработало вакцины и помогло человеку попасть на Луну…
На этом месте Траффорд прервал его монолог.
– Вы правда верите, что люди когда-то побывали на Луне? – с изумлением спросил он.
Так называемые полеты на Луну были для Храма излюбленным примером тех лживых мифов, которыми изобиловала Допотопная эра. По его словам, их сфальсифицировали в съемочном павильоне с единственной целью: показать, что человек умнее Бога.
– Полеты на Луну – реальность, – твердо сказал Кассий.
– В это трудно поверить, – возразил Траффорд, которого вдруг одолели сомнения. – Разве это возможно – ходить по Луне? Летать в космосе?
– А почему же нет? Что вас смущает? В руках у того идиота, который испортил нам воздух, было устройство, способное с идеальным качеством записывать звук и изображение и мгновенно передавать их через интернет в самые отдаленные уголки планеты. В это вам поверить не трудно? Мне трудно. Самый дешевенький детский мобильник – продукт технологий во много раз более сложных, чем те, что перенесли человека на Луну. Для этого требовалось только использовать гравитацию и провести элементарные баллистические расчеты.
Глаза Траффорда были широко раскрыты. То, что говорил Кассий, противоречило всему, что он знал.
– Но гравитация – это же сила, которая притягивает все предметы к Земле, – нерешительно возразил он. – Разве можно использовать ее для того, чтобы попасть на Луну?
– Гравитация, – ответил Кассий с плохо скрытым нетерпением, – это сила, которая притягивает все ко всему. У Земли нет монополии на гравитацию, потому что она отнюдь не находится в центре вселенной.
– Вы правда так считаете?
– Разумеется. У вселенной вообще нет центра. Подобно всему прочему, что существует на свете, Земля висит посреди времени и пространства, а гравитация окружающих небесных тел как раз и удерживает ее на своем месте.
Потрясенный той легкостью и уверенностью, с какой Кассий сделал это святотатственное утверждение, Траффорд тихо сказал:
– Я хочу знать то, что знаете вы. Хочу понять. Не могли бы вы…
– Тут все зависит скорее от вас самого, чем от меня. Заставить человека что-то понять нельзя, точно так же как нельзя заставить его по-настоящему верить. В отличие от Храма, который предпочитает не убеждать, а принуждать, люди моей профессии только убеждают, но ни в коем случае не принуждают. Если я не смогу убедить вас в том, что знаю, с помощью рациональных доводов, тогда мои знания не будут иметь никакой цены.
– Это закон вакцинаторов?
– Я принадлежу к более широкому кругу. Мы все – сторонники разума.
Несмотря на сильную жару, по спине у Траффорда пробежал холодок. Ведь именно к разуму апеллировал он сам, пытаясь убедить Чанторию в необходимости сделать прививку Мармеладке Кейтлин.
– Я… я тоже хочу быть сторонником разума, – сказал он.
– Минуту назад вы не могли поверить в то, что люди когда-то высадились на Луне.
– Нет-нет. Я могу поверить. Теперь я верю!
– Нам, гуманистам, все равно, во что вы верите. Нам важно то, что вы понимаете.
– Так помогите мне понять. Я хочу понять. Я тоже хочу стать этим, как его…
– Гуманистом.
– Да. Гуманистом. Не знаю, что это такое, но я хочу им стать.
– Зачем?
– Затем, что в жизни должно существовать что-то большее, и я знаю, что этого не найти снаружи, по крайней мере в этом ужасном, перегретом, полузатопленном муравейнике, который мы называем городом, а значит, надо искать внутри. Я хочу исследовать новые миры и знаю, что они могут быть только у меня в голове.
– Что ж, тогда нам, пожалуй, стоит как-нибудь побеседовать снова. А пока надо позаботиться о безопасности Мармеладки Кейтлин.
– К каким лекарствам у вас сейчас есть доступ? – спросил Траффорд.
– Лекарствами я не занимаюсь. Моя задача – не лечение, а профилактика. Я занимаюсь вакцинами. Понимаете разницу?
– Да, конечно. Конечно, понимаю.
– Это хорошо, потому что слова имеют значение, Траффорд. Без них не может быть ясности мысли. Логики. Точности. И главное – понимания. Вы ничего не поймете, если слова для вас ничего не значат.
– Да-да, понятно. Все правильно. Так какие у вас есть вакцины?
– Вам повезло. Наш брат нынче неплохо обеспечен. Я могу защитить вашу дочь от того, что называется сыпучкой, мертвым кашлем, чертовой тряской, мокроязвенницей и окостенением, а раньше называлось корью, коклюшем, менингитом, оспой и столбняком.
– И когда это можно будет сделать?
– Как только вы доставите мне ребенка.
18
Чантория с благодарностью приняла предложение Траффорда забрать у нее ребенка на несколько часов. Она совсем сбилась с ног. В субботу Незабудка выходила замуж, и весь дом бурлил, готовясь к этому празднику.
Свадьбы считались важнейшими событиями, безусловно центральными для жизни всего общества. Храм неустанно подчеркивал огромное значение и святость брака.
– Это торжественное провозглашение союза между мужчиной и женщиной, – громко вещал исповедник Бейли на каждой церковной сходке, – союза, заключаемого ради того, чтобы появлялись на свет детишки и продолжалась семейная жизнь, лежит в основе бытия всякого мирного богобоязненного общества.
Браки были глубоко положительным явлением. Из этого сам собой следовал вывод, что люди, которые постоянно меняют супругов, заслуживают одобрения и подражания, ибо они более благочестивы и любвеобильны, нежели их сограждане.
Конечно, в прежние времена духовные лидеры населения, погрязшие в слабостях и невежестве, не понимали истинного смысла, вложенного Богом-и-Любовью в великий институт брака. Тогда полагали, что добрые слова Иисуса, произнесенные им на свадьбе в Кане Галилейской, означают, будто наилучший духовный путь – это оставатьсяв браке. Теперь-то люди наконец поняли, что на самом деле Иисус говорил о необходимости вступатьв брак.
– Иисус праздновал в Кане не брак, а свадьбу, – разъяснял пастве исповедник Бейли. – И не надо их путать!
Значение имела только свадьба – тот чудесный миг, когда мужчина и женщина полностью предаются друг другу телом и душой во имя Любви и Господа Бога. С точки зрения общественного блага такие события попросту не могли происходить слишкомчасто.
– Будничность и рутина губительны для истинной веры, – утверждал отец Бейли. – Зачем Господу любовь, которая настолько износилась, что ее приходится беречь из последних сил? Это уже не любовь! Это привычка! Нельзя брести по жизни, довольствуясь чувствами второго сорта. Жизнь – не репетиция. Второго шанса у вас не будет. Так смелей же! Ловите момент! Хватайте то, что вам нравится. Вы заслуживаете большего! Чем больше всего, тем лучше! Больше пыла! Больше страсти! Больше экстаза! Больше еды и напитков! Больше хороших товаров! Больше секса! Берите – все это ваше! Хватайте все подряд во имя Господне. Что может быть приятнее свадьбы? Что может быть приятней еды, питья и плотских утех? Ведь это дары Божьи! А на свадьбе все три этих дара представлены в изобилии, и все потребляются в строгом соответствии с нашими духовными обетами. Что здесь может не нравиться?
Для Траффорда в одержимости общества свадьбами крылось еще одно вопиющее противоречие, о котором он должен был помалкивать. С его точки зрения, весь эмоциональный заряд свадьбы порождался только абсолютной уверенностью в нерушимости заключаемого брака. Этот день мог стать поистине счастливым лишь при молчаливой убежденности всех заинтересованных лиц в том, что событие, которое они отмечают, уникально и неповторимо, что новый союз двух любящих сердец и вправду навеки скрепляется небесной печатью. Каждая песня, каждый тост, каждая слезинка и каждое обещание были напрямую связаны с единственностьюторжества и теми недвусмысленными обязательствами, которые брали на себя жених и невеста по отношению друг к другу, – но при этом все присутствующие, и в первую очередь сами жених и невеста, отлично знали, что их совместная жизнь продлится максимум два-три года. Повторные браки поощрялись и законами общества, и его моралью, однако начало каждого из них полагалось отмечать так, словно другого уже не будет.
– Я никогда по-настоящему не любила Кавалериста, – признавалась Незабудка своим многочисленным подружкам. – И Супермена, и Героя-Любовника. Лексус – это первая настоящая любовь в моей жизни.
Все обитатели дома искренне радовались за Незабудку и восхищались той решимостью, с какой она круто изменила свою судьбу. Разрыв с Кавалеристом не сломил ее морально и физически, да и утрата маленького Сникерса в конечном счете помогла ей стать удивительно сильной и цельной личностью.
– Я часто беседовала с Богом, – уверяла она гостей, которые толпами приходили ее поздравлять, и еще более широкую аудиторию, состоящую из посетителей ее блога. – Он говорил мне, что я прекрасна, и я ему верю.
Наблюдая за ней на большом экране, Траффорд невольно задавался вопросом об истинных масштабах ее нынешнего счастья. Она потеряла ребенка всего несколько месяцев назад, и ему просто не верилось, что от этого потрясения можно оправиться так быстро. Потягивая алкопоп, Незабудка смотрела в веб-камеру ошалевшими глазами и твердила, что она счастлива, но Траффорд почему-то не чувствовал ничего, кроме грусти. Возможно, он фантазировал, приписывая Незабудке ту же душевную опустошенность, с которой сам ежедневно вспоминал Ласковую Голубку, но это казалось ему сомнительным. Траффорд был почти уверен: она ведет себя так потому, что считает подобное поведение единственно правильным.
– А самое главное, – заявила со стены Незабудка, – самое главное, что я знаю, я точно знаю, что мой малыш, Сникерс, смотрит на меня оттуда и ему ужасно нравится его новый папочка. Честно говоря, я просто убеждена, что это Сникерс нашел Лексуса и привел его ко мне.
Неужели она и вправду в это верит? На каких фактах основано это ошеломляющее предположение? Наверное, именно такой вопрос задал бы Кассий. Да и ему, Траффорду, следовало бы задать такой вопрос, но он, конечно, не рискнул. Как и все остальные, он согласился с Незабудкой в том, что возвращение ее мертвого ребеночка на землю с целью отвести свою мать в паб, где сидел местный специалист по уничтожению вредных животных Лексус, является наиболее вероятным объяснением их счастливой встречи.
– А секс у нас просто волшебный, – в тысячный раз повторила Незабудка всем, кто ее слушал. – Мой Лекс лучше всех. Он знает, что нужно женщине. Чего мы только не делаем! Надеюсь, многие из вас сами увидят. Ого! Я такая везучая!
Чантория помогала ей с платьем. Она взялась вручную прикрепить к шлейфу тысячи разноцветных лампочек-мигалок. Как и любая другая невеста, Незабудка хотела, чтобы ее платье было самым эффектным на свете, и на его пошив ушло не меньше десяти квадратных метров белого пластикового полотна.
– Когда я выходила за Кавалериста, я была в кремовом, – объяснила она, – но теперь могу надеть белое благодаря Лексусу, который оплачивает восстановление моего гимена, так что я опять стану девственницей. Это значит, что до свадьбы нам придется обходиться без интима целых сорок восемь часов. Правда, романтично?
Как и все жительницы их дома моложе пятидесяти, Чантория была подружкой невесты. Траффорд не сомневался, что ее пригласили только для массовости: популярность Незабудки в их небольшом сообществе требовала, чтобы ее свадьба праздновалась с размахом. Конечно, будут и карета, и двойной трон, эти непременные атрибуты любого бракосочетания, но истинный статус свадьбы зависел от того, каким количеством женщин в одинаковых платьях невеста сумеет себя окружить. Именно по этой причине Чантория временно попала в число ближайших подруг Незабудки и была очень этому рада. По ее мнению, такой уровень социального признания гарантировал ей защиту от травли. Траффорд не мог с ней согласиться: он знал, что дружеские связи тонки, как паутинки, и что жертвой разошедшейся толпы может стать кто угодно. В конце концов, линчевать у них в городе любили не меньше, чем гулять на свадьбах.
