Текст книги "Грехи святого (ЛП)"

Автор книги: Белла Джей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Господи, Святой. Прекрати, – с отчаянием попросила Мила, обхватив пальцами мой локоть. Но я просто вырвался из ее рук и посмотрел на отца острым, как кинжал, взглядом. Ядовитая смесь ярости и ненависти уже овладела мной и лишила меня всякого здравого смысла. Здравый смысл, в том числе и тот, что убийство на людях не одобряется.

– Мы с Милой просто поговорили по душам. – Голос отца был спокоен, выражение лица не поддавалось прочтению. – Нет необходимости устраивать сцену.

– О, поверь мне, это не сцена. Сцена – это когда я разбиваю твой череп о гранитную столешницу. Вот это была бы сцена.

– Святой. – Мила встала между мной и отцом, спиной к нему, и ее пристальный взгляд остановился на мне. – Послушай меня. Ты должен отвезти меня домой сейчас же. Пожалуйста. – Ее голос был тихим, но я уловил легкую дрожь, которая отражалась в ее словах. Отчаянная просьба не превращать меня в человека, который убил ее предполагаемого друга. Или в человека, убившего ее брата-психопата. Боже, я был на грани. Я был на грани того, чтобы превратиться в этого человека. – Сэйнт, пожалуйста. Тебе нужно кое-что узнать, но сначала мне нужно вернуться домой.

Я опустил свой огненный взгляд на нее и на секунду подумал только о том, как наказать ее. Заставить ее пожалеть о том, что она солгала и пошла за моей спиной на встречу с человеком, которого я ненавидел больше всего. Все, что я видел, это оттенки красного, ее кожу, ее боль… боль, которую я причиню. Но потом я заметил, как дрогнула ее нижняя губа, и она потянулась за ухом, рассеянно касаясь своего шрама, верный признак того, что она нервничает. Боится.

Черт. Мне пришлось заставить себя сделать вдох, выдохнуть и заставить себя держать себя в руках. Я обхватил пальцами ее локоть и потянул за собой, бросив взгляд на отца.

– Держись от нас подальше, или я буду тем, кто тебя похоронит.

Я столько всего хотел ему сказать. Столько проклятий и угроз я хотел выплюнуть. Но недоуменные взгляды гостей и отчаянные мольбы жены заставили меня проглотить полный рот оскорблений.

– Это последний раз, когда я предупреждаю тебя без кровопролития. Клянусь Богом!

Вцепившись пальцами в руку Милы, я повернулся и почти волоком вытащил ее из оживленного ресторана. Мне было совершенно наплевать на то, что подумают посторонние. Все, что меня волновало, это сохранить контроль над ситуацией и доставить Милу домой.

Виктор последовал за нами из ресторана. Как только мои ноги коснулись тротуара, я размахнулся и ударил его по чертову лицу. Виктор отшатнулся назад, обеими руками зажимая нос.

– Я должен сейчас хоронить твой гребаный труп.

– Святой, остановись!

Я бросил взгляд в сторону Милы.

– Не лезь в это. Для одного дня ты уже достаточно натворила. – Я обернулся к Виктору, который держался за кровоточащий нос. – Что касается тебя… Мне не очень нравится идея, что моя жена будет свидетелем того, как я всаживаю нож в твое сердце. Так что будь благодарен, что она здесь, потому что только благодаря ей ты сейчас дышишь. Но знай, – я шагнул ближе, и только гнев заскрежетал в моем позвоночнике, – ты никогда не найдешь в этом городе работу, мать твою, ты меня понял? Твой отец, два твоих брата, твои чертовы племянники никогда больше не будут работать в этом гребаном городе. Я позабочусь об этом.

– Святой, – воскликнула Мила, – прекрати, ладно? Ты сейчас ведешь себя как сумасшедший.

Я перевел взгляд на нее.

– Ты не имеешь права говорить сейчас. Садись в эту чертову машину. – Я указал на черный "Мазерати", припаркованный на полосе для запрета парковки. Поиск законного места для парковки не был моим главным приоритетом, когда я с визгом шин подъехал к ресторану.

Мила смотрела на меня глазами, в которых одновременно читались паника, страх и разочарование. Но мне было все равно. В течение двадцати чертовых минут я представлял себе самое худшее. В течение двадцати долбаных минут в моей голове разыгрывались все кошмары. Поэтому я был уверен, что, пройдя через ад и обратно пять тысяч чертовых раз за несколько минут, я могу вести себя как сумасшедший.

– Мы просто разговаривали. – Ее глаза не отрывались от моих, в зеленых глазах мерцала решимость не пугаться меня.

– Дай угадаю. О моей матери и о том, что он не имеет никакого отношения к ее очевидному самоубийству.

– Он имеет…

– Послушай меня. – Я схватил ее за плечи и слегка встряхнул, пока мои пальцы вгрызались в ее плоть. – Что бы он тебе ни сказал, он, блядь, манипулирует тобой. Вот что он делает, Мила. Он манипулирует. Он обманывает. Он, блядь, лжет. Это. То. Что. Он. Делает.

– Ты делаешь мне больно. – Ее глаза вспыхнули, когда она уставилась на меня, и я тут же отпустил ее.

Я подошел к ней так близко, что ей пришлось задрать шею, чтобы не отводить взгляд, пока я изучал ее лицо.

– Елена была права. – Слова резанули меня по горлу, словно лезвия предательства. – Ты не веришь мне. Ты не веришь, что мой отец убил мою мать.

Она прищурила глаза и покачала головой.

– Дело не в этом. Если ты позволишь мне все объяснить и…

– И что? Повторить ту ложь, которую он тебе только что сказал? Попытаться убедить меня, что мой отец – хороший человек? Я не хочу этого слышать, Мила. – Мое сердце сжалось от боли, смертельная смесь гнева и разочарования разорвала мою грудь. – Что бы он тебе ни сказал, я не хочу этого слышать. Ты понимаешь меня, Мила?

Я наблюдал, как она сглотнула.

– Я спросил, понимаешь ли ты меня?

Ее ноздри раздувались, глаза пылали красным пламенем неповиновения.

– Я понимаю.

– Хорошо.

Я снова повернулся к Виктору, мой палец чесался нажать на курок пистолета, спрятанного за спиной.

– Лучше сделай так, чтобы я больше никогда, блядь, не видел твоего лица.

Ненависть в глазах Виктора меня не испугала. Многие мужчины смотрели на меня точно так же, и это перестало на меня действовать. Хлопнула дверца машины, и я оглянулся через плечо, чтобы увидеть Милу на заднем сиденье такси.

– Господи! Ты что, блядь, серьезно сейчас?

Такси свернуло в оживленное нью-йоркское движение, как раз когда я бросился к нему. Мила смотрела на меня из окна, и я не мог поверить в то, что она делает. Это было похоже на Италию.

– Черт!

20

МИЛА

Я ненавидела то, как он на меня смотрел. Словно мы вернулись туда, где были несколько недель назад, – я все еще была пленницей, а он – похитителем. Мужчиной, который владел мной, а не любил. Ярость, пылавшая в его радужных глазах, была смертоносной, питаемой злобой и презрением. Когда же я научусь? Когда я пойму, что даже самые продуманные планы не могут обмануть моего мужа, особенно когда дело касается меня? Он всегда был на два шага впереди, знал каждый мой чертов шаг.

Я должна была догадаться, что он будет обдумывать слова Елены, когда она заявит, что я им не верю. Она была ему как мать; конечно, он воспринял бы ее всерьез, даже если бы не хотел в это верить. Но после разговора с мистером Руссо я поняла, что тайну, связанную со смертью матери Сэйнта, необходимо раскрыть. Это был единственный способ для Сэйнта разобраться со своими прошлыми демонами и жить дальше.

Такси припарковалось перед нашим домом. Я вышла из машины, промчалась через холл к лифту и за три секунды нажала на кнопку двадцать раз, то и дело оглядываясь через плечо. Адреналин бурлил в моих венах, и я не могла стоять на месте, с нетерпением наблюдая за тем, как загораются цифры на панели. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем лифт поднялся на последний этаж.

– Давай. Давай. Открывай!

Прозвенел звонок, и двери распахнулись. Мои каблуки застучали по полу, когда я бросилась в фойе. Я молила Бога, чтобы я ошиблась. От одной мысли об этом у меня сводило живот и болела грудь.

– Елена? – Позвала я, добравшись до двери ее спальни. Я постучала. – Елена, ты там? Елена?

Дверь распахнулась, и она запахнула свой белый халат.

– В чем дело?

– Ключ, – проговорила я, проходя мимо нее и входя в комнату. – Мне нужно увидеть ключ.

– Какой ключ?

– Ключ, который я нашла в твоей сумочке в день твоего приезда.

Она медленно закрыла дверь, ее брови сдвинулись внутрь, когда она уставилась на меня.

– Что происходит, Мила?

Я провела рукой по волосам и изо всех сил попыталась сделать вдох и успокоить бешено бьющееся сердце. Но от одной только мысли об этом у меня заныло в голове, и я должна была знать, что ошибаюсь. Пожалуйста, Боже, пусть я ошибаюсь.

Я глубоко вдохнула.

– Я просто… могу я, пожалуйста, увидеть ключ, Елена?

– Прости, дорогая, но я понятия не имею, о каком ключе ты говоришь. А теперь, пожалуйста, зайди чуть позже. Я как раз собиралась немного отдохнуть. Я устала.

– Елена, мне очень жаль. Но мне нужно увидеть этот ключ. Ключ, который я нашла в твоей сумке и который, как ты сказала, был сувениром. – Я приложила руку ко лбу, пытаясь вспомнить ее слова. – Ты сказала, что это сувенир того дня, когда ты нашла… – Я замолчала, воспоминания о ее словах медленно просачивались в мое сознание, и последний кусочек головоломки встал на место. – День, когда ты нашла дверь, которая привела тебя к миру, о котором ты всегда мечтал. – Я втянула воздух, и сердце заколотилось в груди. Я сузила глаза. – Это была ты. Это ты заперла дверь снаружи.

На долю секунды выражение ее лица потемнело, но ей удалось снова надеть маску неведения.

– Мне очень жаль, Мила. Но я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Ты лжешь. – Мой голос дрожал, сердце все еще колотилось от неверия. – Где ключ?

Она смотрела на меня так, словно жалела меня. Как будто я сошла с ума.

– Я действительно не понимаю, о чем ты говоришь. Ты уверена, что с тобой все в порядке? – Она шагнула ближе, желая положить ладонь мне на лоб, но я отпрянула, не позволяя ей дотронуться до меня.

– Мы были в этой комнате. Я достала ключ из твоей сумки, а ты сказала, что это сувенир.

Она издала тихий смешок.

– О, мое дорогое дитя. Думаю, тебе нужно немного отдохнуть.

– Елена! – Крикнула я, когда разочарование взяло верх. – Хватит врать.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – Сэйнт вошел, нахмурив темные брови, он перевел взгляд с меня на Елену, потом обратно на меня.

– У нее есть ключ, Сэйнт, – проговорила я. – Ключ у нее в сумочке. Я видела его.

– Какой, блядь, ключ?

Черт. У меня голова шла кругом. Мне нужно было успокоиться, чтобы разобраться в своих мыслях. Я подошла к нему и понизила голос.

– Твой отец. Он рассказал мне о том, как…

Сэйнт поднял руку, заставив меня замолчать, словно я была всего лишь капризным ребенком.

– Я же сказал тебе. Я не хочу знать ни о какой лжи, которую он тебе говорил.

– Это не ложь. Просто есть ключ…

– Подожди, – вмешалась Елена, – ты…

– Да, – с усмешкой ответил Сэйнт, – она ходила к моему отцу за моей спиной.

– Что? – Я переводила взгляд с Сэйнта на Елену, и у меня вдруг возникло ощущение, что надо стоять на своем. – Нет. Просто послушай меня.

– Я же говорила тебе, Марчелло, – Елена скрестила руки, ее темно-карие глаза смотрели на меня с разочарованием, – я говорила тебе, что она тебе не верит.

– Это неправда.

Елена подошла ближе, ее белый халат задевал лодыжки.

– Тогда зачем было идти за спину Марчелло, чтобы увидеться с человеком, который причинил нашей семье столько боли?

– Я просто хотела получить ответы, – процедила я сквозь стиснутые зубы.

– Ответы, которые Марчелло не смог тебе дать?

– Это не…

– Мила. – Голос Святого пронесся по комнате, как молния. – Прекрати это. – Он попытался схватить меня за руку, но я вырвалась.

– Нет! – Прошипела я. – Нет. Я не позволю тебе обращаться со мной как с гребаным ребенком. Ты просто выслушаешь меня две гребаные минуты…

– Чтобы распространить ложь? – Елена уронила руки на бока.

Я подняла глаза на Сэйнта, безмолвно умоляя его выслушать меня. Чтобы он дал мне шанс, как его жене, сказать то, что мне нужно.

Елена двинулась к двери своей спальни.

– Мы не…

– Пусть она говорит. – Святой не сводил с меня глаз.

– Марчелло.

Святой поднял руку, заглушая возражения Елены.

– Я сказал, пусть она говорит.

Елена насмехалась, раздражение было написано на каждой черточке ее лица. Я подошла к Святому.

– Я нашла ключ в сумочке Елены в тот день, когда она приехала сюда.

– Какой ключ?

– Это был старый латунный ключ. На нем были ржавые украшения. Старинный ключ.

– Это абсурд, – пробормотала Елена.

Я положила руку на руки Сэйнта, скрещенные перед его грудью, отчаянно надеясь, что он поверит мне и увидит картину в целом.

– Твой отец сказал мне, что одна из причин, по которой ты был так уверен в том, что твоя мать не совершала самоубийства, заключалась в отсутствии ключа.

Сэйнт переминался с ноги на ногу, его взгляд переходил с меня на Елену, потом обратно.

– Дверь в спальню была заперта, – продолжила я. – Тебе с Джеймсом пришлось сломать ее, чтобы попасть внутрь. Но ключа внутри не было, значит, она была заперта снаружи.

Сэйнт скривил губы, вспомнив воспоминание, которое, я уверена, он предпочел бы забыть.

– К чему ты клонишь, Мила?

Я повернулась к Елене лицом и тяжело сглотнула, потому что знала, что была права. А еще я знала, что сейчас разобью сердце Сэйнта правдой.

– Где ключ, Елена?

Ее ноздри вспыхнули.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. – Все, что требовалось, это доля секунды. Один короткий миг, когда она позволила своим нервам взять верх, и она посмотрела на комод, а затем перевела взгляд на меня. Именно в эту долю секунды она выдала двадцатилетний секрет.

Я бросилась через комнату и открыла комод, обнаружив внутри сумку Елены.

– Не смей. Это вторжение в частную жизнь. – Она бросилась в мою сторону. – Я не буду стоять…

Святой шагнул к ней, предупредив одним лишь хмурым взглядом.

Я открыла боковой карман и достала ключ. Сжимая его в руке, я закрыла глаза и перевела дыхание, прежде чем повернуться лицом к мужу.

– Это тот самый ключ?

Лицо Сэйнта стало пепельным, его взгляд задержался на ключе в моей руке. Он не двигался, и по тому, как он смотрел на ключ, я поняла, что это тот самый ключ, который он искал все эти годы. Ключ, который преследовал его… до сих пор.

Я молчала, едва переводя дыхание. В его глазах я словно видела того подростка. Крики. Панику. Боль. Горе, когда вся его жизнь была разорвана в клочья. Мое сердце обливалось кровью из-за него. Моя душа плакала по нему. Никогда в жизни мне так сильно не хотелось ошибиться. Но я знала, что не ошибаюсь.

Его рука дрожала, когда он протягивал ее, пальцы подрагивали, словно он ожидал, что ключ сгорит при прикосновении.

– Марчелло, – набросилась на него Елена, – это не…

Он развернулся и схватил ее за плечи, в его радужных глазах пылал дьявольский гнев. Сердце заколотилось в горле, когда я увидела, как он сжимает ее костлявые плечи.

– Почему у тебя ключ от спальни моей матери?

Она судорожно пыталась вырваться из его рук, но все было бесполезно.

– Я никогда в жизни не видела этого ключа. Мила, она его подбросила. Твой отец, должно быть, дал его ей.

– Что? – Воскликнула я. – Нет. Это неправда.

– Конечно, правда. – Карие глаза Елены сверкнули на меня. – Ты подбросила этот ключ.

– Я ничего такого не делала, и ты это знаешь. Я нашла этот ключ в ночь твоего приезда.

– Ложь!

– Ты была влюблена в его отца. Ты не могла смириться с тем, что он счастлив с твоей сестрой и что она может родить ему сына. Ты была отчаевшейся женщиной, Елена. И твоя ревность толкнула тебя на убийство.

Глаза Елены вспыхнули убийственным блеском.

– Это ложь из уст Люцифера.

– Это правда!

– Заткнитесь! – Крикнул Святой, и его голос гулко ударился о потолок. – Вы обе. – Он отпустил Елену, и она ухватилась за столбик кровати, чтобы устоять на ногах. – Я, блядь, не могу нормально соображать. Это все…

– Правда, – спокойно произнес голос из другого конца комнаты.

Сэйнт обернулся, и мы все уставились на мистера Руссо, стоящего в дверях, а за ним – Виктор.

– То, что сказала Мила, – правда. – Его взгляд остановился на Елене, но в его глазах не было ненависти или обиды. Это было почти как… сострадание. Как будто он понимал, в чем причина ее горько-сладкого наваждения и ревности. – Когда-то мы с Еленой были влюблены друг в друга, до того, как она вышла замуж за Альфонсо. – Он посмотрел на Сэйнта. – До того, как я влюбился в твою мать.

Сэйнт провел ладонью по лицу и прислонился к стене, как будто его ноги вот-вот подкосятся.

– Я не…

– Не понимаешь? – Елена огрызнулась. – Конечно, не понимаешь. Твоя мать была такой чертовски идеальной в твоих глазах, что ты и подумать не мог, что у твоего отца могли быть чувства к кому-то, кроме нее.

– Это ты убила ее, Елена? – Мистер Руссо вошел в комнату. – Ты убила мою жену?

Мой взгляд метался туда-сюда между ним и Еленой, когда я незаметно переместилась в сторону Сэйнта.

– Убила? – Потребовал он, приблизившись к ней.

Елена не отступила. Она стояла на своем и расправила плечи, отказываясь забиваться в угол, как добыча.

– Она тебя не заслужила.

Я схватила Сэйнта за руку, зная, что каждое слово, которое она сейчас произнесет, расколет его на части.

– Ты должен был любить меня. Я должна была стать той, кто всегда будет владеть твоим сердцем. – Ее взгляд смягчился, непролитые слезы блестели в тусклом свете спальни.

Мистер Руссо медленно, шаг за шагом, двинулся к ней, пока она говорила с ним с печалью, которая почти разрывала сердце.

– Мне пришлось сидеть в стороне и наблюдать, как ты все больше и больше влюбляешься в нее. А потом она подарила тебе сына. – Она посмотрела на Сэйнта. – И после этого я поняла, что потеряла тебя навсегда.

Я почувствовала, как ярость Святого накатывает на него волнами, и увидела огонь в его глазах. Его грудь вздымалась и опускалась с каждым гневным вздохом. Он едва удерживал последний клочок контроля над собой.

Елена откинула светлые волосы на плечи, отчаянно пытаясь не показать, как она напугана тем, что на нее обрушилась правда.

– В тот день, когда я рассказала сестре о нас, я до сих пор помню выражение ее лица. Мне никогда не было так чертовски хорошо, как в тот день. – Она зарычала. – Я была так уверена, что она бросит тебя, разведется с тобой после того, как я рассказала ей о нас. Но она была чертовски упряма и не хотела, чтобы ее сын рос в неполной семье.

– Значит, ты ее убила? – Мистер Руссо стоял в нескольких футах от нее, Виктор – рядом. – Ты убила собственную сестру?

– Она была не для тебя. – Наконец ее силы начали иссякать, и по щеке скатилась одна-единственная слеза. – И я больше не могла смотреть, как ты любишь другую женщину. – Ее взгляд упал на землю, на лице появилось отрешенное выражение. – Это было так просто… подсыпать таблетки в красное вино, которое мы пили той ночью. Я притворялась, что хочу все с ней обсудить, молила о прощении, а сама смотрела, как она пьет один бокал за другим, медленно приближаясь к смерти, даже не подозревая об этом.

По ее лицу текли слезы, но в ее глазах не было сожаления, когда она смотрела на Сэйнта.

– Я не собиралась так сближаться с тобой, Марчелло. Но когда ты бросился ко мне в объятия той ночью, плача и ища утешения в моих объятиях, я поняла, что это был Божий способ дать мне то, чего я никогда не могла иметь сама. Сына.

– Все это время, – начал Сэйнт, его голос был низким от недоверия. – Все это время ты подпитывала ненависть, которую я испытывал к отцу, заставляя меня верить, что он – чудовище, разрушившее мою жизнь, хотя на самом деле, – он сделал паузу и сглотнул слезы, которые, как я видела, блестели в его глазах, – чудовищем все это время была ты.

Она улыбнулась сквозь слезы, одинокой, но довольной улыбкой.

– Я не буду извиняться. Я никогда не скажу, что сожалею о том, что сделала. Но есть одна вещь, о которой я сожалею, одна вещь, которую я бы сделала по-другому. – Она вытерла слезы со щек, глядя на Сэйнта с другого конца комнаты, на ее губах играла самодовольная улыбка, но глаза были лишены эмоций. – Если бы я могла сделать это снова, я бы вогнала кол в ее сердце, чтобы она могла смотреть мне в глаза, пока умирает, зная, что это я ее убила.

Сэйнт зарычал, как демон, вырвавшийся из адских оков, и я не успела остановить его. Он потянулся к пистолету за спиной, и я закричала, чтобы он остановился, но кто-то словно нажал на кнопку отключения звука, и я смотрела, как Сэйнт собирается совершить самую большую ошибку в своей жизни.

Елена попыталась отодвинуться с дороги, ее раненая нога заставила ее упасть вперед, и мистер Руссо схватил ее. Раздался выстрел, громкий треск разорвал мои барабанные перепонки пополам. Я знала, что кричу, но не слышала ни звука. Я наблюдала, как тело Елены обмякло в руках мистера Руссо. Ее губы разошлись, большие карие глаза расширились, их свет померк.

Все, о чем я могла думать, это то, что Сэйнт убил Елену. Он застрелил свою тетю, женщину, которая была ему ближе всего к матери. Все это было слишком сюрреалистично, и мое зрение затуманилось, когда я увидела, как Елена умирает.

Ее голова склонилась на плечо мистера Руссо, а губы шевельнулись, когда она прошептала что-то, что заставило его закрыть глаза, и слеза скатилась по его лицу. Он пошевелился, и Елена захлебнулась кровью, хлынувшей из ее рта. И тогда я увидела это. Рука мистера Руссо держала черенок ножа… ножа, который был глубоко всажен в живот Елены.

– О, Боже мой!

21

СВЯТОЙ

Я был уверен, что именно пуля моего пистолета стала причиной пунцового пятна, пропитавшего ее белый халат. Я нажал на курок. Я почувствовал шок и давление, когда пуля вылетела из ствола. Я кричал себе, что надо остановиться, не нажимать на курок. Но ее слова зажгли фитиль, и я не мог остановить его. Я не мог остановить вспышку гнева.

От удара у меня зазвенело в ушах – это был единственный звук, который я слышал, поскольку все вокруг отключилось. Краем глаза я видел, как Мила выкрикивает мое имя, но не слышал ее голоса. Но когда звук начал проникать в тишину, гудящую в моих барабанных перепонках, я понял, что это был не я. Кровь, которая медленно растекалась по волокнам ее белого халата, была не из-за меня.

Это был мой отец. Это его нож превратил ее маленькую фигурку в безжизненное тело, прижатое к его груди.

Он убил ее. Мой отец убил тетю Елену.

Пистолет выпал из моей руки, а легкие не могли выдохнуть, пока я наблюдал за разворачивающейся передо мной сценой. Мой отец осторожно положил ее тело на кровать. Он убрал с ее лица светлые волосы, шепча слова на итальянском. Слова, которые предназначались только для нее.

Рядом со мной раздался тихий всхлип, и я взглянул на Милу. Ее лицо было бледным, слезы четко прослеживались по изгибу щек. Она смотрела на меня заплаканными глазами, и ее душевная боль отражала мою собственную. Все, что я мог сделать, это потянуться к ней и притянуть ее к себе не потому, что думал, что ей это нужно, а потому, что знал, что это нужно мне.

Мила прижалась к моей груди, и я крепко обнял ее, ее тело содрогалось от слез, которые продолжали вытекать. Боже, не так я представлял себе эту ночь. Я был так зол на Милу, так уверен в ее предательстве, встретившись с моим отцом за моей спиной, что сделал невозможным ее разговор со мной. Не дал ей шанса рассказать о том, что она знала. И вот я здесь, не в силах осознать, что, черт возьми, только что произошло, моя голова гудит от лжи и обвинений, обмана и крови.

– Это была Елена, – пробормотал я про себя. – Это все время была она.

Отец повернулся ко мне лицом, выражение его лица было мрачным, а рука была измазана в крови Елены.

– Я не знал. Я даже не подозревал…

– Я тоже, – признался я, еще крепче прижимая к себе Милу. – Я был так уверен, что это…

– Я. Я знаю.

– Я столько раз обвинял тебя в том, что у тебя роман. – Мила отстранилась, и я двинулся к отцу. – Почему ты не сказал мне правду?

– И лишил тебя единственного человека, к которому ты привязался после смерти матери? Нет. Я не мог этого сделать.

– Вместо этого ты позволил своему сыну ненавидеть тебя, считая, что ты за всем стоишь?

Он провел ладонью по лицу, его грудь вздымалась и опускалась.

– Я делал то, что считал правильным, Марчелло. Я думал, что Елена тебе подходит. Она дала тебе то, в чем ты нуждался в отсутствие матери.

Я потер затылок, переводя взгляд с тела Елены на отца.

– Дала. Она была мне как мать. Поддерживала меня. Слушала, как я неистовствую, как ненавижу тебя и как убежден в твоей вине. Тем временем, – я тяжело сглотнул, поджав губы, – тем временем она знала… она, черт возьми, знала, что я все неправильно понял, потому что это была она. Это все время была она.

Отец положил руку мне на плечо, а я смотрел на Елену, из которой вытекла вся жизнь.

– Ты не мог знать. Никто из нас не мог знать.

И вот так мир, в котором, как мне казалось, я жил, изменился в одно мгновение. Я потерял еще одного человека, который был мне очень дорог, которого я любил, но только потому, что меня ввели в заблуждение с помощью лжи.

– Она притворялась, что ненавидит тебя так же сильно, как и я. – Я посмотрел на отца. – Она поддерживала меня во всех моих попытках погубить тебя, утверждая, что это справедливость за смерть ее сестры.

– Действия Елены были продиктованы ревностью. Она думала, что после смерти твоей матери мы сможем возобновить наши любовные отношения. Но как только она увидела, как я оплакиваю свою покойную жену, как я сломлен горем, она поняла, что для нее нет места в моей жизни. – Он глубоко вздохнул. – Так что в каком-то смысле… она действительно ненавидела меня.

Я почувствовал, как Мила вложила свою руку в мою, безмолвно заявляя о своем месте рядом со мной. Защитник во мне отбросил все смятение, требовавшее объяснений, и напомнил, что моя жена важнее.

Я притянул Милу ближе.

– Давай выведем тебя отсюда. – Я вывел ее из спальни, не желая, чтобы она еще хоть секунду смотрела на тело Елены.

Мы прошли по коридору и, миновав колонны, ведущие в гостиную, я притянул ее к себе и обхватил руками за плечи, прижимая ее миниатюрную фигурку к себе.

– Прости меня, Segreto, – прошептал я, зарываясь лицом в ее шею. – Прости, что я не нашел времени, чтобы выслушать тебя.

Мила прижалась к моему телу, и я почувствовал ее тепло, которое успокаивало бушующее во мне смятение.

– Мне жаль, что я оказалась права. – Ее голос дрогнул, и я почувствовал, как зашевелилась ее грудь, когда она сглотнула. – Я так хотела ошибиться, Сэйнт. Всю дорогу сюда я молилась, чтобы у меня как-то перепутались провода. Я знаю, как сильно ты ее любил. Боже, – вздохнула она, – я тоже ее любила.

Я приподнял ее подбородок, чтобы она посмотрела на меня.

– Клянусь Богом, я больше никогда не буду сомневаться в тебе. Несмотря ни на что, я всегда буду прислушиваться ко всему, что ты скажешь. Клянусь.

От отчаяния я поцеловал ее, нуждаясь в комфорте ее вкуса. Мое сердце было разбито из-за лжи, в которую меня заставляли верить всю мою жизнь. Мой разум был на грани разлома от осознания того, что ненависть, наполнявшая все мое существование, была основана на обмане единственного человека, которому я по-настоящему доверял. И теперь… теперь я нуждался в своей жене больше, чем когда-либо прежде.

Я прислонился лбом к ее лбу и закрыл глаза, ощущая ее вкус на своих губах.

– Я люблю тебя, Segreto. – Я положил ладонь на ее живот. – Я люблю вас обоих.

ЭПИЛОГ

МИЛА

Я не могла поверить, что нашей малышке уже шесть недель. Катарина была центром нашей жизни с самого рождения. Ее рождение прошло не так, как планировалось. Я очень хотела родить нормально, но по какой-то причине в тот день природа была против меня. В итоге пришлось делать экстренное кесарево сечение, прежде чем я смогла подержать свою малышку на руках.

Мы со Святым решили оставить пол ребенка в секрете. Это был один из немногих сюрпризов, которые может преподнести жизнь и которые никогда не оставят вас разочарованными. Я была уверена, что это мальчик, а Сэйнт продолжал называть нашего будущего ребенка своей маленькой Принцессой, что было странно, ведь я всегда представляла Сэйнта мужчиной, который хотел бы иметь мальчика. Сына, который продолжит фамилию.

Но, как оказалось, он был прав.

Через неделю после того, как отец Сэйнта убил Елену, Джеймс вернулся из поездки с женщиной, которую я не знала. Только после того, как Сэйнт представил ее, я поняла, кто она.

Моя мать.

Поначалу было тяжело. Трудно было смотреть на нее и не чувствовать обиды из-за ее решения отдать меня в младенчестве. Но в типичной манере Сэйнт сумел докопаться до истины, и оказалось, что у моей матери не было выбора. Отец решил отдать меня на воспитание, потому что сильно ненавидел Руссо. Он не мог смириться с мыслью, что его дочь будет замужем за одним из них.

Хорошо, что его уже нет в живых, потому что его дочь не только вышла замуж, но и безнадежно влюбилась в Руссо и родила от него ребенка.

Я была потрясена, узнав, что Рафаэль против воли заставил мою мать лечь в клинику, чтобы она не стала проблемой в его извращенной затее – продать компанию, чтобы купить себе путь в секс-бизнес.

Мы также узнали, что анонимное письмо, написанное Святому и сообщившее ему о моем существовании задолго до начала нашего путешествия, было написано не кем иным, как моей собственной матерью. Именно она предупредила адвокатов Сэйнта о втором завещании и дополнительном пункте, из-за которого мы с Сэйнтом чуть не расстались. Она знала, по какому пути идет Рафаэль, и он сделал так, что она не могла вмешаться… что, в конце концов, ей и удалось сделать. Все это время именно она приводила в движение события прошлого. Благодаря простому письму все наши жизни изменились. Но все это было в прошлом, а сейчас, спустя несколько месяцев, мы со Святым снова были в Италии, жили в его поместье, и не было слов, чтобы описать то счастье, которое мы обрели друг в друге.

Я натянула одеяло повыше и убедилась, что маленькой Катарине тепло и уютно. Святой обнял меня за талию.

– У нашей дочери самое красивое имя.

Я улыбнулась.

– У нашей дочери самые красивые глаза, как и у ее отца.

– Пойдем. – Он щелкнул запястьем и повернул меня к себе лицом. – Я хочу тебе кое-что показать.

– Я не… – Я взглянула на крепко спящую Катарину. – Я просто хочу убедиться, что она…

– Она спит, Мила. Это займет всего несколько минут.

Я хмыкнула и неохотно последовала за ним в кабинет.

– Что ты хочешь мне показать?

– Увидишь.

Мы вошли в его кабинет, и я скрестила руки на груди, когда он обогнул свой стол и повернул ноутбук так, чтобы я могла видеть. Я сузила глаза и посмотрела на то, что казалось чертежами.

– На что я смотрю?

– Чертежи.

Я закатила глаза.

– Это я вижу. Но чертежи чего?

Он обошел стол и встал рядом со мной, обхватив руками мою талию.

– Это чертеж Детского Центра Торрес, который откроется в Нью-Йорке ровно через год.

Мое сердце ёкнуло, а грудь вздыбилась.

– Что… я не…

Он повернул меня к себе, положив руки мне на бедра.